Петр Внук Петра

— Так не велика просьба, государь. Завтра, с утра пошлю гонца к воеводе архангельскому с повелением собрать вех отроков возрастом и именем сходных и прислать их в Петербург. Только чего же ему тут делать надобно будет? Куда применишь его?

Действительно Сергей задумался, что с Ломоносовым делать дальше. Ну, привезёт он Михайлу на год-другой раньше и что? Самому учить — так за то время, что ему отпущено в этом мире, не успеет передать даже свои невеликие знания. Да и не был он особенно склонен к учительской стезе. А просто ввести его в круг приближённых и бросить, умерев, значит обречь на издевательства окружающих.

— Думаю, князь, собрать отроков по примеру деда в потешные себе. Присланных определим как мою специальную команду. Вот пусть при них будет! Посмотрим, может далее учиться куда отправим или в гимназиуме поучаствуют.

— Что ж похвально, что думаешь подражать Императору, только с того ли ты начал? Тебе моими стараниями о судьбе короны беспокоиться нет надобности. Ты, Пётр Алексеевич, государь признанный, природный и первенство твоё в роду оспаривать не кому. Не то, что было у нас с дедом твоим. — Он помолчал. — Что до ребят, то лишь кликнуть изволь, в един миг набегут. И не подлого люда, а первейших российских фамилий сыны.

— Да не нужны мне, князь, родовитые. Простых подниму, и они более верны будут трону, чем роду своему. Тот же Иван Долгоруков — во всем приятен, весел, проворен и лёгок в разговоре, но коли станет дело роду помочь, не столь мои желания будут для него важны, как мнение отца да дядЕй.

Меншиков покачал головой.

— Разумно, вельми разумно. Рад слышать я такие речи, государь. Прости, что ранее считал тебя отроком праздным, недалёким. Но и меня, старика, послушай. Не след вовсе от привечания первейших фамилий отказываться. Боишься ты, что не только себе служить они будут? То понятно. Но и за ними стоит сила. Сила родовая, коя в земле нашей ещё многое, поверь, многое значит. Так, не будь у твоего деда в союзе род Лопухиных, чей голос в стрелецких полках весьма крепок был, да не поддержи его Борис Голицын, да князь Ромодановский, да Долгоруковы, незнамо как ещё повернулось бы всё.

— Так значит посылать надо человека надёжного и разумного. Кто сможет отыскать сего крестьянина и добром, заметь добром, увезти его в столицу. Вот почему бы твоему сыну такое не сделать? Ты непрестанно говоришь о его проворстве. Да лучше сделать сиё в тайне, не путая воеводу и прочих сильных людей. Действительно, кто лучше Александра Меншикова сие свершит?

Данилыч внимательно посмотрел на императора. Расклад не особо радовал, услать вернейшего себе человека от двора и заменить его балаболкой-Иваном — вот к чему вёл дело мальчишка. С другой стороны Долгорукие пока обласканы и верности их нет оснований сомневаться, а Сашка так и не смог сдружиться с монархом. Пусть и летами он ненамного старше императора, да можно и надежного кого с ним вместе послать. Тайное личное поручение, будучи верно исполнено позволяло надеяться на упрочнение позиций сына. Сиё немаловажно, учитывая, что сам князь не вечен. Сомнений добавляла обида, за произошедшее на корабле. Минутная слабость, когда показалось, что действительно в теле внука поселилась душа Императора. Теперь же приходилось следовать уговору в каюте. Напротив него в карете сейчас сидел прежний Пётр, почти прежний, напоминающий скорее свою мать, чем деда. Но как по-другому объяснить перемены с мальчишкой. Он был всё время под присмотром и светлейший ни на минуту не отпускал его. Никто не мог повлиять на Петра за это время, вселить в него столько уверенности, столько властности и воли. "Нет! Без вмешательства горних сил не обошлось. А может это есть знак? Знак, что слишком многого я возжелал, что надо бы умерить своё властолюбие?"

