"Охота на гончих"

Жестянка качнулась в дрогнувшей руке, на каменный пол пролился воск. Света, и без того жиденького, стало еще меньше. 'Сейчас погаснет, — с досадой подумала Нэрис, быстро обернувшись в сторону двери, — и набью я себе шишек! Ну что он от меня прячется? Все одно ведь прошлой ночью лишнего наболтал, какой резон таиться? Наказание сплошное!'

Свеча предупреждающе зашипела. Леди Мак-Лайон тихонько чертыхнулась и, сведя брови на переносице, выпалила в темноту:

— Выходи, тебе говорят! Мало мне твоих страшилок вчерашних, так теперь я еще полночи буду по замку рыскать? Нам отплывать на рассвете, как тебе не совестно?!

Никто не отозвался.

— Ах, так? — возмутилась она. — В молчанку играть будем, значит? Ладно!

Нэрис грохнула подсвечник на пыльную крышку сундука и решительно уселась рядом, скрестив руки на груди:

— Никуда я отсюда не уйду, покуда не явишься! И ежели насмерть до утра замерзну, то так и знай — это ты виноват. Только пугать и горазд, а как...

— Ну, пошла честить, — прокряхтел от стены знакомый надтреснутый голосок. — Здесь я. Подняла бучу до самой крыши. С сундука-то встань, платье угваздаешь.

— Не встану!

— И чего вредничать? — темный комок шерсти подкатился к подолу ее платья и, сопя, вскарабкался наверх. — Чай, не враг я ни себе, ни тебе, ужо пришел бы, как все улягутся... Так ведь нет, неймется ей. Вынь да положь сей же секунд! Терпение надо иметь. Такое мое мнение.

Нэрис улыбнулась. Холодный мрак погреба, крысы, собственное недовольство — все тут же отступило на задний план. И даже погасшая-таки свеча не умерила радостного облегчения: брауни пришел! Пускай брюзжит, не в первый раз; главное, что дальше прятаться не стал. Значит, не так уж все и плохо?

— Ивар последние распоряжения оставляет, — смущенно пояснила леди. — Засел в спальне сразу после ужина, ничем не выманить. Так и будет небось до рассвета пером скрипеть, знаю я его. Как же ты пришел бы?

— Делов-то, — пренебрежительно отозвался домашний дух. — Пусть я в волшбе не первый, да сонную одурь наслать и столетка зеленый может. Когтями щелк — и спит твой благоверный. А вот ежели он тебя сейчас хватится?

— Глупости. Если Ивар в бумаги зарылся, то ему хоть кол на голове теши. А детей я уложила... да будешь ты рассказывать или нет?!

— Куда ж я денусь, — тяжело вздохнул он. Ссутулился, помолчал, глядя на собственные лапы, и нехотя буркнул: — Расскажу, что можно, дело понятное. Нишкни! Затрепыхалась ужо. Видения — штука такая, с ними никогда не знаешь, что правда, что нет. Оне ить порой прямо говорят, а порой предупреждают только!

— Так ты же вроде хотел посоветоваться? Ну, со своими?

— А я посоветовался. Дак ведь и мудрецы наши — не око всевидящее. Разве что опыту поболе, а так... В общем, молчи и слушай! Хлебом ее не корми, дай попререкаться!

Нэрис послушно притихла. Тон у брауни был серьезный, и раздражать его по пустякам, рискуя остаться ни с чем, ей совсем не хотелось. Еще взбрыкнет, чего доброго, и ломай потом голову — чего от судьбы-злодейки ждать?

— Говорил я со стариками, — после паузы начал хранитель очага, — долго говорил. Все как есть им выложил! И про вас, и про поездку вашу грядущую, и про вчерашнее. Сдуру едва с тобой в море не выпросился — хорошо, язык вовремя прикусил. Мне еще Ирландия по сю пору аукается... Бр-р! — он скорчил страдальческую гримасу и, передернув плечами, продолжил: — Как бы то ни было, но меня выслушали. Старое помянули, конечно, не удержались, да судить не стали: мы ведь, брауни, при очаге людском состоим, а какой без вас очаг?.. Стало быть, посочувствовали мне, порасспросили, камланье произвели да бороды узлом и завязали — как быть? Ехать мне с вами, понятно, никак не можно. Да и толку-то? На севере небось своей братии довольно. Еще влезу, как муженек твой, в самое гнездо осиное — всем мало не покажется!

