"Ронин"

Отпрянув назад, я наконец осознал суть происходящего и своё в нём положение, а также ближайшие перспективы. Когда я тянул тяжеленный ящик, предназначенный исключительно для КСМ, у меня в мозгу сгорел какой-то проводник или парочка, в результате чего я словил мощный псионический шок и "закрылся на ремонт". По сути, впал в кому. Но псионика — такая часть организма, которая со временем восстанавливается. А ещё организм — штука умная и при восстановлении потерянной связи учёл новую нагрузку, повысив порог проходимости. Очень эффективно, хотя шанс летального исхода равен примерно девяноста процентам. Работа, впрочем, закончена не была, ведь необученный псионик — это всегда опасный безумец, съехавший с катушек и потерявший себя в обрывках чужих мыслей и эмоций, которые он улавливает беспрерывно. Призраков обучают контролю над собой, учат абстрагироваться от этого хора. Но меня никто не обучал, а посему, заметив первые признаки подкравшейся психопатии, я использовал псионику на себе. Это было весьма рискованно, что я, разумеется, понял гораздо позже, но в результате я, потеряв в чувствительности, научился закукливаться в себе. Да, возможно я больше никогда не смогу полноценно ощущать свои эмоции, но зато на меня не воздействуют чужие, и, стреляя в человека, я ощущаю не его злобу, страх смерти и боль, которые разбиваются о щиты, не доходя до меня, а только, как бы банально это ни звучало, отдачу. Знаете, какая отдача у моей "Гарпии"? Ого-го! Без экзоскелета руку сломать можно.

Конечно, щиты действуют в обе стороны: мне приходится сильно напрягаться, чтобы прочитать чьи-то мысли, а методику обнаружения через псионический спектр вообще пришлось разрабатывать специально для себя. Но что поделаешь?

И вот теперь вся моя псионическая система обновляется. Щиты спадают. Думаю, в ментальном плане я сейчас ощущаюсь, как небольшая нейтронная звезда, ибо эмоции-то подавляются, но никуда не деваются со временем. Они остаются там, внутри, в этом коконе, накапливаюются и зреют, ждут мгновения, когда можно будет — бум! — выскочить на свободу, как пробка из бутылки, а при большом везении так вообще перейти в тротиловый эквивалент. А сейчас этот момент как раз настал. И следовало срочно принять меры по контролю над взбесившимися способностями, иначе жизнь окружающих, как, впрочем, и моя, могла в скором времени окончиться, и окончиться не самым приятным способом.

Работа псионика — всегда вопрос силы воли. Способен ли он приказать себе, пожертвовать чем-то, пусть это даже будет его человечность, поставить перед собою единственную цель и всецело сосредочиться на её выполнении, отринув всё остальное. В обычных условиях с силой воли у меня, мягко скажем, не очень, зато в критических ситуациях она качественно перерастает в упрямство, а вот его у меня уже в достатке всегда. Мне всегда трудно принять какое-то решение, но если уж я втемяшил что-то в свою голову, то выбить это оттуда — задача непосильная. А сейчас ситуация была как раз критическая, умирать мне, опять же, не хотелось... Так что мне и не нужно было идти наперекор себе, чтобы привести всё в норму. Снова стать психическим калекой, снова не ощущать вкуса жизни, испытывать намёки на эмоции, бледные тени чувств? Да пусть так! Пусть так, только бы я мог воспринимать мир, сердце не болело да не трещала голова, только бы не наполняли разум чужие противоречивые мысли и желания, сводящие с ума, не дающие определиться, не дающие принимать решения и попросту думать! Я, знаете ли, люблю думать сам, без сонма шепчущих всякую херню голосов в голове. Вы вообще знаете, о чём думаете, люди? Какие мысли — десятки мыслей, которые вы и заметить-то не успеваете — проскальзывают в вашем больном мозге ежесекундно? Лучше и не знать. Человек не зря инстинктивно абстрагируется от всей этой помойки из мыслеобразов.

Вскоре всё было кончено. Работа была трудоёмкой, но, идя проторенным путём, я смог вновь успокоить свой дар, прекратить утечку энергии в мир и возвести обратно барьеры.

— Надо же зачем-то жить, Сара... — тихо пробормотал я, открывая глаза и обшаривая взглядом знакомый медотсек, — Иначе и жить незачем...

— Какая тебе разница? — довольно резко ответила Керриган, поднимая голову. Её глаза были сухими, но, чёрт побери, лучше бы она плакала. Что делать с плачущими девочками, я не знаю, но там можно хотя бы действовать по наитию. А тут...