— Будь по-твоему, государь! Я скажу Сашке мчать в Архангельск с тайной миссией и ...

— Я сам скажу! — перебил его Пётр. — Сам! Так будет правильнее.

Меншикову ничего не оставалось, как уступить напору мальчишки. Хорошо хоть более про помолвку не напоминает. Стал больше внимания уделять невесте. Но холоден с Машкой как лёд. Вон с тёткой как себя ведёт! Лизка, бесстыдница, позволяет с собой многое. Надо бы и дочке сказать, чтоб меньше дулась да жалась. "Надо, надо прельстить его телесно. А как распробует сладость греховную, то тут и будет наш! От первой сучки кобеля долго не оттащишь!"

3

Утром император опять заставил Алексашку заниматься странным по мнению того дрыгоножеством и рукомашеством. Вместе же и обливались холодной водой да обтирались широкими простынями. В домовую церковь Серый не пошел — изобразил вялое моление в красному углу и даже протопопа не пожелал принять для этого. На завтрак выходить не изволил и велел накрывать здесь же в своей комнате, но лично навестивший подростка светлейший князь настоял на общей трапезе "с семьёй". Пётр нехотя спустился и мрачноватом молчании оттрапезничал с домочадцами светлейшего. При таком настроении императора и остальные не стремились беседовать. Александр Данилович попытался было заинтересовать Петра рассказом из своих похождений с "господином бомбардиром" в Голландии при Великом Посольстве, но не преуспел.

Причиной мрачности императора была растерянность попаданца с дальнейшими планами. Он был зол на себя за вчерашний срыв — теперь поведение казалось глупым мальчишеством. Сергей никогда бы не признался, но ему было стыдно за комедию с мнимым вселением духа Петра Великого, закончившейся смертью человека, за похожее на "фарс" проявление "интереса к народу". Преодоление "сплина" стал искать в делах. Разбирал бумаги от прошлых занятий. Пытался воспроизвести по памяти свой реферат о первом русском академике, написанный им в 10-м классе, когда молодой Кубик ещё грезил наукой.

Вскоре после этого занимался отправкой Алексашки в Архангельск. Постарался внушить важность миссии младшему Меншикову.

— Александр, дело сие есть тайное и важное. Божественным провидением открылось мне судьба одного крестьянского сына из поморов. Сего отрока сыскать тебе надобно. Запоминай: Михайло Васильев сын Ломоносов, живет ныне в селе Мишанинском на Кур-острове посеред Двины против Холмогор. Отец его Василий промысловик не последний. Мать родная померла ранее, и Михайло ныне при мачехе. Коли по прибытии, в доме Михайло не отыщешь, то требуй у воеводы барку везти тебя до их промыслов и там имать. Не найдя ж его — хоть не возвращайся — осерчаю и огорчу непомерно! — вдруг неожиданно зло добавил император.

— Будьте покойны ваше величество. Я чай, не иголка, найдется сей отрок.

— Не перебивай! Вези его сюда лаской, а не приказом. Смотри, мужиков понапрасну не пугай, но с воеводой поступай по своему разумению. В том тебе власть будет дадена немалая — моим словом поедешь с солдатами. Делай все, чтобы доставить указанную персону живым и здоровым. Мое повеление дословно открыть безбоязненно дозволяю токмо Михайле да отцу его под великим секретом. Прочим говори, что деешь сиё по указу светлейшего князя для сбора среди прочих поморских отроков, в морском деле с малых лет искусных, государевой морской команды. Всего ж набрать тебе надобно две дюжины, возрастом от моего до твоего. Поспешай неотложно, в пути не стой и лошадей на ямах требуй первым. Для того твой батюшка даст команду гвардейцев и подорожную. Денег в дорогу тоже у него проси. Да не забудь Ломоносовым дать серебра толику.

