Всадники Венсенского леса.

-Да нет, — сказал Рауль, — Так вышло... А кота я занесу домой, не ждите меня, поезжайте. Я вас догоню.

-Ну вот, кота домой потащил. Опять задержка, — покачал головой Сент-Эньян, — Что за ребячество!

-Не возвращайся, — прошептал де Гиш, — Что кот, дорогу домой не найдет? Кошки, они дом знают.

-Да полно тебе!

-Вы поезжайте, а я подожду виконта, — предложил Маникан.

-Он прав! Едем!

Рауль держал Кира Великого на вытянутых руках — как-никак кот линял, и кошачья шерсть на черном бархате не смотрелась. Он нес домой своего любимца.

-Да возьмите вы его за шквырку, шевалье! — посоветовал какой-то мальчишка.

-Сударь, — любезно ответил Рауль, — Мой кот не переносит такое непочтительное обращение. Если я последую вашему совету и возьму его "за шкирку", он на меня смертельно обидится и будет до конца дня смотреть исподлобья.

-Как дворянин! — расхохотался мальчик.

-Из рода Роганов, мой юный друг.

-Правда? Я тоже! А можно его погладить? — спросил малыш из рода Роганов, — Он не царапается?

-Что вы! Это добрейшее создание! Гладьте, милостивый государь, но побыстрее — я спешу.

Мальчик стал гладить кота, приговаривая: "Кыса, кыса, хорошая кыса". Кот блаженно заурчал.

-Признал своего, — усмехнулся Рауль.

-А мне родители не разрешают завести ни кошечку, ни собачку, — вздохнул собеседник виконта, — У отца в поместье охотничьи псы, больше, гончие. Он с ними то ли на кабана, то ли на волков охотится. Но они злые и живут на псарне. А здесь, в нашем отеле, никого, одни гуверняньки. А мне так хочется... кису или песика... маленького.

-Очень вам сочувствую, сударь, — ответил Рауль, — Но мы вас покидаем — нас ждут важные дела!

-Эх! — вздохнул малыш, — Вы счастливые, взрослые — на лошадях катаетесь. А мне — в школу!

-Опять же, молодой человек, очень вам сочувствую!

-Спасибо, сударь! Удачи вам! И вашему коту!

-И вам того же!

-Спасибо, шевалье, только пожелайте, чтобы меня сегодня не спрашивали, я латынь не выучил...

-Желаю от всей души!

"Бедное рогановское дитя завидует дуэлянту!" Малыш тряхнул светлым чубчиком и поплелся в школу.

Маникан, будучи свидетелем этого диалога, тихо рассмеялся. Он держал за уздечку вороного коня Рауля, а де Гиш и де Сент-Эньян уже скрылись из виду.

-Забирай кошака, поживее! — сказал Рауль Оливену, выбежавшему на звонок. Оливен не боялся кошачьей шерсти и прижал Кира Великого к груди.

-Боже мой! Зачем вы вернулись!

-Пустяки, Оливен, глупые суеверия.

-Возвращаться с дороги перед дуэлью... Что вы наделали!

-Опять заныл! Я вернулся, потому что кот перебежал де Сент-Эньяну дорогу.

-Ага! И вы его пожалели?

-Конечно! Пропадет, бедняга!

-Сент-Эньян?

-Кот.

-А я подумал, что вы решили уравнять шансы. Раз кот перебежал ему дорогу, вы и решили: "Дай-ка и я вернусь, чтобы было "фифти-фифти", как говорят англичане".

-Я и не думал жалеть Сент-Эньяна. Мне кота стало жаль. Движение-то какое: кареты, всадники, повозки. Закрой окна. Еще в окно удерет. Какой-то он сегодня странный... беспокойный. И дай ему молока. Теплого... Бедняга совсем охрип.

-Бедняга совсем сгулялся,— проворчал Оливен, щекоча шейку кота, — Ишь, ухо прокушено.

-У котов тоже бывают дуэли, мой милый. Все, я исчезаю! Береги кошака!

-Сами берегитесь! — крикнул Оливен.

-Постараюсь, — машинально ответил Рауль и побежал к своему коню, которого держал в поводу дожидавшийся его Маникан.

