Парень обомлел, такого поворота событий не ожидал, ещё сильнее нахмурился и вновь прорычал: — Слышишь, это моя баба!
— Да забирай, — ухмыльнулся я, а Лёля от обиды надулась, но с интересом посматривает на деревенского хлопчика.
Парень неуверенно потоптался на одном месте и неожиданно выпалил: — Пошли драться!
Ах, вот чего он добивался, понял я! Сам напросился, хочешь в морду, сделаем! К этому времени я уже хорошо владел каратэ и на поединках никогда не проигрывал, в любых весовых категориях был первым. Встаю, с ухмылкой смотрю на соперника, в уме думаю: "тяжеловат, неповоротлив, одним словом: "сила есть — ума не надо", с таким я быстро разберусь".
— Что ж, пошли, — улыбнулся я, оглядел притихших студентов и слышу удивлённые возгласы: "это Филатов Миша, тракторист".
Мы вышли за зону кроватей, на свободное место. Парень насупился, лицо окаменело, так сжал кулаки, что хрустнули костяшки. Не дожидаясь его атаки, бросаюсь вперёд, красиво подпрыгнул, в воздухе развернулся и луплю двоечку ногами прямо в его незащищенный живот, я знаю, после такой серии ударов, Миша-тракторист без сознания грохнется на пол. Пятки стукнули по животу словно по чугунной сковороде, и я ... обломился, упал на землю, с трудом соображая, почему он продолжает стоять, а пятки от боли гудят. Внезапно парень, что-то мычит, поднимает руку, и пошёл на меня. Я с ужасом увидел, что его кулак с голову ребёнка. Вскакиваю, провожу серию ударов ногами и руками, но словно бью по бетонной балке, никакого эффекта ... и тут я понял, передо мной действительно настоящий сельский самородок. В груди похолодело, словно во сне наблюдаю, как опускается на мою голову огромный кулак. В мгновение, забыв все приёмы, судорожно хватаюсь за его руку, так и завалил он меня на землю, а кулак всё приближается. Что же делать! Мысли прыгают как трусливые обезьяны, Скоро кулак опустится и вместо лица у меня останется лишь каша. Зажмурив глаза, дёргаюсь в разные стороны, но он силён как сто быков, внезапно колени почувствовали какие-то тяжёлые шары. Его яйца! Как я обрадовался и с немыслимой силой двинул по ним, едва не отбив себе колени. От такого удара, любой нормальный мужчина мгновенно вырубится ... но не мой соперник. Миша-тракторист несильно ойкнул, сжал колени, скатился с меня, легко встал и, согнувшись, побрёл к выходу, у самой двери обернулся, погрозил кулаком и пообещал: — При встрече всё равно убью!
Вот мы и встретились, но он совершенно не испытывает ко мне вражды, замечательная черта настоящего мужчины. А ведь правильно, какие могут тут обиды, мы друг друга не оскорбляли, просто крепко бились, но это дело молодое, а сейчас Миша конкретно повзрослел. В его глазах не вижу, ни упрямства, ни дурости, меня это открытие удивило, похоже, у себя в селе, у Миши просто был такой имидж, а на самом деле парень весьма неглупый.
— Вот это да! — я хлопнул по его мощной груди. — Сколько прошло времени после нашей встречи?
— Не так много, два года, — он ласково прокатил под кожей крупные желваки.
— Ну, и как ты, всё также — трактористом?
— Да нет, в этот же год поступил в государственный аграрный университет. Два курса отучился, и призвали в армию, после службы доучусь. А ты как, уже инженер?
Я нахмурился: — Осталось диплом защитить, но не успел.
— Как это? — удивился Миша.
— Загребли в армию под чужой фамилией.
— Неужели такое бывает?
— В нехорошую историю влип, защищал девушку и у меня случайно оказался чужой паспорт, с выдранной фотографией. Меня приняли за скрывающегося от призыва и быстренько отправили в армию.
— Невероятная история, — Миша пожевал губы, — впрочем, армия нужна, диплом можно защитить и потом. А ты как считаешь?
— От армии никогда не бегал, должен был лейтенантом поехать на военные сборы. Не справедливо получилось.
