Еще один персонаж древних легенд. Женщина-берегиня, всезнающая мудрая защитница, наставница и спутница, наставляющая главного героя на путь истинный, помогающая ему словом, а иногда и делом. Способная быть и почти сверхъестественным существом, и просто любящей и любимой.
― Наше прошлое хранит немало тайн, и это — одна из них, — невозмутимо сказал Ларнэон. — Много лет назад, во времена Тинкоу, из Метрополии бежала одна семья, владеющая некими странными приемами и методиками. Здесь, на Таангураи, эти люди нашли мир и защиту и время от времени выполняют отдельные просьбы потомков тогдашнего управителя... наши просьбы. Учти, сама Кээрт об этом ничего не знает. Ее подготовка проводилась в форме игр, в которые она очень любила играть в детстве. Сейчас детство позади, обучение закончено, но навыки и способности остались. О многих не знает и она сама, о многих не знаем ничего и мы. В ней просто спит нечто, готовое проснуться в случае острой нужды...
― Великие Звезды! — Кэноэ был просто оглушен. Кээрт, его любимая, его родная Кээрт, вдруг представала перед ним неведомым чужим существом.
― Нет-нет! — Ларнэон, кажется, понял его чувства. — Если это и магия, то магия добрая. Кээрт любит тебя, в ней нет ничего потайного, никакого двойного дна. Просто у нее есть некоторые полезные для вас обоих способности. Она, например, если захочет, всегда сможет найти тебя, может разделить твои чувства, понять твои желания, даже невысказанные. Можешь считать это гипертрофированной женской интуицией. Да, и помни, она всегда делает все правильно и вовремя, а ее советы всегда верны. Просто люби ее, Кэно, и все будет хорошо. И будь достоин ее, ты ведь должен знать: Хранительница оберегает только тех, кого уважает и любит.
― Я постараюсь, — пообещал Кэноэ.
Первый шок прошел. В конце концов, кому какое дело, чему там учили Кээрт в детстве?! Главное, что они любят друг друга, и им хорошо вместе, а все остальное не имеет значения!
― Ну что же, будем тогда заканчивать, — подвел итог Кхаэро. — Допивайте кробро, и будем расходиться. Флаг-маршал, вы, наверное, возвращайтесь в зал. Прием, насколько я понимаю, еще не закончен. Я удалюсь... ну, скажем, в другое место. Официально я приеду только завтра, меня задержало ЧП в 14-й провинции. Впрочем, все знают, что я терпеть не могу официальных приемов. Ну, а ты, кузен...
― Мы с Кэно уйдем последними, — сказал Ларнэон. — Кстати, Кэно, учти: больше о деле нигде ни слова. Эта комната имеет стопроцентную защиту от прослушивания. Когда закрыта дверь, она полностью изолирована от внешнего мира, в ней нет даже электропроводки. В других местах я такой гарантии дать не могу.
― Я понял, — кивнул Кэноэ.
― Хорошо. Тогда допьем кробро и пойдем. А то наши женщины, наверное, нас уже заждались.
Глава 28. Государственные дела
Громадная площадь была полна народу, над толпой реяли флаги и транспаранты. Перейдя с общего плана на крупный, камера вылавливала из гущи людей то оратора на трибуне — высокого пожилого человека с выразительным лицом с крупными резкими чертами, то ребенка, сидящего на плечах у отца и увлеченно размахивающего горданским флагом, то тетку, лупящую половником по донышку пустой кастрюли, то целующуюся парочку.
Звук был отключен, и люди неслышно открывали рот, словно вытащенные на сушу рыбы, но можно было без труда догадаться, какое слово они скандируют. Это слово было везде — на плакатах и транспарантах, на больших лентах, украшающих трибуну, при желании его можно было прочесть даже по губам.
Хватит!
― Достаточно! — президент Лёрид Кирстен выключил видеомагнитофон, и экран телевизора принял однотонную синюю окраску. — Я спрашиваю: кто допустил эту мерзость?
Министр внутренних дел Дагир Салливой стойко выдержал президентский гнев.
― Они не нарушили никаких законов, господин президент. Как положено, подали заранее заявку на проведение митинга, утвердили список выступающих, обеспечили порядок — во время мероприятия не было ни одного инцидента, даже мусор за собой убрали.
― Я не об этом спрашиваю! — прошипел Кирстен. — Как они вообще осмелились выйти на площадь?! И кто говорил мне, что Движение уничтожено?!
― А Движение здесь и не причем, — спокойно сказал Сэймор Скэб. — Заявку подавали реперайтерские отделения Партии Процветания, Партии Верного Пути и Блока "Реформы и Законность". Все — вполне респектабельные организации с многолетней историей, широко представленные и в бывшем парламенте, и в законодательных собраниях дистриктов.
― А они-то откуда вылезли? — удивился Кирстен. — Мы же всех там пересажали!
― Вычищена была только коррумпированная партийная верхушка, тесно связанная с бизнесом, — разъяснил Скэб. — А рядовые активисты, что были ни в чем не замечены, остались. Вот они и это и организовали. А люди сами сошлись.