-Благодарю, дорогой господин де Маникан, — сказал он Маникану, — Но вы напрасно утруждали себя: конь у меня умный, никуда не делся бы.

-И все же я счел необходимым посторожить его, сударь.

-Спасибо, — повторил Рауль.

-Полноте, виконт, не стоит, какие пустяки. Не торопитесь, пожалуйста, мы и без них найдем дорогу до Венсенского леса.

-Как вам угодно.

-Виконт, вы читали Кальдерона? — брякнул Маникан.

-Да, — удивленно ответил Рауль, — А с какой стати вы вдруг вспомнили Кальдерона?

-Можно цитату?

-Извольте.

-"Вы, сеньор, большой смельчак,

Если не боитесь мести,

В короле нажив врага".

-Что-то припоминаю. "Врач своей чести", пьеса Кальдерона, не так ли?

-Да-да.

-Хорошая рифма — "честь-месть". Сама на ум приходит.

-Рифма, может, и хорошая, но смысл? Вы же не убьете де Сент-Эньяна?

-...

-Скажите, что не убьете! Я не верю, что вы способны убить человека! Вы кота, и того пожалели, не берите греха на душу, господин Рауль, не убивайте его!

-Интересный разговор по дороге на дуэль, господин де Маникан!

-Виконт, вы отдаете себе отчет, насколько все это серьезно?

-Да. Отдаю.

-А я сомневаюсь: этот нелепый кот, балагурство с мальчишкой. Вы словно какую-то роль играете. Вы — это не вы, каким вас мы все знали, а кто-то другой.

-Простите, любезнейший господин де Маникан, но сейчас-то я — это именно я!

-Тогда, быть может, вы поймете, господин де Бражелон. Поговорим откровенно, отбросим все условности, которые приняты в нашем обществе и будем называть вещи своими именами. Вы готовы к такому разговору, виконт?

-Я вас слушаю, господин де Маникан.

-Поскольку мне выпала честь быть вашим секундантом...

-Вам?! — переспросил Рауль.

-Да, мне, — кивнул Маникан.

Рауль мрачно усмехнулся.

-Де Гиш держит нос по ветру, — презрительно заметил он, — Если вы — мой секундант, то де Гиш — секундант де Сент-Эньяна?

-Именно так, виконт, но позвольте объяснить...

-А что тут объяснять, и так все ясно. Новое предательство! "Впрочем, что ж такого! Кто ж в наши дни не нарушает слова?"— это из того же "жестокого" Кальдерона.

"А сам просил меня отдать ему предпочтение, когда собирался драться с Бекингемом".

-Де Гиш не предавал вас.

-Де Гиш... Впрочем, что ж такого? Если уж апостолы предали самого Христа... куда мне, грешному.

-Нет, тысячу раз нет... Вы согласны, что господин де Сент-Эньян слабее вас?

-Возможно. И де Гиш, благородный рыцарь, взял сторону более слабого? А вы сами не боитесь быть секундантом такого вот мятежника, господин де Маникан?

-Не боюсь! — твердо сказал Маникан, — А кому быть чьим секундантом — это формальность. У нас очень мало времени, и надо поскорее покончить с этим неприятным делом.

-Раз уж вы так любите испанскую драматургию, позволю себе процитировать Тирсо де Молину, хотите?

-Будьте так добры.

-С людьми мне чужда боязливость,

Случится — вызову троих,

Тут, чтобы охладить ретивость

Жестоких недругов моих

Нужна лишь смелость и учтивость.

Изящно можем и легко мы

Врага спровадить на тот свет

По той причине, что знакомы

До тонкости нам с детских лет

Все фехтовальные приемы.*

..................................................................................................................................................................................................

* Тирсо де Молина. "Благочестивая Марта".

..................................................................................................................................................................................................

-О нет, пожалуйста! Нет! Нет!

-Вы тоже, кажется, поэт? — улыбнулся Рауль, — Ну, успокойтесь. Это шутка.

-От ваших шуток сердцу жутко, — вздохнул Маникан, — Все, больше не могу, перехожу на прозу. Что я хотел сказать? Я боюсь сказать что-то не то, боюсь, что вы меня не так поймете, но, пока еще не поздно, пока можно все поправить...

"И этот туда же", — вздохнул Рауль.

