— Не бойтесь. Хватит с меня приключений.
— Отдохни. Тебя ждут тяжелые дни. Они теперь от тебя не отстанут, пока не научишься снова улыбаться, — договорив, на секунды потухшим в коридоре светом Фросрей исчез. Охранник — солдат прошел мимо камеры, осмотрев ее суровым взглядом. Рэвул непонятно зачем притворился, что спит.
Теперь после разговора с Фросреем ему стало стыдно. Он такое натворил, а они ему все прощают. Как же это оказалось тяжело для него. Сумасшедшим дикарем он пришел сюда и напал на охрану. Вместо справедливой кары ему 'больному ублюдку' — каким он себя считал, даровано прощение. 'Почему они не могли просто убить меня? Как было бы легко быть просто казненным' — размышлял он про себя. Самым болезненным было осознание нарушения, казалось бы, таких понятных и простых предостережений мудрого Этхи. Он все-таки поддался гневу, все-таки возненавидел армидейцев всех разом, повел себя как идиот. Пусть это и было весьма глупо, бредово и наиграно. Его мысли в больном бреду мотивировавшие агрессию в том вечернем лесу у реки сейчас казались глупыми, забавными. Гневная фраза 'во всем виноваты армидейцы' сейчас казалась глупой шуткой. Армидейцы накачали его чем-то очень действенным.
Неизбежно его держащуюся на чуде внутреннюю гармонию разрушили воспоминания об убитой молодой девушке. Образ ее бледного лица на берегу черного озера лишал его покоя. Вспоминая, как проникал в ее дом, как крался, будто жаждущий крови хищник, он сам себя начинал бояться. Все больше в себе он видел ужасное чудовище, дикого пса которого нужно срочно усыпить. Как он мог совершить подобное? Почему не сумел дать номакскому голоду себя убить? Почему вообще поперся в этот путь? Все его мысли поглотило чудовищное чувство вины за совершенное преступление. Его снова убивали бесконечные сожаления и ужас осознания того что ничего нельзя исправить. Наверное, выветрилось действие препаратов. В темноте ему стало тошно и невыносимо терпеть свою гнилую тушу омраченную загубленной невинной жизнью. Смерть стала бы для него сейчас настоящим спасением.
В коридоре снова зажегся свет, вновь приходилось возвращаться в реальность.
— Извини нас, пожалуйста, — послышался заплаканный хрупкий голос. По ту сторону решетки стояла девочка с вьющимися каштановыми волосами. Рэвул глядя на нее замер в постели, не зная как быть. — Мне очень жаль твою страну, — шмыгая носом, говорила она.
— Аврора! — из коридора донесся разгневанный мужской голос. — Быстро иди сюда! Девочка, шепнув: 'прости', нежеланно подчинилась и ушла.
Спустя часы решетка камеры с грохотом задвинулась в стену. В камеру вошли два охранника — закованные в броню и вооруженные резиновыми дубинами. Следом два врача в белых халатах, в белых масках скрывающих нижние части лиц. Судя по глазам, это мужчина и женщина. Избегая контакта с Рэвулом, не сталкиваясь с ним глазами, прохладно без эмоций они его осмотрели, сделали несколько уколов, убрали странную капельницу из камеры. Он вел себя также молча и отстраненно. Снова оставшись один, он так и лежал без сна, бездумно глядя в потолок. Ночная попытка подняться с постели оказалась удачной. Боли почти не было. Он подошел к решетке. Темный коридор с множеством камер тянулся в обе стороны. Свет горел только в его концах. Он был здесь совсем один. Еще пара дней одиночества в темной камере, множество уколов, таблетки и непонятные горькие жидкости которые под присмотром солдат приходилось глотать в приказном порядке. С него сняли бинты, и он окончательно пришел в себя.
Сразу шестеро вооруженных солдат топотом армейских ботинок подошли к камере. 'Значит так дикарь, — войдя внутрь, сказал ему явно прибывающий в Малдуруме офицер. — Та артэонка при помощи, которой ты пытался утолить свой 'голод', мертва. Лично я бы тебя давно бы казнил за подобное. Но мое 'гениальное' правительство тебя прощает. Тебе решили дать второй шанс. Поэтому я советую тебе отнестись с уважением к их великодушию. Знай, если ты расстроишь их, тебя отдадут нам, и тогда мы уже будем разговаривать по-другому'.
