Впрочем, ему хватило и самолета. Сначала он испугался, когда железная птица оторвалась от земли и взмыла в небо. Потом им завладел какой-то детский восторг, и он с удовольствием стал смотреть на пейзажи за окном, впрочем, в основном скрытые за массой облаков, все-таки январь. Они перелетели через те же горы, через которые он недавно проехал на поезде, причем с воздуха они были еще интереснее. К востоку от гор простиралась необозримая прерия, а большое бурое пятно на ней оказалось, по словам Андрея, огромным стадом бизонов. Но вот начались леса, леса, перемежающиеся кое-где полями. И наконец спуск к аэродрому в Сен-Луи, который его испугал больше, чем подъем.

А теперь он сидел в автомобиле, который мчал его на юг. Он уже не боялся этих самодвижущихся повозок, но все равно страшился немного скорости, с которой их кавалькада летела к югу. Несколько автомобилей свернули налево, а с той же дороги присоединились к ним еще несколько. Вскоре они увидели ажурный мост, напоминающий тот, по которому они покидали Длинный остров. Проехав по мосту, они выехали на твердую землю. "Черепаший остров", сказал Юрий.

Еще через десять минут, автомобили повернули налево и осторожно съехали к Миссиссиппи. Там уже был сооружен небольшой лагерь. Они пересели на лошадей, а еще им вывели легкие металлические санные упряжки. Альфред заметил, что полозья были съемными, и что имелись оси для крепления колес.

На лошадей уселись они сами, Альфред, Андрей, Юрий и еще человек пять. Другие трое повели сани, на которых лежали ящики с какими-то надписями по русски. Его спутники были одеты в куртки со странными узорами и что-то вроде фартуков с многочисленными карманами поверх их. Вооружены они были короткими карабинами со странными ручками, а к седлам были приторочены еще более странные трубы. У некоторых были еще и винтовки тоже с какой-то узкой трубкой над стволом.

Он же получил винтовку со штыком и несколько металлических рожков, которые Сергей назвал обоймами. Вчера ему уже показали, как управляться с этой винтовкой. Песня, а не оружие. Точное, легкое, а перезаряжать вообще не надо, пока обойму не отстрелял. И лицо не покрывается копотью.

И вскоре кавалькада двинулась на тот берег. Миссиссиппи редко так замерзала, но год выдался очень холодный, и казалось бы, что они катили по довольно ровному полю, если не ледяные торосы, которые то и дело приходилось объезжать.

Вскоре он уже увидели развевающееся по ветру знамя с синим Андреевским крестом на красном фоне, с десятью звездами. Юра сказал, что это знамя КША, принятое с Рождества. А место, где этот флаг развевался, он знал не понаслышке — это был форт Пикеринг.

В форте их встречали семнадцать человек под командованием лейтенанта Айзенмана — все, что осталось от отряда к югу от Мемфиса. Альфред сказал:

— Лейтенант, рад вас опять видеть.

— Капитан, поздравляю с новым званием. Мы здесь держимся по приказу полковника Хьюстона — от него позавчера прибыл вестовой, они скоро подойдут. Отряд на индейских курганах уничтожен полностью, один человек смог вырваться к нам. Я хотел послать хоть несколько человек к южным усадьбам, но вестовой передал приказ ни в коем случае не ослаблять обороны форта.

— А что с южными усадьбами?

— Посмотрите туда.

На юго-востоке разгоралось зарево — там, где были южные фермы.

Через десять минут туда поскакали восемь из десяти русских американцев — другие двое остались в форте для связи и координации запроса о дополнительной помощи. Зарево оказалось пожаром — горела ферма семьи Джексон, соседей родителей Альфреда.

Вскоре они увидели первый труп — дедушка Джексон, единственный оставшийся на ферме мужчина, которого не взяли в армию Юга из-за преклонного возраста. Рядом с ним валялась двустволка, а чуть поодаль лежали трупы двух негров в синей форме Севера. Над дедушкой перед смертью издевались; он был весь исколот штыками, а нос и уши его были отрезаны.