— Ну, мы же всё-таки друзья... — я слабо улыбнулся, — И я чувствую некоторую ответственность за тебя... Особенно теперь.

— О, прекрасно... — раздраженно пробормотала Керриган. Видимо, моё участие было воспринято не совсем так, как оно должно было быть.

— У каждого должна быть цель, — повторил я, — Это то, что делает тебя человеком, а не животным. И да, я знаю, как заумно это звучит.

— У меня есть цель, — холодно обрубила Керриган, смотря на меня исподлобья. Однако же уходить не спешила.

— Ну да. Менгск, — я криво, с тенью насмешки ухмыльнулся, — А потом что же? Ляжешь и умрёшь?

— А если и так? — фыркнула Сара, — Какое тебе до этого дело?

Слово "тебе" она специально выделила. Ну да, обидеть человека — лучший способ прекратить с ним общение, если не брать в расчёт убийство.

— Потому что мы друзья, разве нет? — я улыбнулся, — И наши интересы совпадают.

— Друзья? Мы сотрудники, не более того, — Сара вновь презрительно фыркнула, — Так что не лезь не в свои дела, Александр.

Она поднялась и явно собралась уходить. Несколько секунд я боролся с искушением метнуть в неё сапог, но потом все же передумал. В основном, за неимением под рукой последнего.

— Если незачем жить, живи для малыша Джимми, — крикнул я вместо этого ей вслед, — Это ведь так хорошо, когда люди живут для чего-то большего, чем глупая месть, а?

Сара замерла в дверях и медленно обернулась, не предвещая мне этим движением ничего хорошего. Я, впрочем, продолжал сидеть все в той же расслабленной позе, с доброжелательным любопытством смотря на неё сквозь полуприкрытые — глаза все ещё болели — веки. Наткнувшись на эту маску непрошибаемого спокойствия, метать громы и молнии Сара резко прекратила.

— Хорошо, а какая тогда цель у тебя? — чуть насмешливо поинтересовалась она, ожидая, видимо, что я не отвечу. Ха, как бы не так!

— Небо... — мечтательность протянул я одно единственное слово, катая его на языке подобно дорогому ликёру во время дегустации, которые я — и дегустации, и ликёры, в особенности дорогие — самоотвержено ненавидел всеми фибрами своей души. Потом, узрев выражение тотального непонимания на лице Сары, всё же решил немного пояснить, — Небо безупречно и безукоризненно, идеально, изменчиво и постоянно одновременно, всеобъемлюще и всеведующе. Я хотел бы быть мудрым небом, но даже вольным ветром стать у меня так до конца и не получилось. Я стал лишь блуждающей волной в море, что, вечно гонимая ветром, отражает в себе свинцовое штормовое небо... Но это лишь доказывает, что небо достойно того, чтобы ради него жить.

Я задумчиво почесал подбородок и вновь покосился на Керриган. Кажется, она была впечатлена, не знаю только, чем: смыслом слов, их общим количеством или тем, из чьих уст слова эти исходили.

— А как с этим связано твоё желание разделаться Менгском — спросила наконец Сара после почти двухминутного молчания, во время которого она даже дышала через раз.

— Так и знал, что в тебе нет ни капли романтики... — беззлобно проворчал я, — Но это не та тема, которую я стал бы обсуждать со своим партнёром. Разве что с другом. Так что не обессудь... Партнёр.

Думаю, это прозвучало более обижено, чем я того хотел. Чёртов срыв...

— Эх... Просто вслушайся в гул реактора, — проговорил я, — Этот корабль летит сейчас, так? Он летит потому, что у каждого из нас есть Цель. Этот корабль штурмовал Тарсонис, потому что у нас была Цель. И по этой же причине он обрушить огонь своих орудий на Доминион, когда придёт время. Крайк — идеалист, он до сих пор верит, что может изменить мир к лучшему, пусть даже с винтовкой наперевес. Эшиндон сражается ради семьи. Доу промыли мозги, чтобы он шёл воевать с Сынами, но он жаждет вспомнить прошлое и отомстить. Стоун родом с Корхала и ненавидит Менгска так же, как ненавидел Конфедерацию. Самая простая цель у Ариэль, главного техника — жить и не унывать. У неё обеих ног нет, знаешь ли — оторвало взрывом. Так что, Сара, срочно найди себе достойную цель — это приказ капитана. Ты приписана к моему кораблю, если не помнишь.

— Просто не лезь не в свои дела, капитан, — холодно обрубила Сара, теряя всякий интерес. Дверь закрылась за её спиной, а я остался сидеть на полу, облокотившись на погнутую больничную койку — моё буйство практически превратило медотсек в руины.

