Маркетолог@ - Часть # 3/4 "Аватар/селфи"

— Иконы просвечивали? — с прохладцей осведомился Рамадан. Ему перестал нравиться разговор, затеянный его сыном.

— Нет, па, не так. Учёные исследовали клетки мозга человека, — парировал Лейс. — Благодаря исследованию десятка клинических случаев и экспериментам учёными было выявлено, что мозг человека гибок и способен менять свою карту под воздействием критических обстоятельств. Обычно это происходило так: получая приказ — или, лучше сказать, определенный код — алгоритм, переданный набором слов или прикосновением, или же собственной волей больного — мозг больного активизировался и лечил поражённый участок тела. Но установить, что именно в организме человека отвечало за этот процесс, до сего дня выяснить не удавалось. Проблема в том, что стороннее вмешательство в мозг часто влечёт за собой роковые последствия или вообще смерть пациента. Над загадкой исцеления, бились много лет, пока в 1982 году английский биолог по имени Ричард Докинз не предположил, что эту функцию выполняет связь генов и мемов.

— Ну, про гены мне известно, это нечто, что определяет наследственность, — кивнул Рамадан. — А что такое мемы?

— К этому мы сейчас подойдём, но сначала давай определимся с терминологией. Твое определение генов верно... на любительском уровне, — Лейс смущенно потёр нос. — Впрочем, говоря по совести, ты не так уж и не прав, па, — признался он. — К тому же у самих учёных длительное время тоже не было однозначного понимания, что такое гены. Всего пару лет назад современная молекулярная биология установила, что гены — это определённые участки ДНК, которые несут в себе целостную информацию о трёх основных макромолекулах. Я имею в виду ДНК, РНК — то есть рибонуклеиновую кислоту, и белок. Все три компонента есть в клетках всех живых организмов, которые только существуют на этой планете... Так вот, возвращаясь к гипотезе Докинза. При изучении особенностей генов Докинзу пришла в голову мысль, что фенотопические характеристики гена — или характеристики, присущие индивидууму на определенной стадии развития — не ограничиваются организмом одного живого существа, а могут простираться и на другие организмы, с которыми взаимодействует это существо. Иными словами, один организм — или в нашем случае, человек — может передавать информацию и другим индивидуумам. — Рамадан выпрямился, наконец, осознав, что Лейс не шутит, а рассказывает ему нечто вполне реальное. — За такой вот 'социокультурный' обмен информацией между генами как раз и отвечают наши мемы, — продолжил Лейс. — Но если ген использует химические вещества для размножения или собственного деления, то есть копирования самого себя, то мемы распространяются в информационной среде... Таким образом, для науки чудо исцеления выглядит так: мем, отправленный одним человеком, заставляет ген другого человека работать — в нашем случае, лечить больной организм и.... или вообще, продлевает жизнь человека.

— И у вас, учёных, уже есть этому конкретный пример, да? — Рамадан был настроен скептически.

— Да, есть, — серьёзно кивнул Лейс. — Я лично был свидетелем чуду исцеления.

— Это когда же? — поднял бровь Рамадан.

— Три года назад, когда я... то есть не я, а один врач заставил биться сердце больного.

— И как он этого добился, этот твой 'врач'?

— Ну он, — и Лейс вздохнул, — короче, тот парень хотел спасти жизнь своему отцу — и он прочитал молитву.

Рамадан поражённо глядел на Лейса. Лейс отвёл в сторону глаза, теребя в пальцах корд.

— Лейс, ты о ком сейчас говоришь? — очень тихо спросил Рамадан.

— Да неважно это. — Лейс поморщился и махнул рукой. — Важно другое: в тот день, когда я понял, что такая связь существует, я решил найти ген, который отвечает за практическую реализацию чуда. Ведь, в конце концов, в мире существуют миллионы тех, кто не верит в Бога, но страдает от рака, паралича или слепоты.

— Возможно, им имеет смысл верить? Как тому врачу? — тихо сказал Рамадан.

— Вполне законное рассуждение, — безмятежно кивнул Лейс. — Ну, а как ты, папа, сам действовал в тех случаях, когда закон был суров, а милосердие было превыше закона?