Затем Пётр подписал указ воеводам и прочим начальным российским людям во всем споспешествовать лейб-камергеру А.А. Меншикову. (Звание это было введено вне табели о рангах, и поэтому формально молодой Меншиков оставался в VI классе, но жалование и места на официальных церемониях стал получать генеральские — по IV классу.) Указ составлял сам светлейший князь и не упустил возможности получить дополнительные "бонусы" от неожиданной прихоти царствующего подростка. Сам Данилыч от себя отправил с сыном полное капральство ингерманландцев под командой двоюродного брата своей Дарьюшки, коего также снабдил особливым письмом к воеводе да к холмогорскому архиепископу.

* * *

Во время утренней разминки в бильярд появился припозднившийся Остерман.

— Ваше императорское величество, позволю напомнить о необходимости учения. Обещались також вы прошлым днем быть в Академии наук и художеств.

— А, Андрей Иваныч, — обрадовался Пётр — проходи. Шары катать умеешь? Проходи, резанем партийку.

Обрер-гофмейстер замялся. Но император уже подбежал к нему и протягивал кий.

— Идем, идем, Иваныч. Сказывали, что ты мастак в этом деле.

— Что ж Пётр Алексеевич, коли Вы изволите, я, пожалуй, составлю вам компанию. Только уговор играем на интерес, коли я выиграю, то Вы немедленно приступаете к занятиям по титулу, что писал светлейший князь Александр Данилович. А коли фортуна свое расположение Вам окажет, то тогда...

— Тогда ты более меня попрекать учебой не будешь.

— Все лето, ваше императорское...

— Три партии. По рукам. — Подросток схватил пятерню и повернулся к Семену — Разбей!

Тот недоуменно уставился на царя.

— Ну вот так — монарх показал движение свободной рукой. При этом из неё он так и не выпустил кий и чуть не попал им в глаз воспитателю. Остерман ловко уклонился, Семен разбил пари, и барон тут же взял кий и пристрелялся.

— Извольте начать, Ваше величество!

— Тебе позволяю. Твой удар — первый.

Андрей Иванович помялся, освободил немного узел шелкового шарфа и резко разбил.

"Хм! Мастерски! А чего они мне подсовывали этого неуча — Зейдлица?". Между тем Остерман скоро провел еще несколько ударов. Только на последнем мазанул. Серому показалось, что специально. Он даже недовольно вскинулся на соперника, но тот успокаивающе развел руками.

Победить чисто, как с Зейдлицем, одной серией не удалось — через три шара барон получил право удара и реализовал красивую подставу, что Серый строил для себя. Завершив игру победным ударом, Остерман с превосходством и некоторым вызовом посмотрел на воспитанника.

"Опа! А так и продуть можно! Нут-ка, Куб, давай соберемся" — сказал попаданец сам себе.

Вторая партия прошла под диктовку Сергея, а вот на третьей победитель определился, когда на столе осталось только три шара.

— Партия! — Устало сказал император, которому удалось загнать не только цель, но и свояка. — А изрядно ты играешь, Андрей Иванович! Спасибо порадовал. Так что, по-моему будет! До осени ты ко мне с учебой и не пристаешь. А дабы и светлейший князь нас не попрекал — будем писать указ, а завтра на верховном совете его проведем.

— Какой указ, Пётр Алексеевич? — слегка растерялся воспитатель.

— Как какой? Вестимо, всероссийский императорский: дабы по школам, гимназиям, академиям и другим училищам империи за летним временем учебных занятий не иметь, а школяров отпускать по домам, да по лагерям летним. Положить учебный год с сентября дня первого по май тридцатое с каникулами на рождество, пасху и покров. Для сельских школ детей крестьянских позволить старших два года учебу начинать по завершению жатвы, а оканчивать до сева. Да напиши ещё завести при гимназиях классы отдельные для обучения дочерей дворянских, где учить оных изящным наукам да рукоделию.

Он подождал, пока Остерман запишет.

— Давай сюда.

Воспитатель, перед тем как дать текст указа, заметил:

— Однако ж, посмею заметить ваше императорское величество, что летняя вакация быть за обыкновение имеет.

