Яр знал — в Дроне говорила не корысть, завещание он ему так и не отдал. Друг беспокоился, что сыграют на желании жить, обберут до копейки и выкинут под забор. Как ему объяснить, что сейчас проблема не в этом? Разговор завершили скомкано, Яр пообещал вернуться быстро — "я вчера в садик звонил, только на три дня без содержания отпустили" — и передал приветы жене и мелкому.

Утреннее счастье потускнело, как дисплей ноутбука, вспомнившего о режиме энергосбережения. Яр не позволил себе раскиснуть: встал, воспользовался ванной комнатой, десять раз отжался от подоконника, морщась от боли в груди, и оделся в чистые вещи — чья-то добрая рука уложила стопку выстиранных шмоток на кресло.

Вирм пил кофе на кухне. Ворчливой Фатимы не было, похоже, умотали они вчера бабку скальником и швабрами.

— Жратву ищи в холодильнике, пироги на блюде под полотенцем, кофе-чай в шкафчиках, — вчерашние азарт и веселье Вирм за ночь растерял, говорил равнодушно и хмуро. — Мы с Надей сейчас уйдем — меня Сеня на фирму вызвал. А ты делай, что хочешь. Можешь по городу погулять, можешь в парк сходить, можешь никуда не ходить, а пожрать и спать завалиться. Со мной сработаться просто, я свободное время не контролирую. В твоих интересах вечером быть на заднем дворе, трезвым и вменяемым. Понял?

— Понял, — разглядывая жестяные банки с чаем, подтвердил Яр. — Буду, не сомневайся.

— Тебе денег дать?

Яр чуть банку не уронил — "я у него что, на содержании?" — повернулся, ответил выразительным взглядом. Потом все-таки сдержал негодование, нашел слова:

— Я на тебя еще не работаю.

— Можешь взять аванс.

Вроде бы Вирм ничего обидного не сказал в итоге, действительно, можно у будущего работодателя аванс попросить, и все равно в предложении был какой-то противный привкус. Как будто барин решил облагодетельствовать приживалку и отсыпать ей медяков на булавки.

"Или это я себя накручиваю и в каждом слове ищу подвох?"

Напряженную паузу разбило появление Нади — свеженькой, излучающей спокойствие и уверенный оптимизм. Яр прилип взглядом к загорелым ногам — сегодня на телохранительнице были белые шорты — и в очередной раз озадачился: "Спят Надя с Вирмом или не спят?" Казалось бы — не твое собачье дело. И клинья к телохранительнице Яр подбивать не собирался, а вот застрял в голове вопрос. По разговорам ничего не поймешь, под дверями комнат караулить не будешь...

"Оно мне не надо, — одернул себя Яр. — Уеду и забуду, как звали".

— Пешком пойдем, Владимир Петрович?

— Пешком. Воздухом подышим, на людей поглазеем. О! Давай по мороженому съедим? Я шоколадное хочу.

— Легко, — согласилась Надя. — А еще мне в банк надо зайти, за сентябрьскую аренду зала заплатить. Как лучше — по дороге или пока вы у Семена с делами разберетесь?

— Я за твой зал уже заплатил. За год.

— Владимир Петрович?!

Вирм выглядел довольным:

— Надюша, ты же ни премии, ни бриллианты не возьмешь, а за добро платить надо. График тренировок мне потом принеси, я его на шкаф повешу, чтоб свои поездки корректировать.

— Владимир Петрович! — Надя подошла к столу вплотную, положила руку Вирму на запястье, чуть сжала. — Спасибо!

"Не поцеловала, — отметил Яр. — Черт их разберет..."

— Через десять минут у калитки, — Вирм улыбнулся. На том все проявления благодарности и кончились — Надя исчезла из кухни, покачивая привлекательно белыми округлостями.

Яр все-таки насыпал заварку в маленький фарфоровый чайник, потянулся к электрическому.

