Дверь горела, он едва успел перехватить Далару, и шагнул вперед, отодвинув ее за спину. Кисти рук онемели от холода, он приложил ладонь к пылающей двери, пронеся ее сквозь пламя, и в считанные мгновения горящее дерево покрылось коркой льда.
Детская была полна дыма, угоревшая нянька лежала под дверью, но мальчик каким-то чудом остался в сознании, он сидел на кровати, забившись в угол, и тихо плакал, трагично изломав губы. Далара подхватила ребенка на руки и, ничего не соображая, как во сне, двинулась к выходу.
— Стой! Там огонь, по лестнице уже не пройти, — он мог без особого труда потушить пожар, но в таком случае уже не получится ускользнуть незаметно. К тому же, молодой маг вдруг вспомнил, что варваров было трое, значит, третий где-то там, ждет своих сообщников с ценным грузом. Не стоит облегчать ему задачу, пусть поищет их в пламени.
Он подтолкнул вцепившуюся в ребенка женщину к окну, двинул раму — нянька затворила ставни, чтобы лунный свет не беспокоил ребенка, потому и угорела так быстро:
— Прыгай.
— Но... Леар!
— Прыгай, я удержу, — он не стал спорить. Пусть пока считает его Леаром.
— Хорошо, — она подчинилась, как зачарованная, он с некоторым усилием поднял двойную ношу и поставил эльфийку на подоконник. Далара обернулась, губы шевельнулись, словно она хотела что-то спросить, на глазах блестели слезы, должно быть от дыма, и шагнула вниз. Он прыгнул следом. Невидимая сеть поймала их в воздухе и замедлив падение, плавно опустила на землю. Мальчик, перестав всхлипывать, отчетливо произнес: "Лететь! Еще!" и весело рассмеялся.
Дворец горел ярким факелом, кое-где уже обрушилась крыша, тушить и не пытались, прислуга и караванщики собрались за оградой, подальше от стен, Аланта пересчитывала служанок. Он удивился было, почему эльфийка не беспокоится о правнучке, но потом сообразил, что Аланта по голосу крови знает, что с Даларой все в порядке.
Далара опустила сына на землю и, придерживая одной рукой, второй развернула юношу к себе лицом, вгляделась и, не скрывая тоскливого разочарования, произнесла:
— Ты Аэллин, но не Леар.
— Леар мертв.
— Я знаю, но порой это ничего не значит. Кто ты такой? — И тут же ответила сама себе, — ты, должно быть, один из сыновей Ивенны. Но как ты сделал это, с окном? Ты используешь магию? Какую? Как давно? Где твой брат? Он тоже маг? — Вопросы сыпались один за другим, но ответов не последовало, и Далара остановилась, — Хорошо, разберемся после. Сейчас нужно вернуться к остальным. Меня будут искать.
— Не советую. Дом подожгли, в нескольких местах, чтобы разгорелось быстро. А тебя хотели украсть. Один из поджигателей-похитителей все еще там, а может их и больше.
Далара медленно кивнула:
— Они вошли без стука, крикнули, что пожар. Я помню, что он протянул ко мне руку, и все, дальше темнота. Это ведь были люди?
— Люди.
Мальчику надоел непонятный разговор, он дернул Мэлина за штанину и поднял руки, мол, что стоишь, смотришь, возьми меня, я тоже хочу посмотреть, а то как заплачу! Он подхватил Лариона на руки:
— Я чуть было не опоздал.
— Не понимаю, ничего не понимаю. Этого не может быть, — растерянно повторила Далара.
— Я тоже многого не понимаю, например, какое отношение ты имеешь к роду Аэллин, и почему в Филесте тебя объявили вне закона. И какая между этим связь. Ты ведь удовлетворишь мое любопытство, не так ли?
— Не здесь, — Далара сумела перебороть растерянность и пришла в себя, — нужно немедленно уходить. Если люди, значит, король каким-то образом узнал про завещание. Это убежище больше ненадежно.
— Это убежище перестало существовать, — меланхолично поправил ее Мэлин, — останется один обгоревший остов. Такой же, как от Твердыни Аэллинов. Я побывал там, но слишком поздно.