-Да что "поправить", когда...

-Вы уже сожалеете о том, что так поступили с патентом Его Величества?

-Нет! Я не мог поступить иначе с патентом "его величества"! А как именно, не соблаговолите уточнить, господин де Маникан?

-Как именно, господин де Бражелон? Что я сам думаю? Откровенно? Красивый жест.

-Вы находите?

-Но... неосторожный. Королю лучше не знать. Мы что-нибудь придумаем.

-Вы хотите поставить меня в зависимость от великодушия де Сент-Эньяна?

-Оставьте, не неврничайте, пожалуйста. Только пообещайте мне, что не убьете де Сент-Эньяна.

-Вы хотите, чтобы я ему поддавался? Может, мне драться с завязанными глазами? Или взять дагу, любезно предоставив противнику боевую шпагу, или, посерьезнее оружие — длиннющую бандитскую рапиру?

-Нет, нет, нет! Не стремитесь свести ситуацию к абсурду — она и так абсурдна. Никто из нас не примет такие условия дуэли, и вы это отлично знаете. Только не проливайте кровь. Пообещайте это, и я буду за вас спокоен — я видел, как вы разделались с де Вардом. А де Сент-Эньян вам не враг, в сущности. Это же не де Вард. Я хочу сказать, что вы напрасно графа де Сент-Эньяна своим врагом считаете. Он очень уважает вас, виконт, и сейчас даже еще больше, чем тогда, летом, мы же беседовали о вас неоднократно. Поверьте, я вам сейчас перессказываю все это из добрых побуждений. Вы же де Варда, и то не закололи! А уж его вы могли бы заколоть со спокойной совестью. Мы все тогда были на вашей стороне. А я... О, как я тогда восхищался вашим благородством и великодушием, господин де Бражелон! Если бы я посмел, уже тогда я предложил бы вам свою дружбу! Но кто я такой — рядом с Бекингемом!

-Очень тронут, — сказал де Бражелон тихо, — Де Вард остался жить и...

-"И"! — подхватил Маникан, — Вы были правы, пощадив его. Мы входили в состав посольства, мы представляли Францию. Но, если бы мы знали тогда, сколько бед принесет этот человек... Может, зря вы его не убили? О, виконт, я несу вздор, я говорю совсем не то, что должен, но это говорю не я, не Маникан, а моя боль, мое отчаяние, моя меланхолия!

-Меланхолия, господин де Маникан? — удивился Рауль, — С каких это пор вы стали меланхоликом? Я считал вас очень жизнерадостным человеком.

-А я меланхолик, причем закоренелый меланхолик!

Лошади бежали голова к голове.

-Позвольте пожать вашу руку, господин Меланхолик, — протянул руку Рауль, наклоняясь к Маникану:

-Я тоже!

-Вы позволите... год спустя ... вы окажете мне честь считать меня своим другом, виконт?! — волнуясь, спросил Маникан. Вместо ответа Рауль кивнул и крепче сжал руку своего спутника.

-И все-таки я надеюсь, что меланхолия не совсем изгрызла вашу душу, Маникан!

-Знаете, как начинается гангрена? В рану попадает какая-то зараза, кровь разносит ее по всему телу, человек заживо гниет и умирает. Меланхолия — это гангрена души!

-Кто же заразил вас этой проклятой меланхолией?

-Де Вард! А началось все на Гаврской дороге. А потом это несчастье с де Гишем... Вы-то были в Англии, вы не знали, как мы все тут мучились из-за де Гиша! Он выкарабкался, слава Богу! А теперь вот ваша история. Довольно, сударь, довольно! Довольно крови, довольно боли! Друг мой, дорогой друг ... надеюсь, вы не сочтете такое обращение бесцеремонным... разве я не прав...

-Дорогой Маникан, я нисколько не хочу быть причиной вашей меланхолии! Излечитесь, сударь!

-Я опять напомню вам жестокого Кальдерона:

Великая гроза из пустяка -

Гроза из еле видимой зарницы,

Из тучи — ливень, вихрь — из ветерка,

Пожар из искры брошенной родится!

-А я продолжу:

Приятен легкий сон любви, пока

Он в тягостный кошмар не превратится.