— Надя секцию карате во Дворце спорта ведет, — неожиданно объяснил Вирм. — Киокушинкай. Официально, от федерации. Две группы — совсем мелкота и подростки. Плату за тренировки берет, конечно, но там такие слезы выходят, что на аренду едва хватает. Она к нам с Семеном три года назад пришла, когда Дворец спорта цены задрал. Мы же вроде как благотворительностью занимаемся. Обычно Татьяна Васильевна список подает, кому, куда и сколько перечислять. А мы с Семеном утверждаем. И тут явление — мелкая, настырная. Вы, говорит, должны заботиться о преемственности, материально поддерживать кузницу кадров. Умора, да и только. Какая кузница? К нам в ЧОП очередь на работу стоит, на наш век хватит. Но оплатили ей аренду на три месяца, за то, что повеселила.

— А потом ты на работу ее взял?

— Сам бы не додумался. Кристинка идею подкинула. Семен так смеялся... я сначала тоже смеялся. А когда хорошо подумал — поехал к Наде и предложил попробовать. Получилось лучше, чем рассчитывал, я тебе доложу.

— Кристина посоветовала? Твой прежний якорь? — Яру вспомнились недавние размышления о ревнивых женах и телохранительницах. По обмолвкам ему показалось, что Кристина успешно совмещала роль почти супруги и якоря. Показалось? Что-то он уже запутался в Вирмовых отношениях с якорями и телохранительницами...

— Ага. Она как раз на мне крест поставила, и начала мужа себе подыскивать, — Вирм ответил легко, похоже, нисколько не страдал от воспоминаний. — Думала, я мешать начну, решила меня переключить на кого-нибудь.

— И ты переключился? — Яр не выдержал, спросил в лоб.

— Не-а, — Вирм отодвинул пустую чашку из-под кофе, встал. — Надя девочка хорошая. Я ей жизнь портить не собираюсь, ни баловством, ни сватовством. Ей нормальный мужик нужен. Без змея за душой.

Кипяток ошпарил сухую заварку. Яр тупо смотрел в чайник, на набухающие листки, и очнулся, услышав далекий звон дверного колокольчика. Как магнитом потянуло — вышел вон из кухни, остановился у огромного окна, открывавшего вид на улицу. Вирм с Надей, оба летние, почти пляжные — шорты, шлепки — мелькнули у калитки и скрылись за вереницей кипарисов. Меньше всего они напоминали охраняемый объект и телохранительницу, скорее, парочку, и это подталкивало к странной цепочке размышлений о барине, услужливых крепостных, и прочих приживалках.

"Гнать такие мысли надо, а то я себя как девица на завалинке накручиваю, сам придумал, сам обиделся, сам себя пожалел".

Яр выпил чай и тоже отправился на прогулку. У дверей столкнулся с чернявым парнем — Вирм говорил, что днем в доме крутятся Фатины внуки, на случай "подай-принеси" — буркнул: "Ухожу" и в ответ получил кивок. Задержать не попытались, и это уже хорошо.

За три часа он обошел почти весь центр — прав был Вирм, тут не потеряешься и не заблудишься. Покатался на колесе обозрения, без особого интереса осмотрел архитектурный памятник — филармонию — к которому его вывел подвесной мост через дорогу, поглазел на сувениры и витрины магазинов, задержавшись у медового павильона и двери секс-шопа, и нашел идеальный путь для бегства. Улочка вывела его на небольшую площадь, уставленную выносками-раскладушками, обещавшими незабываемые автобусные экскурсии по окрестностям города. Были короткие, на полдня, нашлась и долгая — к далеким горным вершинам. Автобус отправлялся в пять утра и возвращался в город поздно вечером. Возвращаться, Яр, понятное дело, не собирался. Он хотел выехать из Красногорска, затерявшись в толпе туристов, выехать в сторону, противоположную дому. А потом отбиться от экскурсии, и как-нибудь.

К обеду он полностью продумал план, и вертел детали в голове, валяясь перед телевизором в доме Вирма. Сбежать — полдела. Змей и его хозяин просто так не отвяжутся, придется и из Зеленодара когти рвать. Квартиру оставить на Дрона, упросить, чтоб сдал, а самому податься в какую-нибудь станицу. У бывшего сослуживца родня фермерское хозяйство держит, можно на работу попроситься, а можно махнуть, куда глаза глядят, снять дом за недорого, перезимовать. Не найдет его Вирм, весь край через сито не просеет, край большой, как три Швейцарии... Яр вспомнил преследовавших его собак, тяжелый взгляд кавказской овчарки с обрывком цепи, и поежился.