— Сборы — не армия, — брезгливо поморщился Миша, — считай, тебе крупно повезло, почувствуешь настоящую жизнь, а не картонную.
— Наверно ты прав, но я бы хотел служить под своей фамилией, — нахмурился я.
— С этим согласен, — кивнул Миша. — А куда служить едешь?
— Меня выбрал тот капитан, — я указал взглядом на проходящего мимо офицера.
— И я в его команде, — обрадовался Миша, — значит, едем в одну часть.
— Странно, на плацу тебя не видел, — удивился я.
— Вероятно, нас раньше отобрали, народу там было несколько тысяч
— Что ж, очень хорошо, значит, будем служить вместе.
— Так может, наконец-то познакомимся? — широко улыбнулся Миша.
— Кирилл, — охотно отвечаю я.
— Это по-настоящему, или по паспорту?
— По-настоящему и по паспарту ... имена сошлись, фамилия другая.
— Понятно. Вообще, история удивительная. А давай дружить! — неожиданно произносит он и протягивает руку.
— А давай! — я крепко пожимаю его мозолистую ладонь. — Послушай, а ты как, познакомился с той девушкой ... ну, из-за которой мы схлестнулись? — поинтересовался я.
— Да мне тогда не она была нужна, хотелось просто подраться, — искренне говорит Миша.
— Это я понял, — хохотнул я.
— Но с той девушкой я всё же познакомился, — продолжает он.
— Да что ты? И как?
— Женился на ней, дочка растёт.
— Вот это да! — я хлопнул ладонями по коленям. — Как всё в жизни бывает!
— Лелька классная, — Миша задумчиво улыбнулся, — спасибо тебе.
— А мне за что?
— Не схлестнулись, её б не заметил, — в глазах у Миши появляется столько нежности, что я даже обомлел, как это не вяжется с его образом — грубого и сильного мужика.
Ночью прибываем в Москву. Выгружаемся на перрон, затем, бегом в метро. Набились в вагон, капитан, в Крыму, прикупил яблочки и теперь сунул мне сетку на сохранение. Разволновавшись о предстоящей службе, тихонько их ем, затем часть скормил Мише, а когда вернул обратно сетку, в ней осталась только пара яблок ... зато крупных, офицер лишь головой покачал, но ничего не сказал, наверное, понял моё сметённое состояние, лишь дерзкие усы чуть опустились.
Выходим с метро, вокруг многоэтажные дома. Неужели будем служить в самой Москве? Дух захватывает от радости, но нас ждёт автобус. Вновь едем, достаточно долго. Через некоторое время заезжаем в лес и, по колдобинам скачем ещё несколько часов.
Среди деревьев мелькают сёла с невероятными названиями. На ум приходят произведения Некрасова. Вот проезжаем деревню "Лаптево" — запущенные дворы, бурьян за оградой, тёмные окна. На смену "Лаптево", выползает "Голодное" — всё-то же опустошение. Затем "Бедное" — покосившиеся оградки, перекошенные избы ...
Удивляет то, что земли возле хаток много, но кроме бурьяна и перекати поле, ничего на них не растёт. Народ прозябает в нищете, хоть бы картофель посадили или деревца какие.
Пейзаж навивает уныние, но вот всё остаётся позади, возникают аэродромы, окружённые колючей проволокой. Наконец подъезжаем к шлагбауму. После проверки документов нас пропускают на территорию военного аэродрома.
— Приехали, скоро у вас начнутся полёты, — хохотнул сержант, лихо задрал фуражку на затылок, многочисленные значки на его груди издевательски звякнули, и мы поняли, скоро нас ждут приключения.
С сумками, кошёлками, вываливаем из автобуса, в глазах страх и ожидание. Капитан оставляет нас на попечение сержанта, сам сваливает в сторону гарнизона.
Час ночи, смертельно хочется спать, мечтаем, что нас скоро отведут в казарму, и мы наконец-то выспимся! Но сержант ведёт нас в клуб.
— Спокойной ночи, воины! — с этими словами исчезает. В клубе уже находится народ, тоже призывники, хмурые и злобные.