Пока, став вихрем, малый ветерок

Большой пожар от искры не зажег.

-Так избавьтесь от "тягостного кошмара"!

-Это не так-то просто, дорогой Маникан.

-А согласитесь, милый виконт, "врач своей чести", жестокий герой Кальдерона, заколол бы де Варда, будь он на вашем месте!

-Безусловно. Но я не "жестокий герой Кальдерона". Я сам не могу разобраться в себе. Дело прошлое, но я тогда получил нагоняй от отца.

-Что не закололи?

-Да.

-Что же вы хотите! Мушкетеры!!! — воскликнул Маникан.

-Да. Мушкетеры... — вздохнул Рауль, — До чего мы договорились? Выходит, я был неправ? Убей я тогда де Варда, и с де Гишем не случилось бы несчастья, и ваша меланхолия не докучала бы вам...

-И еще вы доставили бы удовольствие герцогине де Шеврез, — проговорил с улыбкой Маникан, приподнимая шляпу в почтительном жесте. Рауль внимательно посмотрел на Маникана и промолчал, слегка улыбнувшись.

-Вот только король... — прошептал он, — А! Что король! Раз уж все равно!

-Нет, сударь, не все равно! Поглядите вокруг — день такой хороший! Весна! Природа ликует! Сколько голубей на площади возле вашего дома! Всякая живность радуется весне, включая вашего великолепного кота! А сегодня меня разбудило чириканье птичек и — извините! — тупая и смешная собачья свадьба! Ну, разве не грех в такой день проливать кровь!

-Вы не меланхолик, Маникан, — сказал Рауль, уже не пряча улыбку, — Вы нечто другое.

-Посмотрите на эти деревья, на эти травинки... Цветы уже начинают продавать! Ренессанс!

-Вот-вот, Ренессанс! Вы человек гуманистического мировоззрения. Но Ренессанс кончается. Вы это понимаете, вы не хотите с этим примириться, и это вызывает у вас меланхолию. Настает более жестокое время, чем солнечный светлый карнавал Ренессанса.

-Боюсь, что вы правы, — вздохнул Маникан.

-Еще бы не прав, — пробормотал Бражелон, — А моя меланхолия, любезный друг, началась перед Лондоном. Какие-то тревожные предчувствия, ожидание беды... Так оно и вышло. Де Гиш. И Луиза. Вот и все. Я чувствовал, что у вас здесь что-то не так! А между тем, подумайте сами, можно ли просить такой подлый обман! Ведь я, болван, нафантазировал, что выполняю какую-то важную миссию — вроде славных дел господина Д'Артаньяна, о которых я узнавал уже постфактум. Мне так хотелось в них поучаствовать! Но господа мушкетеры осторожничали и не подпускали своего наследника к участию в опасных приключениях. Я вообразил, что, быть может, против Карла Второго заговор, Пороховой не Пороховой, не знаю. Заговор с целью захвата власти. И наши узнали об этом... И король посылает предупреждение своему английскому кузену — такая спешка. Каких только глупостей я не придумывал!

-Да, господин Рауль, — протянул Маникан, — У вас богатое воображение.

-А вместо этого — цветочки Хэмптон-Корта и лебеди в водоемах.

-Кстати, о Хэмптон-Корте ... Та девушка...The girl, говоря по-английски... Может быть, она еще ждет вас?

-Ah, girl, girl...— вздохнул Рауль, — Вы предлагаете мне вернуться к the girl побитой собакой? Все кончено! Да, собственно, ничего и не начиналось.

-Но написать-то ей вы можете?

-Что писать? Что я уезжаю на войну с герцогом де Бофором? Зачем?

-Разве вам нисколько не нравилась the girl?

-У вас подробная информация, Маникан, и я понимаю, от кого. Нравилась, и даже очень. Вы удовлетворены моим ответом?

-Ваша гордость родилась раньше вас, дорогой виконт!

-Это мне уже говорили. И очень давно.

-Английский вариант не подходит? На правах друга... можно? Попробуйте французский вариант: назло Луизе начните ухаживать за ее лучшей подругой, Монтале. Вы ей нравитесь. Уверен, она будет вашей. А Луиза пусть поревнует. Всякая женщина — собака на сене. Всю их сущность выразил Лопе де Вега.