— Вот же упрямая девчонка, — беззлобно проворчал я, делая одну из многочисленных попыток встать. На разгромленный отсек я старался не смотреть — это навевало мысли о неминуемой встрече с Самантой, чего бы мне не хотелось абсолютно. Увы, мои желания с действительностью пересекались весьма слабо.

Она вошла в отсек с видом королевы в изгнании, вынужденной работать официанткой в дешёвом пабе. Довольно странное поведение для девчонки, выросшей на окраинах мелкого городка в наиболее загаженной части Мертвецкого валуна. Впрочем, медики всегда нарасхват, особенно в трущобах, и имеют некоторую неприкосновенность. Может, в этом всё дело? В любом случае, когда Ванд притащил её на корабль, обрадовав новостью, что теперь у нас есть корабельный врач, она уже была... Такой. Грязной и заросшей, но такой. Царственной. Величественной. Высокомерной и надменной, но настолько естественной в таком своём поведении, что казалось, будто это в порядке вещей.

— Наговорились, голубки? — ядовито поинтересовалась она, улыбнувшись. Я, вопреки многократно данному себе обещанию так не делать, вздрогнул. Чёрные глаза, коротко остриженные на мужской манер тёмные волосы, не очень приятная, хоть и открытая улыбка и эта небольшая щёлочка между передними зубами... Навевает не очень приятные ассоциации.

— Если бы... — проворчал я, отгоняя их подальше, — Ей бы к психологу сходить.

— Из твоих уст это звучит серьёзно, — после недолгого молчания призналась Саманта, — Ты же ненавидишь психологов.

— Вестимо, — я согласно кивнул, — Но ей действительно нужна помощь. А корабль развесёлых наёмников — место, где зарабатывают психические расстройства, а не лечат их.

— Зато она сюда неплохо вписывается, — Саманта безразлично пожала плечами. Разгром в медотсеке занимал её, кажется, куда больше, чем состояние члена экипажа, пусть и временного.

— Ты слишком привыкла ставить на ноги морпехов, которые всё равно не доживут до следующего года, — недовольно проворчал я, — Я, конечно, понимаю, что средний период жизни наёмника — месяц, но у нас всё больше невмиручих ветеранов, которые уже научились не умирать, но ещё не научились не сходить с ума от пережитого. И ты нужна тут в том числе для того, чтобы они не спились и не самоубились на радостях.

Саманта только насмешливо фыркнула.

— Утешать людей я не умею, — с ноткой гордости заметила она, — Только зашивать раны, лечить ожоги, сращивать кости, отрезать ненужное и собирать по кускам доставленный в скафандре фарш. Но буду не против, если ты найдёшь мне помощницу, которая сможет общаться на вашем языке, пока не будет носить мне еду и подавать инструмент. И отвлекать новичков. Достали.

Ну да. По старой традиции ветераны не сообщали новичкам, что Саманта только выглядит мило. Впрочем, пока она лечила очередных бедолаг, осмелившихся попытаться показать свою мужественность, ни я, ни Ванд не возражали. А что же до переживших встречу с дьяволом... Ну...

— Ваш брат Эрнест умер?

— Какой урок для него! Надеюсь, это ему пойдет на пользу.

— Соглашалась бы, — посоветовал я с ухмылкой, — Глядишь, подобрее бы стала...

Судя по взгляду Саманты, оббежавшему отсек, она искала что-то увесистое и не очень хрупкое. Что-то такое, что можно не побояться сломать о каменный лоб одного псионика.

— Ладно, я подберу тебе кого-нибудь, — пообещал я, — Если ты меня отпустишь.

— Очнулся? Выметайся, — Саманта посмотрела на меня, как на пустое место, — Показания соблюдать всё равно не будешь. Список уничтоженного оборудования я тебе пришлю.

— Вандреду пришли, — посоветовал я, — А то он что-то охренел дюже в последнее время.

— Не пытайся запугивать мною людей, — хмыкнула женщина.

— "Пытайся"? — насмешливо переспросил я, — Я не пытаюсь, я запугиваю. Да и ты — его головная боль.

— Но отсек-то разнёс ты, — заметила Саманта, царственного присаживаясь на чудом уцелевший стул, который до того извлекла из горы покорёженного металла и пластика. — А меня не колышет, — я безмятежно пожал плечами, с кряхтением поднимаясь и направляясь к выходу. Тело с каждым шагом слушались всё лучше, — Удачи тебе. — До встречи, вояка, — беззлобно фыркнула Саманта. И зря. Не так уж часто я тут оказываюсь.