Рэвул стал как шелковый. Задавленному неискупимой виной, ему стало стыдно смотреть артэонам в глаза. Он измученный стыдом и переживаниями, покорно молчал. Ему хотелось только одного — чтобы его поскорей казнили.
Ему дали больничную белую одежду и костыль. От костыля он отказался, и его руки заковали в наручники. В сопровождении солдат по лестницам и коридорам его повели наверх. Изолятор, где он находился, был глубоко под землей. Было неописуемо приятно вновь вдохнуть свежий воздух, почувствовать дуновение ветра и увидеть голубое небо под утренним солнцем. Кругом на территории между двумя огромными стенами защищающими город возвышались заборы воинских частей, тянулись военные гарнизоны. Огромный разрастающийся под землей изолятор, на поверхности возвышался маленькой серой невзрачной постройкой. После глотка свежего воздуха его снова спустили под землю, где усадили в специальную бронированную кабинку метро и доставили прямо в ЦентрЦитадель, в ее подземные служебные уровни. На лифте, затем еще по нескольким коридорам его доставили в черновую версию тронного зала.
Окружив кольцом, солдаты провели его закованного в наручники через зал к трону, где ожидала делегация тех, кто решал его судьбу. Вдоль стен с рядами колонн и статуй стояли ряды солдат в золотистой броне. Блистая лысиной в полумраке, на троне восседал Кратон в строгом армидейском плаще. Рядом в строгом платье для официальных церемоний сидела по-артэонски седая Инрилия носящая неофициальный статус старшей из жен правителя. Напросившаяся сюда ее дочь Аврора — та самая девочка, что заплаканная приходила ночью к его камере, в армидейском плаще поверх зеленого платья, со стороны матери сидела на лестнице, ведущей к тронным креслам. Несколько армидейских министров облаченные в положенные золотистые плащи стояли сбоку от правителя. Внизу перед тронным возвышением с одного бока мрачными тенями стояли вечно закованный в металлический костюм, командующий Кэлос, отвечающий за безопасность всего мероприятия и рядом с ним Фросрей опустивший взгляд. А также еще несколько гражданских артэонов в разноцветных армидейских плащах стояли с другого бока. Все собравшиеся на неофициальный суд старались не пронзать пристальными взглядами ведомого к ним под конвоем Рэвула.
— То, что случилось с твоей страной ужасно. Простые соболезнования здесь неуместны. Это ужасная трагедия, — поприветствовав Рэвула, представившись, говорил Кратон. — Как ты считаешь, Армидея виновата в этой трагедии?
— Я бы и рад сказать иначе. Но... Нет, не виновата, — после небольшого раздумья, нервно позвенев наручниками преодолев внутреннее сопротивление он все же нашел силы сказать это вслух. Странно, но после этих слов он почему-то почувствовал себя предателем. — Виноваты отдельные люди... или артэоны, — он посмотрел на Фросрея и, избегая ответного взгляда, быстро опустил глаза.
— Хоть прямой нашей вины в произошедшей трагедии нет, так или иначе, мы участники этих ужасных событий. Частично вина за все случившееся лежит на отдельных должностных лицах и на мне лично как на правителе все это одобрившем. Это бесспорно. Мы недоглядели, просчитались, ошиблись. Одно понятно точно: мы никогда не должны были вмешиваться в жизнь вашей маленькой общины. Но прошлого нам не исправить, того что случилось не вернуть. Теперь все что нам остается так это сожалеть, скорбеть и не допустить подобных ошибок в будущем. Произошедшее ужасно, всем нам к этому причастным тяжело и скверно, но мы должны научиться жить дальше, жизнь продолжается. Прощение перед твоим погибшим народом нам не заслужить никогда, за это нас я думаю, осудит тот, кто свыше. Я как представитель Армидеи прошу тебя — последнего из трагически погибшего рода в той мере, в какой мы виноваты, прошу простить нас. Не возлагая на тебя никакой ответственности, не прошу говорить от имени погибшего народа, обращаясь только к тебе. Я прошу тебя лично Рэвул, прости нас, если сможешь, — говорил Кратон, восседая в кресле.