― Бардак! — с отвращением произнес Кирстен. — Стоило мне уехать на выходные, причем, впервые за один Единый знает, сколько месяцев, как вы тут все пораспустили. Куда вы все смотрели?! Эту гадость вчера крутили по всем телеканалам. Ронайс, почему бездействовала ваша Комиссия по нравственности?! Почему вы не заткнули им рты?! И вы Салливой! Когда я назначал вас на этот пост, я ожидал от вас профессиональных действий! Вы обязаны были разогнать эту говорильню!
― Господин президент! — высокий, крепкий Салливой был не из тех, кто дрожит от начальственного окрика. — Эти люди не нарушили никаких законов! Это было неприятно, но в нашей стране граждане имеют полное право высказать свое недовольство во всеуслышание.
― Недовольство?! — раздраженно переспросил Кирстен. — И чем они недовольны?! Я избавил их от войны с пришельцами, прибрал к рукам весь континент, избавил от воров и взяточников, какого рожна им еще надо?! Или вы лгали мне, Салливой, рассказывая, что люди поддерживают нашу политику? Какой же вы после этого профессионал, черт побери?!
― Может, я и плохой профессионал, — согласился Салливой. — Но я был заместителем у четырех министров, назначенных по партийным квотам, и кое-что умею. Я, по крайней мере, знаю, о чем думает сегодня страна. Я давал вам тогда верную информацию, у меня нет привычки приукрашивать или придумывать. Люди, в основном, действительно поддерживали вас и вашу политику. Но это было несколько месяцев тому назад. Сейчас у людей другие заботы. Все ваши лозунги — Великая Гордана, вор должен сидеть в тюрьме, бандитов на нары — это, конечно, хорошо, но их, как говорится, на хлеб не намажешь.
― Это вы к чему?
― Жить в Гордане стало труднее, — просто ответил Салливой. — Цены выросли, работы стало меньше, денег — тоже. Многих, как ни странно, задел ваш указ об отмене выборов в дистриктах и районах, они посчитали это ограничением своих свобод. Вот люди и недовольны.
― Тогда я не понимаю, кто здесь недорабатывает, — недовольно сказал Кирстен. — Мы приняли тридцать миллионов беженцев, которых надо кормить, содержать и где-то разместить. Естественно, нам приходится затягивать пояса. Но мы трындим об этом по всем телеканалам и во всех газетах который месяц! Почему эти скоты не могут до сих пор это уяснить?!
― Да нет, это они как раз понимают, — вздохнул Салливой. — Люди охотно жертвуют на обустройство беженцев, подписка на специальный заем идет полным ходом. Их недовольство объясняется не этим.
― Тогда чем же?!
― Боюсь, объяснение будет долгим. Вот вы боретесь с коррупцией, честь вам за это и хвала. Арестовано множество нечистых на руку бизнесменов, подкупленных чиновников, депутатов, судей, адвокатов. Их состояния конфискованы и обращены в пользу Горданы. Однако эти дельцы, они ведь не только воровали, но и занимались, так сказать, своей непосредственной работой. Торговали, строили, что-то производили, имели какие-то конторы. Сейчас, после того как арестованы их владельцы или руководители, все эти предприятия умерли. Бизнес прекращен, люди уволены и остались без работы. На крупные компании и банки, что перешли под контроль государства, вы возложили задачу по финансированию обустройства беженцев. Но ведь это все равно бизнес, он не может работать себе в убыток. Значит, им пришлось уменьшать расходы. Компании начали сокращать персонал, снижать оставшимся сотрудникам зарплату. Банки повысили процентные ставки по кредитам и ужесточили требования к заемщикам. Значит, новый бизнес открыть стало труднее, причем, намного. Да и сама экономика оказалась перекошена. Отрасли, которые ранее работали на экспорт в Приморье, завалены продукцией, которая никому не нужна. А многие импортные товары вдруг исчезли. В некоторых отраслях бум, например, в строительной, но в большинстве, наоборот, спад. Потом закрылось множество магазинов, которые ранее принадлежали этим черным. Конечно, людей там порой обманывали, наживались на них, но ведь вместо этих магазинов ничего не появилось. Черные торгуют уже не одно поколение, у них был опыт, они знали все входы-выходы, а попробуй наладить все это с нуля. А торговцы, что остались на рынке без таких сильных конкурентов, радостно подняли цены. Та даже выборы! Это же была целая индустрия, с нее кормились пиар-агентства, типографии, расклейщики листовок, массовики-затейники всякие. А сейчас и они все остались без работы и без средств. Вначале все это еще непонятно было. А теперь все последствия и проявились — так сказать, грубо и зримо.
― Так почему же я узнаю все это только сейчас?! — вспыхнул Кирстен. — Почему я не получил эту информацию раньше?
― Так вы не спрашивали, — Салливоя невозможно было напугать или смутить. — Когда вы в последний раз собирали все правительство, еще в прошлом году, перед Новым Годом, Хирген, министр финансов, и пытался вам все это изложить. А вы оборвали его, сказав, что не время. Ну, а мои докладные о положении в стране, до вас, по-видимому, просто не доходили.