Ходим между рядов, матрасов нет, поневоле устраиваемся на неудобных сидениях, пытаемся заснуть, но неожиданно дверь клуба открывается, заходит рядовой — сразу видно, старослужащий, гимнастёрка выцветшая, почти белая, ремень болтается ниже пояса, пилотка где-то на затылке. Он окидывает нас равнодушным взглядом. Затем заходит ещё один, и ещё ...
И вот они ходят между рядов и шибают деньги. Народ смотрит на них угрюмо, но с деньгами расстаётся. Никто не знает порядков, может так положено. Вот и до меня доходит очередь.
— Ну? — старослужащий округляет глаза в недоумении, видя, что я его игнорирую.
— Чего ну? — недоброжелательно отвечаю я.
— Обурел, что ли? — возмущается он.
— А пошёл ты! — я отворачиваюсь.
Меня с силой хватают за грудки, не раздумывая, бью в челюсть. Парень с грохотом летит через стулья. Немая сцена, словно по Гоголю "Ревизор", но вот, первый шок проходит и старослужащие, со зверскими лицами несутся ко мне.
— Тебе помочь? — с азартом спрашивает Миша, в глазах загорается бесшабашное веселие.
Не убил бы кого случайно, я глянул на вздыбившие под его рубашкой мышцы, отрицательно махнул головой, убедительно произношу: — Спасибо, сам справлюсь.
— Ну, как хочешь, тренируйся, — с лёгкой обидой буркнул Миша и развалился в кресле в позе вольного зрителя.
Классно служба начинается, в унынии думаю я, и выскакиваю в проход между кресел.
Первого сбиваю простым ударом кулака, второй пятится, на лице появляется недоумение и страх, но отступать ему некуда, он старослужащий, необходимо держать марку. Со зверским лицом снимает ремень, делает отмашку, бляха с противным звуком прожужжала у моего лица. Делаю подсечку, легонько бью ногой по зубам, но кровь брызнула, с силой отбираю ремень, пинаю старослужащего пяткой в зад, резко отхожу, готовлюсь отбить следующую атаку ... но верно, она захлебнулась в соплях и крови, противники позорно пятятся к выходу.
На меня почти все призывники смотрят в ужасе. Как-то всё пошло не так, наверное, они думают, что надо терпеть, а затем, когда станешь старослужащим, самим отыгрываться на молодых, а не бузить с первого года службы.
— Всё воин, тебе конец! — с этими словами старослужащие уходят, сплёвывая кровь на чистый пол.
От их угроз мне действительно страшно, но что произошло, то произошло, а Миша тихо посмеивается, глядя на меня потеплевшим взором, ему понравился поединок.
— Тебя как звать? — слышу доброжелательный голос. Поворачиваю голову. Рядом присаживается хрупкого телосложения парень, наверное, кореец.
— Кирилл, — охотно отвечаю ему.
— Меня Ли. Где драться так научился?
— В Севастополе.
— Слышал, у вас хорошая школа каратэ — кивает головой. — Но она больше спортивная, против профессионала с ней не попрёшь, — неожиданно добавляет он.
— Ты что, тоже занимаешься? — понимаю я.
— Слышал такой совхоз "Политотдел"?
— Нет.
— Когда в Союзе еще не знали, что существует такая борьба, у нас уже пояса получали.
— У тебя, что и пояс есть? — удивляюсь я.
— Есть.
— Какой?
— Чёрный.
— Врёшь!
Ли снисходительно пожимает плечами и улыбается странной корейской улыбкой.
— Извини, просто у нас пояса получить практически невозможно, — смущаюсь я.
— Это понятно, Федерации по каратэ у вас нет, а у нас под боком Корея, родственники, ну и прочее.
— Здорово.
— После службы в гости приезжай, у нас часто русские бывают, в основном на заработки ... за сезон до шести ста рублей можно получить, — неожиданно говорит Ли.
— Идея интересная, может, и стоит, — соглашаюсь я.
— А что, и я бы приехал, — встревает в разговор Миша, доброжелательно поглядывая на корейца.
Так в разговорах отвлекаюсь от происшедшего инцидента, а там пытаемся устроиться на отдых. Улеглись между рядов, неудобно, холодно, а что делать, но нас не забыли, среди ночи звучно хлопает дверь, звучит громкая команда: — Подъём, бойцы!
