— Так, алкашня, — упёр руки в боки Романовский, — прекратить посторонние разговоры и на осмотр, мне нужно проверить до какой степени вы изнасиловали собственные печёнки за предыдущую жизнь и за последнюю неделю особенно. Кто первый?

— Давай я, — Семён улёгся на освободившийся коврик.

Несмотря на прекрасное самочувствие, он слегка робел перед обследованием как, наверное, и любой человек — а ну как обнаружится что-то совершенно неожиданное, но смертельно опасное, которое не сообщает о своём наличии в организме болью. Мало ли...

Раймонд, прикрыв глаза, поглаживал ладонями по животу, и вдруг его лицо слегка напряглось.

— А ну-ка, батенька, перевернитесь на живот.

— Чегой-то? — не понял обследуемый. — Олеське ты такого не предлагал.

— Делай, что говорят!

Ковалёв послушно перевернулся, и почувствовал касания рук у себя на спине. Когда ладони замерли в районе левого подреберья, он слегка напрягся:

— Что там?

— Жить будешь, не мешай!

Ещё около минуты...

— Всё, можешь подниматься на задние конечности.

— Так что ты там у меня нащупал?

— Немного песочка в левой почке. Неопасно, но имей в виду. Я тебя потом с диетой просвещу.

— Какой ещё диетой?!

— Необременительной, — улыбнулся Раймонд. — Валерий, на осмотр!

Тот неохотно прилёг.

— Тоже неплохо, — вынес вердикт эскулап. — Но небольшой гастритик намечается. Аналогично диетка не помешает.

— Да иди ты, жертва Гиппократа, — огрызнулся Вильчевский. — Дорвался до 'игрушек'! Не знаешь что ли, что для русского бывают только два вида болезней.

— Это какие?

— Ну, поскольку с нами дама, то: 'фигня' и 'звиздец'. Сам переведёшь? Пока первое не начнёт превращаться во второе, наш человек к врачу не пойдёт.

— Врач к вам сам пришёл, цените. К тому же бесплатно, — слегка обиделся Романовский. — Не хотите лечиться — не надо. Но когда проблемы начнутся, учтите — я не специалист по полостным операциям, инструмента соответствующего нет, а анестезия только в виде дубиной по башке или передавливание сонной артерии...

— Ага! — усмехнулся Семён. — Попугай нас ещё. Вот прям наши хвори грозят перейти в неизлечимую без оперативного вмешательства стадию. Харэ уже! Пора подумать в какую реальность мы вляпались и чем это чревато. И для нас, и для неё. Валерк, ты дежурный сегодня, давай, займись кашей, а мы рядышком пристроимся. Я, так и быть, банки с мясом открою.

— Ты дурак? — вмешалась Олеся.

— В смысле?

— Мы на кой ляд зелёные бананы сюда пёрли? Давай попробуем приготовить.

— Блин, точно! Совсем из головы вылетело. Полностью согласен. Запечём в кожуре или зажарим в масле?

— Думаю, что стоит попробовать и то, и другое — бананьев хватает для эксперимента.

И тот, и другой варианты кулинарной тепловой обработки экзотического продукта оказались вполне приемлемыми, так что обед получился очень даже ничего. А на сытый желудок решили уже и поподробнее пообщаться на предмет данного мира, потягивая через соломинку импровизированный 'Дайкири': Ром, сок лайма, родниковая вода.

— По скромному разумению моему, господа и дама, — начал Валерка, потягивая коктейль, — вляпались мы с вами в голимое средневековье.

— Потому, что король имеется, а у сержанта огнестрельного оружия с собой не было? — ехидно поинтересовалась Олеся.

— Не только. Уж больно ревностно этот всадник честь своего государя блюдёт — помните, как вскинулся, когда я предположил, что король поляк?

— Неубедительно, — покачал головой Раймонд. — Думаю, что и у нас в стране с какой-нибудь ортодоксальной монархией типа Брунея, любой военный весьма резко отреагирует на подобное. Ещё полвека назад в цивилизованной Японии тебе, после непонятного высказывания о микадо самурай бы тебе сначала бошку снёс своим мечом, а только потом переспросил бы. Тебе просто драконом про средневековье навеяло.

— Кстати, о драконах, — встрял Семён. — Подумалось вдруг, что они нефиговый тормоз для прогресса местного королевства...

— В смысле?..

— А вспомните: сколько веков человечество мечтало взлететь, сколько 'икаров' с деревянными, тряпичными и прочими крыльями разбилось, прежде чем появились первые воздушные шары, аэропланы... А здесь нет необходимости об этом мечтать — сел на шею ящера и вперёд!

— Вряд ли у каждого имеется такая возможность, — попыталась возразить Ольга. — Могу спорить, что право летать имеют лишь избранные, на всех драконов не напасёшься. Тем более, что их кормить надо, а ты сам видел — явно мясом питаются. Весьма дорогой 'самолётик' получается.

— Это вторично, просто здесь мечта взлететь самому, заменяется на мечту стать всадником, не более. И небо уже не так 'зовёт', если известно, что хоть кто-то уже в него поднялся.

— Романтик ты, Сём, — хмыкнул Вильчевский. — Но мысль правильная. И неутешительная.

— Это ещё почему?

— А ты видел, с каким пиететом относился к нам, чужакам, этот сержант?

— Ну да, и что?

— А почему?

— Ну, типа потому, что знал о наших нестандартных способностях.

— Вот именно, — вмешалась Олеся. — Я поняла Валерку — они ценят магов, которые могут решать их проблемы. Решать за них.

— Имеешь в виду, что в результате работы магов-пришельцев, местным нет необходимости развивать самостоятельно науку и технику?

— Ну да. Если есть, например, Ромка, то зачем методом проб и ошибок искать пути в медицине, зачем развиваться? Приводи к нему пациента Если есть ты, то нафига изучать химию? Посадил тебя рядом с нужным жбаном и вот те нате — готово то, что нужно. И так далее...

— Честно говоря, Валер, пока не задумывался над этим, — согласился Ковалёв. — Похоже, что ты прав. Испанию напоминает...

— Испания-то при чём? — не поняла Олеся.

— А ты не задумывалась, почему самая могущественная страна Европы за пару веков скатилась в разряд третьеразрядных? Уже в восемнадцатом к ней серьёзно не относились великие державы, а к двадцатому — вообще практически всё потеряла, и никто с ней не считался.

— И почему?

— Халява сгубила.

— Что за халява, не тяни? — не выдержал Раймонд.

— Если вкратце — золото. Золото ацтеков и инков. И иже с ними. Как готовое, так и прииски в Америке. Ну и всякие прочие вкусняшки, которые в новых колониях обнаружились. Не было необходимости развивать собственное производство, всё желаемое можно было купить. Англия с Францией тоже от Нового света откусили, но совсем по чуть-чуть, и не такого 'золотого'. Вот, в результате, и делали науку англичане, французы, итальянцы и немцы. Много великих испанских учёных знаете?

— А при чём тут наука? — удивился Валерка.

— Так науку финансируют либо государство, либо заводчики-фабриканты. Не без исключений, конечно, но в среднем по больнице... А у испанцев и так всё в шоколаде, вот и проспали-прогуляли свою гегемонию в Европе... А потом уже поздно было.

— То есть доблестный король Анджей в интересах государства должен нас немедленно повесить, сжечь или четвертовать? — ехидно поинтересовалась Олеся.

— Не обязательно, достаточно просто придушить или прирезать в тёмном переулке. Но, судя по тому, что наши предшественники там здравствуют, сам он не 'Ришелье', да и соответствующего первого министра у государя не имеется.

— Кстати о предшественниках, — не утерпел Раймонд. — Интересно, а кто они по своим 'магическим специальностям'?

— А смысл гадать? От этого что-нибудь изменится? Прибудем — узнаем, — задумчиво бросил Семён. — Но я недоумеваю — этот остров, да и острова вообще, весьма нехарактерное место для отдыха наших соотечественников. А вот что за специальности могут быть у местных 'собачьих парикмахеров', чтобы они в какую-то полезную для местных магию превратились? Кто-то может нафантазировать мага-юриста или мага-программиста?

— Прекрати мыслить стереотипами, Ковалёв, — скривилсь Олеся, — слушать противно. Что тебе американцы сделали? С какого перепуга ты так презираешь этот народ? Задорнова пересмотрел?

— Да харэ уже! — прервал пикировку друзей Вильчевский. — В чём смысл спора? У нас нет информации. Вещи нужно паковать, а не гадать, что там, на материке, в этой реальности происходит.

Глава 4.

Хуже нет состояния, чем ожидание эвакуации. Давно уже упаковали консервы и прочие пищевые припасы. Сходили в лагуну на прощание. В том числе и с муреной Марусей. И ещё целые сутки 'сидели на чемоданах' у берега. Нет, конечно, купаться — купались, но уже без всяких меркантильных целей, не охотились, просто освежались и любовались на прощание красотами лагуны. Ожидали корабль. Дождались.

— Ну таки вот — за нами, — лениво буркнул Семён, увидев, как из-за скалистого мыса показался парусный корабль. — Всё-таки средневековье здесь, или что-то типа того. До пароходов ещё не доросли.

Парусник был двухмачтовым, причём на фок-мачте нёс прямые паруса, а на грот — косые.

— Ковалёв, как эта херня по-русски называется, — с некоторой гнусятиной в голосе поинтересовался Раймонд, — ты же у нас мореман.

— Да хрен его знает — шхуно-бриг, бригантина, или что-то в этом роде. Я по броненосным кораблям шарю, а не по парусным.

Корабль тем временем подбирал паруса и плавно скользил к месту якорной стоянки. Явно его капитан был хорошо знаком с местной акваторией. Уже вполне ясно различались суетящиеся муравьиные силуэты людей на борту и мачтах.

— Что за флаг? — поинтересовалась Олеся.

— Сейчас... — Семён и так не отрывал бинокля от глаз. — Три леопарда на лазоревом поле...

— Ты что, даже пятнышки на шкурах разглядел? — офигел Раймонд. — И даже если разглядел — здесь скорее ягуары, чем леопарды. А то, что флаг синий мы и так видим.

— Не, Ром, — усмехнулся Валерка, — Это просто Ковалёв выдрючивается на предмет своего типа знания геральдики. Он меня в былые годы тоже по этой теме удивлял. Короче — там львы нарисованы на флаге. Но с точки зрения средневековых и упёртых, 'лев' — тот, что стоит на двух задних лапах, а если на трёх — 'леопард', пусть и с такой же гривой, как у реального льва.

— Ни хрена себе... А четвёртая лапа?

— Приподнята и полусогнута. Хотя я, откровенно говоря, за базар не отвечаю — к Сене с этим. Главное, что флаг совершенно не из наших.

— Не из наших, не из наших, — буркнул Семён, не отрывая бинокль от глаз. — Подтягивают шлюпку. Скоро предстоит встречать прибывшую делегацию. Кстати, по четыре пушечных порта на борт, значит если и 'средневековье' здесь, то позднее по нашим меркам — артиллерия уже имеется.

Бригантина уже действительно отдала якорь (или якоря) и замерла приблизительно метрах в трёхстах от берега. Минут через пятнадцать из-за её кормы снова показалась шлюпка направлявшаяся к берегу. Регулярно порхающие над поверхностью моря лопасти вёсел делали маленькое судёнышко похожим на случайно упавшее в воду насекомое, которое судорожными ударами намокших крыльев пытается вновь подняться с поверхности.

— Ух, ты! — не преминул хихикнуть Семён. — Там у них главным какой-то чувак в шляпе с перьями. Капитан королевских мушкетёров — не меньше!

— Ладно тебе ёрничать, — Вильчевский протянул руку. — И прекрати узурпировать бинокль, дай и нам позырить.

— Да подавись! — отдал Ковалёв свою оптику. — Всё равно через пять минут и так они здесь будут.

— Ну, и что нового сообщит нам 'свежий взгляд'? — не утерпела Олеся уже через десять секунд. — Или говори, или отдавай бинокль.

— Сообщаю, что у Ромки проблемы.

— Это ещё почему?

— Опасаюсь за целостность вашей семьи — уж больно офицерик смазливый — Дикаприо по сравнению с ним почти Квазимодо.

— Тьфу на тебя! — фыркнула Романовская. — Я, да будет тебе известно, слащавую внешность у мужчин не терплю. И за доказательство этого замуж вышла.

— Чего? — не понял Семён. — Вы, сударыня, уж очень витиевато выразились.

— Отстань, дурак! — огрызнулась женщина. — Ты прекрасно понял, о чём я.

Шлюпка тем временем уже приблизилась к пляжу настолько, что необходимость в бинокле совершенно отпала. Матросы оставили вёсла, и, прыгнув за борт, втащили лодку на песок. Офицер ступил на берег, не замочив сапог.

— Мать моя женщина! — ошалело выдохнул Семён.

— Ага, — севшим голосом согласился с другом Валерка, — согласен с предыдущим оратором.

Не оставалось никаких сомнений, что по песку приближалась к робинзонам, самая что ни на есть настоящая женщина. Это было видно и по фигуре, и по походке, и вообще по пластике движений. Да и по лицу тоже. Действительно, очень красивому лицу. И пусть читатель не ждёт от меня какого-то детального его описания: размер и форма носа, разрез глаз, изгиб бровей, выраженность скул, рисунок губ и так далее — всё это не поддаётся никаким стандартам, существует бесконечное количество самых разных женских лиц кардинально отличающихся друг от друга, но, тем не менее, прекрасных, завораживающих, влекущих... Заставляющих любого, (любого!) встречного мужчину не просто оглянуться, а вывернуть голову назад вплоть до хруста шейных позвонков...

— От лица его величества короля Анджея Смелого, рада приветствовать вас господа! — голос 'офицерши' оставил всякие сомнения на предмет её пола. — Лейтенант флота его величества Диксон.

— Семён, — обозначил полупоклон Ковалёв.

— Олеся.

— Раймонд.

— Валерий.

— Рада знакомству, — слегка наклонила голову лейтенант. — Государь прислал меня, чтобы доставить вас в Малибор. Добро пожаловать на борт 'Барракуды'.

— Вы её капитан? — не преминул полюбопытствовать Вильчевский.

— Я — лейтенант, — женщина вроде бы даже слегка удивилась туповатости заданного вопроса. И вообще не служу на этом корабле. Моя задача — встретить вас и доставить в столицу.

— Понятно, — ответил за всех Семён. — Мы уже практически готовы, вещи упакованы, осталось только их доставить на борт.

— И можно сэкономить время, — встрял Раймонд. — Сейчас быстренько надуем 'резинку' и уложимся в одну ходку к этой 'Барракуде' — на шлюпку нужно будет погрузить только компрессор и вас троих. Остальное я доставлю на судно, с ветерком доставлю.

— Разумно. Надувай свой гондон, — согласился Валерка.

— Госпожа Диксон, — обратился к лейтенанту Семён. — У нас имеется небольшая лодка. Значительную часть наших вещей мы сможем доставить к борту на ней. Не возражаете?

— Нет, разумеется, — слегка удивилась женщина в мундире, — но где она?

— Сейчас увидите. Кстати, прошу прощения, но мы не знакомы с правилами вашего этикета. Как к вам правильно обращаться?

— Можно по чину, — пожала плечами Диксон, — можно по фамилии.

— А по имени?

— Пожалуйста. Меня зовут Амалия.