Рамадан не нашёлся, что отвечать. Лейс посмотрел на море.

— В общем, так или иначе, но я решил найти ответ на свой вопрос, — продолжил он. — И я искал этот ген три долгих года. Это был очень трудный путь. Понадобились люди, деньги, сложное оборудование. Но больше всего мне была нужна вера — вера в себя, в свои силы. Вера в чудо. И полгода назад это чудо произошло. Последнее исследование моей группы выявило, что я не ошибся и такой ген действительно существует . Мы назвали этот ген 'ahuizotl', в честь собакоподобного персонажа ацтекского мифа, — Лейс озорно усмехнулся. — То мифическое существо жило в воде и защищало обитателей озера. А в человеческом организме 'ahuizotl' — или, azot, как мы его называем — отвечает за уничтожение больных и плохо функционирующих клеток... А теперь очень простой вопрос: скажи, что будет, если создать клон или дополнительную копию этого гена?

Рамадан подумал.

— Процесс старения замедлится? Но это же фантастика и до бессмертия далеко.

— А что, если я скажу тебе, что если мой эксперимент удастся, то я сумею доказать: всего одна копия этого гена, добавленная в ДНК, увеличит жизнь человека вдвое.

— То есть человек будет в среднем будет жить сто двадцать — сто тридцать лет, — посчитал Рамадан. Лейс кивнул с энтузиазмом:

— А теперь представь, что будет, если в ДНК человека вольются копии такого гена. Очистив организм от стареющих или заражённых клеток, мы фактически дадим человеку бессмертие. Люди смогут жить бесконечно долго, перестанут болеть, и, что самое важное, больше никогда не будет увечных... Немного наивно, да? — перехватил взгляд Рамадана Лейс. — Но поскольку у меня нет прошлого, которым я мог бы гордиться, то я предпочитаю создавать будущее. В конце концов, зачем-то я же появился на этой земле? Вряд ли за тем, чтобы стать убийцей.

Потрясенный Рамадан молчал. Лейс кивнул, посмотрел на свой шортборд , провел пальцем по его носу и рейлу:

— А теперь, папа, я отвечу тебе на второй твой вопрос. Мы никогда об этом не говорили, но... в общем, я согласен, давай объяснимся до конца.

Лейс вздохнул, сузил зрачки и начал:

— Папа, всю свою жизнь я прожил в двух измерениях. В одном из них, я — никто. Абсолютный ноль. Найдёныш, который не знает, как выглядели его биологические родители, и какой из языков был им родным. Я до сих пор не знаю, где я родился, как меня звали и сколько мне на самом деле лет. Я не знаю, как звали мою мать, жива ли она и что с ней случилось.

— Я могу рассказать тебе, — осторожно предложил Рамадан.

— Нет, папа, — покачал головой Лейс. — Когда-то давно я очень хотел это знать. Сейчас — не хочу. Просто больше мне этого не надо.

— Но — почему?

— Да потому что я понял: правда обо мне может быть ужаснее всех кошмаров. И если моя мать жива, то я не готов стать кошмаром для неё, потому что... ну, потому что она, возможно, меня любила. Хотя бы минуту, но любила меня... В другой жизни у меня есть всё, и всё это благодаря тебе. Ты — мой настоящий отец. Ты взял меня в свой дом, когда я всех ненавидел. Ты был со мной. Ты меня вырастил. Ты пережил мою боль, страхи, кошмар — всю эту мою проклятую социопатию. Я прекрасно знаю, на что ты и Рамзи пошли когда-то ради меня, и я никогда не смогу за это расплатиться. Именно благодаря вам я встретился с вылечившим меня врачом. Это благодаря тебе я смог в первый раз поехать в Оксфорд и выбрать себе профессию, которой я дорожу... Но, папа, пойми: мне действительно не до любви и не до девушек. Нет, я не являюсь поклонником целибата, — Лейс усмехнулся, — и у меня есть приятели. Но — не друзья. И у меня есть девушки. Но это — не любовь в твоём понимании, папа. Все мои связи обрываются очень быстро, потому что я обречён жить с призраками прошлого... Я никому и никогда не смогу рассказать о себе всё то, что знаешь обо мне ты.