— Так что же делать?

Домашний дух развел лапами:

— Вам — ехать. Мне — предостеречь. Всего рассказывать не велели, чтоб судьбу не искушать, но кое о чем упомянуть дозволили...

Он умолк, будто собираясь с мыслями. Нэрис, вцепившись пальцами в концы шали, вся превратилась в слух. Даже крысы, кажется, прекратили свою извечную возню, и в каменной клети погреба повисла звенящая напряженная тишина.

— Свадьба эта не к добру, — снова сказал брауни. — Врать не буду, ничего такого не видал, но сердцем чую: заварил конунг кашу, все хлебнут по полной миске! Так что вы уж там того... ухо востро держите. Мужу передай, чтоб меж двух мечей не совался — друг о друга не затупятся, а его зацепят. Скажи, чтоб вина хмельного не пил, кольчугу не снимал и на прошлое не оглядывался, целее будет. А пуще всего упреди, чтоб бежал со всех ног, как только дымом потянет! Огонь все преграды сотрет, стужа лютая ему не помеха...

Леди Мак-Лайон медленно кивнула. Черные глазки домашнего духа беспокойно блеснули в темноте:

— Да что там! Супруг твой калач тертый, он небось и без моей указки разберет, в какую сторону повернуть. А вот ты? Ни силы в тебе, ни глаза острого. Каждому слову веришь, каждой слезинкой чужой душу себе рвешь. Оно, мож, и правильно, того не ведаю, а только осторожней будь! Супруга держись, едва снег в воздухе закружит — дверь на засов и наружу ни ногой! А коль так повернется, что лестницу каменную перед собой увидишь да ступишь на нее, не подумавши, — колени в кровь сотри, но одолей, до самой ступенечки последней... И крепко запомни: не оборачивайся, кто бы ни звал! Поняла?

— Примерно.

— Ну вот и ладушки. Слазь с сундука-то, весь подол в пыли. Я, понятно, почищу за ночь, да у меня и так забот... Что?

Нэрис нахмурилась:

— Погоди-ка, дружочек! Я да Ивар — это еще не все. И вчера ночью ты говорил про оборотня. Сказал, что он умрет! Оборотень — это?..

Брауни опустил взгляд, и леди Мак-Лайон в секунду прошиб холодный пот. Значит, она поняла все правильно? И Творимир, он... его...

— Не может быть!

— Все может быть, — глухо отозвался домашний дух. И, собрав волю в кулак, поглядел на бледную воспитанницу снизу вверх: — Убьют оборотня. Я видел.

— Но, может, это просто предупреждение? Ты ведь сам сказал, такое тоже бывает?

— Убьют, — мотнул головой брауни. А потом добавил пустым, бесцветным голосом: — Ножом под сердце кровь не отворяют. Даже я знаю...

Лорд Мак-Лайон, не отвлекаясь на звук скрипнувшей двери, обмакнул перо в чернила и, начав новый абзац, рассеянно спросил:

— Который час?

— Пятый, — отозвались за спиной. Открылась и вновь закрылась крышка дорожного сундука, зашуршали падающие на пол юбки. — Ты бы прилег хоть на пару часов, Ивар.

— Да-да, я уже заканчиваю, — пробормотал он, налегая на перо. И только спустя долгую минуту осознал, что ему никто не возражает. Это было странно. Нэрис, тщась о здоровье мужа, обычно не приветствовала ночных бдений. А если вспомнить, что до рассвета осталось всего ничего, и им обоим предстоит долгая дорога...

— Нэрис? — он обернулся. Увидел сброшенное у кровати платье и каштановую макушку, выглядывающую из горы одеял, вспомнил, что ему даже доброй ночи не пожелали, и поднял брови: — Милая, все в порядке?..

— Да.

— Нет, — нахмурился лорд. И, бросив перо, поднялся. — Что случилось? Ты плохо себя чувствуешь?

— Все хорошо, дорогой. Я просто устала.

Ивар бросил взгляд на перепачканные юбки, сделал вывод и присел на кровать:

— Ясно. Своего мохнатого приятеля ты все же отловила. И чем же он, позволь узнать, так тебя напугал?

Жена молчала.

— Нэрис, или ты мне все рассказываешь, или я еду один.

— Ивар!

— Ну?..

