Мы забрались внутрь корабля. В каютах мы не нашли ничего — Джон рассказал, что у него там был тайник, но, конечно, его он давно опустошил. Мы обошли все каюты и спустились в трюм.

Там оставалось несколько рассохшихся бочек — судя по всему, в них была ранее вода; Сара сказала, что другие бочонки — с солониной, с вином — давно уже были выгружену. Там же мы нашли несколько полусгнивших сундуков. В большинстве были серебряные слитки с мексиканским клеймом, а в парочке было золото, где в виде монет, где слитков (тоже с клеймами).

На лодке были брезентовые носилки, и мы, один за другим, перенесли сундуки на катер. Парочка из них развалилась, но содержимое в таких случаях просто попало на брезент.

И вдруг я заметил, что один из сундуков был выполнен из тика, дерева, которое практически не гниёт. Похоже, он был привезён из Манилы — столицы испанских Филиппин, ведь именно манильские галеоны послужили добычей "Выдры". Тем более, на нём был герб Манилы — башня и под ней морской дракон с крестом.

Я открыл сундучок, в нём содержался перец — давно уже испортившийся. Но он показался мне на удивление маловместительным для своего размера, и слишком тяжёлым. Но как я ни осматривал днище, оно было подогнано настолько хорошо, что не было похоже, что там окажется какой-либо тайничок. Кстати, там были потемневшие от времени следы ножа — кто-то до меня явно пытался поддеть ту или иную досочку, но безуспешно.

Я начал шарить по стенкам — и вдруг заметил, что одна из них не столь плотно прилегает к остальным. Я вставил в паз нож, и из стенки вышел рычажок, а туда, где был нож и где могла бы быть моя рука, вылезла острая иголка с какой-то бурой массой на кончике. Похоже, это когда-то был яд. Вряд ли он до сих пор оставался таковым, но вдруг? Мне повезло, что я открыл рычажок ножом.

И часть днища приподнялась, и оказалась плоской коробкой. Открыв её, мы увидели кучу ювелирных изделий, а также какие-то документы.

— Сара, это по праву принадлежит твоему отцу, — сказал Володя.

Сара посмотрела и отобрала себе пару ожерелий (одно изумрудное, похоже, из Колумбии, и одно с сапфирами — наверное, из Индии), а также два изумрудных колечка. Потом она нашла ещё два, с изумрудами чуть поменьше, передала их мне и со слезами на глазах сказала:

— Алекс, это для тебя и Лизы. Она очень хорошая, женись на ней. А я подожду... И у меня теперь есть подарок для неё на свадьбу. Влад, а оставшееся пусть пойдёт на наше общее дело.

От избытка чувств, я обнял её и поцеловал — в щёчку.

Володя сказал, что нужно будет вернуться за железом, а дерево, из которого была построена "Выдра", очень хорошо подошло бы во время расширения церкви и постройки обшего помещения. И мы вернулись обратно; золото и серебро мы пока поместили на "Форт Россе", а ювелирные изделия пошли в общий фонд. Документы же нам тоже сыграли неплохую службу, но об этом позже.

5. Мёртвая деревня.

Вечером у меня состоялся интересный разговор с неким старшиной Ивановым, моим тёзкой, который оказался местным компьютерщиком-любителем с "Астрахани". Он принёс мне ноутбук и с видом корифея, метущего бисер перед свиньями, открыл его и стал мне показывать, как им пользоваться.

Конечно, Windows 7 (он не забыл присовокупить, что у него, мол уже давно Windows 8.1, но для меня и это сойдёт) далеко ушёл от Windows 3, а Microsoft Word 2010 и Excel 2010 — от WordPerfect 5 и Lotus 1-2-3, которые стояли у меня на старом компьютере. Но, к его удивлению, я быстро врубился — а потом показал ему, как нужно делать кое-что из того, что он считал невозможным. После этого с него слетел гонор, и он оказался достаточно нормальным парнем. Он к тому же оказался и начинающим программистом-самоучкой, и он мне с гордостью показал три книги по кое-какой методологии, которой в моё время ещё даже не существовало. У него, впрочем, с самим программированием было довольно туго, и когда я посмотрел по его просьбе написанные им программы и весьма быстро нашёл его ошибки (привыкаешь, знаете ли, после двух лет работы ассистентом), он начал мне смотреть в рот.