"Как-нибудь", — повторил он себе.

В глушь, в станицу среди ровной степи, подальше от гор, скальников, подозрительных заказов, за которые расплачиваются автоматными очередями, и роскошного особняка с башенными часами и парковкой для змея на заднем дворе.

К вечеру в дом прибыл Семен, вроде как по делу заглянул, какие-то бумаги Вирму привез, получил приглашение на чай и охотно остался. Яр приуныл — друг и совладелец ЧОПа, златозубый, коренастый, явно занимавшийся спортом, а теперь бросивший и располневший, был похож на бандита еще больше, чем Вирм. Задача усложнялась, на хвосте повиснут змей и матерый волк, но где наша не пропадала?

В сумерках сели за знакомый летний стол. Дом вымер — ни Фатимы, ни чернявых внуков, ни Пети. Зато Сеня с Надей расположились, как в театре, только программок и биноклей на шнурках не хватало. Яр постарался отрешиться от тяжелых взглядов, сверлящих лопатки, и сосредоточился на Вирме. Вот он уткнулся лицом в стол, царапнув пальцами монету, и — тут же — наслоилась вторая картинка. Вирм шагнул на обрыв, встал нос к носу со змеем. Яр хорошо помнил первый раз, когда змей собирался крушить ресторан — тогда Вирм, пьяный и растрепанный, хохотал на краю обрыва. Сейчас получилось, как во второй — человек и змей словно обнюхались, расплылись и слились не в сиамских близнецов, в крылатое существо, вмещавшее двойной разум. Змей оттолкнулся от обрыва и вылетел в небо над Красногорском — Яр почуял его появление соринкой в глазу.

Тревога росла: хотелось вскочить с плетеного стула, бежать, куда глядят. Яр заставил себя остаться на месте, а потом уже и двинуться не смог — морозное дыхание накрыло легким облаком, лишило чувствительности, затуманило голову. Змей, опустившийся на асфальтовую площадку, сложил крылья, подполз к столу. Рассмотрел безвольно лежащего Вирма, ткнулся мордой Яру в шею, будто обнюхивая. Язык змея оказался гибким и жестким одновременно, как свинцовый провод в пластиковой оплетке. Клак-клак-клак — посыпались на пол пуговицы заледеневшей рубашки. Ткань захрустела, язык коснулся груди точно над сердцем.

Змей дышал, ритмично посвистывал, трогал Яра то языком, то мордой, замораживая до состояния сосульки. В груди что-то бурно зашевелилось — наверное, без змеиной анестезии было бы дико больно. Яр с трудом опустил взгляд и смолчал только из-за невозможности издать звук. Иначе заорал бы. А как не заорать, когда из тебя лезет что-то серое, отвратно разбухшее, шевелящее короткими щетинами-лапами?

Хворец бескровно проталкивался между ребер. Змей свистел все громче, покачиваясь на хвосте. Яр, не отрываясь, следил за покидающей его тело тварью: вот уже половина вышла, раздутый блин сужается, вот-вот появятся голова и жвало... вот-вот... Хворец сообразил, что дело неладно, и задергался — даже сквозь заморозку показалось, что сердце вырывают. Змей выдохнул очередное облако морозного пара, яростно засвистел-зашипел, и вдруг обвил хворца гибким языком, потянул на себя. Яр замычал, как в кресле у стоматолога, от боли аж слезы потекли. Хворец шлепнулся на асфальт, замер, покрылся инеем. Змей развернулся, поднял хвост — сейчас ударит, расплющит тварь! — и покатился по асфальту, словно его рванули за невидимый поводок.

Чешуйчатое тело извивалось, ломая крылья, сминая в гармошку чугунные секции ограды и кроша столбы. Змей исчез, повалив дерево за участком. На обрыве возникли двое. Разъяренный змей и упрямо вскинувший подбородок Вирм. Яр, наконец-таки, смог набрать воздух в легкие, ощупал себя — странно, дыры в груди нет, а по ощущениям должна быть — и обмер, увидев нацеленный в лоб ствол "Макарова".