― Так, а что скажете мне вы, Вайкел? Это ведь по вашей части, не так ли? Почему вы молчали?
Финансовый советник президента Тейно Вайкел пожал плечами.
― Вы поставили перед нами всего три условия. Не вводить новые налоги с населения кроме того 5%-ного сбора с продаж, не использовать печатный станок и, по возможности, не влезать в долги. Все они выполняются. Да, теперь я понимаю, что мы недостаточно продумали последствия наших решений для экономики в целом, но тогда этот вопрос и не стоял. Нужны были средства для реализации всех наших проектов, мы их получили. И использовали.
― Ну, а вы, Форк? Вы же у нас министр промышленности, коммерции и, эта... торговли.
Миллиардер Пикас Форк недовольно завозился в своем кресле.
― Вы приглашали меня только для налаживания работы конфискованных компаний, не так ли? Все остальное — не моя забота. И, признаюсь вам, Кирстен, вся эта ученая заумь, все эти индикаторы, мультипликаторы и прочая дребедень — не для меня. Я практик, а не теоретик. Прежний аппарат министерства я сменил еще в прошлом году, оставил только этих, статистиков; это, я знаю, дело нужное. Правда, пару недель назад мне что-то такое присылали, значит, не всех я этих высоколобых разогнал. Как найду кого, пришлю вам.
― Блестяще! — не смог скрыть иронии Кирстен. — Впрочем, вынужден признать: мы все превосходные политики, но неважные экономисты. Что будем делать дальше, господа? Какие будут предложения?
― Можно, как говорится, поступить по учебнику, то есть ничего не делать, — предложил Вайкел. — Рынок, если ему не мешать, должен сам расставить все по местам. За последние месяцы мы вбросили в экономику миллиарды брасов, рано или поздно они где-то всплывут. Некоторые компании сейчас просто пухнут от денег — строители, производители проката, цемента, дорожной техники. Через какое-то время они начнут куда-то инвестировать эти деньги — вот и появятся новые рабочие места. Самая затратная часть работ по освоению Западного Края скоро завершится, значит, мы станем меньше нагружать национализированные компании, так что у них останутся средства на развитие. Отрасли, которые раньше работали на экспорт в Приморье, съежатся, зато кто-то начнет выпускать товары, которые ранее мы покупали за границей. Кроме того, у нас под боком целый Западный континент, на котором у нас нет серьезных конкурентов. Наконец, рано или поздно малый бизнес раскрутится и займет свободные ниши, а беженцы с востока освоятся на новом месте и превратятся из нахлебников в налогоплательщиков. Конечно, какое-то время будет трудно, но потом все должно наладиться.
― И сколько времени займет этот... переходный период?
― Сложно сказать. Может, три года, может, пять или шесть лет.
― Нет, пять лет — это много, — покачал головой Кирстен. — Есть ли возможность ускорить?
― Можно попробовать поступить так, как делали после войны чинеты или вилкандцы, — неуверенно пожал плечами Вайкел. — Насытить экономику деньгами, пусть даже с помощью печатного станка. Открыть кредит всем желающим основать свое дело. Разработать специальные программы поддержки важнейших отраслей, стимулировать экспорт, заняться освоением каких-то территорий...
― Муторное дело, — скривился Кирстен. — Печатный станок — это значит, придется выйти из Золотого пула, пойти на конфликт с банкирами "тридцатки"... И кто этим всем займется — вы?
― Нет-нет, — Вайкел помотал головой. — Это не моя область. Боюсь, что специалистов такого уровня в Гордане просто нет. А пока наши люди со всем этим разберутся, как раз и пройдут те же пять лет.
― Послушать вас, Тейно, так получается, что сделать ничего нельзя? — нахмурился Кирстен.
― Нет, почему же? Можно несколько смягчить этот переходный период. Скажем, ввести пособия по безработице, повысить государственные пенсии, выплачивать бедным субсидии на жилье или выдавать им талоны на продукты. Только все это можно лишь с будущего года. Это большие деньги, а наш бюджет уже полностью расписан.
― Да, долговато ждать получается. — Кирстен поднялся с кресла и стал расхаживать по кабинету. — Салливой, у вас есть информация о том, насколько серьезен кризис?
― Точной нет, есть оценочные данные. В Реперайтере работы не имеет каждый десятый, если не больше. Год назад рабочих рук не хватало. Впрочем, в столице больше всего пострадали не работяги, а "белые воротнички" — офисные клерки, всякие агенты по продажам, менеджеры низшего и среднего звена. Многие из них имеют непогашенные кредиты за жилье, автомобили, мебель... По дистриктам картина менее ясная. Где пострадали меньше, где больше. Но сильнее всего — в крупных городах, это однозначно.
― Вы говорили еще насчет цен, — напомнил Кирстен.
― Такую статистику мы не ведем. Это должны знать в Минпромкоммерции и торговли. Но моя жена недавно жаловалась, что некоторые товары в магазинах подорожали чуть ли не вдвое по сравнению с тем, что было в прошлом году. Вот хлеб, мясо, крупы, правда, меньше, но мы их раньше экспортировали, так что должны были появиться излишки.