Рамадан открыл рот, чтобы возразить, но, подумав, запнулся.

— Вот именно, — кивнул Лейс, наблюдая за отцом. — Это всё из-за прошлого, которое у меня было. И если правда о нём откроется, то я потеряю всё, что только имею. Но гораздо хуже для меня то, что сделают с тобой, если узнают, что человек, возглавлявший внешнюю разведку Египта, взял, да и усыновил шахида... Это даже не смешно, — и Лейс отвернулся. — Так что в моём случае мне нужна только одна женщина — чистая, как лист белой бумаги.

— Что это значит? — спросил Рамадан.

— Ну, — вздохнул Лейс, — поскольку я не готов строить отношения на лжи, то мне нужна такая женщина, которая без колебаний примет обо мне всю правду. Но чтобы принять меня таким, какой я есть, честно и открыто, у женщины не должно быть ни опыта, на который она будет опираться, ни родных, мнению кого она будет доверять, ни собственного прошлого. Она должна понимать меня — но не жалеть. Пусть не любить — но быть преданной. В противном случае в наших отношениях неизбежны возникнут трещины: сначала — элементарное непонимание, потом — шантаж. А там дело и до угроз докатится... Мне нужны такие отношения, где я и эта женщина — мы станем заговором двоих против всего мира. Говорят, такой союз называется страстью, партнёрством, дружбой, — и Лейс насмешливо скривил уголок рта, — но, откровенно говоря, мне наплевать, как это называется. — Лейс помолчал, потом вскинул на Рамадана мерцающие глаза. — Я — не Бог, и я не могу создать для себя идеальную женщину... Правда, однажды я считал, что встретил нечто близкое к своему идеалу. Но эта женщина утопила меня в слезах.

— Ты о Шари говоришь? — догадался Рамадан.

— Да, папа, я говорю о Шари. Я любил её. Может быть не так сильно, как я хотел или мог, но я её любил.

— Но и Шари тебя любила. И сейчас ещё любит. Кроме того, Лейс, если любящая женщина умеет жалеть — это же нормально! — вступился за Шари Рамадан.

— Нет, папа. Это для вас, нормальных людей, нормально. Но я-то не рос как нормальный ребёнок, — сухо усмехнулся Лейс. — С нормальными людьми меня объединяет только одно: желание оставаться не с теми, кто заставляет нас плакать, а с теми, кто заставляет нас смеяться. К тому же у меня есть одно личное пожелание к Богу. — И Лейс улыбнулся, глядя на отца: — Знаешь, папа, я бы очень хотел, чтобы у моей женщины были глаза цветом, как у тебя. Потому что это цвет солнца.

— Почему солнца? — не понял Рамадан.

— Ну, кому-то нравится небо, кому-то — дождь. А я очень люблю солнце, — беспечно пожал плечами Лейс. — Наверное, это потому, что солнце даёт жизнь. А мой Бог — это Жизнь, папа...

— Женщина с глазами цвета солнца, как Сама Жизнь, похожая на идеально-чистый лист идеально-белой и идеально-чистой бумаги, — задумчиво произнёс Рамадан. — Да, интересное сочетание... и к сожалению, абсолютно нереальное... — И тут в памяти Рамадана возникло одно воспоминание: узкий, жёлтый конверт с прощальным письмом Мив-Шер, написанном на хрустящей, идеально-белой бумаге. Слова, сказанные сестрой в сердцах. И — обещание вечной любви. 'Твоя Эль-Каед', — написала ему Мив-Шер, много лет назад оставив брату свой адрес в Оксфорде. — И что ты сделаешь, Лейс, если вдруг встретишь такую женщину?

— Я буду предан ей, как пёс, — припечатал Лейс. Но, перехватив взгляд Рамадана, он отчего-то смутился, и, пытаясь перевести разговор в шутку, широко улыбнулся, показывая острые, чуть выдающиеся верхние резцы, после чего громко пощёлкал зубами.

— Ты не на собаку, а на волка похож, балбес... Сделай так, и девушка испугается, — фыркнул Рамадан.