— Не шевелись, — приказал Семен. — Надя, дай щипцы!

— Я сама!

— Стой тихо, держи банку.

Банка была толстостенная, с широченным горлышком — похоже, какая-то лабораторная посуда, не простая тара для закаток. Семен, не опуская ствола, подхватил хворца щипцами, положил на дно. Стекло покрылось морозными узорами. Надя ловко запечатала горлышко притирающейся стеклянной крышкой.

— Отлично! — выдохнул Семен, бросил щипцы и понес банку в дом.

Яр дернулся — догнать, отобрать, растоптать примороженного паразита — и получил удар по шее. Ребро Надиной ладони отправило его в путешествие в другой мир. Вирм и змей стояли рядом, казалось, руку протяни и коснешься. Только казалось. Когда разозленный змей замахнулся хвостом, Яр, несмотря на обиду за обман, попытался выдернуть Вирма из-под удара, и схватил пальцами пустоту. Хвост рассек Вирму висок, скулу, располосовал майку, оставляя кровавый росчерк на груди и ребрах. Надя закричала. Яр вернулся в реальность, увидел кровь на столе, и — вот же привязался! — Семена с "Макаровым", сообщил:

— Они там лаются. Змей ему хвостом врезал.

— Возвращай его.

Ствол убедительно качнулся. Надя метнулась к своему стулу, схватила аптечку, распотрошила.

— Не могу, не получается, — объяснил Яр. — Ты меня хоть застрели, а не могу.

— Ты что думаешь, я твою вошь нажравшуюся на память унес? Из банки выпустить недолго. Мы тут разузнали... они крепко к тем, кого жрут, привязываются. Его теперь хоть на людной улице выкинь, никто не нужен, он тебя найдет.

— Да хоть три раза выпусти! — раздраженно огрызнулся Яр.

Он трогал монету, Вирма, обложенного смоченными перекисью салфетками, пытался коснуться Вирма на обрыве — тот продолжал на змея бычиться — и все без толку. Змей ли не позволял забрать дружка, с которым еще не разобрался, или Вирм не хотел покидать поле боя побежденным — кто их поймет? Как будто провалился в кино или компьютерную игру, не зная сценария и правил.

"Я уже был беспечным. Помнишь Игоря? Никому нельзя доверять".

Голос прозвучал в голове, губы Вирма не шевелились. Змей, занесший хвост для второго удара, остановил движение.

— Вызови врача. Взяли-понесли, его уложить надо.

Яр еще раз ощупал себя — нет дыры в груди, только какая-то пустота внутри — отодвинул Надю в сторону, помог Семену, подхватил Вирма за ноги. Донесли до спальни, кряхтя и матерясь — тяжел, зараза. Надя двери открывала и одновременно говорила с врачом. Эскулап Федор явился быстрее платной "Скорой", зацокал языком, облепил Вирма пластырями, стягивая края раны. Кровь к тому моменту остановилась сама, как по мановению волшебной палочки.

Вирм на кровати лежал не шевелясь, безвольной куклой. Вирм на обрыве спрятал руки в карманы джинсов и продолжил гляделки со змеем. Яр еще раз попробовал до него дотянуться — и так, и этак — и упал в кресло, не выпуская монету из пальцев. Семен смотрел на него с подозрением, но пистолетом больше не грозил, может, врача стеснялся, или понял, наконец, что бесполезно. Змеиная заморозка начала отходить. Яр почувствовал боль в груди — тупую, подкатывающую к горлу. Сердце частило, руки-ноги стали ватными. Яр откинул голову на мягкую спинку и закрыл глаза, прислушиваясь к ощущениям. А не померещилось ли ему извлечение хворца? Может, змей на него морок навел?

Зачем бы змею баловаться мороками, Яр не додумал, провалился в ледяную тьму. Во сне он брел по заснеженной равнине, расцвеченной полярным сиянием, падал, поднимался, шел вперед, к ровной линии горизонта, и встретил рассвет на ногах — солнце взмыло в небо, как ракета, увеличилось, ослепило, заставило закрыть глаза ладонью. В спальне Вирма шторы были не задернуты, вот в чем дело. А Яр так и проспал всю ночь в кресле, и теперь едва шевелился — поясница онемела.