— Я слышала про пожар. Король, кем бы он ни был, настоящий варвар! Они сожгли библиотеку!
Мэлин вздрогнул:
— Там погибла моя мать, а тебя волнуют только книги?
Далара пожала плечами, но ничего не сказала в ответ. Ей было о чем подумать и помимо печальной судьбы Ивенны Аэллин. Бежать, но куда? Ни денег, ни верных людей, и маленький ребенок на руках. Можно взять денег под залог другого имущества, но на это уйдет время, она не станет так рисковать. Если эльфам нужна только ее жизнь, то королю необходимо убить ее сына. Она посмотрела на юношу:
— Я отвечу на все твои вопросы, если ты поможешь нам.
— Х-мм... ты не в том положении, чтобы торговаться, госпожа Далара.
Далара усмехнулась ему прямо в лицо:
— Я могу найти и другого купца на свой товар, а вот тебе, кроме меня, спросить некого.
Мэлин скептически хмыкнул — товар в данный момент выглядел не самым лучшим образом. Взъерошенная, измазанная сажей женщина с запавшими глазами и острыми скулами. С другой стороны, к ногам ее прабабки правитель Кавдна был готов бросить свое королевство. Эльфийки редко снисходили до смертных мужчин, но Далара вся в прародительницу — мальчонка ведь полуэльф.
— Хорошо. Договорились. Надеюсь, ты знаешь, куда бежать и где прятаться. Я не собирался составлять тебе компанию, хотел просто поговорить и предупредить.
Сам Мэлин хоть и был вне закона трижды — и как огненный маг, и как Аэллин, и как колдун, особо не прятался. Пожалуй, он даже хотел, чтобы его нашли, но его не искали: или считали погибшим, или не знали, что он стал магистром Дейкар перед самым разгромом ордена. Но одно дело путешествовать в одиночку, и совсем другое — с приметной эльфийкой и маленьким ребенком на руках. А ребенок расположился на этих самых руках, как у себя дома, и не собирался слезать. Тыкал пальчиком в горящий дом и приговаривал: "Огонь, огонь!"
— Я думаю, имеет смысл вернуться в империю. Они не станут искать у себя под носом, скорее перероют Кавдн до основания.
— Одинокая эльфийка с ребенком будет бросаться в глаза, сородичи ведь не станут тебя укрывать.
Далара кивнула:
— Я устала бегать, а Лариону нужно спокойное место, чтобы вырасти. И я знаю, кто нам поможет.
* * *
— Там был маг, господин министр. И не эльфийский. Я в магии не разбираюсь, но по имеющимся у нас сведеньям, Плетельщица давно уже не может пользоваться волшебством своего народа. А госпожа Аланта была в другой части здания, она бы не успела. Точно неизвестно, из наших людей уцелел один, а он ждал снаружи, но этот загадочный незнакомец увел эльфийку прямо у них из-под носа.
Чанг выслушал доклад и покачал головой:
— Почему вы так уверенны, что таинственный некто, если он там и был, использовал магию?
— Потому что из той комнаты они могли только улететь. Лестницу сторожили, весь этаж был в огне. Или эльфийка умеет летать, что маловероятно, или ей помогли. Наемник подозревает незнакомого юношу, сказителя. Он заплатил купцу, чтобы пройти во дворец, а после пожара пропал, тело так и не нашли. Решили, что слишком сильно обгорел. Он набросал портрет, не самый удачный, все-таки он не художник.
Не художник — это было очень мягко сказано. Министр отложил смятый лист бумаги в сторону:
— Эйрон, по этому рисунку можно задержать всех обезьян из королевского зверинца и половину королевской гвардии.
Лейтенант уставился на носки сапог — он ненавидел разочаровывать господина Чанга, но ничего не мог исправить. От дворца Аланты остались обгорелые головни, их люди погибли, эльфийка с мальчишкой пропала, а куда подевался второй ребенок, и был ли он вообще, а если был, то мальчик или девочка, и вовсе неизвестно. К прабабке Далара приехала с одним малышом.
— Ну что ж, Эйрон. Этот загадочный сказочник, разумеется, не маг, но вполне возможно — уцелевший послушник Дейкар, прихвативший амулеты при разгроме ордена. У нас нет времени начинать все сначала, король не станет ждать. Я обещал предоставить ему беглянку в ближайшее время и сдержу слово. Пусть ваши люди продолжают искать, а вы сегодня же отправляйтесь в Суэрсен.
* * *
За пределами Филеста эльфы-мастера и купцы жили в городах, а крестьяне основывали небольшие деревни, на пять-десять дворов, чтобы не смешиваться с местным населением. И лишь в Суэрсене эльфы селились на хуторах, отдельными семьями, собираясь вместе только по праздникам. Королевские преобразования эльфов не коснулись, и они по-прежнему возделывали свои участки в лесной глуши.
Эйрону пришлось постараться, чтобы отыскать подходящую семью. Отдаленный хутор, молодожены недавно отселились от родителей, расчистили делянку так глубоко в лесу, что туда даже дороги не было — узкая тропинка, по которой едва лошадь пройдет. А наступившая зима напрочь отрезала поселенцев от остального мира. Пока не растает снег, никто не узнает, что случилось, а там уже будет поздно разбираться. Спишут на разбойников, их в последнее время много развелось в здешних лесах.
Свежий сруб горел ослепительно ярким, веселым пламенем. Дверь и ставни заложили брусом, но на всякий случай Эйрон окружил дом цепочкой лучников, кто знает этих эльфов, как у них магия работает... И уж точно никому неизвестно, на что способен король. Чанг предусмотрел все, что мог — подходящие по возрасту близнецы, что огромная редкость у эльфов, солнечная кровь, сжечь живьем, на случай, если Элиан сможет прочитать по останкам последние минуты, магистры Тени еще и не такое умели...
И все же лейтенант беспокоился: если его величество поймает министра на подлоге, Чангу несдобровать. Хорошо еще, Далара настолько исказилась по их эльфийским понятиям, что сородичи не могут даже понять, жива она или нет, не то, что разыскать. Только бы все прошло гладко, а уж потом Плетельщица от них не уйдет, рано или поздно отыщут. К Эйрону подошел один из солдат:
— Мы его зарубили, как приказано. А с телом что делать? В огонь кинуть?
— Нет, оставьте лежать у частокола, весной найдут.
Крыша со стоном рухнула внутрь, осыпались стены. Пришлось ждать, пока все остынет, а потом рыться в горелых головнях, отыскивая трупы. Обгоревшие тела смердели так, что к горлу подступала тошнота. Эйрон отвернулся, отгоняя рвотный спазм. "Так надо, — повторил он себе, — это необходимо". А потом он вспомнил сожженную дотла деревню в Астрине, и злость задавила робкие ростки сострадания. Эльфы ведь не пожалели ни в чем неповинных крестьян, заживо сожгли всех, за какое-то дерево!
* * *
Министр напрасно так тщательно готовил подлог — король глянул на скрюченные черные тела, поднес к носу шелковый платок и велел Чангу уничтожить и трупы, и завещание покойного герцога. То ли не стал проверять, то ли проверил так, что министр ничего не заметил. Впрочем, король все равно остался недоволен — он, оказывается, хотел задать Плетельщице пару вопросов, а разговаривать с духами, в отличие от магов Дейкар, не умел. "И хвала Семерым!" — с облегчением подумал Чанг. Гнева короля больше можно было не опасаться, но эльфийка, ребенок и таинственный сказочник пропали бесследно, и господин министр все больше склонялся к мысли, что парой украденных артефактов это исчезновение не объяснить.
6
Лесничиха сквозь сон услышала, что Лита опять плачет в своей колыбели, и подскочила к дочери. Ни днем, ни ночью на нее угомону нет, старших детей в этом возрасте уже на общую кровать спать укладывали, а эту до сих пор упеленывать на ночь приходится, а то так разметается, что из люльки вываливается! Не иначе, как от лесной нечисти муж дитя прижил. Она вздохнула, положила девочке ладонь на лоб, пригладила взмокшие волосы и забормотала колыбельную. Лита, вдруг, так и не проснувшись, ясно, отчетливо произнесла: "Огонь, огонь!" и, успокоившись, провалилась обратно в глубокий сон.
А хозяйке уже не спалось, она подошла к оконцу — за кромкой леса небо чуть-чуть просветлело, скоро светать будет, можно и не ложиться. Она глянула на спящего мужа и тяжело вздохнула. Любила она его очень, с детства, да и он ее тоже. Еще сопливой девчонкой была, когда сватов заслал, чтобы не перебежал никто. После сговора три года ждал, прежде чем взял в дом. Любить-то любил, а так обидел!
Где это видано, чтобы законной жене нагулянное дите приносили, на мол, жена, любишь меня, люби и ее, как свою расти! Не было б своих, еще понять можно, так ведь она каждые два года исправно рожала: три сына, две дочки, старшая уже на выданье! Это господа своим ублюдкам имена дают да земли, а у простых людей так не принято.
Ох, и разозлилась она тогда, клещом в мужа вцепилась, вернуться к родителям даже грозилась, словно ее там ждал кто-либо! А у него на все один ответ — это наша дочь теперь, смотри, не обижай, да не болтай много. Болтать ей было не с кем — в их глушь только охотники забредают, но лесник так и не признался, с кем загулял и почему матери дите не оставил. Но деваться было некуда — позлилась-позлилась, да смирилась.
Сперва тяжело было, порой даже думала — прикрою подушкой, скажу — приспала, грех потом отмолю, но не смогла. Затем привыкла как-то — младенец-то в чем виноват? А потом и полюбила — девочка такая забавная оказалась, смышленая, глазастая. И красоты невиданной, не иначе как эльфийская кровь примешалась. Волосы, словно мед гречишный, мягкие, кольцами вьются, глаза золотистые, кошачьи, пальчики длинные, ножка узкая, сама вся смуглая, как фигурка из кости точенная. Если в мать пошла, не диво, что мужик ее не устоял.
Всем удалась, и разумница, и красавица — родными дочерьми она так не гордилась, как подкидышем, но не могла не заметить, что девочка растет странная. То во сне разговаривает, то среди бела дня замрет, словно увидела что-то, другим не видное, засмеется, пальчиком покажет и сердится, что мать не понимает. То, ни с того, ни с сего, на ножках царапины проступят, будто она сквозь ежевичник пробиралась, то заплачет невпопад, спросишь, что болит — объяснить не может.
Она ее уже и к травнице водила, тайком от мужа, но старуха только головой покачала — перерастет, говорит, ты ей травки на ночь заваривай, лучше спать будет, а остальное само пройдет. Тут дело тонкое, порвать легко, да потом не свяжешь. И больше ни слова, даже денег не взяла, только ручку девочки ко лбу своему приложила, словно благословения испросила.
Лесничиха снова тяжело вздохнула и начала растапливать остывшую за ночь печь — у них, хотя бы, дрова свои, а вот как в деревнях обходятся, она не представляла. Испокон веку леса в Суэрсене общими были, вырубать на продажу не разрешали, за потраву наказывали, но если дрова нужны, или бревна на дом — приходи, договаривайся с лесничим и бери, сколько тебе нужно. А король как Суэрсен своим объявил, так первым делом запретил в лесу охотиться и деревья рубить. В других провинциях такие порядки всегда были, но чтобы у них, на севере, охоту запретить?! Чем жить тогда люди будут, мало ведь у кого своего хлеба на год хватало. Нехватку в соседних землях докупали, за пушнину, дичь, ягоды. А теперь за все штрафы, только дышать бесплатно еще и разрешают, и того гляди, скоро каждый вдох податью обложат.
Говорят, что король по праву гневается — покойный герцог мятежник был и еретик, но пусть даже и так, почему за него теперь народ в ответе? Кто того герцога в Суэрсене видел? Он же при дворе вырос. По крови — Аэллин, а на деле — кто его знает? Но каким бы он ни был, а здесь рожден, старые клятвы помнил — при нем хорошо жили, как при отце его, и деде, и дальше — насколько памяти людской хватало. Бывали тяжелые времена, неурожай, война, черная напасть, но чтобы лорд последнее вытряхивал да в свою казну тащил — такого при Аэллинах не водилось.