— Да я уже говорил вот с этим вот, — Рэвул пальцем показал на стоящего рядом Фросрея, — естественно... прощаю. Вернее как прощаю? Я сам убийца, ну вы же в курсе, мне ли кого-то обвинять? Я сам все что угодно отдал бы за прощение своей темной души. Естественно я не держу зла. Но я не думаю, что могу говорить от имени всех погибших Людей Волка, — Рэвул огляделся по сторонам мрачного помещения. Множество темных углов вокруг нагоняли на него страх. — Они еще где-то здесь. Они не упокоились и жаждут мести, — сказал он со страхом, как бы предостерегая армидейцев.
— Здесь под Светом Духа в вотчине великого Аркея нет Тьмы. Все зло осталось снаружи, сюда оно проникнуть не может. Здесь ты и мы в полной безопасности. Что ты видишь в тенях, что идут за тобой? — своим спокойным ровным голосом говорил Кратон.
— Не знаю... Я боюсь их.
— К великой печали твои родные погибли. С этим можно только смириться. Эти неуспокоившееся души не имеют отношения к твоим родным. В них остался лишь гнев и ненависть от былых жизней. Они оживший прах, лишь ведомые чудовищной силой обрывки личностей твоих погибших соплеменников. Они есть порождения Тьмы, существа уже новые, иные, хранимые в них обрывки личностей погибших лишь оправдание их бытия. Видеть в них своих родных это просто неразумно, — Кратон и все замерли в ожидании реакции Рэвула.
— Да я понимаю, — он тяжело вздохнул. — Они вызывали у меня лишь страх. Я же говорю.
— Твои родные погибли их уже не вернуть. Мы все очень скорбим по поводу этой трагедии. Но как бы горестно нам не было, мы не в силах изменить что-либо. Наши разговоры здесь не более чем сотрясание воздуха звуками. В соответствии с истинным устройством нашего сложного бытия весь наш мир просто вспышка, быстро возникшая и также быстро погасшая на теле нашей бесконечной вселенной. Для вселенной мы ничто. Нам бессмысленно рассуждать о прощении и вине. Истинно мы ничего в этом мире не решаем.
Рожденные здесь, зажатые суровыми условиями бытия мы мечемся как слепые котята. Наш мир суров, наша жизнь тяжела, порой мы не живем, а выживаем. И вынужденные выживать порой грешим или, пытаясь что-то изменить, совершаем ошибки. Не все то преступление что нам под давлением совести здесь таковым, кажется. Наши рассуждения здесь есть лишь наши заблуждения. Истинное устройство мира мы увидим, когда наш разум обретет свободу, тогда мы и найдем ответы на все тревожащие нас вопросы, сейчас об этом рассуждать бессмысленно.
Что случилось того не вернуть, мы можем лишь делать выводы, учится, становиться лучше, от преодоления проблем закаляться как сталь и как можно аккуратнее идти дальше по своему жизненному пути стараясь не совершать ошибок более. Я не прошу тебя простить нас от имени всех Людей Волка. Я прошу лишь тебя Рэд Волк, только тебя как человека простить нас за все прегрешения наши перед тобой.
Твой народ погиб, смирись с этим ведь этого не исправить. Но ты жив, прошу, прости нас и живи с нами как один из нас. Как последний из Людей Волка даруй нам возможность, вылечив твою душу хоть частично загладить свою вину за прегрешения. Пусть все зло, что было останется снаружи, как и неспокойные силы Тьмы. Пусть Армидея станет тебе новым домом, и ты поймешь, что твоя жизнь еще не закончена. Кто знает, может, и обретешь мудрость, при жизни дарующую тебе ответы на все тревожащие вопросы и проблемы? — Кратон договорил, все замерли в ожидании ответа Рэвула.
— А как быть с моей виной перед вами? Я как конченый идиот, повелся на поводу у гнева и безумия. Я пытался снова убить человека. Я ранил вашего солдата...