И тут он обмолвился, что у него есть огромная электронная библиотека на трёх внешних дисках, в которой чего только нет — и беллетристика, и руководства, и куча работ по истории, экономике, химии и многому другому, даже сельскому хозяйству. А ещё карты всего мира и лоции всех (!) побережий. Лёша был типичным хомяком в этом деле — у него были полностью скачаны несколько электронных библиотек, даже то, что никому не будет интересно.

Конечно, как он сам и сказал, и то, и другое меняется со временем, но как исходный материал они вполне подходили.

Меня, впрочем, тревожил один вопрос — рано или поздно, вся эта электроника полетит. Так что более важные работы неплохо бы получить на бумаге. У них были принтеры, определённый запас тонера и бумаги. Я подумал, что нужно решить, что из его библиотеки необходимо печатать в первую очередь. И обдумать, как сохранить те книги, которые были наиболее интересными, для потомков.

Лёша потом стыдливо попросил меня научить его программированию, пообещав вместо этого классифицировать свою библиотеку согласно моим критериям. После этого, он вернулся на "Астрахань", а я провёл намного более приятные вечер и ночь, чем вчера, с определённой особой; сначала, впрочем, пришлось рассказать всё Совету, в который ныне входили Володя, его ближайшие сподвижники, включая, конечно, и меня, и капитаны "Форт-Росса" и "Астрахани", и получить от них кучу заданий — напечатать определённые карты, кое-что по медицине (от матушки Ольги), кое-что по полезным ископаемым (от Саши Волкова, Володиного друга детства, который до нашего перемещения работал геологом) и т. д. Но мне сначала должны были доставить принтер, так что работа откладывалась на завтрашний вечер или послезавтра.

А ещё, пока меня не было, из моей каюты сделали каюту на двоих, а Лизину каюту превратили в "компьютерный центр", опять же, под моим управлением. Я теперь был не только министром иностранных дел, но и министром информационных технологий, как я этому ни сопротивлялся. Впрочем, мне согласились переуступить старшину Лёшу Иванова — иначе я наотрез не соглашался на министерскую должность; но с условием, что он и дальше будет в случае необходимости исполнять свои обязанности на "Астрахани". Лизу же сделала своим заместителем матушка Ольга, присовокупив, что у неё все задатки, чтобы стать действительно хорошим врачом.

Отца Николая, кстати, не было — он обговаривал все подробности будущих таинств — крещения Мэри и Сары, миропомазания Джона, венчания Джона и Мэри — с будущими фигурантами этих таинств. Решили, что вскоре после этого крестят Нинель и Алексея-младшего, а также некоторых других новоиспечённых граждан Русской Америки — было решено, что религиозная толерантность — это хорошо, а в Русской Америке будет руководящая роль Русской Православной Церкви, пока в лице отца Николая. А при первом же посещении России будет оговорено как формальное подчинение Русской Америки России (с этим согласились все, даже ваш покорный слуга), так и роль и структура РПЦ в Америке. Конечно, епископом отец Николай стать не сможет, чай, не монах, так что церковное начальство у нас, понятно, после этого поменяется.

На следующее утро, первая экспедиция пошла к Северному полуострову, точнее в район мыса, называемого в моё время "Тибурóн" (что по испански означает Акулий). По предложению Владимира, мы его переименовали в "Астраханский", в честь нашего второго корабля, а город, если он там когда-нибудь возникнет, было решено назвать Новая Астрахань.

Так как мы шли в неизведанные места, где существовала вероятность вооружённых столкновений, мы пошли на "Астрахани", а на берег высадились на одном из её катеров. Во время перехода, я рассказал, что именно представляет из себя деревня племени мивок; по крайней мере, я бывал в месте под названием "Куле Локло", где такая деревня была реконструирована.

Дома строились из коры секвой, а полы покрыты шкурами. Сами дома напоминали вигвамы (точнее, типи) из фильмов про индейцев, но были намного меньше по размеру. Ещё в каждой деревне обязательно был так называемый "круглый дом", обычно полуземляночного типа, и что-то вроде сауны, тоже типа землянки. "Круглый дом" совмещал из себя функции храма, места для собраний, и места для торжеств, когда погода была плохая.

Кора секвойи практически не гниёт, и индейскую деревню можно было узнать издалека по красным пятнам. Вблизи же оказалось, что деревня и правда давно заброшена — кора практически везде лежала на земле. Мы расчистили место, где был один из домов, но там ничего не оставалось, кроме полусгнивших шкур и выложенного камнями места для костра. То же было и во втором доме, а вот в третьем они нашли два скелета — судя по тазовым костям, женшины и маленького ребёнка. Похоже, они умерли одними из последних, и их было уже некому похоронить. Всего было найдено с десяток скелетов, и их мы всех похоронили рядом с деревней. На каждую могилу мы поставили по куску коры с крестом (хоть они и не были христианами) и выцарапанной надписью: "Неизвестная женщина (или мужчина, или ребёнок) племени Мивок, похоронен(а) 12 июня 1599 года"

И отец Николай прочитал несколько молитв о упокоении душ умерших. Когда я его спросил, можно ли это делать, ведь они были, наверное, некрещёными, он ответил:

— Был такой святой Уар, которому можно молиться, чтобы Господь упокоил души некрещёных. Часть молитв были к нему.

Сара попросила, чтобы ей перевели, после чего сказала:

— Папа и мама тогда похоронили все тела, которые они здесь нашли. Некоторые из них — наши Похоже, некоторые из тех, кто бежал отсюда, вернулись в деревню и умерли тут.

— А где остальные могилы?

— Вон на той поляне.

Мы и там поставили кусок коры с надписью:

— Умершие и погибшие мивоки. Упокой, господи, души их.

И отец Николай опять прочёл ту же молитву.

Сара вдруг заплакала.

— Здесь лежат и наши родственники — ведь моя мама была из этой деревни. Испанцы или англичане никогда бы не отнеслись к ним с таким уважением, как русские. Отец Николай, крестите меня поскорее, хочу быть русской.

На что Володя ей сказал.

— Ты и так уже русская, осталось тебе только язык выучить. А крестишься, станешь православной.

Назад мы шли молча. Только, когда мы подходили к бухте Алексеева, я вдруг сказал:

— Нужно, чтобы Русская Америка стала защитником индейцев, а не наоборот.

— Так и сделаем, — сказал Володя. Сара не поняла, о чём речь, и я ей перевёл, после чего она меня обняла и поцеловала, при этом как-то не вполне целомудренно прижалась ко мне грудью. Эх, нужно от неё держаться подальше, подумал я...

6. Добро пожаловать!

С тех пор прошла неделя. На вершине Горы Колибри (название прижилось и стало официальным) был оборудован пост наблюдения — с рацией, с оптикой... Радары все решили отключить, чтобы не тратить зря энергию, да и освещение на кораблях стало намного тусклее. На берегу вовсю кипела стройка — первым делом был подготовлен лодочный пирс, строились большой зал и новая церковь, а также баня. Я даже съязвил, что мы идём по пути мивоков — у них тоже главное — это круглый дом (комбинация храма и зала для собраний) и баня, по принципу работы, если не по внешнему виду, похожая на русскую. Кстати, посёлок решили назвать Николаевкой, в честь святого Николая, который ещё и покровитель мореплавателей, и большая церковь будет посвящена ей.

У Джона, кстати, такая уже была за домом — по его рассказам, на этом настояла Мэри ещё в самом начале их совместной жизни — и после "мёртвой деревни" нас с Володей Мэри чуть ли не насильно отправила туда, сказав, для очищения; потом там же побывали все, участвовавшие в захоронении останков жителей деревни. Но нам с Володей "повезло" — мы, сами того не ожидая, оказались там вместе с хозяевами и их дочкой, причём нам никто про это не сказал. Кто это придумал — сама ли Сара или её родители — не знаю. Конечно, в Германии общественные сауны почти всегда совместные, и я после шока при первом посещении быстро привык. Да и Володю, когда он был у меня в гостях, водил в минеральные бани с сауной, но одно дело — анонимная атмосфера немецких бань, а другое — нахождение в голом виде рядом с девушкой, которая имеет на тебя виды, тем более, такой красивой... Лизе я на всякий случай не рассказал, и с разрешения Джона сводил и её в баню — впрочем, Сара к нам, к нашему удивлению, присоединилась и тогда. Сказала, что мы не умеем правильно париться... Впрочем, вела она себя на этот раз корректно, хоть и голая, и Лиза, которая вначале весьма напряглась, потом потихоньку оттаяла.

Во время первой же литургии, проведённой в корабельной церкви, отец Николай крестил Мэри и Сару (оказалось, что и у нас в православии праматерь Сара почитается как святая, так что проблем там не было), а также миропомазал Джона. После этого повенчались не одна, а две пары — Джон и Мэри, а также Володя и Лена. Мне пришлось стать шафером (у Володи) и крёстным отцом (у Мэри); я, конечно, предпочёл бы стать крёстным у Сары, чтобы брак между нами стал невозможным, но она, расспросив матушку Ольгу об обряде и его значении, попросила Володю и Лену.

И во время последовавшего праздника, уничтожившего, впрочем, нехилую часть запасов вина и шампанского, наконец-то перезнакомились экипажи обоих кораблей, и даже наметились кое-какие пары. Вот только женщин было намного меньше, чем мужчин. Сара же, к моему великому беспокойству, никем не заинтересовалась, несмотря на то, что поклонников у неё было хоть отбавляй. Но, тем не менее, наконец-то мы стали одной семьёй, и я должен был признать, что Володя был прав, когда настоял на том, чтобы сначала строились церковь и зал, хотя, конечно, пока все мы собрались на "Форт-Россе".

Было на удивление тепло и сухо, но я в самом начале довёл до народа, что Марк Твен сказал, что "самой холодной зимой, которую я когда-либо помню, было лето в Сан-Франциско"; да и зимой температура, хоть и редко падает ниже нуля, всё равно весьма прохладная. Поэтому придётся рано или поздно строить печи — их мы делаем из обожженной глины, с выходом наверх. Вместо окон пока делаем ставни — стекла нет и, увы, пока не предвидится, а снимать его с кораблей решили пока нецелесообразным. Впрочем, в электронных книгах из коллекции Лёши Иванова есть и инструкция по изготовлению стекла; решили, что попробуем осенью. Планов, как обычно, громадьё, а вот людей, умеющих всё это делать, мало...

Горючего на "Форт-Россе", вероятно, хватит ещё на месяц — если она будет использоваться только для электричества. Систему кондиционирования уже почти везде выключили — только там, где она обязательна. Пару раз на "Астрахани" показывали фильмы, туда даже каждый раз приходила вездесущая Сара, которая сначала сидела с открытым ртом, а потом привыкла. Впрочем, у неё оказался талант к языкам, и она, несмотря на то, что учится всего ничего, уже может построить простые предложения, причём практически правильно. А ещё она заучила пару фраз из фильмов — "надо, Федя, надо" стало её любимым выражением. Матросы на "Астрахани" готовы носить её на руках, и практически любой готов отдать ей руку и сердце — но, опять же, несмотря на все их потуги, и мои попытки её с кем-нибудь познакомить, она зачем-то хранит верность мне.