Леди Мак-Лайон вдохнула, выдохнула и отняла лицо от подушки:

— Милый, честное слово, никто меня не пугал. Я и правда устала. А брауни... Ну, он, конечно, прояснил кое-что. Велел опасаться метели, не лезть, куда не надо, чего попало на веру не брать и что-то там про лестницу — сам толком понять не может, что. А тебе просил передать, чтобы в распри не встревал, огня опасался и прошлое забыл, будто его и не было.

— В каком смысле?

— Не знаю, — она развела руками. — Говорю же, толку от его разъяснений никакого, только зря в погребе мерзла... А! Еще тебе нельзя кольчугу снимать, вот.

— Ну, до этого я бы и сам мог додуматься. Но лестница — это любопытно... Что за лестница?

— Понятия не имею. Но на ней оглядываться нельзя. Мне.

— Только тебе? Почему?

Леди Мак-Лайон вновь развела руками. Советник саркастически хмыкнул:

— Сдается мне, котенок, что кое-кто просто решил сменить тактику. Уговоры-то на тебя давно не действуют, глядишь, хоть припугнуть получится!.. Сама посуди, он же от тебя сплошь общими фразами отделался. Огня бояться, если что, еще с младенчества учат, как и тому, что в метель дома сидеть надо. А уж касательно твоей доверчивости, я вообще промолчу!

— Но как же тогда лестница? И это... прошлое?

— С лестниц, милая, часто падают. Да и в прошлом зазря копаться смысла нет, — он с улыбкой обнял жену и поцеловал ее в макушку. — Спи, котенок. До рассвета всего ничего осталось. Я сейчас закончу и тоже приду. Спи.

Нэрис, кивнув, улыбнулась. Угроза допроса с пристрастием миновала, но ей все равно было стыдно своей слабости — ведь собиралась же не подавать виду! Собиралась вести себя, как ни в чем не бывало!.. И что? Только увидела мужа, над столом склонившегося, ничего не подозревающего — и тут же рассиропилась. А кому от этого легче станет? Ей? Ему? Или Творимиру, которому не суждено вернуться с севера?..

Подумав об этом, она почувствовала, как снова задрожали губы и к горлу подкатил тугой комок. Ну зачем? Зачем ей нужно было все это знать? И что теперь делать? Как дальше жить?

'Как раньше', — всплыли в ее мозгу недавние слова домашнего духа. Снова вспомнился темный холодный погреб, свое отчаяние... Нэрис металась из угла в угол, ломала руки, умоляла брауни признаться, что он все это выдумал — но напрасно. Сморщенная мордочка шерстистого приятеля была непривычно суровой, а черные глазки смотрели с непоколебимой уверенностью.

— От судьбы не уйдешь, — повторял он. — Думаешь, мне оно радостно? Я Творимира вашего знаю — хоть перевертыш, а большой души человек. И тут этакие новости! Да не реви, не маленькая. Чай, не мужу твоему смерть напророчил, ну?

— А есть разница? — всхлипнула Нэрис. — Творимир ведь нам друг!

— Друзья тоже не бессмертные, — проскрипел брауни. — Уж пора бы знать... Не реви, говорю! Счас сюда весь дом сбежится, оно тебе надо?

— Ничего мне не надо, — прорыдала она, уткнувшись лицом в ладони, — мы никуда не поедем! И никто... никого... ножом... не пырне-е-т!..

— Ш-ш! — хранитель очага приложил когтистый палец к губам. — Ты что хочешь, чтобы муж тебя услышал? Чтоб прибежал, допытываться начал, отчего слезы да вой? А ведь прибежит! И дознается!

— А лучше друга мертвого ему предъявить, да?!

— Не знаю, — сдался брауни. — Ничего я уже не знаю... А только поедешь ты завтра с ними обоими вместе и ни словечком о разговоре этом никому не обмолвишься, ясно? Без того сглупил, все тебе выболтал, старый осел. А с провидением шутки плохи! Оно ж найдет, как извернуться. И кто на кого тогда нож подымет — нам ли знать, а?

'Нам ли знать...', — эхом повторила про себя леди Мак-Лайон, прижавшись щекой к камзолу мужа. Руки Ивара ласково гладили ее плечи, родной глуховатый голос шептал что-то неразборчиво-убаюкивающее. И черная накипь грядущего потихоньку смывалась с души, унося с собой все страхи и сомнения. Пусть!.. Чему быть, того не миновать. 'И даже если нашей лодке суждено пойти ко дну, — стиснув зубы, подумала Нэрис, — я останусь в ней, чтоб увидеть это своими глазами!'