Серый про себя чертыхнулся, но постарался до конца отыграть роль:

— И в сем случае излишнем указ мой не будет.

Император выхватил листок, смахнул остатки песка и стал торопливо читать, беззвучно шевеля губами. Ошибок особых он не определил, кивнул и, взяв перо, коряво вывел: "Пётр ИВР". Подумал немного и добавил: "ВС рассмотреть быстро утвердить всенепременно". На большее уже не хватило терпения.

— Вот как-то так! А чтобы сомнений не было поедем завтра в совет! А? Ведь в титуле посещение на среду как раз и запланировано!

Остерман посыпал подпись песочком, затем смахнул его и решился:

— Позвольте спросить, Ваше величество, почто Вы с ошибками писать изволили? Что это за буква чудная в имени вашем?

— Это "Ё", как короткое ИО в слове "йо**рь" — сказал, ничуть не смутившись срамного слова, мальчишка. — Опосля объясню, коли интересует сия филология. Я ж теперь всегда тако подписывать указы буду.

— А что буквицы ИВР означают?

— Как ЧТО? Император Всея Руси! Уж можно было догадаться, я чай!

Остерман одобрительно улыбнулся. Ответ воспитанника хоть и был странен по форме, но по сути своей показывал разум отнюдь не детский. "Этакий император взнуздать себя ни Меншикову, ни господам верховникам не позволит! Вот кого надо держаться и где честным служением доверия искать!" Андрей Иванович с нескрываемой преданностью и обожанием взглянул на мальчишку, но видно напугал слегка императора — тот сразу подумал: "И чего он так глазами ест? Неужели пухлик педофилией и педерастией страдает? Брр. Вот ведь урод!" И Петр постарался ответить как можно более сердитым взглядом. Барона это ни мало не смутило, и он, поклонившись, отправился давать указания к поездке.

Сергей с радостью ухватился за визит в Академию как за причину покинуть, уже начавший надоедать, дворец и избавиться от общества невесты и её отца. В бильярдной появился светлейший князь, и Петр поспешил "обрадовать" его своим решением.

— Так, учиться я сегодня не буду! И не смотри на меня столь грозно Данилыч! По всему выходит ныне вакация у всякого школяра, а про царя позабыли. Лучше еще погуляю по городу да посмотрю, каковы заводы в столице нашей отстроены. Каков они товар дают и не имеют ли господа негоцианты в чем нужды. Да и в Академию наук и художеств посетить можно. Пристало ли такое радение для императора?

— Сиё весьма похвально, ваше величество.

— Будешь ли со мной там?

Меньшиков на минуту задумался. Прямо запретить посещение он не посмел, но боялся того, что хитрые немцы вытянут из подростка обещания денег, от которых потом ему придется открещиваться. Сам же он ехать сразу не мог, так как ожидал приезд Басевича для переговоров по условиям отъезда голштинского семейства на родину в Киль. Наконец он придумал, что ежели Петра для начала отправить в Академию, то можно пропустить первую часть разговора императора с учеными — они все равно не посмеют сразу клянчить деньги. Заодно можно было отослать Остермана, дабы не посвящать того во все тайны переговоров с доверенным генералом Карла-Фридриха.

— От визитирования Академии наук и художеств принужден отказаться по причине скорбных дел государственных: жених цесаревны Елизаветы, епископ Любецкий, волей божей третьего дня помре.

("Опа! Не знал, что тетушка помолвлена была.. Вернее забыл... Ну и то в кассу сойдет! Хай валит Лизкин хахаль к высшим, мож они его куда-нибудь в Древний Рим наладят!")

— Надобно мне, да и тебе Петруша, прощание отметить.

— Не, Данилыч, — нахмурился император — не хочу. Сам за меня там скажи что подобает.

— Но я нагоню Вас, Ваше величество, непременно к обеду. А покамест Андрей Иванович будет Вам лучшим спутником.