— Меня зовут Лорна Персер, — заговорила женщина из кучки простых артэонов — своеобразных присяжных стоящих слева от Рэвула. Она сняла с головы капюшон армидейского плаща. — Я супруга Керебела Персера — того офицера что вы ранили в шею у ворот, — такая резкая неожиданность напугала, зажала Рэвула стыдом. Судорожно глотая воздух, он не знал, что ей сказать, моргая перепуганными глазами. Успокоившись, он, стыдясь, опустил взгляд вниз, не смея смотреть ей в глаза. Она продолжала. — Я видела ваш ужасный путь, я знаю, через какие ужасы вам пришлось пройти. Я понимаю вас и донесла свое понимание до мужа. Он солдат, поэтому упертый и скрывающий эмоции. Поэтому только я пришла сказать, что не он ни я не держим на вас зла. Мы вас понимаем и если уж на то пошло то, безусловно, прощаем во всем. Наоборот я присоединяюсь к Кратону и молю простить и нас. Послушайте нашего мудрого правителя, примите его предложение. Пусть мы не в силах исправить случившегося, но мы хотя бы спасем свои души и проживем остаток дней без зла и новых ошибок все вместе, — молила она, теребя свой кулон на шее. Сжавшись от стыда как от холода, он, болезненно щурясь, слушал ее, боясь поднять взгляд.
— Простите, что так... получилось. Мне очень стыдно, я не знаю, что на меня нашло. Ну, или знаю, и от этого мне страшно. В любом случае простите меня. Но предложение вашего правителя я принять не могу, простите, — разочаровав ее, он перевел взгляд на Кратона. — Вы хорошие ребята. Умоляю, не поймите неправильно. Я бы и рад остаться но, к сожалению не могу. Мое место с моим народом. То есть — я как бы должен быть мертвым. Прошу вас, убейте меня. — Все ахнули, Аврора шлепнула себя рукой по лицу. — Нет ну или не убивайте. Зачем, правда, вам мараться. Просто отпустите! Отпустите меня. Я уйду, вы меня больше не увидите! Обещаю. Я сам найду себе смерть. Или отдайте меня на суд людям из того города на деревьях. Я убил девушку из их рода, они имеют право казнить меня. Пожалуйста, поймите меня. Я не могу так больше. Если вы действительно хотите помочь мне, то просто дайте уйти, — скривился он, понимая, что всех разочаровал. Аврора хотела сказать что-то, но восседающая на троне мать подозвала ее к себе, посадила на колени и прижала к груди покрепче, закрыв губы пальцем.
— Ну и кем вы тогда останетесь? — пока все тяжело вздыхали и разочаровано качали головами на него глядя, вновь слово взяла Лорна, супруга раненного Рэвулом офицера. — Неужели вам по душе это жаждущее крови чудовище, которым вы пришли к вратам нашего города? Ведь это последнее чем вы были в этой жизни. Неужели вы хотите остаться монстром? Я знаю, что вы чувствуйте. Мой муж в молодости возвращаясь из военных командировок после столкновения со злом, в основном своим, желал того же. Но у него была я. Вместе мы прошли через это.
Только если вы продолжите жить вы сможете доказать себе и вечности что вы не монстр а просто заблудившийся в жизни человек. Только снова проявив себя с лучшей стороны, вновь начав жить и любить вопреки всему злу этого мира, вы можете спасти свою душу. Вы еще можете измениться. Ведь у вас теперь есть мы и мы не оставим вас, только если вы сами не уйдете. Сейчас вам тяжело и мир кажется темным и убогим, но это не мир, это ваша душа помрачнела. Мир он вокруг все еще такой же зеленый и живой. Пожалуйста, не делайте глупостей, — не скрывая эмоций, на полном серьезе говорила она. У Рэвула от ее слов сдали нервы. Ее слова вызывали в его душе боль и жуткий страх. Ведь он уже смирился с гибелью, свыкся с тем, что он один в этом мире и всем на него плевать. Как к живому он к себе уже не относился и дальнейшего своего существования не видел. Ее слова все переворачивали внутри него. Все оказывается не так безысходно и убого как казалось, как хотелось бы. Оказывается, этот мир не так уж убог, как ему во всем разочаровавшемуся хотелось бы. Судьба дает ему шанс вернуться в мир живых. Но от этого было только хуже, только больнее. Ведь смирившись с погибелью и общей враждебностью очень сложно признать обратное, понять каким идиотом, ты был.