Вскакиваем. Протираем глаза, злобно сопим.
— Строиться на улице! — гаркнул плотный прапорщик. Глаза у него на выкате, лицо одутловатое, кулачища как две пудовых гири.
Суетимся, бежим, бестолково становимся в строй.
Прапорщик окидывает нас суровым взглядом и ведёт в сторону казарм. Вваливаемся в душное помещение. С докладом подбегает старший сержант.
— Размести, — рыкнул прапорщик и скрывается в кабинете.
— Значит так, воины, — старший сержант сверлит нас взглядом, — как пушинки взлетели на койки и, чтоб ни скрипа, ни шороха, ни храпа, — в голосе звучит нешуточная угроза.
Солдат в казарме мало, здесь те, кто запозднился с дембелем. Все свободные койки, оказались оголены, на наших матрасах сладко посапывают "деды".
Кровати на редкость скрипучие, едва коснулись, раздаётся истошный скрип и со всех сторон посыпались тумаки, это оказалось настолько действенным, что скоро возникает абсолютная тишина.
Спасительный сон мягко вышибает дух, и улетаю в светлые дали: "Я незнаком себе, еду на Жигулях по каменистой дороге. Вокруг дачные домики, утопающие в густой зелени, а вот выскакивают две здоровые собаки, бросаются на машину, радостно скулят. Вхожу в дом, меня встречает мать: — Уже приехала из Москвы? — с удивлением спрашиваю её.
— Пришлось, собак же надо кормить, — вздыхает она.
С тревогой замечаю, как она неожиданно быстро постарела, совсем старушкой стала, но улыбка всё такая, же тёплая и светлая.
— Мама, я что, сам не могу за них побеспокоиться? — с укором спрашиваю её.
— Ты, очень далеко, сын, — непонятно произносит она.
Внезапно, словно земля уходит из-под ног. Оказываюсь в тёмном переулке, сзади звучит музыка с танцплощадки: "... листья жёлтые над городом кружатся...", а у забора скрючилась рыжеволосая девочка, бросаюсь к ней. Она с трудом встаёт, смотрит мне в глаза, и неожиданно вижу — она взрослая женщина. Её роскошные волосы, искрясь, ниспадают на покатые плечи, а острые груди, словно хотят проткнуть лёгкую ткань одежды, пухлые губы ждут мужской ласки, но взгляд полон тревоги: — Программисты хороши лишь водку жрать, опять напортачили. Как же нам из этого положения выбраться, Кирюша?
— НЕ ПОИ КАМЕНЬ КРОВЬЮ!!! — словно из всего пространства звучит голос и эхом разносится по моему сознанию.
Внезапно словно ухожу в водоворот, я бегу в жутком туннеле, сзади скачками несутся невероятные создания. Они как мумии, пальцы скрюченные, морды, в мерзких оскалах, глаза горят бешенством. Мне необходимо вырваться из тоннеля, там свет и спасение.
— Кирилл, сюда! — меня выдёргивает в какую-то комнату рыжеволосая женщина. Запираем дверь, баррикадируем стульями и столами, а в неё моментально начинаются ломиться, возникает щель, просовываются скрюченные пальцы.
— Врёшь! — злобно кричит женщина и режет ножом себе руку, подставляет под алые струи крови чёрный камень, облепленный доисторическими ракушками. Метаморфозы происходят стремительно, тело искажается, хрустят кости и на моих глазах она превращается в страшного крылатого ящера. Взмахивает крыльями, с яростным шипением бросается из комнаты. Раздаётся визг, скулёж, рычание, удары сотрясают тоннель, монстры разлетаются в стороны, вывороченные и истерзанные её острыми когтями.
— Бежим! — кричит уже прежняя рыжеволосая красавица.
Выбегаем из тоннеля — всё тонет в молочном сиянии, на прекрасных деревцах шныряют разноцветные птицы. В округе, как ни в чём не бывало, гуляет народ — спокойная публика, незнающая, что у них под боком, в мрачных недрах тоннелей, поселилась нечисть".