Альфред вспомнил, что семья Джексонов была соседями Иннисов еще по Северной Каролине. И что дедушка отпустил всех трех своих рабов еще там, в тех местах, решив, что рабство — это грех.

— На обратном пути похороним его по христиански, — сказал Юрий. — А сейчас времени нет. Давайте дальше!

У самого крыльца лежал труп молодой девушки. У нее был задран подол, содрана блузка и отрезаны груди. Девушка эта была первой любовью Альфреда, еще тогда, в том, теперь необыкновенно далеком мире.

Объехав пожар, они наткнулись на пьяного негра в синей форме, приложившегося к бутылке виски. Рядом с ним валялось ружье с окровавленным штыком.

Увидев их, негр отбросил бутылку и попробовал взять ружье, но Юра уже скатился с коня, подскочил к негру и врезал ему несколько раз. Негр выпустил ружье и, как тряпка, упал.

— Кто такой?

— Рядовой Джеймс Макфи, сэр, Четвертый негритянский полк, вторая рота.

— Ты что здесь делаешь?

— Стою на часах.

— Где твои?

— У следующего поместья.

— Кто женщину убил?

— Орала слишком, пока мы с ней забавлялись.

— А старика?

— А он, гад, убил двух наших.

— А кто-нибудь еще был?

— Старуха, мать вон той шлюхи, мы ее связали и бросили в дом, когда он загорелся.

— А кто вами командует?

— Полком подполковник Питер Стивенсон.

— А ротой вашей?

— Капитан Энтони Стэнтон.

— И он вам дает так поступать с южанами?

— Он их не любит и говорит, делайте, что хотите.

— И сколько вас?

— После битвы на курганах оставалось пятьдесят семь человек, сколько сейчас, не знаю.

Юра вдруг схватил негра за голову, быстро ее повернул. Негр осел с неестественно вывернутой головой.

— Так, — сказал Юра. — Минус три, итого пятьдесят четыре.

Он вскочил на коня, и кавалькада понеслась к Элисии.

И это поместье уже разгоралось. У ворот, ведущих к основному зданию, лежал Джон, с размозженной прикладом головой. Но лежащее рядом с ним ружье, и три трупа в синих мундирах, валявшиеся в снегу, свидетельствовали о том, что старый слуга задорого продал свою жизнь. Дальше они увидели еще семерых рабов из поместья, тоже вооруженных и тоже так же зверски убитых, и с десяток трупов в синих мундирах. А потом они услышали женский крик.

В рощице недалеко от горящего дома два негра держали Розалинн, на которой были лишь обрывки платья, а третий, с нашивками сержанта, неторопливо расстегивал пуговицы на штанах. Юра поднял ту самую винтовку со странной трубкой, раздался выстрел, и черный сержант упал, лишившись головы. Два других от неожиданности выпустили Розалинн, но Андрей и Иван уже стреляли. Из кустов выбежали еще три негра, но еще три выстрела убили двоих и ранили последнего.

Розалинн вздрагивала, всхлипывая. К ней бросились Андрей с Альфредом, а в кустах Юра нашел Сару. Она была жива, но тоже в оборванном платье, а низ живота ее был окровавлен. Похоже, доблестные черные солдаты не брезговали и старухами.

Женщин завернули в одеяла и отнесли в единственный сохранившийся в усадьбе дом — бывший домик Джона. Скоро нашли еще одну черную девушку, прятавшуюся в той же роще, где только что спасли Розалинн и Сару. Мейбел же нашли чуть подальше, уже мертвую; ее негры схватили первой, и после надругательств исполосовали ее ножом.