Глава 4

Творимир, оскальзываясь на заледеневших сходнях, спустился вниз. Оглядел пустынный причал, тонущий в густых синих сумерках, и, поймав вопросительный взгляд командира, развел руками:

— Эх!

— Все осмотрел? — нахмурился Ивар. — Точно?

Тот кивнул. Лорд Мак-Лайон окинул взглядом вытащенные на берег лодки и с сомнением посмотрел на большой купеческий кнорр ##1, стоявший на приколе неподалеку:

— Может, этих спросить?

— Эх... — Творимир махнул рукой. У купца он уже интересовался. Без толку, только тревожил зазря бедолагу. У него и так торговля из рук вон, половину товара не продал, в Шотландии до самой весны застрял, сплошные убытки — вот ему только Мэта с Марти не хватало!

Поняв, что на пристани можно уже не искать, Ивар сердито фыркнул:

— Да что за черт? Куда они могли подеваться?.. Ульф! Ульф, поди сюда!

Из холодной мглы вынырнула внушительная фигура норманна. В этот зыбкий и темный предрассветный час Ульф с Творимиром казались близнецами. А вот настоящих близнецов, Мэта и Марти, как корова языком слизнула.

— Звали, ваше сиятельство?

— Звал. Ты Мак-Тавишей не видел?

— Нет, — Тихоня недоуменно пожал плечами. — Так ведь вы же их вроде выгнать изволили?

— Чего?!

— Ну, как же... вчера еще, пополудни! Мне ребята сказывали. Наврали, что ль?

Ивар издал какое-то невразумительное восклицание. А могучий норманн, оглянувшись на замок Максвеллов, добавил:

— Нет, не наврали. В дневном карауле их не было, даже ужинать не явились. Дерек еще смеялся — мол, давно пора было турнуть... Иль не понял я чего, ваше сиятельство?

Лорд Мак-Лайон чертыхнулся и, плюнув себе под ноги, стремительно исчез в темноте. Ульф удивленно моргнул.

— Что это он?..

Творимир не ответил. Обернулся на корабль северян: сундуки погружены, команда последнего приказа ждет, а эти два остолопа, гляди ж ты, в обидки ударились. Нашли время!.. Где их искать-то теперь? И когда? Вот-вот же отплывать. Гонцы конунга без того неделю ответа ждали, не говоря уж о том, что ответ сей им мало понравился... А теперь как быть? Еще полдня тянуть? Проснулась же у дураков гордость не ко времени!

Русич с досадой поморщился, тряхнул головой и, даже не взглянув на Тихоню, заспешил вслед командиру. Ульф только рот раскрыл:

— Куда?!

Ответа он опять не дождался. Лорд и его телохранитель растворились в утренней синеве. 'Хоть объяснили бы толком! — в сердцах подумал норманн, беспокойно топчась на месте. — Ладно еще хозяин, это у него дело обычное... Но Творимир-то уж мог бы. И чего взбудоражились? Ну, выгнали и выгнали! Дерек прав, давно пора было. Поди пойми — то 'пошли вон', то 'куда девались?' А мне чего делать теперь? Ждать? Или Гуннара упредить, чтоб погодил с отплытием?'

Норманн, задрав голову, посмотрел на расправленный парус. Вспомнил хмурое лицо капитана, истомившихся долгим бездельем соотечественников, и все-таки решил подождать.

Нэрис, тихо прикрыв за собой дверь детской, сняла с руки теплый плащ. С родителями, чтобы не будить их в такую рань, она попрощалась еще вчера. Дом спал. Даже слуги пока не поднимались.

Внизу громко хлопнула дверь, послышались торопливые шаги и сердитое брюзжание. Ивар?.. Он же ушел полчаса назад на пристань. Зачем вернулся? Забыл что-нибудь? Так ведь сундуки еще вечером на корабль свезли, а она и сама уж как-нибудь доберется — тут ведь до причала рукой подать, и каждая тропинка с детства знакома. Леди Мак-Лайон наморщила брови, быстро накинула плащ и сбежала вниз по лестнице. Окинула взглядом пустой холл. И увидев открытую дверь в кухонный коридор, негромко позвала: