Холодная зима 37-го

— Иди, Ратиборушка, иди, готовь татарам встречу, — ласково напутствовал воина боярин.

Веревка, спущенная со стены, дернулась раз, другой. Молодой еще, но набравшийся опыта в лихих рубках с половцами и стычках с мордвой, парень по имени Клим, поправил островерхий шелом на голове, пробормотав про себя:

— Чешется, зараза.

Приказы боярина выполнялись беспрекословно. Сказали дежурить в полной зброе — изволь исполнять. Тяжесть короткой кольчуги давила на плечи, но до смены оставалось не так много времени. Скоро рассвет. Веревка вновь дернулась и Клим, высунувшись за стену, тихонько спросил:

— Даньслав?

— Я, — также тихо раздалось в ответ. — Поднимай уже...

— Помоги, — Клим растолкал дремавшего напарника. Тот не был воином. Обычный пахарь, обладавший недюжинной силой.

— Тяни, — велел ему Клим, вслушиваясь в ночные звуки.

Крестьянин, поплевав на ладони, стал тянуть, и вскоре маленький, худой человечек, ловко перемахнул через стену, отвязав от пояса конец веревки.

— Мордвина еще подними, — велел он, прислоняясь к стене.

— Ну как? Вызнали? — не вытерпев, полюбопытствовал Клим.

— Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, — устало ответил разведчик и потребовал. — Воды дай.

— На, держи, — Клим угодливо подал баклажку.

Напившись, Даньслав подождал товарища и вместе с ним, бесшумными шагами ушел со стены.

— Татары это, точно говорю, — докладывал он боярину. — Видел сотни две, не больше. Все бронные, о двуконь. У каждого по два-три лука, сабли, топоры, булавы, есть мечи. Эти с мечами самые опасные — в железе с ног до головы и лошади в броне, с налобниками.

— На степняков не похоже совсем, — задумчиво произнес боярин.

— Зря Шемяку не оповестили, — заметил, рядом стоящий Ратибор. — Как бы худого не вышло.

Лицо боярина искривила злобная гримаса. Андрей Михайлович недовольно засопел, но что-либо менять уже поздно. Оставалось следовать первоначальному плану.

— Взойдет солнце и перед нашими воротами, — не слишком уверенно сказал он, поглаживая рукоять висевшего на поясе отцовского меча.

— А ведет татар наш Мыкола, — добавил Даньслав.

— Точно Мыкола? — не поверил Ратибор.

— Точно. Он это. По доброй воле идет, — заверил разведчик, и видя, сомнение в глазах Ратибора, повернулся к боярину. — Мне не веришь — спроси Мордвина.

— Мыкола это, — подтвердил товарищ.

— Ну дела... — почесав затылок, протянул Ратибор.

— Хватит болтать, — нервно сглотнув слюну, сказал боярин. — Давайте, по местам все. И чтоб тихо!

Ратибор придумал коварный план, и боярин очень надеялся, что он сработает. Справа от ворот прямо перед пристроенной к стене клетью разожгли костер — дело обычное, чай не лето на дворе, ночи прохладные, стороже греться надо. За углом Ратибор спрятал пяток своих воинов — самых лучших. На крышу посадил двух лучников, да на стене разместил еще четверых. С противоположной стороны встал сам боярин с мобилизованными крестьянами. Окрестных мужиков, оказавшихся на свою беду в усадьбе, вооружили из боярского арсенала длинными копьями, топорами, коими им владеть сподручно, а самым смышленым выдали самострелы, велев улечься на землю и затаиться среди специально накиданного хлама. Присутствие боярина должно было воодушевить крестьян, придав им смелости. И все же Ратибор подстраховался, поставил там еще пяток лучников и трех топорщиков. Ежели чего они защитят боярина.

На против ворот, за бочками, укрылись еще воины, которым строго настрого воспретили пользоваться луками, разве что в крайней нужде, если татары начнут одолевать. На крышах конюшни и амбара Ратибор поставил еще по стрельцу, а в хлеву укрылись еще трое воинов с копьями. Остальных он расставил на стене, а сам с двумя товарищами забрался на балку над воротами.

— Открывай, — прошептал он мальцу, который заменял Федотко.

В темноте подмену трудно заметить, и вряд ли татары запомнили внешность мальца.

Парень троекратно перекрестился и бормоча под нос молитву, стал отворять тяжелую, окованную бронзовыми листами створку. Дверь лишь чуть-чуть поддалась, когда снаружи на нее надавили. Парень испуганно отскочил в сторону. В створе, один за другим появились три воина — один с обнаженным мечом, двое других с натянутыми луками. Первый сделал осторожный шаг, не обращая внимания на вжавшегося в стенку мальца. Замер, вслушиваясь. У костра раздавался богатырский храп.

— Вперед, — скомандовал он, делая еще один шаг.

Один за одним, в усадьбу, бесшумно ступая, стали проникать татары. Ратмир рассчитывал, что их будет не больше десятка, но уже вошло два, и поток не иссякал.

Четверо татар, бесплотными тенями метнулись к костру, где спали опоенные по приказу боярина, сонным зельем, наряженные воями челядники. Они даже не пикнули, когда их резали, как баранов.

— Спаси господи, души невинно убиенных, — мысленно вознес молитву боярин.

Наступил самый опасный момент, но боярин оставался спокоен, всем своим видом демонстрируя уверенность. Впрочем, его в темноте не видели, но чувствовали. Напряжение прямо витало над ними, и каждый, кто судорожно, кто хладнокровно, крепко сжимал оружие.

— Наверняка, — отстраненно подумал боярин, — каждый молится про себя, и не обязательно христианскому богу.

Язычество еще пряталось по темным, отдаленным углам Руси.

Ратмир нервничал. Врагов оказалось больше чем он предполагал, и если они начнут действовать раньше, чем войдет в ворота последний воин, то могут и захватить усадьбу.

— Двадцать, двадцать один, двадцать два, — про себя считал он и почувствовал сердцем — этот последний.

Ратмир тихонько пнул ногой товарища и тут же спрыгнул с балки, еще в воздухе ударив булавой в основание черепа замыкающему татарину. Мягко, пружинисто приземлился на землю, совершив кувырок через голову, левой рукой ударив кинжалом под подбородок, развернувшемуся в замахе татарину, а правой превратил в месиво лицо еще одного врага.

— Сигнал забыл подать, — с ужасом подумал он, уходя от удара сабли.

Боярин, не случайно прожил долгую жизнь на границе, нутром почуял, что пора действовать. Негромкий свист раздался одновременно со командой первого татарина, догадавшегося о засаде.

Стрелы пропели смертоносную песню, разя врагов в спины, бока, и прикрытые железом груди. И все же некоторые смогли уберечься от стрел, бросившись на хлесткие звуки ударов тетивы о налучи.

Мужички родимые не подвели, выстрелили из самострелов и даже попали в одного, зато другие почти добежали до боярина. Он даже замахнулся для удара булавой, но размозжил голову уже мертвецу. Стрельцы, стоявшие за спиной, не сплоховали.

— Быстро добить, — скомандовал Ратмир. — Но мне нужен язык, так что смотрите...

Более мене живой, способный говорить, остался один татарин, остальных так нашинковали стрелами, что и добивать не пришлось. Его утащили в хлев на допрос, но боярин вышел оттуда злой — языка чужака он не понимал.

— Немчура поганая, — с досадой сказал он Ратмиру, негромко распекавшего одного из воев.

Парня, из молодых, пришлось снимать с балки, у того застряла нага между крюком и вбитым в стену и самой балкой. От острой боли в ноге парень сомлел и беспомощно повис вниз головой. Его привели в чувство, вправив вывихнутую стопу на место.

— Как все закончится — отправлю тебя обратно к отцу, землю пахать, — зло выговаривал ему Ратмир.

— Микула, где ты? — окликнул боярин ключника.

Старик, подобно призраку, материализовался из темноты, испуганно косясь на трупы.