Один из русских, Иван, учился на военного медика, поэтому Юра оставил его и еще одного из своих с женщинами, после чего в темпе допросил оставшегося в живых негра из рощицы. Тот показал, что их часть прорвала вчера оборону к югу от Мемфиса и прошла к ферме Джексона. Уничтожив ферму и все живое, они напали на Элисию, но местные рабы, против их ожиданий, не только не примкнули к ним, но обороняли Элисию до последнего. Четыре часа назад они наконец взяли поместье. Их отделение оставили зачистить то, что осталось, а остальные час назад поскакали к следующему поместью. И только что они нашли женщин в роще, сначала Мейбел, потом Сару, и наконец Розалинн.

Юра сказал:

— Осталось этих тридцать семь. А что, интересно, с нашими? Альфред, кого не хватает?

— Девять невольниц-женщин. Двое мужчин уехали с отцом в ополчение. Еще не хватает Джима Дедрика, его тети Рейчел Харрис, и двух ее дочерей.

Пленного насильника повесили на ближайшем дереве. Юра снял рюкзак, достал из него крупный агрегат, снял продолговатый предмет на шнуре, и начал в него что-то говорить. Альфред никогда такого не видел, но потом понял, что это и есть радио. Потом они сели на коней и поскакали дальше, в направлении поместья Bluefields, того самого, где жила старшая сестра Альфреда. Именно оно, по словам повешенного, было следующей целью "освободителей".

Глава 21. Делу время...

Князь Николай Максимович Долгоруков любил летать. Да, еще не было самолетов, способных пролететь из Форт-Росса до Петербурга или даже до Владивостока. Но вот новые самолеты типа "Император-12" имели дальность свыше 8000 километров (эх, когда отец позвал его сюда после учебы в Москве, пришлось снова переучиваться с верст на километры и с саженей на метры...) Так что старый маршрут, через Дмитров — Новоархангельск — Алеуты — Петропавловск — Владивосток был уже не нужен. Теперь ему предстоял полет до Аэропорта Кона на острове Гавайи на востоке Гавайских островов, короткий перелет на маленьком За-10 до аэропорта Кауаи, и далее до Петропавловска на другом Им-12. Из Петропавловска последний перелет — до Владивостока; там он будет уже через три дня, хотя, конечно, хотелось бы задержаться как на острове Гавайи, так и в Кауаи, да и в Петропавловске, если летом, было бы неплохо — мохно было бы съездить в Ключи и к гейзерам. Больше аэропортов в РИ нет, хотя строится еще дюжина, а инженеры РА проектируют аж с полсотни. Но построенная РА железная дорога из Владивостока до Москвы и дальше до Александрова-на-Неве весьма исправно работает, и с новыми локомотивами он будет в родном городе еще через 10 дней. А раз сегодня первое января, то десятого он уже будет на месте.

Мать, как всегда, проследила, чтобы Марфа с Акулиной приготовили ему кучу еды в дорогу. Сколько не объясняй ей, что рестораны по дороге отменные, да и в самолете кормят неплохо, она считает, что служанки, чьи далекие предки, до отмены крепостного права, были ее крепостными, готовят лучше всех. Она даже где-то права, наверное, но одно дело только что приготовленный обед, другое — припасенное в дорогу.

Пока он ждал самолета на острове Гавайи, он разговорился с тремя девушками, летевшими с ним тем же рейсом. Только что закончили университет в Дмитрове, городе на крупном острове в полуторе тысяч верст, тьфу ты, километров к северу от Форт Росса. Как он узнал из разговора с ними, как медики, направлялись на обязательную службу в РИ, одна в Нижний, другая в Омск, а вот третья, Нина, самая красивая, кстати, в Дмитров, только на этот раз в тот, что под Москвой. Самолет был в основном заполнен такими же вчерашними медиками, инженерами, экономистами, агрономами и даже журналистами, направлявшимся на год или два службы в Российскую Империю, обязательной для всех, кто окончил один из университетов Русской Америки. Именно поэтому в конце декабря-начале января и конце мая-начале июня запускали множество дополнительных авиарейсов в Петропавловск и Владивосток, чтобы доставить новых выпускников по месту назначения, а также вернуть отслуживших обратно в Русскую Америку.

Мамины запасы тут разошлись на ура, а на Кауаи он их, всех трех, пригласил в ресторан местной кухни, на запеченную свинину с бататами. В Петропавловске, к счастью, не пришлось покидать здание аэропорта, но он все равно купил им по шубе из собольего меха и по шапке и варежкам к ним, деньги были, а соболей в РА не водилось; девушки весьма смутно представляли себе российский климат, и замерзли бы уже во Владивостоке. Разве что у Нины был с собой полушубок — она рассказала, что когда-то провела три года в России. Но от собольей шубки тоже не отказалась.

Николай все думал, кого же это ему Нина так напоминает, когда она вдруг сказала:

— Николай, а я вас знаю. Вы же сын Максима Александровича. И вы меня должны помнить — я дочь Алексея Васильевича Заборщикова.

Да, конечно, подумал он, они виделись еще в детстве, но кто же мог подумать, что из тогдашней девочки с косичками получится такая красавица.

Если до Петропавловска все места были одинакового класса — в РА не жаловали сословные различия — то из Петропавловска во Владивосток уже был первый класс, а девушки все летели вторым. Подумав немного, он договорился, что их посадят в первый, а он заплатит разницу. И по дороге он впервые поцеловал сидящую рядом Нину, подумав вскользь, что мать не одобрит, она-то, хоть уже двадцать лет в Форт-Россе, все еще живет российскими предрассудками. И для нее даже генерал — не просто человек без титула, а даже и не столбовой дворянин.

Но гулять так гулять. Он и во Владивостоке заплатил разницу между вторым и первым классом, и всю дорогу девушки провели в его вагоне, хоть и спали в двух других купе. Все вместе справили Рождество у новомодной в России елки, любезно предоставленной железной дорогой. Все вместе ходили гулять во время остановок в Харбине, у озера Байкал, в Иркутске, Ивангороде на Оби...

Но вот и Омск. В Омске вышла Зоя, и все пошли ее проводить и сдали с рук на руки местному представительству РА. Саша с Ниной проводили теперь все время, кроме сна, вместе с Николаем. Саша бросала иногда завистливые взгляды на Нину, но с удовольствием ходила в вагон-ресторан первого класса и откушивала рябчиков, черную икру, осетрину — все то, что в РА попадалось редко. Но вот и Нижний, Саша вышла, Николай и Нина после прогулки вернулись на поезд, который вскоре пошел дальше на Москву.

Где-то между Владимиром и Москвой Николай решил, будь что будет, и сделал Нине предложение по всем законам жанра; он загодя зашел в известный ему ювелирный магазинчик в Нижнем и купил приличествующее будущей княгине бриллиантовое кольцо. Нина сразу же ответила согласием, и договорились сыграть свадьбу следующим летом. А пока он, не обращая внимания на протесты Нины о том, что ей положено жалование и казенная квартира за маленькие деньги, отвез ее в родовой дом, отвел в гостевую комнату, приставил к ней пару слуг, сам же пошел в свою комнату и лег рано спать. Ведь делу время, а потехе час.

На следующее утро он вышел, сел в автомобиль, предоставленный расторопным Сидором, и поехал к Императору.

Дмитрий IV только недавно стал Императором Всероссийским. Это был высокий, русоволосый молодой человек, друг Николая еще по Московскому Императорскому Университету. Когда, после скоропостижной кончины отца, он неожиданно стал императором, именно Николай сопровождал его в его протокольную поездку в Форт-Росс, после чего устроил ему поездку по его новым владениям. Первым из Императоров, он побывал и в Новом Орлеане, и в Сарасоте во Флориде, и в Сен-Луи на Миссиссиппи, и в Каньоне Цейи, и у Большого Каньона, и в Тетонах у гейзеров, и в Ла-Пасе на Море Кортеса, а по дороге посетил и Дмитров, и Новоархангельск, и Алеуты. И если отец Николая был официальным представителем Короны, то сам Николай обыкновенно выполнял более щекотливые задачи. Как и сейчас.