— Мда? — скептически изогнул изящные брови Лейс. — Ну ладно, тогда не буду... Впрочем, такой женщины, какая нужна мне, всё равно не существует, так что и нам с тобой, папа, волноваться не о чем... И теперь, когда мы это выяснили, давай поговорим о наших насущных делах. Итак, мы начали с того, что я просил тебе переехать ко мне. Ты, правда, отказался, но — я тебя очень прошу, пожалуйста, передумай и переезжай ко мне. Мне не нравится, что ты живешь совсем один в Рамлехе. Но я не могу приезжать к тебе так часто, как мне бы хотелось.

— Понимаю, — спокойно кивнул Рамадан. — Тогда я тоже тебе кое-что повторю. Во-первых, мой дорогой мальчик, я тебе очень признателен за твоё приглашение, но из Рамлеха я никогда и никуда не уеду, потому что здесь мой дом. И уж тем более я никогда не перееду в этот, твой Оксфорд.

— У тебя есть причина, чтобы оставаться здесь? — догадался Лейс.

— Да.

— Какая, если не секрет?

— Не секрет. У меня есть сестра, Мив-Шер. Много лет назад она вышла замуж и перебралась в Англию. От первого брака у сестры есть сын. Его зовут Дани. Когда мы с сестрой расставались, то я дал ей обещание никогда не искать ни его, ни её... Но я всё равно жду сестру, потому что знаю, что она любила меня, — Рамадан вздохнул.

— Понятно, — медленно кивнул Лейс. — А во-вторых?

— А во-вторых, верни себе своё лицо и тот цвет глаз, которым Господь наградил тебя. Тогда, может быть, найдётся и любовь, и женщина, которую ты ищёшь.

— Но...

— И это — всё, Лейс, — отрезал Рамадан. — Хватит разговоров. Ты зачем сюда приехал? Меня навестить? Ну, считай, что навестил. На доске покататься? Ну тогда лезь в море, лови свою 'зелёную волну' и прыгай там на свою дурацкую доску. Только ноги себе не переломай. И руки... и шею тоже... юный врач, -с ласковой улыбкой фыркнул старик.

— Ладно, abu. Один — ноль в твою пользу. — Лейс рассмеялся. — Но ты всё-таки подумай о моём предложении, хорошо? Я мало чем дорожу, но это... В общем, я не готов остаться без тебя. Я очень люблю тебя, папа.

Стараясь уйти от серьёзности тона, Лейс улыбнулся, быстро встал, прихватил шортборд и зашагал к морю. Дойдя до залива, ловко заклеил 'липучку' манжеты лиша вокруг загорелой лодыжки. Забавно потёр обгоревший нос, дождался окончания сета, вошёл в воду и выплыл по каналу на лайнап.

Рамадан смотрел на сына, пока солнце его не ослепило.

'Мой мальчик так похож на свою мать, так почему же я раньше этого не видел?' — подумал он и закрыл глаза: теперь он мог видеть сына и сердцем.

— Я так люблю тебя, Лейс, — прошептал старик. — И я бы всё бы отдал ради тебя, но сейчас я готов и на большее. Я готов отказаться от самого дорого, что у меня есть — от того, что ты считаешь меня своим настоящим отцом — лишь бы ты только судьба была к тебе благосклонной. Будь счастлив, Лейс. И, пожалуйста, найди себе ту, что так отчаянно нужна тебе. Я — старый человек, и мне давно уже неведомы фантазии, свойственные юности. Мне всё равно, кем будет она, эта твоя избранница. Мне все равно, как её будут звать. Всё, о чем я прошу для тебя — это чтобы женщина была предана тебе и по-настоящему тебя любила'.

Погрузившись в свои мысли и эту полупросьбу — полумольбу, Рамадан не заметил, как за ним пристально наблюдал неизвестный мужчина. У прохожего были тёмные волосы и карие глаза. Потом прохожий повернулся, щёлкнул тростью от 'Burberry' по случайному камешку на песке и тихо, точно призрак, растворился в толпе.

Это было ровно за шесть месяцев до похищения Евы.