— Тута я, свет Андрей Михайлович, — подобострастно сказал он.

— Телеги готовь, — велел боярин и поторопил старика. — Только живо. Скоро светать начнет.

Когда все было готово, боярин лично помахал факелом в створе ворот и отскочил в сторону отбросив в сторону. Был ли у татар условный сигнал — узнать не удалось, но он надеялся, что они клюнут на уловку. Вначале было тихо совсем, только рядом тяжело дышал один из гридей.

— Замри! — велел боярин, наконец услышав шум вдалеке.

Вскоре стал едва слышен приглушенный топот копыт.

— Тряпьем обмотали, — прошептал гридень. — Тихо идут...

Всадники вломились в открытые ворота, и первые сразу напоролись на преграду из телег.

— Бей супостатов! — бросил громкий клич боярин, опуская топор на плечо ближайшего всадника.

Гридень, кольнул сулицей в бок лошади, та громко заржала, вздымаясь на дыбы и сбрасывая смертельно раненного седока. Гридень кольнул еще раз, лошадь замолотила копытами и освободившись от всадника, скакнула вперед, врезаясь в плотно строй. Боярин успел опустить топор на бедро еще одного татарина, но тут же был придавлен к стене, напирающими всадниками. Гридень не обращая внимание на кусающихся лошадей, молотил топориком по вытянутым головам низкорослых лошадок, пока его не срубил один татарин.

Мясорубка в воротах продолжалась несколько минут и напор резко ослабел и вовсе прекратился. В дело вступили стрельцы на стенах, посылая смертоносные стрелы во врагов, уже находящихся на грани паники. Со стены сбросили в ров несколько бревен, которые вместе с телами павших лошадей создали непроходимый затор, отрезавший путь татарам к спасению. И началось избиение.

Во дворе усадьбы Ратмир смог предотвратить прорыв, бросив в бой резерв — трех копейщиков. Но до рубки дело не дошло, победу русичам принесли стрельцы, грамотно расставленные по местам. Как это обычно бывает, бой длился целую вечность, но на самом деле стрельцы, едва ли опустошили тулы. В бою все решают минуты — Ратмир это знал, но даже ему, опытному воину, казалось, что прошла целая вечность.

— Боярин где? — кричал он, пробираясь по завалам из тел людей, лошадей, мимоходом опуская топор на головы еще шевелившихся врагов.

— У ворот стоял, — ответили ему.

— Андрей Михайлович! Ты где? — с нарастающим беспокойством вновь прокричал Ратмир.

Ответом ему была ругань, еще не отошедших от боя гридней и удивленное оханье пахарей, с любопытством разглядывающих при свете факелов необычные лица врагов, их оружие и брони.

— Боярина ищите! — велел Ратмир, наступая на горло храпящему татарину.

Андрея Михайловича нашли в бесчувственном состоянии, придавленным павшей лошадью, и со сломанной рукой. Бронь на груди выглядела так, словно по ней молотили кувалдой. Боярина отнесли в терем, где им занялась молодая жена с толпой сенных девок.

— Главное живой, — успокаивала молодуху старая лекарка, осматривая освобожденного от брони боярина. — Подумаешь, ребро сломано... Эка беда. А вот рука...

— Господи! У него же кость торчит! — ужасалась Устинья.

— И это поправим, — обещала лекарка, ощупывая руку. — Сколов нет, слава богу...

Ратмир на минуту заглянул в терем, потоптавшись у постели боярина, убедился, что жизни хозяина ничего не угрожает и, убежал во двор. Следовало растащить тела, освободить створ ворот, и во рву прибрать: оттащить в сторону бревна, что бы можно было провести коней. Ратмир намеревался завершить начатое, организовать погоню и добить разгромленных татар.

Уже совсем рассвело, когда Ратмир смог отправиться в погоню, а боярин, к тому времени оклемался, опоенный обезболивающими взварами, даже выбрался во двор, держа сломанную руку на перевязи.

При дневном свете, побоище выглядело не так ужасно, но успех впечатлил боярина. Ему доложили о шести пленных и большом количестве убитых врагов. Два десятка коней достались в качестве трофеев, да брони и оружие, все доброе, качественное. Боярин повеселел и пропустил мимо ушей известие о собственных потерях: двух убитых стрельцах, и трех гридях. Все побиты стрелами, и лишь один пахарь лежал подле стены хозяйственной клети с рассечённой надвое головой. Пересчитав булгарские гривны, найденные в седельных сумках, боярин рад был без меры.

— На каждую хитрую задницу, у нас найдется дрын березовый, — с довольным видом произнес он, красуясь перед молодой женой, вышедшей во двор следом за мужем.

— Эка богатства-то привалила! — восхищалась она, глядя на супруга восхищенным взглядом.

— Погоди, вернется Ратмир, — возбужденно произнес боярин, — еще больше станет. В этих землях я хозяин!

— Конечно ты, свет очей моих, — поддакнула Устинья, нежно погладив мужа по здоровой руке.

Она уже присмотрела в груде драгоценного узорочья понравившуюся вещицу.

— Господин, господин, не гневайся, — подбежал к боярину ключник.

— Что опять? — грозно спросил боярин, морщась от боли в груди.

— Свиньи полоняника сожрали, — выпалил Микула. — Ты его в хлеву бросил, вот они и... — он развел руками.

— Да и бис с ним, — отмахнулся боярин.

— Как же так? — растерялся ключник. — Что с хряками делать-то?

А боярин уже не слушал, торопливо шагая к мужикам, сдиравшим шкуру с убитой лошади.

— Кто так нож держит? — сердито вопрошал он, останавливаясь подле них. — Аккуратнее надо! Аккуратнее!

Мужики сердито отворачивались от него, недовольные задержкой в боярской усадьбе. Переживали за судьбу близких людей, оставшихся дома. Ключник их успокаивал, что все там нормально — гонцы упредили родичей, но они предпочли бы самим убедиться в этом. Одарил бы их боярин за усердие и отпустил домой скорее. Так правильнее. А вместо этого их опять задержали, нагрузили работой, а душа рвется домой.

Андрея Михайлович притомился и жена увела его в терем. Только он ушел, как в усадьбу прискакал на взмыленной лошади Даньслав.

— Татары! Побили нас, — прохрипел он, валясь на землю.

В спине разведчика торчал обломок стрелы.

Бросившийся к нему ключник стянул с головы шапку.

— Помер, — испуганно произнес он, глядя на мертвеца.

Бабы, только было успокоившиеся, опять заголосили, оплакивая убитого.

— Чего стоишь? — прикрикнул на оцепеневшего ключника, единственный оставшийся в усадьбе гридень. — Упреди боярина.

Сам он бросился к воротам, стараясь побыстрее затворить их.

— Помогите! — прикрикнул он на мужиков, продолжавших стоять над Даньславом. — Чего застыли?

Те, разом очнувшись, со всех ног бросились пособлять ему, а один выскочил за ворота и рванул прочь от усадьбы, следом за ним припустил, ловко перепрыгивая через препятствия, еще один мужик.

— Стойте! Дурни, вы куда? — заорал им вслед гридень. — Споймают татары!

Но те, бежали не оглядываясь.

— Вот дурни! — в сердцах сплюнул гридень.

Они затворили ворота и стали ждать боярина. На лицах мужиков читалось недовольство, многие размышляли над тем, а правильно ли они поступили, оставшись за стенами... Может лучше было попытать счастья и попробовать добраться до дома? И что будет с родными? Ох, как тяжело на душе, печаль камнем сдавила сердца. Все молчали, думая о своем.

На украине боязливые люди не живут, таким тут не место. И все же, боярин, страшно перепугался, получив страшную весть о гибели своих людей. Храбрый Ратмир сложил свою голову в быстротечной сшибке, попав в засаду. Андрею Михайловичу трудно представить, что больше нет рядом человека, на которого можно положиться. Ратмир один стоил десятерых. И где он? Лежит бездыханный в траве. Боярин, словно на яву услышал голос старшего гридня: