Всадники Венсенского леса.

Часть первая.

Всадники Венсенского леса.

Джеронимо был щеголь и смельчак, и не боялся драться,

и дрался, как вы об этом услышите.

Джордж Сильвер. "Парадоксы защиты" (1599 г.).

-Ошень просто рассказать свой сон, но я никокта не вижу снов.

-Вы очень счастливы, — заметил Атос, — Я был бы рад, если бы

мог сказать то же самое.

-Никокта! — повторил швейцарец, в восторге от того, что такой

человек, как Атос, хоть в этом ему завидует, — Никокта! Никокта!

Александр Дюма. "Три мушкетера".

ОГЛАВЛЕНИЕ.

Пролог. Черный конь, черный кот и черный всадник.

1. Рауль стреляет в короля.

2. Де Сент-Эньян наносит ответный визит.

3. Голуби Парижа.

4. Де Сент-Эньян атакует, Рауль обороняется.

5. Иначе быть не могло.

6. Де Сент-Эньян хотел как лучше.

7. Всадники Венсенского леса. Рауль и Маникан.

8. Всадники Венсенского леса. Де Гиш и де Сент-Эньян.

9. Дуэль в День Дураков.

10.Королевская полиция.

ПРОЛОГ.

ЧЕРНЫЙ КОНЬ, ЧЕРНЫЙ КОТ И ЧЕРНЫЙ ВСАДНИК.

31 марта 1662 года к старинному трехэтажному особняку в центре Парижа подъехал всадник на вороном коне. Прохожих было немного, в такой час все уже сидят по домам. Особняк, у крыльца которого молодой человек остановил свою лошадь, был знаменит тем, что в прошлом веке в нем останавливался будущий король Франции Генрих IV, когда инкогнито наезжал в столицу из своей Наварры. Благодаря Королю-Повесе его называли "Дом Генриха Четвертого". Жить здесь было весьма престижно. За Генриха Четвертого предприимчивая домовладелица взимала особую плату. Но хозяин вороного коня обожал короля Генриха Четвертого и платил не торгуясь.

Строго говоря, конь был не совсем черный. Белая звезда на морде, и белые чулки придавали вороному нарядный вид, если можно так сказать о лошади. Конь английской породы носил соответственно английское имя — Мерлин. Описав довольно подробно длиннохвостого длиногривого стройного коня, перейдем теперь к всаднику.

Из названия главы читатель сделает вывод, что всадник был одет в черное. Черный плащ с красивой вышивкой по краям, мягкая широкополая черная шляпа, надвинутая чуть ли не на нос, длинные перья, тоже, конечно, черного цвета — и так далее. Правда, подобно тому, как коня украшали белые чулки, у нашего всадника на черном бархате камзола выделялся большой кружевной воротник и такие же манжеты. Белое кружево ниспадало и на отвороты его черных ботфорт.

Но в первые годы самостоятельного правления молодого короля Людовика XIV в моде были более светлые и яркие цвета. Если на коня знатоки смотрели с восхищением, то на всадника с удивлением. Правда, были сумерки, и народу было мало. Итак, были сумерки...

-Сумерки богов, — пробормотал черный всадник и соскочил с коня, — Приехали, Мерлин! Вот мы и дома!

Он взбежал по ступенькам и дернул шнурок звонка. Ответа не было. Молодой человек повторил сигнал. Опять молчание. Когда на третий звонок не последовало ответа, путешественник энергично забарабанил в дверь. Наконец раздался тревожный голос:

-Кто там?

-Свои, черт возьми! Открывай скорей!

-Бегу, мой господин! — ответил тот же голос, но уже не тревожный, а радостный. За дверью послышался топот, затем шум, шипенье, мяуканье, вскрик...

-Болван, — усмехнулся всадник, — Не иначе отдавил коту лапу или на хвост наступил.

Дверь открылась, и на пороге показался молодой парень, одетый как горожанин, а черный кот, опередив его, шмыгнул на ступеньки, издав приветливое "мурм" и принялся тереться о ботфорты всадника.

-Ну, наконец-то! — сияя, сказал парень, — Я уж вас заждался, мой господин!

Всадник обнял парня, наклонился к коту, почесал его шейку — тот на свой лад выражал свою радость громким мурлыканьем.

-С ним все в порядке? — спросил всадник, — Я слышал, как он зашипел.

-На лестнице темень, — оправдывался парень,— С ним-то все в порядке, да мне всю ногу расцарапал.

-Бедняжка, — сказал всадник с насмешливым сочувствием.

Парень скривился.

-Вот уж не надо сюсюкать, мой господин!

-Тебе не нравится сюсюканье? Ты прав, я тоже терпеть не могу всякую слащавую патоку. Но патока не нравится, можно с патетикой: "О, несчастный!"

-Снова ваши шуточки, — сказал парень.

-Мой дорогой, мне действительно жаль тебя — я знаю, чего стоят длинные когти Кира Великого. Помнится, когда я отбирал у него голубя, этот хищник всю руку располосовал. Потом я неделю не снимал перчатки.

-Охотник, что вы хотите!

-Он по-прежнему приносит свои отвратительные "трофеи" — типа крыс и прочей мелкой живности?

-Крыс давно не было. Кир переловил все крысье в Доме Генриха Четвертого. Вчера играл с какой-то мышью. Наигрался и сожрал.

Между тем кот прыгнул со ступенек на карниз и принялся обнюхивать коня. Видно, животные знали друг друга и жили в мире и согласии. Конь по кличке Мерлин оскалился, кот по кличке Кир лизнул коня, всадник улыбнулся. Надо заметить, что и кот был не весь черный. Белая шейка, белые лапки, белая маска на мордочке, белое брюхо и белая кисточка на хвосте — все это придавало хищнику вид франта. Вся эта черно-белая компания — кот, конь и всадник — представляла собой очень живописную группу.

Вот только слуга в чем-то зеленовато-коричневом не очень сочетался с элегантным хозяином. Парень смотрел на своего господина с тревогой и радостью. Черный всадник приветливо улыбнулся.

-Давайте ваш плащ, — засуетился слуга, — И шляпу.

-Займись Мерлином, он хочет пить, — велел всадник, — Сам справлюсь.

Слуга взял коня за повод и повел под арку. Там, во внутреннем дворе Дома Генриха IV находился большой сарай, своего рода конюшня, где проживали обычно благородный Мерлин и более скромная лошадка слуги.

Молодой человек вошел в дом. Кот, не переставая урчать и ласкаться, шмыгнул следом за ним. Пять минут спустя наш герой сидел развалясь в мягком кресле и задумчиво смотрел в огонь. Раздался шорох. Перчатка, которую молодой человек небрежно бросил на диван вместе со шляпой и плащом, свалилась на ковер. Кот бросился за ней и принялся играть. Владелец черной перчатки лениво поднял голову на шум.

-Ты уже не котенок, Кир, — сказал он, — Какая тебе радость играть с моей перчаткой? Мышь это, что ли?

Но кота, переловившего всех мышей в доме и соскучившегося в бездействии, игра с перчаткой весьма забавляла.

-Черт возьми, Кир, пройдоха! Ты мне этак всю перчатку расцарапаешь!

Хотя он очень устал, и ему лень было шевелиться, он отцепил свою шпагу, подцепил перчатку на кончик шпаги и зашвырнул на диван. Туда же отправилась и шпага.

-Холодно у вас тут, Кир, — вздохнул путешественник и потянулся,— И темно.

-Мурм, — сказал кот, запрыгнув на спинку кресла.

Молодой человек вместе с креслом и котом подвинулся поближе к камину. Кот уселся на ручке, выгнул спину и пробрался к хозяину на колени. Хозяин стал гладить кота.

-И темно, — повторил он, — Но свечи мы зажигать не будем. Посидим в сумерках. Тебе-то что, ты и в темноте видишь как днем. А знаешь, Кир, я тоже, наверно, приобрел это умение. Но все-таки, кошак, есть вещи, которые лучше не видеть и во тьме ночи, ни при свете дня...

Кот терся о плечо хозяина, продолжая урчать.

-Так ты меня ждал, котик? — грустно спросил хозяин, щекоча шейку кота, поглаживая его блестящую шкурку, — Ах ты, милая бессловесная тварь... Хороший, хороший... Молодец, котик...

-Вот и я! — воскликнул слуга, вбегая в комнату, — Мерлин накормлен, и я к вашим услугам. Да что ж это вы в темноте сидите?

Парень засуетился, зажег свечи, подбросил дров в камин. Господин продолжал поглаживать мурлыкающего кота, все так же отрешенно смотря в огонь. Слуга то и дело посматривал на хозяина, но не решался его беспокоить. Он убрал вещи с дивана, задернул шторы, кашлянул.

-Сударь! — отважился он, наконец, — Вы там не заснули?

-Если бы я мог заснуть! — вздохнул хозяин.

-Вам кот не мешает? — спросил слуга, — Он бывает такой навязчивый.

-Докучный, — заметил хозяин насмешливо, — Это словечко нынче в моде с легкой руки господина Мольера. Нет, Кир мне не докучает.

-Я к тому, что пора отужинать, что Бог послал...

-Оставь, я не голоден. А сам поешь, конечно, и кота накорми.

-Сию минуту. А может, вина желаете?

-Можно. Давай.

-Кир! Кис-кис! Кушать!

Услышав заветное слово "кушать", кот спрыгнул с кресла и принялся громко мяукать. Господин вздохнул и потянул руки к камину — ему все никак было не согреться. Прежде чем уйти, слуга подал несколько писем, и молодой человек их немедленно распечатал, держа в одной руке свою почту, в другой — бокал вина.

Первое письмо было написано изящнейшим почерком на красивой бумаге розоватого оттенка.

"Господин виконт, милорд, сэр — не знаю, как к вам обращаться, и все-таки мысленно я обращаюсь к Вам не так, как

предписывают правила нашего общества. Но я делаю усилие над собой, начиная это письмо, преступая условности... И все-таки я это письмо начинаю. А вот отважиться на более смелое — или нежное — обращение, милорд, я не могу. Поймите и простите.

Мы, Ваши английские друзья, осведомлены о последних событиях, происшедших при дворе Людовика XIV. Но я, милорд,

не хочу писать ни о ком, кроме Вас и... меня. Надеюсь, Вы не сочтете это нарушением приличий и не лишите меня своего уважения. Я не должна писать к Вам, и все-таки пишу...

Мне не хватает смелости, чтобы искренне выразить все мои чувства. Но если Вам не очень неприятно вспоминать Англию, Хэмптон-Корт, и Вы захотите вернуть прошлое — возвращайтесь. Если Вы захотите меня видеть — напишите, я придумаю повод и приеду в Париж.

Мой младший брат, лорд Генри Грефтон, давно хотел познакомиться с достопримечательностями Парижа и повидать нашу старшую сестру, маркизу де Бельер. Напишите мне: "Приезжайте", и мы встретимся в Париже.

Виконт, у нас есть время, впереди целый март. Я буду ждать Вашего ответа до конца марта. Я выпросила у семьи эту отстрочку — девушка в нашем обществе не располагает такой свободой как мужчина. И меня хотят выдать замуж за

какого-то лорда из Адмиралтейства. А я все-таки не могу забыть Вас, милорд.

Даже если мы никогда больше не увидимся,

позвольте пожелать Вам счастья и удачи.

Мэри Грефтон".

-Поздно, — сказал виконт, — Завтра уже первое апреля,

-Что вы сказали, мой господин? — спросил слуга, — Это письмо для вас так важно? Я должен был отвезти его к вам в Блуа? Но вы, уезжая, ничего не говорили...

Виконт пробежал еще раз-другой письмо из Англии, вспомнил прелестную англичанку в садах Хэмптон-Корта, и ему захотелось поцеловать эти буквы. Но рядом стоял расстроенный слуга, и виконт, охлебнув вина, скомкал письмо и бросил бумажный комок в огонь.

-Гори все ярким пламенем! — сказал он, -You are late, my dear lady.*

......................................................................................................................

* Ты опоздала, моя дорогая леди. ( Англ).

......................................................................................................................

Слуга, не желая мешать хозяину, забился в уголок. А виконт смотрел, как горит письмо Мэри...

-"Лорд из Адмиралтейства"...— прошептал он, — Ее достоин только Адмирал!

"Но откуда она узнала мой адрес? Посмотрим, что пишет герцог Бекингем. Может, его письмо объяснит загадку".

Он стал читать второе письмо, более объемное. Бекингем подробнейшим образом расписывал, как скучала прекрасная Мэри, как она плакала, как ждала новостей из Франции. Когда гонец привез большое письмо от леди Генриетты с отчетом о последних событиях во Франции, Мэри решила пренебречь приличиями и отважилась на это письмо. И дальше — на несколько страниц комплименты леди Мэри Грефтон и ее лестные слова в адрес "сэра Рауля". То, что Мэри не решилась написать "сэру Раулю" открытым текстом — "она

страдает, она ждет, она любит, не будьте жестоки, друг мой, возвращайтесь к этому ангелу, вы будете очень счастливы, я уверен!" Теперь все стало ясно. Адрес сообщил Бекингем. И эти письма валялись больше месяца в квартире " сэра Рауля". И — увы! — опоздали!

-Эти письма пришли обычной почтой или их привез гонец? — спросил виконт.

-Гонец привез, — ответил слуга, — Это тоже очень важно для вас?

-Для меня это уже не важно. Но здесь дело деликатное. Репутация молодой девушки.

"Бекингем оказался предусмотрительным, послав письма с гонцом. В противном случае, возможно, копии были бы у его величества Людовика. Эх! Мои английские друзья писали не на тот адрес. В Блуа они бы успели. А в Бастилию не хотите, сударь? Если бы события при Дворе Людовика XIV разыгрывались так, как я задумал, адрес мой был бы: "Бастилия... и так далее" Хотя навряд ли до узников Бастилии доходят письма зарубежных корреспондентов".

Он стал перечитывать письмо Бекингема, слегка улыбнулся, покачал головой. "My dear friend, help me! Help me!" — взывал Бекингем. Прочитав такой энергичный призыв о помощи, Рауль cначала встревожился. Но помощь нужна была в сочинительстве — милорд изгрыз не одно перо, сочиняя героико-комическую поэму, и Карл Второй уже обещал, что она будет поставлена на сцене королевского театра, а дело не идет, и милорд приглашает Рауля в соавторы*. Вот. Английский юмор. Сейчас только и писать героико-комические поэмы. А дальше Бекингем напоминал девиз рода Грефтонов "Habenti parum, egenti cuncta" -"Имущему — мало, нуждающемуся — все". Благородный девиз, ничего не скажешь. И юные Грефтоны верны ему, подумал Рауль. Он вспомнил историю о том, как старшая сестра Мэри Грефтон продала все свои ценности, и старинное серебро, и украшения, чтобы выручить разорившегося господина Фуке. Но ему самому ничего не надо от англичан. Разве только латинский девиз поможет при общении с имущими и нуждающимися. Вот за это скажем спасибо прелестной Мэри. Если бы люди в реальной жизни действовали в соответствии с девизом рода благородных Грефтонов, в мире было бы значительно меньше нищих, увечных, обездоленных. Но в этом подлом мире все наоборот — "Имущим — все, нуждающимся — мало". И ему ничего не надо от этого подлого мира!

А письмо Бекингема спорило с нашим героем: "All you need is Love!"**

...................................................................................................................

*Джордж Вилльерс, герцог Букингемский(1628 -1687) писал пародию на жанр т.н. "героической пьесы", в частности на Драйдена.

Свою пародию герцог писал более 10 лет, закончил в 1671 году. Пародия герцога была направлена "на исправление общественного вкуса через осмеяние героических пьес".

**"All you need is Love" -"Все, что вам нужно — это любовь" — культовая песня "Beatles". Бекингем англичанин, имеет право.

.....................................................................................................................

В заключение Бекингем спрашивал Рауля, с чего это он вообразил, что де Гиш — его близкий друг? Де Гиш ему никто, славный малый, приятель, но другом он считает только Рауля и очень настойчиво приглашает его в Англию. "Я сам не могу поехать за Вами и утащить Вас с собой — Вы знаете, мне заказана дорога во Францию по милости брата Его Величества. Так мы увидимся? И... with a little help of your friends Вы преодолеете свой сплин, стресс — что там у Вас. Я-то смог! Время лечит, поверьте!"

-Wiht a little help of my friends*,— прошептал Рауль,— Прощайте, герцог. Good by, my friend**.

......................................................................................................................

*"With the little help of my friends"— "Маленькая помощь моих друзей", тоже незабвенные "Beatles".

* Прощай, мой друг. ( Англ.)

...................................................................................................................

И большое письмо герцога Бекингема охватило пламя.

-О я, несчастный! — воскликнул слуга, — Я совершил непростительную ошибку! Получив эти письма, я должен был лететь стрелой... Как это я не догадался!

-Вздор, Оливен, вздор, — перебил его виконт, — Мне никак не подходит вариант Бекингема.

"Возможно, Бекингем преувеличил чувства Мэри. И дай Бог, чтобы это было так! Какой грустный был бы союз с милой, доброй, умной девушкой. Нет, это хорошо, что письмо опоздало. Иначе быть не могло. Не судьба. Жена обожает мужа, а муж постоянно думает о другой. Вариант Бекингема невозможен. Остается последний вариант — вариант Бофора".

-Вы еще что-то хотите спросить, господин Рауль?

-Меня кто-нибудь спрашивал? — небрежно произнес виконт.

-О! Очень многие люди! Ваши друзья чуть ли не каждый день прибегали. Даже надоели, право!

-Кто именно?

-Де Гиш, например.

-Я его видел сегодня.

-Значит, вы знаете новости?

-Знаю, знаю.

-Ну, если вы знаете новости о де Гише, вас уже ничем не удивишь*.

......................................................................................................................

* У Дюма Рауль становится свидетелем тайного свидания де Гиша и принцессы Генриетты, и, пытаясь выручить влюбленных, "переводит стрелку" на Ору де Монтале. Смысл новости о де Гише в том, что принцесса наконец-то ответила де Гишу взаимностью. "Новость о де Гише" наши герои не комментируют, это и так ясно всем, кто читал Дюма.

....................................................................................................................

-Да, вот только я боюсь...

-Вы боитесь за де Гиша?

-И за нее тоже. А еще я боюсь, что наболтал сегодня де Гишу много лишнего.

-Что вы ему сказали?

-Вздор, — нахмурился виконт, — Лучше бы не говорил! Впрочем, Оливен... Что еще новенького?

-Барон де Невиль был на днях. Вы знаете, куда собрался этот повеса?

-Знаю, — ответил виконт, - И я туда же, — по последние слова Оливен не расслышал, отгоняя кота — Кир собрался играть с черными перьями шляпы нашего героя. Припрятав шляпу от греха подальше, Оливен вспомнил:

-Ах, да! Еще был Маникан!

-В новом костюме? — насмешливо уточнил Рауль.

-Как вы догадались?

-Это не так-то трудно. Все? Что ж. No news — good news*.

-Не понял.

.....................................................................................................................

*Нет новостей — хорошие новости. (Англ.)

.....................................................................................................................

"Слава Богу, дело о дуэли замяли. А я уже навоображал себе всяких кошмаров. Полицейские, Бастилия и так далее. Добрый король Людовик XIV сделал вид, что ничего не произошло. А у меня нет ни малейшего желания напоминать о себе его величеству".

-Я, кажется, понял, о ком вы хотите спросить, господин Рауль, — печально промолвил Оливен,— От нее не было ни письма, ни записки. И сама она больше не появлялась.

-Это следовало ожидать, — сдержанно сказал виконт. — Она здесь больше никогда не появится.

Оливен жалобно вздохнул.

-Я не о ней. Я о Д'Артаньяне.

-Д'Артаньян был на той неделе, — сказал Оливен немного смущенно, но виконт не обратил внимания на его странный тон.

-Сегодня мы чуть ли не целый день искали Д'Артаньяна. Как в воду канул! — вздохнул он, — Правда, есть одна зацепка.

-Ну, с ним частенько такое бывает. Какие-нибудь государственные дела.

-Есть одно место, куда мы с отцом не заглядывали. Завтра мы с тобой туда наведаемся. Если его и там не окажется, я не знаю, где его искать.

-Куда?

-На Гревскую площадь.

-Господи, пронеси! — перекрестился Оливен.

-Ты забыл, что там находится дом, принадлежащий Д'Артаньяну?

-В самом деле, из головы вылетело. Чудак этот ваш гасконец, нашел, где дом покупать!

-О вкусах не спорят, — заметил виконт иронически, — Д'Артаньян выколачивает из домика на Плас-де-Грев все, что можно. А мы с тобой идеалисты, платим втридорога за право жить в Доме Генриха Четвертого.

-Да! — гордо сказал Оливен, — Но мы делаем честь дому сему, и дом сей нам, в свою очередь, оказывает честь!

-А кстати, — заикнулся виконт.

-Понял, господин Рауль! Я вас понимаю с полуслова! За квартиру уплачено до конца года, как вы велели!

-То-то же, — он зевнул, потянулся, допил оставшееся вино.

-А знаете, я иногда мечтаю, что этот знаменитый дом будет вашим собственным.

-Вижу, наивности у тебя не убавилось. Такие вещи происходят только в сказках. Дом в центре Парижа!

-Если бы молодому Д'Артаньяну, живущему на съемной квартире канальи Бонасье, и бедному как церковная мышь, кто-нибудь сказал, в те годы, что через тридцать лет он будет знаменитым капитаном мушкетеров и домовладельцем, что бы он ответил? "Сударь, вы безумны" или — "А почему бы и нет, черт побери"?

-Скорее второе, — улыбнулся Рауль.

-И вы скажите, как мог бы сказать гасконец, — попросил Оливен.

-А почему бы и нет, черт побери, — сказал Рауль, — Киру Великому очень нравится Дом Генриха Четвертого. Кошки, как известно, привыкают к жилью.

-А вы надолго в Париж? — спросил Оливен.

-На насколько дней.

-А что так?

-Потом, хорошо?

-А можно еще спросить? Как я понял из ваших слов, граф де Ла Фер тоже в Париже?

-Да. И Гримо тоже.

-А почему вы без них? С ними все в порядке?

-Оливен, успокойся! Не делай такие страшные глаза, пугливый ты мой! Все в порядке. Они у Бофора, в Штабе. Что-то там уточняют. Герцог попросил совета, и хотя отец старается воздерживаться от советов, от Бофора отделаться ему не удалось.

-Теперь понятно. Вот и хорошо. Я хотел еще рассказать о господине де Бофоре.

"Оливен захочет увязаться за мной. Лучше ему ничего не говорить, до поры до времени, — подумал Рауль, поглаживая кота,— А когда он все-таки узнает, прикажу ему сторожить кота. Нельзя же оставлять без присмотра домашнее животное".

-О господине де Бофоре мы с тобой поговорим завтра. Что-то мне спать захотелось. Я привез одну занятную вещицу — рукопись комедии "Докучные", автограф Мольера! Если хочешь развлечься, почитай. А я пойду, вздремну.

-Приятных вам сновидений, мой господин, — искренне пожелал Оливен.

ГЛАВА 1. РАУЛЬ СТРЕЛЯЕТ В КОРОЛЯ.

-Господин Рауль! Кир Великий опять гостей намывает! Как пить дать кто-нибудь пожалует!

Говоривший эти слова молодой человек лет двадцати семи или восьми стоял у высокого окна. Он задергивал шторы, чтобы любопытные, если тем вздумается заглянуть в окна их квартиры, не видели, чем занимается его хозяин. Досуг господина виконта де Бражелона внушал доброму малому серьезную тревогу.

Сам хозяин, очаровательный виконт, несколькими годами моложе слуги, наблюдавшего за котом, весьма комфортабельно расположился в большом мягком кресле, забравшись туда с ногами. Кир Великий, намывающий гостей, был всего-навсего домашним котом, великолепным холеным лентяем, которого остроумный хозяин назвал так в честь героя романа г-на и г-жи Скюдери, авторов бестселлера XVII века. Полуодетый, в нарядном шелковом халате с замысловатыми узорами — цветами и листьями сложной формы барокко — наш герой рисовал углем на картонке какого-то урода, и именно это упражнение в изобразительном искусстве, занятие вроде бы невиннейшее, заставило верного слугу по имени Оливен задернуть все шторы.

Урод, которого рисовал виконт, получился, тем не менее, не злой и не страшный, несмотря на все старания молодого, с позволения сказать, художника, изобразить нечто мерзкое и отвратительное. Увы! Ни рога и копыта, ни лапы с когтями, ни оскаленные зубы, от которых не отказался бы ни один уважающий себя вампир, не внушали страха. Оливен боялся другого — корона на голове "урода" и мантия с геральдическими лилиями — и ребенку было ясно, что коронованный монстр, которого господин де Бражелон вырисовывал так старательно, не кто иной, как христианнейший монарх Людовик Четырнадцатый.

-Нет, вы только посмотрите на этого плута!

-Невидаль, какая, Кир Великий! — пробормотал виконт насмешливо, продолжая выводить лилии на мантии своего "урода", даже по-детски язык высунул, — Займись лучше чем-нибудь полезным, Оливен. Делом каким-нибудь.

-Я и так занимаюсь делом, господин Рауль, — возразил Оливен. — А вот вы, не сочтите за дерзость — ерундой!

-Важное дело — глазеть на кота!

-Важное дело — рисовать какого-то урода, да еще в короне, — проворчал Оливен, проверяя, надежно ли задернуты шторы.

На реплику слуги виконт ответил насмешливо-грустной улыбкой. Оливен понимающе вздохнул и, смягчив голос, спросил:

-Что вам угодно, мой господин? Какие будут распоряжения?

-Э, милейший, прекрати-ка свой лепет! — нахмурился виконт, — Мне не нравится твой тон!

-Извините, господин Рауль, — кротко сказал Оливен, — Извините, если я чем-то прогневил вас... Право, это вышло нечаянно. Вам показалось, я всегда так говорю.

-Нет, Оливен, мне не показалось, — обиженно сказал Рауль. — Таким голосом разговаривают с больными или с женщинами. Или с малыми детьми. Или с сумасшедшими!

Увы! Подобный тот наш герой часто стал замечать в разговорах друзей последнее время. Но если такие интонации задевали его, когда с ним разговаривал Атос, его отец, или старый друг де Гиш, или герцог де Бофор, его новый начальник, и Рауль не показывал им, что сочувственный тон его оскорбляет, то с Оливеном он решил не церемониться. Оливен изменил стиль общения, сделал один из лихих мушкетерских жестов, что вызвало на грустном лице хозяина снисходительную улыбку.

-Жду ваших приказаний! — сказал Оливен по-военному, даже, пожалуй, слегка утрируя.

Рауль помнил Оливена к себе, подал ему свое художество и велел поставить на камин. Оливен взглянул на нарисованного урода и ахнул.

-Да это же "Оскорбление Величества", господин Рауль!

-А что, похож? — спросил Рауль, — Я старался, чтобы было сходство.

-Похож! — сказал Оливен с ужасом, — Ой, похож! Потому-то я и задернул шторы: не дай Бог, кто увидит!

-Ну и пусть, — сказал Рауль вызывающе, — Пусть видят! Я у себя дома и делаю что хочу! А ты все такой же трусишка, мой милый Оливен.

-Я не за себя боюсь, а за вас!

-Продолжай в том же духе, но сиди у камина и собирай мои дротики.

-Что-о-о? — вытаращил глаза Оливен, — Какие такие дротики?

Виконт достал из шкатулки игрушечный дротик. Велев слуге отойти на безопасное расстояние, он метнул дротик в коронованного урода.

-Попал! — сказал он торжествующе. Взял второй дротик из шкатулки. Прицелился.

-Есть! — заявил он с важностью, — Ты видел — прямое попадание!

-О виконт! — произнес Оливен трагическим тоном, — Я предполагаю, вы опять рассердитесь, но вы ведете себя как дитя. Я даже удивляюсь, сколько в вас еще детского! Пулять дротиками в изображение Короля!

-Ну-ну, — буркнул виконт, в третий раз, кидая дротик, — Это уже было: "Оскорбление Величества".

-"Оскорбление Величества", — с прежним ужасом сказал Оливен и красноречивым жестом стукнул себя по шее ребром ладони.

-Тебе это не грозит, — заметил виконт.

-Так ли, мой господин! Мы с вами доиграемся! Вам, как знатному господину, отрубят голову торжественно, под бой барабанов, а за компанию с вами повесят и беднягу Оливена. А мне, мой прекрасный сеньор, жизнь еще не надоела.

-А мне надоела, — сказал Рауль, — Да подавай же дротики, что стоишь!

Оливен собрал дротики, вонзившиеся в картонного урода. Завзвонил колокольчик у дверей.

-Ах! — воскликнул Оливен, — К нам посетитель! Кир Великий предсказал! Я же говорил — он у нас вещий!

Он бросился к уроду, швырнул его в камин и хорошенько пошуровал кочергой, чтобы крамольная картинка его хозяина обратилась в ничто, вернее, в пепел.

-Я никого не принимаю, — заявил Рауль, — Что ж ты сжег мой "шедевр"! Но я нового нарисую.

Оливен появился через две минуты с растерянным видом.

-К вам господин де Сент-Эньян,— произнес он.

Рауль вытаращил глаза и подскочил в кресле.

-Не может быть!

-Подите сами посмотрите.

-Я же сказал: не принимать!

-Как можно, сударь! Он настаивает! Он очень хочет вас видеть. Позвольте, я проведу его в ваш кабинет.

-Я сам к нему выйду, — сказал Рауль, вылезая из своего кресла.

-Что вам подать? — спросил с готовностью Оливен.

-Ничего, — ответил Рауль, тряхнув головой.

Оливен опешил.

-Но господин де Сент-Эньян сочтет это за неуважение к нему.

-Пусть! — заявил Рауль, — Я его действительно не уважаю и не собираюсь лицемерить. Я не пущу этого господина на порог своего дома.

Была еще причина, по которой виконт не желал пускать в свою квартиру г-на де Сент-Эньяна. Посетитель мог увидеть автопортрет Луизы де Лавальер, который все еще красовался в гостиной виконта, и Рауль дорожил этим произведением искусства не меньше, чем герцог Бекингем-старший портретом Анны Австрийской лет тридцать с лишним назад. Даже больше, ибо это сокровище рисовала сама Луиза! Можно только предположить, как порадовало бы Джорджа Вилльерса Бекингема подобное произведение Анны Австрийской! Но Раулю был знаком великолепный портрет его бывшей невесты. К созданию "королевского" портрета был причастен господин де Сент-Эньян. Фаворит Людовика Четырнадцатого был последним человеком во Франции и на всем белом свете, которому он позволил бы взглянуть на скромный автопортрет вероломной, коварной, жестокой, забывчивой, нежной, кроткой, тихой, робкой девушки по имени Луиза де Лавальер. Плакса, трусишка, обманщица — такие, с позволения сказать, комплименты и весьма далекие от комплиментов характеристики придумывал наш герой, распаляя себя, и диапазон этих характеристик был весьма широк: от "ангела" до "потаскушки". Рауль велел себе забыть все правила, в которых он был воспитан и вести себя с де Сент-Эньяном дерзко, цинично, оскорбительно, словом, так, чтобы королевский любимец на этот раз сам вызвал его.

Он вышел на крыльцо. Сидевший на подоконнике Кир Великий муркнул и запрыгнул на плечо к хозяину. Рауль погладил кота.

-Виконт, — произнес де Сент-Эньян, — Я пришел по важному делу. Хотя ваш камердинер сказал, что вы отдыхаете и никого не принимаете, я позволил себе настаивать на встрече с вами.

-О вашем визите меня предупредили...

-Кто мог это сделать? — удивился де Сент-Эньян.

-Не старайтесь, все равно не угадаете. Кир Великий, вот кто.

Он сказал это иронически, поглаживая своего черного кота. Де Сент-Эньян разинул рот.

-Я в здравом рассудке, — усмехнулся виконт, — Вот этот кот. Кир! Великий!

-А-а-а, — протянул де Сент-Эньян, — И, конечно, этот милый котик вам обязан такой кличкой? Узнаю ваш стиль!

-Правда? — издевательски спросил Бражелон, — А совсем недавно вы говорили моему доверенному лицу, что вовсе не знакомы со мной.

Де Сент-Эньян опустил голову.

-Ну, виконт, что было, то прошло. И еще... я был неправ, — добавил он любезно, — Я хотел сказать, что не знаком с вами лично, но наслышан о вас — и в вашу пользу. Я пришел с миром, виконт.

-А я уезжаю на войну, граф, — ответил виконт с вызовом.

-Я знаю. Но... вы позволите мне войти?

Бражелон покачал головой.

-Как?! — воскликнул де Сент-Эньян, — Не позволите?

-Нет, — сказал Бражелон, — Я вас на порог не пущу.

-Но мне необходимо поговорить с вами! Меня послал король! Дело очень важное!

-А хоть Папа Римский! Поговорим здесь! — он указал на каменную скамейку возле дома, где любил греться на солнышке Кир Великий.

-Вы простудитесь, виконт, ветер северный.

-Если вам угодно подождать меня, сударь, через пять минут я буду в вашем распоряжении.

Де Сент-Эньян пожал плечами.

-Поторопитесь, пожалуйста, — сказал де Сент-Эньян, стараясь владеть собой — дерзость виконта его шокировала.

-Постараюсь, — все так же вызывающе ответил виконт. Де Сент-Эньян уселся на скамейку. Кир Великий с истинно кошачьим нахальством расположился возле него.

-А чтобы вам было не скучно, вот вам собеседник, — издевательски заметил виконт.

-Собеседник? Кот? — возмущенно спросил фаворит короля,— Вы издеваетесь?

-А вы не поняли? — вопросом на вопрос ответил Рауль.

-Ваш кот линяет, — брезгливо заметил де Сент-Эньян, стряхивая с алого бархатного плаща кошачью шерсть.

-Все коты линяют, милостивый государь — апрель!

-Кыш, — сказал де Сент-Эньян коту, — Пшел отсюда. Кыш, слышь ты, линючий кошак! Пшел ты!

Кир Великий исподлобья посмотрел на де Сент-Эньяна и, спрыгнув со скамейки, перебрался на подоконник. Там котяра принялся вылизывать свою черную шкуру и умываться, что, по мнению Оливена, означало новых гостей. Рауль усмехнулся и скрылся за дверью.

ГЛАВА 2. ДЕ СЕНТ-ЭНЬЯН НАНОСИТ ОТВЕТНЫЙ ВИЗИТ.

-Вы спровадили его? — спросил Оливен.

-Кого, де Сент-Эньяна? Нет. Он ждет.

-Что он хочет от вас? Зачем он явился? Вы даже не пригласили его войти?

-Господину де Сент-Эньяну здесь нечего делать, — сказал Рауль, швыряя в кресло свой красивый халат, — Шляпу и плащ, поживее!

Отдавая Оливену это распоряжение, он застегивал пуговицы своего черного кафтанчика. Оливен критически посмотрел на хозяина.

-Вы не хотите переодеться? — спросил он.

-С какой стати?

-Господин де Сент-Эньян такой нарядный... Кремовый костюм, алые вставки, расшитые золотом, алый плащ...

А вы в черном... Какую шляпу изволите надеть?

-Черную, черт побери!

-Зря вы это, сударь!

Оливен держал в руках светлую, почти белую шляпу с ярко-синими перьями и широкой лентой, — Возьмите лучше эту, она такая нарядная, и ее так украшает сапфировый аграф! Сапфир так идет к вашим синим глазам, мой господин! И синий бархатный плащ наденете — будете как картинка!

-Ты судачишь о тряпках, как глупая пансионерка. Давай ту шляпу.

-Синюю?

-У меня никогда не было синей шляпы.

-Я хотел сказать — белую, с синими перьями и сапфировым аграфом.

-Нет! Подай черную, с широкими полями и ч-черными перьями.

Оливен ворча, подчинился.

-Ты что-то сказал? — спросил виконт, расправляя кружева воротника.

-Вам послышалось,— буркнул Оливен, подавая хозяину черный плащ.

-Отцепи-ка аграф! Вот сюда, на черную, а поля загни. То-то же. А теперь подай шпагу.

-Зачем вам шпага? Разговор-то на пять минут.

-Кто знает! — многозначительно сказал Рауль.

Оливен подал шпагу.

-Дай Бог, чтобы она вам не понадобилась, — кротко сказал Оливен.

-Дай Бог, чтобы она мне понадобилась! — резко сказал Рауль.

Он положил руку на эфес немного нервным движением, отчего край черного плаща немного приподнялся.

-Я вижу, вы настроены весьма воинственно, — вздохнул Оливен.

-А ты хочешь, чтобы я обнимался с этим сводником? — презрительно спросил Рауль.

-Я? Кто я такой, чтобы вмешиваться в дела знатных господ?

-Вот именно, — Бражелон снисходительно потрепал Оливена по плечу, — Не волнуйся за меня.

-Будьте осторожнее, мой господин! Умоляю вас... О простите, я опять смею вмешиваться, но все-таки, пожалуйста, что бы ни сказал вам господин де Сент-Эньян, держите себя в руках.

-Этот господин сказал, что пришел с миром, — вырвалось у Рауля. Оливен просиял.

-Слава Богу!

-А я ему ответил на это...

-Что?! Что?! — воскликнул Оливен, забыв почтительность и схватив хозяина за руку, — Что вы сказали господину де Сент-Эньяну?

-Я ему сказал, что уезжаю на войну.

-Простите, но в ваших словах нет логики: вы же не с Сент-Эньяном воевать собираетесь, а с мусульманами.

-Неважно. Он меня понял, полагаю.

-Ах, сударь, сударь!

-Не ной!

-Я не ною, но прошу вас, будьте...

-Помолчи, а? И никуда не исчезай: возможно, мне понадобится верховая лошадь.

-Дуэль?! — с ужасом спросил Оливен.

-На этот раз я постараюсь спровоцировать де Сент-Эньяна. Он сам вызовет меня!

-И вы в этом преуспели, мой господин! — печально заметил Оливен, — Фаворит короля ждет вас больше десяти минут на улице, словно какой-то бродяга.

-Бродяги тоже разные бывают.

-Я не имею в виду странствующих рыцарей и трубадуров.

-Еще бы! — фыркнул виконт, — Но мы, наверно, достаточно испытываем терпение господина де Сент-Эньяна.

-О Боже, что будет! — прошептал Оливен, закатывая глаза.

-Где ты набрался такой дури, Оливен! Не вздумай заламывать руки! Право, вот-вот — и ты заговоришь шестистопным ямбом, как трагические актеры на сцене!

-Эх, сударь! Трагедию хорошо смотреть, когда ее представляют в Бургундском Отеле, или каком другом театре. Там это так красиво — на сцене! А в жизни — упаси Боже!

-На сцене... хорошая мысль... Вот и поиграем в театр с этим господином.

-О Боже! Что вы задумали?

-Не ной, говорят тебе!

Рауль замер у двери, обдумывая свою идею. "Теперь, — велел он себе, — Забудь о том, каким ты был раньше. Поиграем в театр! В итальянской комедии есть маска Капитана-фанфорона: забияки, бреттера и хвастуна. Наденем эту личину и постараемся играть эту роль как можно лучше! Сент-Эньян в роли наперстника, а я... Капитан... как бы перековеркать мою фамилию на итальянский лад... Капитан Бражелонио... Капитан Бражелуччо! Бражелуччо, пожалуй, лучше. Вот, вполне по-итальянски... И если перековеркать мое второе имя "Жюль" на итальянский лад — Капитан Джулио Бражелуччо... Джулио! Дьявольщина! Никогда не приходило в голову, что кардинал Джулио Мазарини — мой тезка. Угораздило же меня родиться в один день с Мазарини — 14 июля. И угораздило же отца наградить меня таким именем. Против первого я ничего не имею. А меня так никто и не называл — все привыкли к первому имени. Ну, господин де Сент-Эньян, держитесь! Вы знали Рауля де Бражелона, но вы не знаете Джулио Бражелуччо".

-Господин Рауль! — взмолился Оливен, — Вас же ждут! На вас что, столбняк нашел?

Рауль, усмехаясь, покачал головой.

-Ваш выход, капитан Джулио Бражелуччо, — сказал он тихонько.

-Совсем спятил, — прошептал Оливен.

А Джулио Бражелуччо, он же Рауль-Жюль де Бражелон, подкручивая длинные темные усики жестом, перенятым у Д'Артаньяна, опираясь другой рукой на рукоять воинственно покачивающейся шпаги, направился к господину де Сент-Эньяну.

ГЛАВА 3. ГОЛУБИ ПАРИЖА.

-Ваш мерзкий кот чуть не сожрал голубя, — произнес де Сент-Эньян, продолжая брезгливо снимать с плаща черные шерстинки.

-Вижу, вы не скучали, — насмешливо сказал Рауль, — И все же приношу вам свои глубочайшие извинения.

Он протянул слово "глубочайшие" и раскланялся. Проницательный Сент-Эньян уловил насмешку, но, следуя инструкциям Людовика, сохранял самообладание.

-Глубочайшие извинения, — повторил Рауль, — За себя и за кота. Великодушный защитник голубей, благородный граф де Сент-Эньян! Поведайте об этом подвиге мадемуазель де Лавальер, она будет в восторге, а Его Величество наградит вас Орденом Святого Духа, символом которого является голубь.

-Есть лица более меня достойные Ордена Святого Духа, — вежливо заметил де Сент-Эньян, — ваш уважаемый отец, например.

На какой-то момент "фанфарон Джулио Бражелуччо" растерялся.

-Знаете, граф, — сказал он просто и искренне, — Я и так прогоняю этого разбойника от птиц. Действительно, жаль гулек. Они почти ручные.

"Гулек" — мысленно отметил де Сент-Эньян, — Он на самом деле такой мальчишка, что называет голубей гульками, даже не замечая этого, или придуривается?"

-Как много здесь голубей, — проговорил де Сент-Эньян, невольно очарованный прелестной картиной голубиной стаи, кружащейся в небе.

Рауль поднял голову.

-Видите голубятню на крыше? Сын хозяйки ее держит. А вот и он сам!

Из чердачного окна вылез на крышу мальчишка лет двенадцати и весело закричал:

-С добрым утром, господин виконт!

-С добрым утром, Жюстен! — приветствовал мальчика виконт.

Сент-Эньян заметил, что его собеседник сразу изменился. Из настороженного, готового отразить удар и ударить самому, превратился в веселого, доброжелательного и совсем еще молодого человека. Жюстен оглушительно свистнул. Голуби снова взлетели в весеннее небо. Рауль покосился на де Сент-Эньяна, и то ли решил тряхнуть стариной, то ли его бес попутал — он выждал момент, когда птицы уселись на деревьях, карнизах, крышах, и — как это делали голубятники во все времена — свистнул еще громче, хотя, казалось, оглушительный свист Жюстена побил все рекорды. Разумеется, как все уважающие себя голубятники, наш герой свистнул в четыре пальца. Де Сент-Эньян так и подскочил, а Рауль засмеялся. Жюстен и вовсе повалился на крыше от хохота.

-Это весна на вас так действует, сударь? — спросил де Сент-Эньян, — Вам угодно дурачиться?

-Весна действует на всех, — с наигранной развязностью заявил "Капитан Бражелуччо", — Впрочем, почему бы и не подурачиться? Любезный господин де Сент-Эньян, почему бы не подурачиться, я вас спрашиваю? Кстати, сегодня Первое апреля — День Дураков!

-Действительно,— произнес де Сент-Эньян,— Я как-то забыл.

-Да неужели? Когда мой Оливен доложил о вашем визите, я подумал, что он меня разыгрывает. Послушайте, милостивый государь, ваш визит не розыгрыш, случайно?

-Мой-то визит не розыгрыш, — важно сказал де Сент-Эньян,— А вот появление вашего секунданта, этого чудака Портоса, я в первую минуту принял за розыгрыш.

Такая декларация ничуть не смутила "Капитана Бражелуччо".

-Портос — сама искренность! Портос не способен на розыгрыш!

Отдавая должное искренности славного Портоса, отметим, что в юности вышеупомянутый господин частенько морочил головы добрым людям сказками о своих вымышленных победах над герцогинями. Но такого Портоса знали друзья его юности, а не виконт.

-И вы разоткровенничались с этим вашим придурковатым Портосом? — упрекнул де Сент-Эньян, — Разве можно было говорить кому не попадя такие вещи? Вы — либо глупец, либо негодяй, либо несмышленый мальчишка!

-Это говорит миротворец? Портос не первый встречный, а я... я не обижаюсь, поскольку не считаю себя ни глупцом, ни негодяем, ни...

-За это, простите, вырвалось, — поспешно сказал де Сент-Эньян,— Вы не первое, ни второе, вы, скорее — третье! "Гулек" изволите гонять, когда я пришел к вам по поручению короля.

-И здесь вы неправы.

"Что за черт! Уже второй раз сегодня меня называют ребенком. Определенно, мне это не нравится".

-Вы неправы, милейший граф, потому, что я ничего не сказал Портосу, а он сам ни о чем не догадался.

-Но он же все сказал мне, передавая ваш вызов!

-О господин де Сент-Эньян! Взгляните на этих сизокрылых красавцев! ( Детское слово " гульки" Рауль на этот раз, уловив иронию де Сент-Эньяна, заменил поэтическим эпитетом). Если вы доверяете письмо почтовому голубю, знает ли голубь его содержание? Портос — мой почтовый голубь.

Де Сент-Эньян расхохотался.

-Портос — голубь?! Ну, вы загнули, сударь!

Рауль, сдерживая смех, произнес:

-Я выразился иносказательно.

-Когда я вспомню, как этот "голубок" ломал мою мебель...— пробормотал фаворит, фыркая и вытирая слезы, выступившие на глазах от смеха.

-Портос ломал вашу мебель? Этого он мне не говорил!

-Он не нарочно, — смеясь, сказал де Сент-Эньян, — Стул затрещал под тяжестью вашего "почтового голубя". Но как это так вы утверждаете, что ничего не рассказали Портосу?

-Так и утверждаю. Я сказал ему три слова: переезд, люк, портрет. Не расшифровывая. Я-то знал, что вы поймете!

-А Портос, выходит, ничего не понял? — спросил де Сент-Эньян.

-Я уверен в этом.

-Ловко это у вас получилось! — сказал де Сент-Эньян с уважением, — Теперь я припоминаю. Сразу после этого случая я ужинал у господина Д'Артаньяна и беседовал с этим вашим Портосом. Да, вы правы. Он ничего не знает. Я ценю вашу находчивость, виконт. При Дворе Его Величества у вас блестящее будущее, поверьте мне.

-Принимаю ваши слова за первоапрельскую шутку, любезный господин де Сент-Эньян, — ответил Рауль, настроившись на ту роль, с которой он все-таки все время сбивался.

"Шутку?! — подумал де Сент-Эньян, — Посмотрим, какую физиономию состроит этот задиристый малый, когда узнает, с чем я к нему пришел! Вся бравада и наглость слетит с него, и все, даст Бог, вернется на круги своя. Все будут довольны, а, прежде всего Его Величество король!"

-За шутку, — повторил Рауль, — Если не за утонченное издевательство, но вы на это не способны, не правда ли?

-Издеваться над вами? О виконт, за кого вы меня принимаете? В вас говорит старая обида, но я — поверьте! — сам был огорчен не меньше вашего... простите. Не усмехайтесь, допускаю, что все же меньше... но я предлагал выход...

-"Давайте замнем это дело"*, — сказал Рауль презрительно, — Ну, все! Дело замяли, как вы изволили выразиться. Я исчез. Нет меня! Я покинул Двор. Все! Что вам еще от меня надо? Вам и вашему королю?

......................................................................................................................

* А. Дюма. "Виконт... "

.....................................................................................................................

-Нашему королю! — сказал де Сент-Эньян, доставая письмо.

-Что это?

-Письмо короля вам. Читайте!

-Я неграмотный! — нахально заявил де Бражелон.

-Не паясничайте, виконт, это вы-то неграмотный?! Вы свободно говорите на всех или почти всех языках Европы, вы шпарите по латыни, словно какой-то аббат или врач, я собственными ушами слышал, как вы беседовали по-английски с милордом Бекингемом и даже, кажется, стихи цитировали.

-Какой-то сонет Шекспира. Но, когда речь заходит о письме вашего короля, я — странное дело! — становлюсь совершенно неграмотным.

-Нашего короля! — опять подчеркнул де Сент-Эньян, — Послушайте добрый совет... пока вы еще во Франции, куда вы денетесь от Его Величества? Вы даже не хотите знать, что хочет вам предложить король?

-Догадываюсь. Компенсацию за любимую девушку. Какая грязь! Да катитесь вы... знаете, куда с вашим королем!

-Как можно, сударь! Посылать короля...

-Да-да, — заявил Рауль, сопровождая свои слова весьма неприличным жестом, — Именно туда... Вы правильно подумали... Вам назвать вещи своими именами? Но выдержат ли ваши нежные уши?

-Я ничего не слышал, виконт! Будем считать, что вы не произносили этих безумных слов. Успокойтесь. Остыньте. Довольно безрассудств! Нельзя же жить одними эмоциями! Почему вы не хотите внять доводам разума? Ну, дорогой мой, подумайте, куда вы денетесь от короля?

-Туда, куда не распространяется власть "его величества"!

-Вы африканскую войну имеете в виду? Но еще ничего не решено относительно вас!

-Все решено! Так что вы зря тратите ваше красноречие, граф. И что вам за дело до этого? Что вы в этом понимаете? Пишите себе мадригалы хорошеньким куртизанкам и предоставьте меня моей судьбе.

-Виконт, у меня терпение человеческое, а не ангельское.

-Отлично! Когда-нибудь оно лопнет, сударь!

-Вы изволили говорить о Шекспире? " Пусть грешен я, но не грешнее вас!" Вы считаете себя безгрешным, господин де Бражелон? А сами? Залезли как вор в мою квартиру в мое отсутствие...

-Как... вор?! Граф! У вас ничего не пропало после моего визита в ваши аппартаменты? Все на месте? Подсвечники, ложки, безделушки на камине? А может, я украл у вас каминные щипцы? Проверьте...

-Вы знаете, что пропало...

-Что же?

-Моя репутация. А она была безупречной до этого скандала. Несостоявшаяся дуэль — несмываемое пятно на моей чести.

-Я к вашим услугам, господин де Сент-Эньян.

-Хорошая идея, дорогой виконт! Если вы примете наши условия и вернетесь ко Двору, мы организуем фиктивную дуэль. Я даже прошу вас об этом, как об услуге: ради восстановления моей чести. Запятнанная честь — это трагедия для дворянина.

-А кто восстановит ее честь?

-Увы! — развел руками де Сент-Эньян, — Тут мы с вами бессильны. Остается только примириться и принять статус-кво. А пара легких царапин, которые мы нанесем друг другу, даст мне возможность спокойно смотреть в глаза людям. Так договорились? Поверьте, мой юный друг, — де Сент-Эньян по-приятельски обнял Рауля, но Бражелон стряхнул с плеча руку фаворита.

-Я вам не друг, сударь! Вы же меня почти не знаете, или, вернее, совсем не знаете!

-Опять вы попрекаете меня этими словами! С тех пор, сударь, я успел узнать о вас достаточно.

-Вот как? Право, и вам, и вашему королю лучше бы забыть о том, что я существую на свете!

-Но мы люди, виконт, и мы порой не властны над своими чувствами. Мы — мой король, король, которого я люблю — не каменные статуи, у нас живые души, и угрызения совести... О! Не дай Бог вам терзаться подобными муками! Почему вы не хотите понять — ни разумом, ни сердцем, и замкнулись в своем ребяческом упрямстве!

-"Ты слушал бы меня, но не слышал, ты слышал бы меня, но не понял, ты понял бы меня, но не последовал бы моему совету"*— это мудрое изречение господина Д'Артаньяна достойно завершит нашу беседу, граф.

.....................................................................................................................

*А.Дюма. "Виконт..."

......................................................................................................................

-Нет, виконт, разговор еще не окончен. Вам все-таки придется дослушать меня. Мне есть что рассказать вам.

-Говорите, -зевнул виконт, — А то лучше разойдемся подобру-поздорову.

-Вы были вчера в Люксембургском дворце? — в упор спросил фаворит.

-А вам-то что до этого? Ну, забрел посмотреть картины Рубенса.

Де Сент-Эньян вздохнул. Закатил глаза. Пожал плечами. Постучал пальцем по лбу. Покачал головой.

-Понимаю ваши жесты.

-"Картины Рубенса"! Вы очень неосторожны, виконт. До каких пор вы будете искушать судьбу?

-Вы хотите сказать, что с моей стороны неосторожно так грубить лучшему другу "его величества" и поверенному в любовных делах короля? Поставщику королевских фавориток?

-Ваше счастье, что я не злопамятен от природы. И все же мне не доводилось иметь дело с таким несговорчивым типом! И я-то — наивный человек! — защищал вас перед Его Величеством!

-Вот как? — усмехнулся "несговорчивый тип", — Вы соблаговолили оказать мне покровительство, граф?

-Вы опять изволите иронизировать, виконт? Я, думаете, не понимаю, что ваша ирония — маска. Защита. И дерзость ваша — маска. Я не прав?

-Допустим. Но кто вас тянул за язык — рассказывать все королю? Вы мучаетесь теперь от того, что ваша честь пострадала из-за несостоявшейся дуэли. Но вы сами в этом виноваты.

-Давайте откровенно, господин де Бражелон — разве вы не мучились бы на моем месте? Поставьте-ка себя на мое место!

-Я?! Я не могу даже представить, чтобы меня вызвали — и я не явился на поединок! Это уже выходит за границы моего понимания. И также я не мог бы проболтаться королю. Этого я тоже не могу представить. Ну что же, король защитил своего верного слугу от головореза. Радуйтесь. И спите спокойно.

ГЛАВА 4. ДЕ СЕНТ-ЭНЬЯН АТАКУЕТ, РАУЛЬ ОБОРОНЯЕТСЯ.

-Эх, виконт, — тяжело вздохнул де Сент-Эньян, — Вот покоя-то я и лишился с тех пор.

-Вы опять причитаете как старуха и оплакиваете свою потерянную честь? Пойдем поищем ее в Венсенском лесу.

-Вы, наверно, убеждены, что я рассказал королю о вашем вызове из трусости? Так вы думаете?

-А разве у вас были другие мотивы?

Де Сент-Эньян вздрогнул от обиды и опять подвил возмущение.

-Как бы вы не ухмылялись этак презрительно, все же я прошу вас посмотреть на ситуацию моими глазами... События разворачивались так стремительно! Вы меня вызываете. Никто ничего не знает. Я принимаю ваш вызов — и я убит. А потом Бог весть, что могло произойти. Похищение. Вы вполне могли ее похитить. Я должен был предупредить короля! Но первое, что я попросил в Его Величества, клянусь вам в этом, виконт, моей честью, уже не такой незапятнанной, как до этой истории — помилования для вас. И, хотя король был очень возмущен вашими действиями, я повторил свою просьбу...

-Похищение?! У вас богатое воображение! Зачем ее похищать, если...

"Я, наверно, тоже не злопамятный, — подумал Рауль, — Потому что если бы я договорил о том, что Луиза сама пришла ко мне в тот же день... Но такой удар я ей не нанесу. А вот подлец де Вард в моей ситуации, наверно, представил бы наше последнее свидание совсем не так, как оно было в действительности, прибегнув к клевете. Но это слишком мерзко, и я удивляюсь, что даже подумал об этом".

-Что же вы замолчали? — спросил де Сент-Эньян, — Понимаю, вам, как и мне, неприятно, даже, наверно, больно вспоминать прошлое. Вернемся к настоящему. К вашему вчерашнему посещению Люксембургского дворца.

-А почему это я должен вам докладывать, где я бываю и с кем встречаюсь? Что это за допрос такой?

-А! Вот так и ваш чудило Портос, впился в меня как клещ со своими бесцеремонными вопросами! Каково мне было, а? Но сейчас мотивы моего столь повышенного интереса к вашей персоне другие. Вы встречались с графом де Гишем?

-И что же? Мне уже и с другом нельзя потолковать? Я, что ли, должен у вас разрешения спрашивать?

-Абсурд, не правда ли? — усмехнулся де Сент-Эньян, — Не кажется ли вам таким же абсурдным мнение господина Портоса о том, что я, меняя квартиру, должен был спросить у вас разрешения, господин де Бражелон? А насчет беседы с вашим другом... Я знаю ее содержание.

-Вот как?

-"С другом потолковать"! О вашей сумасшедшей идее — героической смерти под мусульманскими пулями?!

Рауль вздрогнул и схватил за плечо де Сент-Эньяна.

-Что?!

-То, что вы слышали — вернее, то, что вы сами сказали вчера де Гишу. Во дворце.

-Де Гиш меня предал, — убитым голосом прговорил виконт, — Невероятно. Хотя... все возможно при Дворе Людовика XIV, где каждый за себя. Одним предательством больше... А впрочем, граф, почему бы не счесть это розыгрышем? Подготовкой ко Дню Дураков? Первоапрельской шуткой?

-Не надо так шутить, виконт. Мы не можем понять ваш юмор. Вчера де Гиш пришел ко мне. С таким отчаянным видом! Правда, виконт, он уже не скрывал свое отчаяние, как это делал из последних сил после своего провала на балете "Времена года".

-Бедный де Гиш! Господин де Сент-Эньян, а вы отчасти правы. "Пусть грешен я, но не грешнее вас", как сказал поэт. Я упрекал вас в излишней болтливости, а сам туда же. Язык мой — враг мой! А молчанье — золото! Азбучные истины. Я решил брать пример с нашего управляющего. Жаль, вы не знаете Гримо.

-Кто не знает вашего Гримо! Знаю, конечно. Верным слугой вашего отца восхищались все, кто его видел. Да и мне доводилось видеть эту знаменитость.

Рауль улыбнулся.

-Что же, я напрасно упрекал вас за ваши откровения с вашим коронованным другом. Но! У откровенности должен быть предел.

-Да! — воскликнул де Сент-Эньян, — И Людовик всегда держит дистанцию. Даже мне он не высказывает всего, что у него на душе. А я стараюсь угадать, и порой как в стрельбе по мишеням — то мимо, то в центр, то в самое яблочко. Но это редко.

-Все это очень интересно, — сказал Рауль, стараясь держаться как можно отчужденнее и не поддаваться на доверительный тон фаворита, — Но, повторяю вам еще раз: де Гиш преувеличил. Это была шутка. Я шутил. Я только шутил.

-Не выкручивайтесь, господин де Бражелон, и слушайте дальше. Я старался успокоить вашего друга. "Полноте, граф, — сказал я де Гишу (а на нем бедном, лица не было) — Настоящий самоубийца не скажет о своем намерении, он просто обдумает его во всех деталях и осуществит в самый неожиданный момент, когда никто не сможет предотвратить трагедию". — "Вы так думаете? — печально спросил де Гиш, — Рауль мне настолько доверяет, что не стал скрывать свои ужасные планы. Но я не могу мириться с его трагическим решением. И потому я выдаю вам его замысел. Мы все, причастные к этой истории, должны предотвратить катастрофу. Если с ним случится несчастье, на нас всех ответственность, включая короля. Будем действовать, пока не поздно". Вы и сейчас скажете, что это поступок предателя, а не друга, который искренне любит вас?

-Я тоже люблю де Гиша, — тихо сказал Рауль, — Но вы правы, господин де Сент-Эньян: кто задумал самоубийство, не проболтается никому, даже лучшему другу. Считайте это блефом, хорошо? Я, допустим, хотел видеть реакцию де Гиша. Мы с вами добрые католики, и я не хочу губить свою душу. Успокойтесь. Я не самоубийца.

-Да — вы не самоубийца в том плане, что не заколете себя кинжалом и не выпьете яд, это верно. Но...

-Что "но", если вы уверены в том, что я не последую примеру классических самоубийц? Благодарю вас за доброе мнение о моей персоне, граф.

-Но самоубийство может быть и не классическим, с кинжалом или ядом. Может быть прямое или косвенное самоубийство.

-А я-то тут причем?

-Черт возьми! — потеряв терпение, воскликнул де Сент-Эньян, — Вы нас за дураков принимаете? Вы понимаете, что все в шоке, в ужасе от вашего решения!

-Даже так? — спросил Бражелон насмешливо, — Теперь вы преувеличиваете!

-Ничего я не преувеличиваю. Вы представляете, что будет с ней, когда она узнает?

-Она переживет. И забудет через пять минут. Ради каких-нибудь побрякушек, ради стишков, написанных на картишках, ради дождичка в четверг, и зонтика в виде королевской шляпы. Все это так важно! Браслеты королевы-матери, двойка бубен или червей, на которой она пишет стихи Людовику, дождик в Фонтенбло — не уверен, какой был день недели, поправьте меня, если дождик пошел не в четверг — не хочу искажать историю. Видите, о каких важных исторических событиях я посмел упомянуть! Разве тут вспомнится какой-то бродяга, искатель приключений, дружок давно забытого детства?

-Она не забудет. И, кроме того, ей не даст забыть "лучшая подруга".

-"Лучшая подруга"? Монтале, что ли?

-Вспомните, пожалуйста, мадемуазель де Монтале знает о вашем отъезде?

-Да.

-Видите! Хотя король хочет скрыть это от Луизы и уладить дело, для того он и послал меня к вам, коварная Монтале может наговорить ей такого, что бедняжка надолго потеряет покой. Если вы будете стоять на своем и не измените решение.

-Я? Изменю решение? Да вы с ума сошли!

-Я еще надеюсь, что имею дело с разумным человеком, а не с безумцем.

-Не надейтесь, господин де Сент-Эньян.

-Это ваше последнее слово?

-Да.

-А вам не приходит в голову, что король может запретить вам участвовать в войне, потому что этого не хочет Луиза де Лавальер, его возлюбленная!

-Но это же не повод! — возмутился Рауль.

-Это причина. А повод найдем.

-И все-таки — на каких основаниях? Нет такого закона! С Луизой у меня все кончено. Ей лучше забыть обо мне. Мне тоже. Все!!!

-Вы опять дурачком прикидываетесь? Вам надо все разжевать и в рот положить? Или вы провоцируете меня на то, чтобы я до конца высказался? Вы-то сами понимаете, не притворяйтесь, что не понимаете!

-Нет. Не понимаю.

-"Я еду туда умирать" — вы это сказали де Гишу.

-Я уже говорил вам, любезный граф — это была шутка. Де Гиш зря устроил такой переполох. Черный юмор, и всего лишь.

-Король вас не пустит на войну! На этой неделе Его Величество встречается с Бофором и...

-И — что?

-Опять прикидываетсь простачком? Запретит герцогу брать вас на войну. Чтобы не огорчать Луизу.

-Вам не кажется, что Луиза много на себя берет?

-Значит, у нее есть основания для беспокойства. Вспомните, не говорили ли вы ей, или, может, писали нечто... тревожное?

-Она вас не посвятила?

-Нет. Как и Людовик. Луиза довольно скрытная девушка. Неужели вам не приходило в голову, что она сделает все, чтобы помешать вам?!

-Приходило... Но я надеялся, что она сейчас обо мне не вспоминает и узнает уже постфактум.

-Не надейтесь, господин виконт. А ведь вы говорите не то, что думаете.

-Это неважно. Важно то, что я нашел выход из этой ситуации. Представьте, граф, я нашел способ быть независимым от Людовика XIV.

-Адъютант Бофора, адмирала Королевского флота — и независим от короля? Виконт, глупости говорите!

-Нисколько!

-Виконт, это блажь! Король боится за вас, и король вас не пустит на эту войну. Король не хочет, чтобы его возлюбленная, если с вами, не дай Бог, что случится, потом казнила себя. Так что снимайте эту свою нелепую черную шляпу, переодевайтесь — и поехали в Пале-Рояль.

-Я собираюсь в более далекое путешествие.

-На берега Стикса, как я сказал Людовику, будучи вызван вами на дуэль?

-Пока в Алжир, а там видно будет. Мифический Стикс такая река — где угодно может протекать.

-Итак, вы не едете?

-Еду. В Африку!

-А я вас зову к королю.

-О нет!

-Вы опять за свое? Я же ясно сказал: король против. Он может приказать вам, он может приказать Бофору.

-Но он не может приказать рыцарю Мальтийского Ордена.

-Вы это серьезно? — вытаращил глаза де Сент-Эньян.

-Вполне.

-Когда это вы успели связаться с братьями-рыцарями? Черт! Вы приберегали своего козырного туза, чтобы побить моего короля?

-Ваша карта бита, не так ли?Я свяжусь с ними в ближайшее время.

-Ага! Значит, вы еще не давали рыцарскую клятву?

-Полагаете, это займет много времени?

-Что вы за человек, виконт, я удивляюсь! Вы специально, что ли, шокируете людей? Хотите быть независимым от нашего короля — и полное подчинение Великому Магистру? Аскетическая жизнь монаха? Да вы с ума сошли!

-Вот что вас шокирует! А мне так вполне подходит компания иоаннитов. Там более приличная публика, чем в Пале-Рояле, куда вы так хотите затащить меня. В вашем Пале-Рояле!

-В нашем Пале-Рояле! Опомнитесь, пока не поздно! Вы сделаете непоправимую глупость!

-Я был глупцом, когда верил в благородство нашего ... вашего короля.

-И эту дерзость я пропускаю мимо ушей. Пора остыть, виконт.

-Господин де Сент-Эньян, вы-то, что из кожи вон лезете? Вам-то какая выгода от этого? Вам-то, не все ли равно?

-Вы плохо обо мне думаете, сударь. Если человека на моих глазах засасывает в болото, думаете, я не сделаю все, чтобы вытащить бедолагу?

-"Болото"? Господин де Сент-Эньян, какой образ! Вы, автор нежных мадригалов и изысканных сонетов, говорите о каком-то "болоте"? Фи! Если вы, лучший друг "его величества", проявляете такой интерес к объектам, именуемым "болотами", я начинаю понимать, что нас не зря прозвали "лягушатниками".

-Мое сравнение дурного тона? Согласен, я готов взять его назад. Впрочем, и ваше не лучше, господин "лягушатник". Но, если говорить о дурном тоне, война, которую начинает в Магрибе герцог де Бофор, тоже, по всей вероятности, будет войной дурного тона.

-Я научу мусульман хорошим манерам, — поклонился Рауль.

-Как бы не вышло наоборот: как бы арабы не заставили вас забыть об этикете. Вы, с вашей порядочностью и благородством — конкистадор, пират, завоеватель?

-А мне теперь безразлично, с кем драться и за что драться. Но уж не за короля! Благодарю за предостережение, любезный граф, но сейчас это не имеет значения. И потом, Бофор... Я все-таки верю в честь Бофора. А я теперь мало во что верю, господин де Сент-Эньян. Но в это я еще сохранил веру. И я не думаю, чтобы герой Франции, Король Парижских Баррикад, взялся за бесчестное дело. Льщу себя надеждой, что окажусь немного полезен герцогу... Полагаю, любезный граф, вы не очень сведущи в ситуации на побережье Магриба, и, возможно, не все знаете. Думаю, герцог руководствовался более высокими мотивами, чем погоня за сокровищами. Взбучка, которую он собирается устроить мусульманским разбойникам, заставит реисов призадуматься, прежде чем они посмеют вновь нападать на наши корабли. Но я наболтал вам много лишнего.

-Нет, мне интересно. Я не очень осведомлен, вы правы.

-Простите за откровенность, сударь, но вы, лучший друг короля, консультант "его величества"... в других вопросах.

-А вы очень интересуетесь ситуацией в Северной Африке?

-Теперь — да. По долгу службы.

-Я заметил. А знаете ли вы, как все начиналось? Как пришла идея послать экспедицию в Африку?

-Нет, сударь, не знаю.

-Так послушайте! Господин Фуке — это головная боль Его Величества, его извечный соперник. Намечалось празднество в Во. Д'Артаньян, отвечавший за безопасность короля, интересовался праздничными обедами у повара г-на Фуке, некоего Вателя. Не перечисляя названия изысканных вин, закусок, достойных римских имперторов и всяческих деликатесов, превосходящих самые смелые фантазии гурманов, скажу только, что господин Фуке намеревался подать некий экзотический напиток, еще неизвестный во Франции. Арабского происхождения. Короля это задело. И он решил добыть для нашего молодого Двора сей напиток.

-Что за напиток? Шоколад? Но его уже давно доставляют... из Америки, кажется? Чай? Но чай, по-моему, китайского происхождения.

-Кофе, виконт, кофе! Не доводилось вкушать?

Виконт покачал головой.

-Не припомню.

-А нам довелось в Во у господина Фуке. Но торжество было... омрачено, хотя за суперинтендантом и осталась пальма первенства. Кофе Людовику подали, когда король уже покидал поместье Фуке. А наше торговое судно, посланное в Алжир, опаздывало. Сюрприз не состоялся. Мы отведали кофе — но не королевского.

-Вот беда! — насмешливо сказал Рауль, — Какой ерундой занимается "его величество"!

-А напиток действительно был восхитительный! Между прочим, вы напрасно лишили себя удовольствия его отведать.

-А при чем тут я? — вскинулся виконт, — У меня еще будет возможность напиться кофе за морем.

-Не хотел вам напоминать, но... Вам же было послано приглашение на празднество в Во.

-Я ничего не получал.

-Не может быть! Я собственными глазами видел эту бумагу! Не буду говорить, сколько ссор из-за этих приглашений было среди придворных... А вы позволили себе пренебречь такой милостью Его Величества!

-Я повторяю вам, граф, что не получал никакого приглашения. Честное слово!

-Странно, — прошептал де Сент-Эньян, — Я вам верю. Хотя... Быть может, вам не передали? Кто-то мог перехватить приглашение. Ваши враги? Или ваши друзья?

-Вот уж не знаю. Возврата нет, и нет смысла ходить по кругу. Но мы отвлеклись. Какое отношение имеет "кофейная эпопея" к герцогу де Бофору?

-А ваша версия?

-Моя версия? — Бражелон задумался на мгновение, — Полагаю, что судно с грузом кофе захватили алжирские пираты. Король обиделся и приказал адмиралу проучить наглецов. Герцог, будучи человеком, склонным к риску, соскучившийся по приключениям, авантюрист и экстремал, с энтузиазмом ухватился за эту идею. Так или примерно так.

-Да-да, виконт, вы правы. Во время карточной игры у короля речь зашла о кофе. И король попрекнул Бофора тем, что торговое судно не дошло до Франции. Бофор, наскучив бездействием, воскликнул: "Сир, только прикажите, и я засыплю вас этим кофе!" На должность руководителя экспедиции претендовал и Его Высочество принц Конде. Оба метили на пост главнокомандующего. Бофор ссылался на свое звание адмирала, Конде — на свои знаменитые победы. "Спросим судьбу, господа, — сказал король, — Кому достанется крестовый туз, тот и будет руководителем этого Крестового Похода, которого по счету, подскажите?" — "Девятого, сир", — сказал один из дежурных, мушкетер из роты Д'Артаньяна, шевалье де Монваллан. Крестовый туз достался герцогу де Бофору. Поэтому он возглавил так называемый девятый Крестовый поход. Так легли карты!

ГЛАВА 5. ИНАЧЕ БЫТЬ НЕ МОГЛО.

-Что ж, — сказал Рауль, — Как бы ни легли карты, доведем игру до конца. Я не выйду из игры. Теперь это было бы предательством по отношению к герцогу.

-Игра, собственно, еще и не началась. И потом, не преувеличиваете ли вы свою роль, виконт? Полагаете, герцог без вас не обойдется? Считаете себя незаменимым?

Бражелон пожал плечами. "Я не обойдусь без герцога".

-Вам не ясно? Вас так беспокоит ваша честь, как же вы не понимаете, что я уже дал слово Бофору?

-Все еще можно переиграть, милостивый государь! Приказ короля — и все мы склонимся перед волей Его Величества. Кто посмеет трепыхаться, протестовать, возражать, если наш король, Людовик Четырнадцатый, воскликнет: "Нам так угодно"! Что вы так улыбаетесь?

-Кроме меня, граф! А кстати, что случилось с экипажем того злосчастного судна, из-за которого начинается эта "кофейная война"?

-А что ждет европейцев, попавших в лапы мусульманских пиратов? Рабство у варваров. Разве вы не слышали о таких актах произвола?

-Несчастные... Слышал, конечно. Вот видите, милостивый государь — этих людей необходимо освободить и вернуть на родину. Подходящее занятие для соскучившегося по приключениям герцога и... моей скромной персоны. Кто-то же должен помочь им.

-Потому-то король и утвердил кандидатуру Бофора — пусть лучше воюет с арабами за морем, чем устраивает здесь оргии, дуэли, дебоши.

-Король хочет избавиться от Бофора? Герцог очень популярен... Понятно. Нечто в этом роде я и предполагал. Но за морем не так скучно. Я за последнее время чуть не превратился в меланхолика.

-Хотя вы совсем недолго пробыли в провинции, я вас понимаю. Отлично понимаю: на такого энергичного, деятельного человека наша добрая тихая провинция должна наводить скуку.

-Вы напрасно так презираете нашу добрую тихую провинцию. Я не считаю Париж центром мироздания, а Блуа — скучной дырой. В прежние времена я обожал свободные дни среди прекрасной природы долины Луары. А разве вам было очень весело кривляться перед королем — как мы все это делали прошлым летом в Фонтенбло, изображая из себя не то патагонцев, не то гиперборейцев, одним словом, шутов?

-Полноте, сударь, вы искажаете факты. Вы сейчас склонны видеть все в мрачном свете. А тогда вас очень веселил весь этот маскарад, и вы в роли ряженого дикаря не казались изнывающим от скуки мудрецом, а дурачились вместе со всеми и весьма преуспели в этих дурачествах. Даже, помнится, весьма остроумные стихи декламировали Королю-Солнцу и принцессе Генриетте.

-Экспромт,— небрежно заметил Рауль.

-Я, как поэт, оценил ваш экспромт. А Двор оценил ваши веселые шутки. Не скромничайте, виконт. И не надо меня агитировать за долину Луары — я и сам из этих мест. Раннее детство и юность в фамильном замке я вспоминаю как счастливейшие годы моей жизни. Но прекрасные ухоженные поместья в очаровательных замках хороши для людей очень молодых или уже состарившихся.

-Вам не придется состариться в Турени: король вас от себя не отпустит.

-Да, наверно. Но я убедил вас?

-В чем?

-В том, что ваше место не в провинции, не за морем, а с нами — с королем, со мной, с Луизой, с вашими друзьями, с Д'Артаньяном. Список этот можно продолжить. У вас же много друзей, виконт?

-Не знаю, граф, — печально сказал Рауль, — Приятели это или настоящие друзья — не знаю. Правда, они не шарахнулись от меня как от прокаженного, хотя знали о моем конфликте с королем. А это уже немало в наше время.

-Итак? — спросил де Сент-Эньян,— Вы остаетесь?

-Нет, — ответил де Бражелон, — Уезжаю.

-Надеетесь освободить рабов-христиан, наивный романтик? Смотрите, сами не попадите в их число.

Де Сент-Эньян расхохотался.

-Вот это было бы забавно! А вы, конечно, абсолютно исключаете подобную возможность?

-Я ничего не исключаю, — сказал Рауль холодно, — Но ни вы, ни я не можем заглянуть в будущее.

-И вас не пугает такая перспектива? Пираты-работорговцы не внушают ужас?

-Меньше, чем интриги, лесть и предательство, которыми насквозь пропитан воздух великолепных королевских резиденций — от Фонтенбло до Пале-Рояля! А мусульмане... Всегда останется возможность вступить с ними в неравный бой и уйти с честью. Непобежденным!

-Речи, достойные героя Рима!

-Аве Рома! Почему бы и нет?

-Виват, виват, — улыбнулся де Сент-Эньян, — Я в вас не ошибся. Не знаю, кому вы пытаетесь подражать, не то римлянам, не то крестоносцам...

-А вам кажутся смешными и архаичными римляне и крестоносцы?

-О нет, — сказал де Сент-Эньян, — Я ими восхищаюсь, и все же...

-То-то же. Римские аристократы и воины иногда становились христианскими мучениками.

-И все же, виконт, я предпочитаю жить настоящим.

-Ну и живите.

Сент-Эньян продолжал, улыбаясь с мягкой насмешкой:

-Аве, Рома. Когда-то я намекнул Его Величеству, что вы слишком увлеклись карнавальной ролью центуриона. Король тоже с малых лет был увлечен Древним Римом.

-Знаю. Доводилось беседовать с вашим королем еще во времена Фронды о "Галльской войне" и Винценгеториксе.

-О! Теперь я понимаю, почему Его Величество так снисходителен. Вам опять улыбается Фортуна!

-Я не стою ваших комплиментов, а комплиментов "его величества" — тем более! И вы напрасно вообразили, что я разыгрываю перед вами какого-то римского героя. Центурионский плащ сменила пиратская бандана.

-Час от часу не легче! Что же до римских героев, тут я вынужден согласиться с вами. Напрасно? Напрасно, сударь, напрасно! Римлянин не стал бы прятаться за плащи мушкетеров.

-Что-о-о?

-Понимаю — вы растерялись, вы были в шоке... Но лучше бы вы действовали самостоятельно. Король собирался поговорить с вами, клянусь, так все и было. А тут как на грех явился ваш отец. Не знаю, о чем они говорили, но король был в ярости.

-Вы не знаете, о чем они говорили? Вы? — удивленно спросил Рауль.

-Нет. Король не счел возможным посвящать меня — лучшего своего друга — в подробности беседы с вашим отцом. Но суть их разговора мне ясна. Как бы я ни ломал голову, пытаясь представить, что мог граф де Ла Фер сказать королю такого, чтобы последовал приказ об аресте... это осталось тайной. Но вы-то, наверно, знаете содержание роковой беседы короля и графа?

-Нет, господин де Сент-Эньян, не знаю. Отец не счел возможным посвящать меня — сына — в подробности своей беседы с королем. Но финал мне известен — отец сказал, что считает короля своим врагом, и мы — наш род — отныне свободны от всякого долга перед монархом.

-Граф, разумеется, погорячился, — заметил фаворит.

-Неужели вы можете допустить, что, после таких слов, возможно мое возвращение ко Двору короля? Я же предам отца, если приму ваши предложения.

-Вам везде мерещится предательство! Не поедете в Алжир — предадите Бофора, вернетесь ко Двору — предадите графа де Ла Фера. Когда не надо — у вас смелости хоть отбавляй, а когда надо — не сочтите за оскорбление — вам ее все-таки не хватает!

-Думаете, мой отец потому пошел к королю, что я оказался трусом?

-Думаю, виконт, что вы еще очень молоды, и оказались не готовы к такому удару, — сказал де Сент-Эньян мягко, — Вы должны были выяснить правду еще тогда, вернувшись из Англии, когда застали свою невесту и короля вместе.

-Я не застал их вместе, — возразил Рауль, — Король прибежал потом, из вашей квартиры.

Де Сент-Эньян вздохнул.

-Вот когда и надо было задержаться, а не удирать сломя голову.

-Вы правы, господин де Сент-Эньян. Теперь я буду действовать сам, и только сам, без помощи мушкетеров! И, что бы со мной ни случилось, никого не буду звать на помощь! Сам решу все свои проблемы!

-Кто знает, кто знает, что может случиться, — проговорил де Сент-Эньян, — Но выражаю надежду, что с вами ничего плохого не произойдет, и все ваши... э... неприятности ... остались в прошлом.

-Да мне кажется... хуже уже ничего не может произойти...

-Что же до ваших проблем... одну из них мы вам все-таки поможем решить. И от былых невзгод вас избавит...

Фаворит торжественно поднялся со скамьи. Рауль вслед за ним.

-Вы не захотели читать письмо короля? Прочтите же это! — и он протянул Раулю еще один документ.

-Что это? — спросил Рауль, удивленный торжественным тоном господина де Сент-Эньяна.

-Патент полковника, господин де Бражелон. Вы возвращаетесь ко Двору Его Величества с повышением в чине, потому что королю так угодно. И завтра вы — генерал, герцог и так далее. Если будете играть на нашей стороне!

-Это грязная игра, и я не продаюсь, — сказал Бражелон, побледнев от гнева.

Де Сент-Эньян протянул королевскую грамоту. Рауль взял ее, прочитал, медленно разорвал пополам, еще раз — и так до тех пор, пока полковничий патент не превратился в клочки.

-Боже мой, — прошептал де Сент-Эньян, — Сумасшедший мальчишка.

Рауль бросил обрывки патента в лицо де Сент-Эньяну.

-Вы добились своего, виконт! — в гневе вскричал де Сент-Эньян, - Теперь я вас вызываю!

-Иначе и быть не могло, — ответил ему Рауль, кланяясь как "Капитан Бражелуччо", — Я все сделал для этого!

ГЛАВА 6. ДЕ СЕНТ-ЭНЬЯН ХОТЕЛ КАК ЛУЧШЕ.

-Итак, дуэль,— сказал де Сент-Эньян, — А раз дуэль, нужны секунданты.

-Это составит проблему? — спросил де Бражелон, стараясь казаться спокойным и насмешливым, не подавать виду, что он взволнован и расстроен. Рауль чувствовал, что его "занесло", и что-то он сделал не так. А де Сент-Эньян — как знать! — может, искренне старался примирить двух непримиримых врагов. Короля Людовика Четырнадцатого и его взбунтовавшегося подданного, Рауля де Бражелона.

-Нет, виконт, — промолвил де Сент-Эньян, — Это проблемы не составит. На этот раз я озабочусь о наших секундантах. В прошлый раз инициатива была в ваших руках. Теперь же позвольте мне...

-Извольте, — зевнул де Бражелон. (Он все старался казаться развязным и беспечным.) — Хоть первых встречных!

-Зачем же такие крайности, господин де Бражелон! Мы пригласим в секунданты, как это принято, хороших знакомых, можно сказать, друзей, если вы еще верите в дружбу.

Бражелон пожал плечами. Жест его выражал сомнение. Что в любовь его противник потерял веру, Сент-Эньян знал. Да и сам он порой очень сомневался в существовании этого возвышенного чувства. Крушение в любви неизбежно, в этом фаворит был убежден, пережив нечто подобное в ранней юности. Поэтому он и сочувствовал своему будущему противнику — его самого уже давно разбудила от грез любви жестокая реальность. "Увлекаться — сколько угодно, любить — никогда", — такой тактики придерживался господин де Сент-Эньян в общении с прекрасным полом. Он считал такую линию поведения единственно верной, чтобы жить и преуспевать, идти к успеху и удаче. Но молодым дуракам ничего не докажешь!

-Я заинтригован, — равнодушно процедил Бражелон, — Так идемте, вернее, едем, граф.

-Не угодно ли подождать, господин де Бражелон. Я же вас ждал!

-Подождем, — кивнул Рауль.

Гордость помешала ему показать заинтересованность — что за добрые приятели или даже друзья должны появиться здесь с минуты на минуту. Он и возмущался бесцеремонностью де Сент-Эньяна, который позволяет себе назначать свидания "хорошим знакомым" в его доме, заранее, видимо, уверенный в его согласии. (Но и сам он был когда-то таким же бесцеремонным во время "экскурсии" в квартиру де Сент-Эньяна с принцессой.) Своими уговорами, комплиментами, опасениями Сент-Эньян обезоружил его. Рауль уже не питал к де Сент-Эньяну прежней ненависти и не стремился убить фаворита. Не то чтобы убить — и дуэль получалась как-то некстати.

-Знаете, о чем я подумал, виконт?

Рауль хотел было ответить резкостью, но, вспомнив, что впереди дуэль, и с врагом нужно поддерживать исключительно вежливые отношения, учтиво ответил графу:

-Любезный граф, я не умею читать чужие мысли, но, если вы соблаговолите довести их до моего сведения — я само внимание.

Де Сент-Эньян, удивленный переменой наглого тона на любезный, тоже вспомнил урок Портоса.

-Я подумал, что грядущая дуэль — это способ избавить от слез мадемуазель де Лавальер и заставить вас остаться во Франции.

"А если это ловушка? — подумал Рауль, — мы приезжаем в Венсенский лес, а там засада. И фаворит выдал меня, условившись с королем. На тот случай, если я откажусь от королевской милости. Не мог же он быть абсолютно уверен в успехе своей миссии. Они не могли совсем исключить этот вариант. А там, в Венсенском лесу — полиция. И — "Пожалуйте шпагу, господин де Бражелон, извольте следовать за нами". Мысль эта привела его в ужас. Не полицейских и Бастилии он испугался, он испугался предела, до которого может дойти человек в интригах и предательстве. И все-таки Рауль ошибался. Каким бы подлецом он не считал де Сент-Эньяна после катастрофы с Лавальер, любимец Короля-Солнца не был способен на то, чтобы так жестоко подставить Бражелона.

А к де Сент-Эньяну вернулась его самоуверенность (которой он отчасти лишился, терзаемой совестью из-за несостоявшейся дуэли с де Бражелоном) после этого вызова. Передразнивая Портоса, фаворит отцепил шпагу от перевязи и сказал, утрируя стиль славного барона и даже с портосовским интонациями в голосе:

-Вот длина моей шпаги.

Рауль сразу сообразил, откуда ветер дует, и повторил движение де Сент-Эньяна.

-Вот длина моей. Сравним?

Шпаги оказались одинаковой длины. Ни Рауль, ни де Сент-Эньян, занятые сравнением своего оружия, не заметили человека лет тридцати с лишним, скромного неприметного горожанина. Скромный горожанин, покуривая трубочку, переговаривался с торговцем мелким товаром. Эти мирные буржуа не привлекли внимание молодых аристократов — те и не заметили, что в течение получаса являются объектом весьма пристального внимания этих простолюдинов. Рауль допускал, что Людовик пошлет за де Сент-Эньяном переодетых телохранителей. Но сопротивление королю, представителям власти короля, будь то полицейские или придворные — его не то чтобы пугало — он находил некое мрачное упоение в этой борьбе с Королем-Солнцем, заранее обреченной на неудачу. Де Сент-Эньян, дитя Двора, рассчитывал на счастливый финал.

Когда шпаги будущих дуэлянтов заняли свое обычное положение, господин де Сент-Эньян пояснил свою идею:

-Я намерен нанести вам рану, милостивый государь. Чтобы вы остались во Франции и не подставляли себя под пули в войне с арабами.

-Вы слишком самоуверенны, господин де Сент-Эньян. Чтобы вывести меня из игры, какой-то царапины мало. Вы полагаете, я подставлю себя под вашу шпагу? Вы назвали, или, вернее, обозвали меня самоубийцей. Возможно, я самоубийца, но не настолько же! Когда-то, не скрою, меня посетила такая думка. Но господин Д'Артаньян разубедил меня.

В его ушах зазвучал отрывистый голос Д'Артаньяна: "Вы дадите себя убить, не так ли? До чего ж это мило! Ты думаешь, я о тебе пожалею? О нет, я без конца буду повторять в течение целого дня: "Что за ничтожная дрянь этот сосунок Бражелон, что за глупец! Всю свою жизнь я потратил на то, чтобы научить его как следует держать шпагу, а этот дурень дал проткнуть себя как цыпленка".*

......................................................................................................................

* А. Дюма. "Виконт..."

......................................................................................................................

-Господин Д'Артаньян! А сами-то вы кто — без мушкетеров?

-Увидите, кто я. Я не дам проткнуть себя как цыпленка.

-Цыпочка! — усмехнулся фаворит, — Я сделаю все, чтобы проткнуть вас как цыпленка, милый виконт. Как бы вы не хорохорились. Как бы вы не петушились, цыпа. Я хочу сказать — с вами и я заговорил, как какой-то лихой мушкетер — что я сделаю все, чтобы уложить вас в постель. Нанесу вам, так сказать, удар милосердия. Чтобы задержать вас здесь.

-В таком случае, сударь, удар милосердия нанесу я!

-Я вас не боюсь, господин де Бражелон. Я знаю, что вы будете отчаянно защищаться...

-Хотя бы для того, чтобы не дать вам возможность уложить меня в постель... И еще... чтобы Д'Артаньяну не было за меня стыдно.

-А в особенности графу де Ла Феру.

-Вы правы.

-И все-таки я не боюсь. Хотя о вашем фехтовании мушкетеры Его Величества и кое-кто из наших придворных много чего рассказывали. Это так — я не собираюсь льстить вам, господин де Бражелон.

-Все эти россказни, возможно, преувеличены, господин граф. Но, право, я считаю себя не самым плохим фехтовальщиком во Франции.

И Бражелон погладил эфес своего клинка. Де Сент-Эньян вздохнул.

-Вы меня не убьете, де Бражелон. Знаете, почему? Вы самоубийца, но не настолько, чтобы спровоцировать себе смертный приговор. Вы же не хотите, чтобы вам отрубили голову, как печально знаменитому де Бутвилю де Монморанси? Такая смерть вас не устроит?

-А что? Хорошая идея! — заметил Бражелон, — Но, уверяю вас, дорогой граф, я заколю вас в самом крайнем случае, когда уж точно другого выхода не останется.

-Вы очень любезны, виконт, — так же вежливо ответил господин де Сент-Эньян.

Это был блеф! Господин де Бражелон блефовал внаглую. Говоря фавориту короля такие ужасные вещи с очаровательной улыбкой, Рауль думал припугнуть его и мысленно пообещал себе пощадить противника.

-Вот и они! — воскликнул де Сент-Эньян.

-Наши секунданты? — Бражелон повернул голову в сторону всадников, выехавших из переулка. Они приближались. Первый всадник, на прекрасном гнедом коне нормандской боевой породы, в светло-сером костюме и черном бархатном плаще с алой подкладкой вырвался вперед, размахивая серой шляпой с алыми перьями. Всадник соскочил с коня и обнял Рауля.

Де Гиш!

Второй всадник приблизился и медленно слез с лошади. Движения его были мягкие и плавные.

Маникан!

-Ваши друзья, не так ли? — спросил де Сент-Эньян, обмениваясь поклонами с вновь прибывшими. Рауль молча кивнул. Тревожное предчувствие сдавило ему грудь.

-Итак, мой милый Рауль, — спросил де Гиш, улыбаясь другу,— Куда направляемся обмывать твой полковничий патент? Вношу предложение — на природу! Мы для тебя и лошадку прихватили — чтобы время не тратить.

Рауль сжал плечо де Гиша.

-В Венсенский лес, дорогой Гиш, — сказал он.

-Как?! — вскричал Маникан, — А патент?

-Вот патент полковника королевской гвардии, — вздохнул господин де Сент-Эньян, показывая на какие-то бумажки, плавающие в луже. А в той же луже отражались как в зеркале пушистые белые облака, ярко-голубое небо и ослепительное весеннее солнце. День был очень солнечный, ясный, настоящий весенний день.

Де Гиш и Маникан переглянулись.

-Вы окажете нам честь быть нашими секундантами, господа? — спросил де Сент-Эньян, — Я, именно я, на этот раз вызвал господина де Бражелона. За оскорбление, которое он нанес королю, разорвав грамоту Его Величества.

-Мы в вашем распоряжении, — сказал де Гиш, овладев собой.

Маникан только всплеснул руками и с отчаянием поглядел на Бражелона.

-Так едем же! — воскликнул де Сент-Эньян, — Вы сказали, у вас лишняя лошадь — я поеду на ней. Весьма кстати — не надо идти в королевские конюшни.

Де Гиш искоса взглянул на Сент-Эньяна. Тот, садясь в седло, прошептал: "Видит Бог, де Гиш, я хотел как лучше..." — "Я вам верю, граф, — отвечал де Гиш со вздохом, — Но Рауль — увы! — так упрям! Меня очень беспокоит это дело. Можете ли вы написать бумагу, снимающую с моего друга ответственность при любом исходе дуэли?"

В это время Рауль отошел вглубь двора за своей лошадью — это и дало возможность де Гишу перекинуться парой слов с де Сент-Эньяном.

-Полноте, граф! — возразил де Сент-Эньян, — Вы все видите в мрачном свете.

-Пока мы еще не уехали, — настаивал де Гиш, — Войдемте в квартиру и напишите эту бумагу. Необходим оправдательный документ, заверенный подписями всех нас!

-Рад бы, но виконт меня на порог не пускает, — развел руками де Сент-Эньян, — И я же не требую от виконта бумаги, которая была бы для меня охранной грамотой и защитила от мести мушкетеров, если я пролью кровь сына Атоса. А я намерен это сделать, господин де Гиш!

Де Гиш широко раскрыл глаза.

-Вчера вы говорили обратное, — грустно сказал он.

-Это единственное средство оставить виконта во Франции!

-Понял! — восхищенно сказал Маникан, — Вы умница, граф! Только, заклинаю вас, не переусердствуйте!

-А Рауль знает о вашем... " благом намерении"? — тревожно спросил де Гиш.

-Увы, как-то невольно... сорвалось с языка, — признался де Сент-Эньян растерянно.

-Так берегитесь, господин де Сент-Эньян! И все-таки... напишите записку, которую я прошу... Можете в дом не заходить, здесь напишите. У меня найдется бумага и карандаш.

Де Гиш протянул изящную записную книжку с гербом Граммонов с карандашом на цепочке. Де Сент-Эньян отвел его руку.

-Граф, это излишняя предосторожность. И — моя маленькая месть господину де Бражелону за полковничий патент, которого столь многие тщетно добиваются, и который он, мальчишка, имел дерзость разорвать. Но, если выйдет так, как я хочу, пока ваш друг будет выздоравливать от раны, нанесенной моей шпагой, мы найдем способ вылечить и другую его рану, более тяжелую. Вспомните, де Гиш, вспомните, прошлое лето в Фонтенбло!

Де Гиш вспомнил, улыбнулся и сказал:

-Быть по сему!

ГЛАВА 7.ВСАДНИКИ ВЕНСЕНСКОГО ЛЕСА. РАУЛЬ И МАНИКАН.

Всадники поехали шагом. Лошадь де Сент-Эньяна внезапно шарахнулась, испуганная неожиданным появлением Кира Великого. Кот спрыгнул с дерева и перебежал дорогу графскому коню.

-Опять этот отвратительный кошак! — прошептал фаворит.

-Не бойтесь, милостивый государь, — заметил Маникан, — Он же не весь черный, видите — морда белая и лапки.

-Я? Боюсь эту черную тварь? С чего вы взяли, милейший Маникан?

(Но в душе де Сент-Эньян пожалел, что не плюнул через левое плечо). Между тем котяра, хрипло мяукая, затрусил за всадниками.

-В вашего кота вселился бес, — пробормотал де Сент-Эньян, — Он, похоже, собирается преследовать нас до самого Венсенского леса! А голос какой противный! Брысь, хрипун!

Кир Великий зашипел, но упорно продолжал следовать за кавалькадой, продолжая сипло мяукать.

-А! Это, видимо, ваш второй секундант! — сострил де Сент-Эньян.

Рауль улыбнулся — он умел ценить юмор.

-Я вас догоню, господа, — вдруг сказал Рауль, спрыгнул с лошади и ухватил своего кота.

-Он даже на вас похож немного, — сказал Маникан, — Черный, с белой грудкой, и какой красавец! Прелесть, а не кот!

-Не правда ли, хорош? — сказал Рауль, поглаживая кота, — Что до голоса, мой добрый Кир сорвал его, вызывая свою барышню, как полагается приличному мартовскому парижскому коту.

-Он и на коня вашего смахивает, — усмехнулся де Сент-Эньян, — Тоже лошадка в белых чулочках, с белой звездочкой. Вы специально, что ли, своих животных подбираете под свой наряд?

-Да нет, — сказал Рауль, — Так вышло... А кота я занесу домой, не ждите меня, поезжайте. Я вас догоню.

-Ну вот, кота домой потащил. Опять задержка, — покачал головой Сент-Эньян, — Что за ребячество!

-Не возвращайся, — прошептал де Гиш, — Что кот, дорогу домой не найдет? Кошки, они дом знают.

-Да полно тебе!

-Вы поезжайте, а я подожду виконта, — предложил Маникан.

-Он прав! Едем!

Рауль держал Кира Великого на вытянутых руках — как-никак кот линял, и кошачья шерсть на черном бархате не смотрелась. Он нес домой своего любимца.

-Да возьмите вы его за шквырку, шевалье! — посоветовал какой-то мальчишка.

-Сударь, — любезно ответил Рауль, — Мой кот не переносит такое непочтительное обращение. Если я последую вашему совету и возьму его "за шкирку", он на меня смертельно обидится и будет до конца дня смотреть исподлобья.

-Как дворянин! — расхохотался мальчик.

-Из рода Роганов, мой юный друг.

-Правда? Я тоже! А можно его погладить? — спросил малыш из рода Роганов, — Он не царапается?

-Что вы! Это добрейшее создание! Гладьте, милостивый государь, но побыстрее — я спешу.

Мальчик стал гладить кота, приговаривая: "Кыса, кыса, хорошая кыса". Кот блаженно заурчал.

-Признал своего, — усмехнулся Рауль.

-А мне родители не разрешают завести ни кошечку, ни собачку, — вздохнул собеседник виконта, — У отца в поместье охотничьи псы, больше, гончие. Он с ними то ли на кабана, то ли на волков охотится. Но они злые и живут на псарне. А здесь, в нашем отеле, никого, одни гуверняньки. А мне так хочется... кису или песика... маленького.

-Очень вам сочувствую, сударь, — ответил Рауль, — Но мы вас покидаем — нас ждут важные дела!

-Эх! — вздохнул малыш, — Вы счастливые, взрослые — на лошадях катаетесь. А мне — в школу!

-Опять же, молодой человек, очень вам сочувствую!

-Спасибо, сударь! Удачи вам! И вашему коту!

-И вам того же!

-Спасибо, шевалье, только пожелайте, чтобы меня сегодня не спрашивали, я латынь не выучил...

-Желаю от всей души!

"Бедное рогановское дитя завидует дуэлянту!" Малыш тряхнул светлым чубчиком и поплелся в школу.

Маникан, будучи свидетелем этого диалога, тихо рассмеялся. Он держал за уздечку вороного коня Рауля, а де Гиш и де Сент-Эньян уже скрылись из виду.

-Забирай кошака, поживее! — сказал Рауль Оливену, выбежавшему на звонок. Оливен не боялся кошачьей шерсти и прижал Кира Великого к груди.

-Боже мой! Зачем вы вернулись!

-Пустяки, Оливен, глупые суеверия.

-Возвращаться с дороги перед дуэлью... Что вы наделали!

-Опять заныл! Я вернулся, потому что кот перебежал де Сент-Эньяну дорогу.

-Ага! И вы его пожалели?

-Конечно! Пропадет, бедняга!

-Сент-Эньян?

-Кот.

-А я подумал, что вы решили уравнять шансы. Раз кот перебежал ему дорогу, вы и решили: "Дай-ка и я вернусь, чтобы было "фифти-фифти", как говорят англичане".

-Я и не думал жалеть Сент-Эньяна. Мне кота стало жаль. Движение-то какое: кареты, всадники, повозки. Закрой окна. Еще в окно удерет. Какой-то он сегодня странный... беспокойный. И дай ему молока. Теплого... Бедняга совсем охрип.

-Бедняга совсем сгулялся,— проворчал Оливен, щекоча шейку кота, — Ишь, ухо прокушено.

-У котов тоже бывают дуэли, мой милый. Все, я исчезаю! Береги кошака!

-Сами берегитесь! — крикнул Оливен.

-Постараюсь, — машинально ответил Рауль и побежал к своему коню, которого держал в поводу дожидавшийся его Маникан.

-Благодарю, дорогой господин де Маникан, — сказал он Маникану, — Но вы напрасно утруждали себя: конь у меня умный, никуда не делся бы.

-И все же я счел необходимым посторожить его, сударь.

-Спасибо, — повторил Рауль.

-Полноте, виконт, не стоит, какие пустяки. Не торопитесь, пожалуйста, мы и без них найдем дорогу до Венсенского леса.

-Как вам угодно.

-Виконт, вы читали Кальдерона? — брякнул Маникан.

-Да, — удивленно ответил Рауль, — А с какой стати вы вдруг вспомнили Кальдерона?

-Можно цитату?

-Извольте.

-"Вы, сеньор, большой смельчак,

Если не боитесь мести,

В короле нажив врага".

-Что-то припоминаю. "Врач своей чести", пьеса Кальдерона, не так ли?

-Да-да.

-Хорошая рифма — "честь-месть". Сама на ум приходит.

-Рифма, может, и хорошая, но смысл? Вы же не убьете де Сент-Эньяна?

-...

-Скажите, что не убьете! Я не верю, что вы способны убить человека! Вы кота, и того пожалели, не берите греха на душу, господин Рауль, не убивайте его!

-Интересный разговор по дороге на дуэль, господин де Маникан!

-Виконт, вы отдаете себе отчет, насколько все это серьезно?

-Да. Отдаю.

-А я сомневаюсь: этот нелепый кот, балагурство с мальчишкой. Вы словно какую-то роль играете. Вы — это не вы, каким вас мы все знали, а кто-то другой.

-Простите, любезнейший господин де Маникан, но сейчас-то я — это именно я!

-Тогда, быть может, вы поймете, господин де Бражелон. Поговорим откровенно, отбросим все условности, которые приняты в нашем обществе и будем называть вещи своими именами. Вы готовы к такому разговору, виконт?

-Я вас слушаю, господин де Маникан.

-Поскольку мне выпала честь быть вашим секундантом...

-Вам?! — переспросил Рауль.

-Да, мне, — кивнул Маникан.

Рауль мрачно усмехнулся.

-Де Гиш держит нос по ветру, — презрительно заметил он, — Если вы — мой секундант, то де Гиш — секундант де Сент-Эньяна?

-Именно так, виконт, но позвольте объяснить...

-А что тут объяснять, и так все ясно. Новое предательство! "Впрочем, что ж такого! Кто ж в наши дни не нарушает слова?"— это из того же "жестокого" Кальдерона.

"А сам просил меня отдать ему предпочтение, когда собирался драться с Бекингемом".

-Де Гиш не предавал вас.

-Де Гиш... Впрочем, что ж такого? Если уж апостолы предали самого Христа... куда мне, грешному.

-Нет, тысячу раз нет... Вы согласны, что господин де Сент-Эньян слабее вас?

-Возможно. И де Гиш, благородный рыцарь, взял сторону более слабого? А вы сами не боитесь быть секундантом такого вот мятежника, господин де Маникан?

-Не боюсь! — твердо сказал Маникан, — А кому быть чьим секундантом — это формальность. У нас очень мало времени, и надо поскорее покончить с этим неприятным делом.

-Раз уж вы так любите испанскую драматургию, позволю себе процитировать Тирсо де Молину, хотите?

-Будьте так добры.

-С людьми мне чужда боязливость,

Случится — вызову троих,

Тут, чтобы охладить ретивость

Жестоких недругов моих

Нужна лишь смелость и учтивость.

Изящно можем и легко мы

Врага спровадить на тот свет

По той причине, что знакомы

До тонкости нам с детских лет

Все фехтовальные приемы.*

..................................................................................................................................................................................................

* Тирсо де Молина. "Благочестивая Марта".

..................................................................................................................................................................................................

-О нет, пожалуйста! Нет! Нет!

-Вы тоже, кажется, поэт? — улыбнулся Рауль, — Ну, успокойтесь. Это шутка.

-От ваших шуток сердцу жутко, — вздохнул Маникан, — Все, больше не могу, перехожу на прозу. Что я хотел сказать? Я боюсь сказать что-то не то, боюсь, что вы меня не так поймете, но, пока еще не поздно, пока можно все поправить...

"И этот туда же", — вздохнул Рауль.

-Да что "поправить", когда...

-Вы уже сожалеете о том, что так поступили с патентом Его Величества?

-Нет! Я не мог поступить иначе с патентом "его величества"! А как именно, не соблаговолите уточнить, господин де Маникан?

-Как именно, господин де Бражелон? Что я сам думаю? Откровенно? Красивый жест.

-Вы находите?

-Но... неосторожный. Королю лучше не знать. Мы что-нибудь придумаем.

-Вы хотите поставить меня в зависимость от великодушия де Сент-Эньяна?

-Оставьте, не неврничайте, пожалуйста. Только пообещайте мне, что не убьете де Сент-Эньяна.

-Вы хотите, чтобы я ему поддавался? Может, мне драться с завязанными глазами? Или взять дагу, любезно предоставив противнику боевую шпагу, или, посерьезнее оружие — длиннющую бандитскую рапиру?

-Нет, нет, нет! Не стремитесь свести ситуацию к абсурду — она и так абсурдна. Никто из нас не примет такие условия дуэли, и вы это отлично знаете. Только не проливайте кровь. Пообещайте это, и я буду за вас спокоен — я видел, как вы разделались с де Вардом. А де Сент-Эньян вам не враг, в сущности. Это же не де Вард. Я хочу сказать, что вы напрасно графа де Сент-Эньяна своим врагом считаете. Он очень уважает вас, виконт, и сейчас даже еще больше, чем тогда, летом, мы же беседовали о вас неоднократно. Поверьте, я вам сейчас перессказываю все это из добрых побуждений. Вы же де Варда, и то не закололи! А уж его вы могли бы заколоть со спокойной совестью. Мы все тогда были на вашей стороне. А я... О, как я тогда восхищался вашим благородством и великодушием, господин де Бражелон! Если бы я посмел, уже тогда я предложил бы вам свою дружбу! Но кто я такой — рядом с Бекингемом!

-Очень тронут, — сказал де Бражелон тихо, — Де Вард остался жить и...

-"И"! — подхватил Маникан, — Вы были правы, пощадив его. Мы входили в состав посольства, мы представляли Францию. Но, если бы мы знали тогда, сколько бед принесет этот человек... Может, зря вы его не убили? О, виконт, я несу вздор, я говорю совсем не то, что должен, но это говорю не я, не Маникан, а моя боль, мое отчаяние, моя меланхолия!

-Меланхолия, господин де Маникан? — удивился Рауль, — С каких это пор вы стали меланхоликом? Я считал вас очень жизнерадостным человеком.

-А я меланхолик, причем закоренелый меланхолик!

Лошади бежали голова к голове.

-Позвольте пожать вашу руку, господин Меланхолик, — протянул руку Рауль, наклоняясь к Маникану:

-Я тоже!

-Вы позволите... год спустя ... вы окажете мне честь считать меня своим другом, виконт?! — волнуясь, спросил Маникан. Вместо ответа Рауль кивнул и крепче сжал руку своего спутника.

-И все-таки я надеюсь, что меланхолия не совсем изгрызла вашу душу, Маникан!

-Знаете, как начинается гангрена? В рану попадает какая-то зараза, кровь разносит ее по всему телу, человек заживо гниет и умирает. Меланхолия — это гангрена души!

-Кто же заразил вас этой проклятой меланхолией?

-Де Вард! А началось все на Гаврской дороге. А потом это несчастье с де Гишем... Вы-то были в Англии, вы не знали, как мы все тут мучились из-за де Гиша! Он выкарабкался, слава Богу! А теперь вот ваша история. Довольно, сударь, довольно! Довольно крови, довольно боли! Друг мой, дорогой друг ... надеюсь, вы не сочтете такое обращение бесцеремонным... разве я не прав...

-Дорогой Маникан, я нисколько не хочу быть причиной вашей меланхолии! Излечитесь, сударь!

-Я опять напомню вам жестокого Кальдерона:

Великая гроза из пустяка -

Гроза из еле видимой зарницы,

Из тучи — ливень, вихрь — из ветерка,

Пожар из искры брошенной родится!

-А я продолжу:

Приятен легкий сон любви, пока

Он в тягостный кошмар не превратится.

Пока, став вихрем, малый ветерок

Большой пожар от искры не зажег.

-Так избавьтесь от "тягостного кошмара"!

-Это не так-то просто, дорогой Маникан.

-А согласитесь, милый виконт, "врач своей чести", жестокий герой Кальдерона, заколол бы де Варда, будь он на вашем месте!

-Безусловно. Но я не "жестокий герой Кальдерона". Я сам не могу разобраться в себе. Дело прошлое, но я тогда получил нагоняй от отца.

-Что не закололи?

-Да.

-Что же вы хотите! Мушкетеры!!! — воскликнул Маникан.

-Да. Мушкетеры... — вздохнул Рауль, — До чего мы договорились? Выходит, я был неправ? Убей я тогда де Варда, и с де Гишем не случилось бы несчастья, и ваша меланхолия не докучала бы вам...

-И еще вы доставили бы удовольствие герцогине де Шеврез, — проговорил с улыбкой Маникан, приподнимая шляпу в почтительном жесте. Рауль внимательно посмотрел на Маникана и промолчал, слегка улыбнувшись.

-Вот только король... — прошептал он, — А! Что король! Раз уж все равно!

-Нет, сударь, не все равно! Поглядите вокруг — день такой хороший! Весна! Природа ликует! Сколько голубей на площади возле вашего дома! Всякая живность радуется весне, включая вашего великолепного кота! А сегодня меня разбудило чириканье птичек и — извините! — тупая и смешная собачья свадьба! Ну, разве не грех в такой день проливать кровь!

-Вы не меланхолик, Маникан, — сказал Рауль, уже не пряча улыбку, — Вы нечто другое.

-Посмотрите на эти деревья, на эти травинки... Цветы уже начинают продавать! Ренессанс!

-Вот-вот, Ренессанс! Вы человек гуманистического мировоззрения. Но Ренессанс кончается. Вы это понимаете, вы не хотите с этим примириться, и это вызывает у вас меланхолию. Настает более жестокое время, чем солнечный светлый карнавал Ренессанса.

-Боюсь, что вы правы, — вздохнул Маникан.

-Еще бы не прав, — пробормотал Бражелон, — А моя меланхолия, любезный друг, началась перед Лондоном. Какие-то тревожные предчувствия, ожидание беды... Так оно и вышло. Де Гиш. И Луиза. Вот и все. Я чувствовал, что у вас здесь что-то не так! А между тем, подумайте сами, можно ли просить такой подлый обман! Ведь я, болван, нафантазировал, что выполняю какую-то важную миссию — вроде славных дел господина Д'Артаньяна, о которых я узнавал уже постфактум. Мне так хотелось в них поучаствовать! Но господа мушкетеры осторожничали и не подпускали своего наследника к участию в опасных приключениях. Я вообразил, что, быть может, против Карла Второго заговор, Пороховой не Пороховой, не знаю. Заговор с целью захвата власти. И наши узнали об этом... И король посылает предупреждение своему английскому кузену — такая спешка. Каких только глупостей я не придумывал!

-Да, господин Рауль, — протянул Маникан, — У вас богатое воображение.

-А вместо этого — цветочки Хэмптон-Корта и лебеди в водоемах.

-Кстати, о Хэмптон-Корте ... Та девушка...The girl, говоря по-английски... Может быть, она еще ждет вас?

-Ah, girl, girl...— вздохнул Рауль, — Вы предлагаете мне вернуться к the girl побитой собакой? Все кончено! Да, собственно, ничего и не начиналось.

-Но написать-то ей вы можете?

-Что писать? Что я уезжаю на войну с герцогом де Бофором? Зачем?

-Разве вам нисколько не нравилась the girl?

-У вас подробная информация, Маникан, и я понимаю, от кого. Нравилась, и даже очень. Вы удовлетворены моим ответом?

-Ваша гордость родилась раньше вас, дорогой виконт!

-Это мне уже говорили. И очень давно.

-Английский вариант не подходит? На правах друга... можно? Попробуйте французский вариант: назло Луизе начните ухаживать за ее лучшей подругой, Монтале. Вы ей нравитесь. Уверен, она будет вашей. А Луиза пусть поревнует. Всякая женщина — собака на сене. Всю их сущность выразил Лопе де Вега.

-Луиза — не всякая. И мне Монтале не нравится.

-Она прехорошенькая.

-Прехорошенькая ... стерва.

-Она менее красива, чем леди из Хэмптон-корта?

-Yes, sir! — ответил Рауль, — Леди из Хэмптон-корта была ангелом.

Маникан вздохнул. Он очень сомневался в существовании ангелов — как в Фонтенбло, так и в Хэмптон-корте.

ГЛАВА 8. ВСАДНИКИ ВЕНСЕНСКОГО ЛЕСА. ДЕ ГИШ И ДЕ СЕНТ-ЭНЬЯН.

-Нет, сказал де Сент-Эньян, — Это план провалится. Все пропало по вине вашего взбалмошного Бражелона.

-Да почему пропало? — встрепенулся де Гиш, — Напротив, граф, я нахожу этот план весьма удачным. По собственному опыту сужу.

-Знаю я ваш опыт, — махнул рукой де Сент-Эньян, — Сочувствие принцессы после дуэли с де Вардом сделало вас счастливейшим из смертных. Но это не тот случай.

-Почему это?

-Прежде всего — король. Патент разорван. Что я скажу королю?

-Скажете, что потеряли.

-Я? Я должен сказать Его Величеству, что потерял патент? Да что вы, граф! Я должен рисковать дружбой короля...

-Я своей карьерой, — добавил де Гиш холодно.

-Дело не в карьере, — вздохнул де Сент-Эньян, — Теперь уже не в карьере. Поверьте, де Гиш, я вполне с вами откровенен. За последнее время я очень изменился. И мое отношение к королю тоже изменилось. Теперь я уже люблю Людовика ради него самого. Как малютка Лавальер. И во многом эта перемена благодаря ей. До всей этой заварухи, когда я общался с Луизой — а вы знаете, что я с ней постоянно общался — все разговоры были только о Людовике... Людовик то, Людовик се... Он такой-такой... И она, эта провинциальная девочка, открыла мне в моем короле качества, о которых я не подозревал.

Де Гиш с интересом взглянул на фаворита.

-Я этого не знал, — сказал он, — Простите, граф.

-И вот, вы предлагаете мне взять вину на себя, когда меня же и оскорбил ваш приятель!

-Позвольте вас поправить, дорогой граф. Рауль больше чем приятель. Он мой лучший друг. Он мне как брат. Мое второе я. Мой бедный Альтерэго лучше меня!

-Это еще как сказать, — протянул фаворит, — Ваш бедный Альтерэго ведет себя возмутительно. На слишком ли вы к себе строги, де Гиш?

-Вы не знаете. Когда понадобилась моя помощь, я струсил. В чем-то предал нашу дружбу. Я знаю, что говорю. И я очень хочу вернуть прежнюю искренность и доверие. Если это только еще возможно. Боюсь, что в глубине души Рауль считает меня предателем и эгоистом. О господи! Пусть будет все по-прежнему!

-Пусть будет, — вздохнул де Сент-Эньян, — Но, де Гиш, не могу же я настолько быть терпимым! Поставьте себя на мое место. Вы, вы сами, наследник Граммонов, если бы вам в лицо швырнули даже клочки записки какой-нибудь гризетки, вы стерпели бы такое оскорбление?

-Нет, конечно, — улыбнулся наследник Граммонов.

-Вы послали бы вызов! Ведь так?

-Разумеется. Но на дуэли я добился бы победы. Зная отношение Его Величества к дуэлям, я не стал бы убивать противника. Я поступил бы как один из наших умнейших современников — сделал бы свою победу бесспорной.

-О ком это вы, граф?

-О кардинале де Реце. Кстати, он дрался в возрасте 19 лет с Бассомпьером на том самом месте, куда мы направляемся — подле монстыря Миноритов в Венсенском лесу.

-В самом деле? Господин коадьютор? Знаменитый фрондер?

-Да, знаменитый фрондер.

-Откуда вы это знаете?

-От самого кардинала де Реца. Оба дрались на шпагах и пистолетах. Молодой де Рец ранил господина де Бассомпьера ударом шпаги в бедро и выстрелом в руку. Бассомпьер выбил оружие из рук де Реца. Потом разняли остальных, уже успевших получить тяжелые раны. Кстати, это еще при Ришелье происходило.

-А последствия?

-Обошлось. Генеральный прокурор начал расследование, но родственники дуэлянтов замяли дело. Я слышал еще с десяток подобных историй от де Реца. Но если вспомнил его первую дуэль, то это потому, что мы с вами направляемся именно туда. Мы отвлеклись, простите за это отступление, граф.

-Нет-нет, дорогой Гиш, очень интересно. Но все-таки, как объяснить пропажу патента?

-Только умоляю вас, не говорите королю, как было дело! Этого он не простит.

-А я? Я должен прощать?

-Но и вы не без греха, не так ли? И ваша совесть не совсем чиста... А патент... Скажите, что его украли у вас.

-Еще лучше! Как это украли?

-Очень просто — вы возвращались от любовницы, на вас напали бандиты...

-Но я не посещаю по ночам любовниц! Не смейтесь, де Гиш, уточню... для этого у меня экипаж. Или портшез, если ненадолго... Все же лучше быть обворованным, чем разиней, теряющим такие документы!

-Только на пользу делу — король начнет борьбу с преступностью всерьез. Сами знаете — ночью по Парижу спокойно не пройдешь. Особенно в районе Двора Чудес.

-Выгораживать вашего Бражелона... Меня знаете, что удивляет — вопреки глубочайшему возмущению, гневу, ярости даже — прорывается какое-то уважение к виконту. На такое никто не осмелится...

-Никто, — убежденно сказал де Гиш, — Даже я! Хотя многие меня считают сумасбродом.

-Да вы, де Гиш, тот еще гусь, — усмехнулся де Сент-Эньян, — Но вы не настолько неосторожны. А теперь мы должны ломать головы — как выкрутиться?

-Жаль, нет Д'Артаньяна, — вздохнул де Гиш.

-Жаль, нет Д'Артаньяна, — кивнул де Сент-Эньян, — вот кто нашел бы выход! И поверьте, узнав о разорванном патенте, Д'Артаньян не погладил бы господина де Бражелона по голове!

-Представляю себе, — фыркнул де Гиш, — Нет, граф, на бедную голову моего друга посыпались бы все ругательства, начиная с...

-Черт побери!— сказали всадники хором и расхохотались.

-Так что же мы решим? — спросил де Гиш.

-За отсутствием Д'Артаньяна и свежих идей остановимся пока на ворах. Но я хотел бы поговорить о самой дуэли, вы согласны?

-Да, граф, тем более что мы приближаемся к Венсенскому лесу.

-Но почему нас не нагоняют Маникан с Бражелоном?

-Не хотят вызывать подозрений. Слишком большая компания может привлечь внимание полиции. Вы заметили пикет? То-то же. Дуэлянты — люди осторожные.

-Тем лучше. Раз эти осторожные господа не спешат догнать нас и потихоньку трусят за нами на своих лошадях, у нас есть время посекретничать. Ибо там, на месте, когда мы все соберемся, этот разговор будет невозможен. Сколько времени у нас в запасе?

Де Гиш взглянул на часы.

-Около четверти часа.

-Отлично. Мы успеем.

-Обсудим дуэль, как вы желали? — предложил де Гиш.

-Попозже, де Гиш, попозже. Есть вопрос важнее грядущей дуэли.

-Что именно?

-Вернее, "кто именно", — уточнил де Сент-Эньян, — Лавальер, конечно же!

-А что Лавальер? — спросил де Гиш, — С ней все ясно. Она влюблена в короля до потери памяти.

-Это так, но... Она очень изменилась... за последнее время, вы не находите? Вы ее каждый или почти каждый день видите при Дворе, разве вы ничего не заметили?

-Заметил. Она очень грустная.

-И причина этой грусти — ваш отчаянный Бражелон.

-Вы так полагаете?

-Я убежден в этом. Стал бы я с ним нянчиться, если бы это было не так!

-Вы говорили с ней на эту тему?

-Несколько раз пытался завести разговор, намекал, и так и сяк...

-Ну и — ?

-Она упорно молчит.

-Вы хотите сказать, что мадемуазель де Лавальер... что ее чувства изменились, согласно пословице "К первой любви возвращаются"?

-Нет, граф, вы меня не поняли... Ваш друг не был ее первой любовью. Это было детство — с ее стороны. Детская симпатия, не больше.

-С его стороны — тоже, — сказал де Гиш после минутного размышления.

-О нем — позже. Первенство предоставим даме, то есть Луизе. Так что она?

-Она любит короля, в этом нет сомнений. Но после скандала, который устроил ваш Рауль, бедняжка очень боится за него. Она очень напугана.

-И причина этой печали в этом, а не в его отсутствии в Париже?

-Именно в этом. Когда ваш Рауль находился в Лондоне, Лавальер была сама веселость, само счастье. А теперь она постоянно ждет какой-то беды, и эта мысль отравляет всю ее радость.

-И она больше не болтает с вами "Людовик то, Людовик се..."

-Уже не со мной — с Его Величеством. А мне удается разговорить ее, она оживает, а потом возвращается к своему кошмару — де Бражелону — надует губки — и плачет!

-Слезы женщин! Суета сует! Этим слабым созданиям заплакать ничего не стоит.

-Я скажу вам больше... Луиза и король... Отношения между ними не такие, как все думают.

-Разве они не обожают друг друга?

-Да. Но она не отдалась Его Величеству.

Де Гиш подпрыгнул в седле.

-И это мне говорите вы? Вы? Вы же устраивали им свидания! А тайна любви Его Величества, эта, с позволения сказать, конспиративная квартира — факты говорят обратное!

-Конспиративная квартира, которую ваш друг посетил с Генриеттой — вы это имели в виду, говоря о фактах? Это факт, но истина в другом. Я сам был уверен в обратном. Но я же, простите, не стоял у них над душой — я тактично исчезал во время визитов Людовика. Все шло к тому, но неожиданное возвращение вашего друга из Англии остановило развитие отношений бедных влюбленных на той стадии, до которой они успели дойти. Словом, она позволила королю все, кроме главного. Она остановилась у последней черты.

-Кто вам это сказал?

-Сам король в минуту откровенности.

-И король мирится с этим положением? На него это не похоже.

-Приходится мириться — он ее любит.

-Я не могу поверить в это до сих пор. Простите, граф, но мы — мужчины, обладание любимой женщиной — конечный итог наших стремлений. Этого не может быть!

-Может быть. Лавальер очень упряма. Теперь она вбила себе в голову, что нельзя строить свое счастье на несчастьи других. И король уходит ни с чем.

-А король знает причину?

-Полагаю, догадывается.

-Вот откуда полковничий патент, — улыбнулся де Гиш.

-Не только. Король давно собирался как-то отметить вашего друга за его прошлые заслуги, но наш вчерашний разговор у Его Величества ускорил эти события.

-Позвольте, но если Рауль уедет с Бофором, все так и останется?

-Так и останется. До его возвращения. Теперь вы понимаете, почему Король не хочет, чтобы он уехал?

-Женщины слабы, граф. Она уступит.

-Не уступит. Я ее лучше знаю. В ее упрямстве я убедился, когда они в первый раз поссорились в Париже, перед ее побегом в Шайо.

-В таком случает у нас есть шансы уладить дело миром. Если от присутствия Рауля при Дворе зависит счастье Его Величества.

-Теперь-то вы понимаете, почему я так долго уговаривал де Бражелона, несмотря на все его дерзости? А в этом он даст фору самому гасконцу! Вы не были свидетелем нашей беседы, но поверьте мне на слово.

-Странно. Но Рауля это не похоже.

-Я был шокирован! Повторяю, даже Д'Артаньян, и тот не способен на такую выходку!

-Да, понимаю. Простите его, граф. Он сам не свой.

-Простить все дерзости господина де Бражелона не так-то просто, но я постараюсь ради счастья моего государя и бедняжки Луизы. Ей и так досталось.

-Всем досталось. А вы знаете, что при Дворе прозвали Луизу "Плаксой"?

-Знаю. Но она не такая жестокая, как все наши прекрасные дамы. Она очень добрая.

-О да! — воскликнул де Гиш, — Она одна из всех придворных дам выказала мне участие после моего провала во "Временах года". А эти шлюхи смотрели на меня как на чуму! И за прошлое лето, за ее сочувствие, за ее доброту и деликатность я ей очень благодарен.

-Славно же вы ее отблагодарили! — не удержался де Сент-Эньян.

-Вы, простите, о чем?

-О вашей дуэли с де Вардом.

-Довольно, граф. Сам не рад. И потом, кто старое помянет...

-Что говорить о прошлом, надо жить сегодняшним днем. У меня вырвалось, забудьте мои слова... Но так больше не может продолжаться!

-Как реагирует король на печаль Луизы?

-Вот тут-то я становлюсь настоящим интриганом! Она не позволяет королю зайти... э... слишком далеко — и я прошу Его Величество вооружиться терпением, говоря об ангельском характере мадемуазель. Она плачет, и я опять же говорю, что это ангел, это само милосердие, что она всех жалеет, не только людей, а птичек, кошек, бабочек — и так далее до бесконечности...

-А король?

-Что касается слез из-за птичек или кошечек — выдуманных мною отговорок, король, когда он в добром настроении, посмеивается и грозится, что велит Мольеру вывести в будущей комедии невинную плаксу, готовую лить слезы по любому поводу.

... До премьеры "Школы жен" в театре Пале-Рояля оставалось чуть меньше года. Дуэлянты и не подозревали, что Мольер уже обдумывает королевский заказ, и кое-какие особенности характера возлюбленной короля отразятся в образе главной героини, юной Агнессы. Агнесса почти слово в слово повторит подлинные слова Луизы:

И как по совести могла я согласиться

Дать умереть ему и не помочь лечиться,

Когда мне жалко всех, кто горе перенес.

Цыпленок ли умрет — и то не скрою слез.

-С Луизой мы разобрались, а с Бражелоном что будем делать? — спросил де Сент-Эньян.

-Я сам все время думаю об этом. В упрямстве он даст ей сто очков вперед.

-Это вы мне можете не говорить, сам убедился! Но вы выразили сомнение, что он любит Лавальер, или я вас не так понял?

-Вы меня так поняли. Это еще не любовь, одна фантазия. Детская симпатия, как вы верно заметили. Дети грезили наяву, она "проснулась" первой. А его пробуждение было чересчур жестоким. Так приятно пребывать в мире грез и обитать в воздушных замках! Не любовь это еще, одна мечта. И все это понимают — кроме него.

-Кажется, начинаю понимать. Если только вы не ошибаетесь.

-Я могу ошибаться. Но не могут ошибаться Д'Артаньян и граф де Ла Фер, а они всерьез эту пламенную страсть, по-моему, никогда не принимали. Д'Артаньян не интриговал бы в пользу Людовика в Шайо, если бы верил в то, Рауль влюблен по-настоящему. И Атос не запретил бы сыну в свое время искать встреч с Луизой, если бы полагал, что у этой ребяческой влюбленности есть будущее. И Арамис не организовывал бы интригу Лавальер с господином Фуке.

-Вы открываете мне глаза, Гиш! Я и не знал этих фактов. Выходит, три мушкетера виновны еще больше, чем мы с Людовиком. Из их четверки только Портос, простая душа, попытался наивно помочь виконту в его делах. А потом спохватились!

-Мушкетеры не ожидали от своего наследника таких поступков.

-А мне все это напоминает тоску шекспировского Ромео по Розалине. Как там у Барда с Эвона? "Глупый пыл"?

-Вот-вот, граф! В десятку! Никто же не называет Розалину первой любовью Ромео?

-Тогда, де Гиш — ищите женщину! Ищите Джульетту! Эй, Джульетта! Где ты? А-у-у!

-Тс! Вы очень развеселились! Не орите на весь лес — услышат! Попробуйте сейчас сказать Раулю что-нибудь в этом роде, он вас пошлет...

-Да я и не скажу. Подождем. Что касается мадемуазель Джульетты... полагаю, она сама отыщется. Если мы сможем задержать Рауля.

-Вношу поправку: не только задержать, но и удержать от неосторожных поступков.

-Этим вы и проверите силу своей дружбы.

-Да! ЕСЛИ Я СМОГУ! А это очень сложно.

-Очень сложно, я согласен, — вздохнул де Сент-Эньян и добавил: — Скажите, граф, этот... э... эксцентричный поступок Рауля с патентом короля был для вас неожиданностью?

Де Гиш задумался.

-И, да и нет.

-Но вы обрадовались, когда король подписал документ! Если бы не этикет, вы бы подпрыгнули до потолка! Вы собирались организовывать пирушку, ужин с шампанским, чтобы обмыть это назначение...

-Плюс веселые девицы, — усмехнулся де Гиш, — В известном вам "Тире". Граф, я судил по себе. По своему собственному опыту. Я опять возвращаюсь в прошлое. Когда король по наущению Месье изгнал меня — получи я такую бумагу, я полетел бы как стрела назад ко Двору.

-Но Рауль покинул Двор самовольно!

-Не дожидаясь санкций Его Величества. Опередил вас на несколько ходов. А я вернулся самовольно. А теперь его зовут, а он не возвращается.

-Я понимаю, он обижен, но все же... Все мы гордые, у всех нас самолюбие, на то мы и дворяне.

-На то мы и дворяне, — вздохнул де Гиш.

-Но гордость тоже должна иметь предел. Это уже за пределами моего понимания, — кажется, я повторяю слова вашего господина Альтерэго. Церковники называют это гордыней. Гордость, возведенная в абсолют, гордость, выходящая из всех рамок.

-Позвольте, я вам прерву, господин де Сент-Эньян. Вы подходите с обычными человеческими мерками.

-А Рауль ваш слишком оргигинален? Или ваш друг сверхчеловек?

-Не иронизируйте. Тут еще история с графом де Ла Фером.

-А он-то тут при чем?

-Рауль очень любит отца.

-Так и должно быть, — пожал плечами де Сент-Эньян.

-Оскорбление, которое король нанес графу де Ла Феру...

-Что? — возмущенно перебил фаворит, — Кто кого оскорбил! А не наоборот?

-Разве заключение ни в чем не повинного человека в Бастилию, да еще с авторитетом и популярностью графа де Ла Фера — не оскорбление?

-Он? Он и дня не провел в Бастилии!

-Это благодаря Д'Артаньяну.

-Но граф первым оскорбил короля! Вы думаете, Людовик настолько деспот, что ни за что ни про что отдаст такой приказ? Его вывели из терпения! А ведь он очень уважал этого вашего так называемого Атоса, даже, может, восхищался им!

-Не "так называемого Атоса", а просто Атоса, или даже Великого Атоса!

-Пусть ваш Атос будет хоть трижды великим, но король все-таки король!

-Что же он сказал королю такое ужасное?

-А я, кажется, догадываюсь.

-Атос всегда говорит то, что думает, без лицемерия. И, пожалуй, он откровенно высказал свое мнение об отношениях короля с Луизой.

-То есть назвал факт, о котором все шепчутся, в открытую.

-По всей видимости. С мушкетерской прямотой и дерзостью назвал Луизу королевской шлюхой.

-Но истина в другом.

-Истину вы мне открыли только сейчас. Представьте себе гнев короля! Он шел напрямую к исполнению своих желаний, все сорвалось, тайна его любви раскрыта, на вас висит дуэль, Луиза в отчаянии, и на этом фоне...

-Да-а-а...— протянул де Сент-Эньян, — Невеселая картина.

-Это была разрядка. Вроде как гроза.

-Ну, Д'Артаньян отвел молнию, направленную Людовиком-громовержцем, — заметил де Сент-Эньян.

-А гроза разразилась дождем из слез, которые проливает наша Плакса.

-И ваш Альтерэго.

-На людях он не заплачет. А в подушку — кто из нас не плакал в подушку?

-Было дело, — признался фаворит, -Но гроза проходит, и вновь настает ясная погода.

-Как сейчас, — улыбнулся де Гиш.

-Вы думаете? — вздохнул де Сент-Эньян, — Еще и господин Атос на наши бедные головы!

-Этого господина мы сплавим Д'Артааньяну. Д'Артаньян что-нибудь придумает.

-Да ради Бога, — демонстративно перекрестился де Сент-Эньян, — У нас и без Атоса проблем хватает.

-И главная проблема — дуэль. О чем мы с вами говорим всю дорогу? Лавальер, Атос — сентиментальности всякие.

-Говорим, потому что в Пале-Рояле подобная беседа невозможна. Здесь-то нас никто не услышит.

-А дуэль... Да простит меня Господь, — тут перекрестился де Гиш, — Я скрепя сердце вынужден согласиться с вашим вариантом.

-Я наношу Раулю рану, не опасную для жизни, и он остается.

-Да,— нахмурившись сказал де Гиш, — У меня мелькали свои мыслишки... Но я надеялся на лучшее. И я подумывал, что делать, если Рауль все-таки откажется.

-И что вы надумали?

-Да ничего подходящего. Вздор всякий. Я готов был даже нанять бандитов, знаете, этих пресловутых "друзей рапиры", что вечно слоняются по ярмаркам и гулянкам, предлагая свои услуги...

-Зачем вам этот сброд, наследник Граммонов?

-Да вздор, граф, вздор... Я забраковал этот вариант. Я хотел организовать мнимое нападение... Ну, воры или хулиганы...

-А в этом плане что-то есть, де Гиш!

-Нет. Я болван. Мои наемники...

-Вы пожалели наемников?

-Наемники, черт бы с ними, но, чтобы справиться с Раулем...

-Нанять десяток?

-Да нет же. Я испугался. Организовать нападение и нанять людей ничего не стоит. А если произойдет несчастный случай, и кто-нибудь из моих "брави" превысит предел обороны?

-Вы испугались, что кто-нибудь из ваших "брави" вдруг да и убьет Рауля?

-Черт возьми, граф! Все может быть. Один против целой группы, как вам это?

-Боитесь роковой случайности? А меньше нанимать, по-вашему, нет смысла, чтобы уложить в постель господина де Бражелона?

-Сами убедитесь, — усмехнулся де Гиш, — Гасконец добавил бы "на своей собственной шкуре".

-Вы еще что-то хотели сказать?

-Да. Вот еще что.. Я испугался, что он намеренно откроется. И этого я испугался еще больше, чем вашей "роковой случайности".

-Даст убить себя каким-то ночным бродягам? Гордость не позволит. И потом, эта идея уже не актуальна благодаря Д'Артаньяну. Он этого не сделет. Скажите спасибо насмешливому гасконцу.

-Спасибо, Гасконь! — сказал де Гиш, -И все же, учитывая его настроение... Ваш вариант лучше.

-Думаете, я, с моей короткой придворной шпагой стою десятка головорезов с длинными рапирами?

-Стоите! Вы друг короля.

-И это уравнивает наши шансы?

-Возможно. Но вы обещаете мне, что будете предельно осторожны и не превысите оборону?

-Клянусь вам!

-Тогда еще несколько технических советов... Зе недостатком времени вам придется довольствоваться словесными объяснениями — мы вот-вот подъедем.

Де Сент-Эньян внимательно выслушал технические советы графа де Гиша.

-Спасибо, Гиш, — сказал он, -Постараюсь принять к сведению все, что вы сказали.

"А как это выглядит со стороны, — печально подумал де Гиш, — Я выдаю моего лучшего друга фравориту короля, раскрывая противнику его стиль, его технику ведения боя".

-Это ведь не предательство? — вырвалось у де Гиша.

-Я постраюсь последовать примеру де Реца и победить.

-И я вам желаю победы, граф. Потому что ваша победа, даст Бог, сохранит жизнь Раулю. А его победа может стоить ему головы. Зря вы все-таки не написали записку, которую я просил у вас.

-Не зря! Я справлюсь! А там подумаем, как объяснить королю пропажу патента и организуем ужин с шампанским и веселыми девицами в вашем кабачке.

-Может быть, Рауль уже жалеет, что разорвал этотдокумент.

-Бог с ним, дадим ему еще один шанс, — рассмеялся де Сент-Эньян.

-Дадим, — сказал де Гиш, — В глубине души он, может, и хочет вернуться ко Двору. Но даже вчерашнее его появление в Люксембургском дворце — чтобы на это решиться, он...

-...преодолел свою необыкновенную гордость, — закончил фразу де Сент-Эньян, — Вот и молодец! Было бы хуже, если бы ваш друг приехал в Париж инкогнито, и мы бы ничего не знали.

-С него станется, — вздохнул де Гиш.

-Но — кто сказал "А", скажет и "Б". Визит в Люксембургский дворец — "А". Очередь за "Б".

-"Бастилия" тоже на букуву "Б" , — почему-то подумал де Гиш и поежился. А его спутник, беспечно улыбаясь, остановил лошадь и спрыгнул на землю. Они прибыли на место дуэли.

ГЛАВА 9. ДУЭЛЬ В ДЕНЬ ДУРАКОВ.

Де Гиш и де Сент-Эньян привязали своих лошадей к высокому дереву на поляне. Они прислушались. Вдали раздался топот лошадей.

-Едут, — заметил де Сент-Эньян.

-Через пять минут будут здесь, — сказал де Гиш.

И тут отважному де Гишу изменило его обычное мужество.

-О Боже, что будет...— прошептал он.

-Не нервничайте, де Гиш.

-Что я наделал!

-Вы опять? Сколько можно! Ну и фрукт этот ваш Бражелон, все мы сошли с ума из-за его разбитой иллюзии! И все казним себе, и считаем себя виновниками его тоски. И король, и Луиза, и Д'Артаньян, и граф де Ла Фер.

-Я места себе найти не могу, я, я во всем виноват!

-То же самое говорит себе любой из перечисленных мной господ. Полно, Гиш! То, что вы вчера сказали королю — ваша, мол, была идея о героический смерти под вражескими пулями — ну кому только такой вздор не приходит в голову!

-Многим, вы правы. Включая даже самого Конде. Великий Конде как-то нам поведал о том, что любви придает остроту, если женщина испытывает страх за любимого человека. И тогда, сказал принц Конде, мы побеждаем под Рокруа, вот и все.

-Так при чем здесь вы? Может, Конде в ответе за эту идею Рауля.

-Может, и Конде. Но моя личная вина не только в этом. Я же пристроил Лавальер ко Двору. Сидела бы в своем Блуа, и не было бы таких напастей.

-Да бросьте, вы только оказали любезность господину Маликорну. Я же знаю все подноготную — как Луиза попала в число фрейлин герцогини Орлеанской. Сами же говорили... А вот Маликорн... Граф, вы доверяте Маликорну?

-Вполне. Он добрый малый.

-Де Гиш, де Гиш, вы не новичок при Дворе, но все же — да не обидят вас мои слова — несколько наивны, благородны и доверчивы. Вам, равно как и вашему милейшему Бражелону не мешает иметь чуть побольше коварства. Сейчас, здесь, на этой поляне, должен бы быть на моем месте Маликорн, раз уж на то пошло.

-Я вас не понял.

-Вся интрига с "конспиративной квартирой" задумана Маликорном. Я только реализовал его замыслы. Идея созрела в его голове.

-Негодяй! — прошептал изумленный де Гиш, — Небо! Граф, это не первоапрельская шутка?

-Мне не до шуток.

-Вот мерзавец! А сам-то набивался к нам в друзья, и мы приняли его в нашу компанию, и даже постарались загладить бестактность де Варда, который попрекнул Маликорна не дворянским происхождением.

-Де Вард только и умеет говорить бестактности, — сказал де Сент-Эньян презрительно, — Но Маликорну не доверяйте, де Гиш.

-Вот он-то и есть предатель. Вы что — вы, собственно с Бражелоном почти не общались, вам он посторонний человек.

-Ну, не совсем. Я в то время считал Рауля идеальным аристократом, воспитанным, сдержанным, учтивым. Таких безумств я от него не ожидал. Но ни слова Маликорну!

-Вот и делай людям добро после этого, — вздохнул де Гиш, — А я-то из-за этого поганца ругался с де Лорреном, место при Дворе принца ему выпрашивал. Подлый предатель!

-Я надеюсь, вы не подадите виду...

-Не беспокойтесь, Сент-Эньян, я вас не выдам... А впрочем, чернь есть чернь. Вы тоже ему не доверяйте.

-Как можно ему доверять? Этот молодчик перешагнет ради своих интересов через любого.

-Вот дерьмо! — выругался де Гиш.

-Тс! — остановил его де Сент-Эньян, — Они подъезжают.

-Вот и мы, — сказал Маникан, — Привет вам, господа!

Рауль соскочил с лошади, Маникан тоже спешился.

-Все в порядке? — спросил де Гиш, — Вы не заметили ничего подозрительного?

-Вроде все тихо, — сказал Рауль.

-И я не заметил ничего, — сказал Маникан.

-Но дорогу надо держать под наблюдением, — заметил де Сент-Эньян, — С некоторых пор это место время от времени контролируют отряды королевской полиции.

При этих словах Бражелон иронически усмехнулся и спросил не без язвительности в голосе:

-Вы не соблаговолите уточнить, любезнейший господин де Сент-Эньян, с каких пор?

-Уточню, милейший господин де Бражелон, — так же язвительно ответил де Сент-Эньян, - С тех самых пор, как вы меня сюда изволили пригласить. Я явился. С опозданием, но все же явился.

-Лучше поздно, чем никогда, — холодно ответил Рауль.

-Господа, господа, довольно! — тревожно сказал Маникан, — Не горячитесь, давайте решим, что будем делать, если явится полиция?

-Вступим в бой и прогоним полицейских! — фанфаронским тоном заявил Рауль, задрал нос и уперся кудаком в бедро.

-Мой милый, ты говоришь глу-пос-ти, — возразил де Гиш, дернув его по-дружески за шляпу, — Если только завидим полицейских — садимся на коней и удираем! Во весь опор, господа!

-Мушкетеры так не действовали!

-Мой милый! — опять возразил де Гиш, — На то они и мушкетеры. Времена меняются. Сейчас не 1626 год. Я знаю, на что ты намекаешь. Но, кроме безграничной храбрости, надо и соображать хоть чуть-чуть.

-То-то Д'Артаньян и ворчит, что наше поколение никуда не годится.

-И потом — мушкетеры — герои, а мы кто? Придворные Короля-Солнца, золотая молодежь, мальчики из высшего света. Нам ли связываться с полицией? — сказал Маникан.

-А! Делайте, как хотите! — махнул рукой Рауль.

-Давайте поскорее, тут опасно задерживаться, — предложил Маникан.

-Поскольку я зачинщик дуэли, я вызвал вас, виконт, в ответ на оскорбление, которое вы мне нанесли, я прошу принять мои условия.

-Вообще-то условия диктует тот, кого вызвали, — заикнулся де Гиш.

-Согласен на любые условия этого господина, — самоуверенно заявил Рауль.

-Постойте! — вскричал Маникан, — Не по правилам! Мы забыли предложить противникам помириться.

-В самом деле, господа, — сказал де Гиш, — Может, уладим дело миром?

-Если виконт извинится, я готов сказать, что патент у меня украли.

-Нет, — отрезал Рауль, — Не дождетесь моих извинений. И не нужен мне предательский патент!

Де Гиш вздохнул. Маникан сжал губы.

-Что ж, — сказал де Сент-Эньян, — В таком случае мое условие... драться до...

-... до первой крови, — шевельнулись губы Маникана.

-Не подсказывайте, господин де Маникан. Драться до... — тут де Сент-Эньян сделал эффектную паузу и произнес: до первой серьезной раны, нанесенной одному из нас. Выбитое оружие не считается. Если вы, сударь, допустим, выбьете у меня шпагу захватом клинка и круговым движением, вы должны позволить мне поднять оружие.

-Даже де Рец в таких случаях прекращал поединок, — заметил де Гиш, — Выбитая шпага — и кончим дело!

-А я настаиваю на своем условии, поскольку я оскорбленная сторона! — заупрямился фаворит, — Вы принимаете мои условия, господин де Бражелон?

-Да.

-Не пора ли начать? — спросил де Сент-Эньян, — Если, конечно, у вас нет своих предложений, господин де Бражелон. Это ваше право, но вы любезно предоставили мне инициативу.

-Есть, — сказал Рауль насмешливо, — Вы поэт, граф?

-К чему этот вопрос, виконт?

-Сейчас поймете. Сегодня День Дураков, не так ли? Сочиним балладу во время дуэли.

-Балладу?

-Ну да, балладу. Вот небезызвестный вам господин Портос забалтывал своих противников, но стихов, насколько я знаю, не сочинял.

-Куда ему, этому буйволу, — пробормотал придворный поэт Короля-Солнца.

-Вы, конечно, знаете строение баллады, раз вы поэт? — спросил Рауль.

-Конечно, знаю. Три строфы плюс посылка. А какой рефрен?

-Вот вам дуэль в День Дураков.

-Додумался! — всплеснул руками Маникан, — Сочинять баллады во время дуэли!

-Уже было, — ответил Рауль, — Сирано де Бержерак, например.

-Сирано де Бержерак, Портос, де Рец — мы тут собрались обсуждать чужие дуэли или сами драться? Черт возьми, здесь же опасно!

-Вот вам дуэль в День Дураков, — задумчиво промолвил де Сент-Эньян, — Та-та, та-та, та-та, та-та. Попробуем!

-А что если ограничить время поединка четвертью часа, как это делается в немецких университетах? — предложил де Гиш.

-Дорогой граф, это несерьезно, — возразил де Сент-Эньян.

Дуэлянты обменялись поклонами, сбросили плащи и камзолы.

Секунданты еще раз сверили длину шпаг.

-Тридцать два дюйма* примерно, — сказал де Гиш.

.....................................................................................................................

*80 см.

....................................................................................................................

Маникан взял шпагу Рауля.

-Английская шпага Елизаветинской эпохи. Ажурная чашка и дужка. Загнутые концы крестовины. Двояковыпуклый клинок. На внутренней части надпись "For my Christ resolved to dy"*, снаружи

"Who hates me let him wareme"**.

......................................................................................................................

*"Готов умереть за Христа" (англ.).

**"Пусть бережется тот, кто ненавидит меня"( староангл.).

......................................................................................................................

Де Гиш взял шпагу де Сент-Эньяна.

-Венецианская шпага с испанским клинком, подписанным "Un Dios una Ley y un Rey"* Конец шестнадцатого века. Концы крестовины загнуты в противоположные стороны, дужка, симметричные щитки, соединенные контргардами с дужкой.

......................................................................................................................

*"Бог, Закон, Король" (исп.).

......................................................................................................................

Дуэлянты взяли шпаги.

-Начинайте, — сказал Рауль.

Салют — и де Сент-Эньян проговорил:

-Венсенский лес шумит листвой.

Клинки скрестились. Де Гиш пожирал дуэлянтов глазами. Маникан то и дело поглядывал на дорогу.

-А на поляне жаркий бой.

Из ножен выхватив клинки,

Дерутся нынче дураки, — ответил Рауль, отпарировал его выпад и перешел в наступление. Де Сент-Эньян ударил его по клинку.

-Вы дураком назвать посмели... — он попробовал прием Рауля с захватом клинка, но Рауль увернулся, высвободил шпагу, и, делая угрожающие движения, заставил Сент-Эньяна отступить на несколько шагов.

-Себя, — сказал Рауль насмешливо, - В день первого апреля!

И, ловко увернувшись от переходящего в наступление Сент-Эньяна, сделал жест левой рукой в сторону улыбающихся во весь рот секундантов.

-И всех участников дуэли!

Последовал иронический поклон в сторону противника. Де Сент-Эньян смеясь, продолжил:

-Виконт, вы правы! В самом деле...

Он отвел клинком шпагу Рауля и указал концом шпаги на порхающую возле них бабочку:

-Пьет бабочка нектар с цветов...

Рауль обернулся к секундантам, взмахнул шпагой, словно дирижерской палочкой, и вся компания заорала:

-Вот вам дуэль в День Дураков!

Де Гиш и Маникан забыли о дороге, забыли о полиции, они созерцали дуэль как завороженные. Рауль показывал высший класс фехтования. Несмотря на советы де Гиша, де Сент-Эньян то и дело переходил к защите. Но секунданты уже начинали считать происходящее шуткой — на такой лад их настроила пародийная легкомысленная баллада, которую импровизировали противники.

-Великолепно! — сказал де Гиш.

-Потрясающе! — воскликнул Маникан.

х х х

А Рауль вовсе не считал дуэль шуткой — Сент-Эньян предложил суровые условия. И противник оказался сильнее, чем он думал. Он понимал, чего добивается противник, но тянул время, чтобы не дать себя ранить и то и дело переходил в наступление, немного позируя перед друзьями. Вспомнив увещевания Маникана, Рауль решил, что не будет не то что убивать фаворита, а даже не нанесет ему серьезной раны, чтобы прекратить дуэль.

Но условия приняты: дуэль до серьезной раны любого из них. Значит, надо тянуть время до появления полиции... Появляется полиция — и они всей гурьбой удирают. А пока нет полиции — он готов драться хоть до вечера. В конце концов, когда-нибудь де Сент-Эньян выдохнется. Он скорее устанет. Он и по комплекции слегка полноват, отъелся при Дворе Людовика.

-Поведать ли, какое зло

Нас на поляну привело?

Тут нужен Жорж де Сюдери! — продолжил балладу де Сент-Эньян. Клинки скрестились у рукояток.

-Об этом всем не говори!

Сент-Эньян сделал выпад.

-Итак, мы перешли на "ты"?

Рауль парировал выпад и указал клинком на одуванчик:

-Валяйте дальше — про цветы!

Де Сент-Эньян срезал желтый одуванчик.

-Черт! В этом есть какой-то шик!

Их схватка приняла более живой характер. Противники прыгали, перебегали с места на место, не забывая о балладе. Но быстрый темп дуэли, разумеется, повлиял на стихи. Они уже говорили что на ум придет, лишь бы четырехстопным ямбом:

-Я изъясняюсь как мужик!

Мужлан, пейзан, болван, виллан! — говорил де Сент-Эньян,

срезая одуванчики, и, подняв на клинок, швырял в противника. Рауль успел сорвать одуванчик и, дунув на него, перешел в наступление:

-А я дерусь как Д'Артаньян!

Сент-Эньян отбежал на несколько шагов в сторону и, театральным жестом воздев руки, провозгласил:

-А все проклятая любовь!

Рауль почти выбил шпагу противника, но Сент-Эньян перехватил ее на лету и воскликнул вместе с виконтом и секундантами:

-Вот вам дуэль в День Дураков!

Строка о "проклятой любви" загнала дуэлянтов на середину поляны. Сент-Эньян сделал ложный выпад.

-Не отступлю я ни на шаг, — начал Рауль третью строфу.

Сент-Эньян ответил:

-Виконт! Я вам отнюдь не враг.

Рауль опять погнал Сент-Эньяна к деревьям.

-О сударь! Кто бы говорил!

Дуэлянты забрели в лес, и теперь уже дрались среди деревьев.

-О юноша! Умерьте пыл! — сказал де Сент-Эньян, приглашая противника выбраться из зарослей. Они опять вылезли на поляну.

-Полиции дождемся мы, — вздохнул де Сент-Эньян. Рауль ответил посмеиваясь:

-Не зарекайтесь от тюрьмы.

-Мы сочинили ерунду, - пробормотал де Сент-Эньян, начиная уставать. И Рауль устал, но не подал виду.

-Ну, наступайте же! Я жду! — продолжал он своим фанфаронским тоном. Де Сент-Эньян тоже решил попозировать. Он успел сорвать одуванчик, отражая удары шпаги Рауля, понюхал цветок и заметил:

-Какой красивый одуванчик!

Рауль срезал цветок у самой руки де Сеннт-Эньяна. Де Гиш и Маникан вскрикнули. Рауль успел сделать им успокаивающий жест — мол, видите, если бы я захотел, досталось бы не цветку, а господину де Сент-Эньяну.

-А ну-ка, не зевай, дворянчик!

Де Гиш и Маникан зааплодировали и закричали: "Браво!" Эта выходка укрепила их уверенность в том, что дуэль закончится благополучно. Рауль успел поклониться.

-Теперь не до красивых слов, - закончил строфу де Сент-Эньян.

-Вот вам дуэль в День Дураков!

Третья строфа закончилась под аплодисменты секундантов. Они даже шляпами замахали.

-Давайте посылку! — смеясь, крикнул де Гиш, как если бы находился в театре. Но придворный поэт молчал. Молчал и его противник. Сент-Эньян пятился к противоположному краю поляны. Рауль — за ним. Отойдя на значительное расстояние от секундантов и выждав момент, когда клинки скрестились у рукояток — уже не в первый раз! — фаворит прошептал:

-Виконт, шутка затянулась, вы не находите?

-Вы нарушаете условия, граф, — ответил Рауль, и Сент-Эньян после его удара отлетел в сторону. Де Сент-Эньян вновь набросился на него и шепнул:

-Оставьте эту игру и слушайте...

/Шпаги вновь скрестились у рукояток./

-Граф де Ла Фер ошибся, назвав Луизу королевской шлюхой. Она невинна.

Рауль широко раскрыл глаза.

-Что?! — прошептал он, забыв обо всем на свете, — Что вы сказали?

-То, что вы слышали. Луиза не спит с королем.

Рауль растерянно опустил шпагу, все еще пребывая в шоке. Де Сент-Эньян воспользовался замешательством противника и с размаху нанес удар по руке. Рауль вскрикнул. Де Гиш и Маникан вздрогнули.

-Рауль ранен! — тревожно закричал Маникан, — Глазам не верю! Этого не может быть, Гиш!

-Так было задумано, — тихо ответил де Гиш, — Прекращаем дуэль!

Они побежали к центру поляны, махая шляпами. Условие было выполнено.

-Предатель, — прошептал Рауль, — Такие удары наносили в начале века.*

......................................................................................................................

* Во второй половине XVII века дуэлянты почти отказались от рубящих ударов и на поединках наносили колющие удары.

......................................................................................................................

Он едва не выронил шпагу. Но не выронил. Удержал из последних сил. Схватил шпагу в левую руку. Сент-Эньян, уверенный, что противник вот-вот свалится и выронит оружие, бросился к нему. То ли он хотел нанести удар в корпус, то ли хотел прикончить его, то ли, наоборот, поддержать — Рауль не понял, но успел занять оборонительную позицию.

Не ожидавший этого де Сент-Эньян с размаху напоролся на шпагу Бражелона. Секунданты замерли на месте. Рауль сразу же выхватил клинок из тела противника, ужасаясь случившемуся.

-Вот вам и посылка, — прошептал де Сент-Эньян, — Его Величеству Королю:

О Сир! Виконт не виноват.

Своей победе он не рад.

Прошу я из последних сил,

Чтоб мой король его простил.

Простите пролитую кровь...— и совсем уже тихо произнес:

-Вот вам дуэль в День Дураков.

Закончив балладу, де Сент-Эньян рухнул в траву. Рауль, бросив оружие, метнулся к поверженному противнику, пытаясь оказать помощь.

-Полиция! Нас окружают! — закричал Маникан.

-Доигрались, — прошептал де Гиш.

10. КОРОЛЕВСКАЯ ПОЛИЦИЯ.

Де Гиш и Маникан бросились к своим лошадям. Секунда — и они уже сидели в седлах.

-Ну что ты там застрял! — заорал де Гиш, — Удираем!

Бегство с места дуэли было не редкостью в семнадцатом веке. Секунданты вели себя, конечно, не в соответствии с идеальными законами чести, оставляя раненых дуэлянтов. Но с точки зрения безопасности их поведение было в духе эпохи. Де Бражелон покачал головой.

-Я его не оставлю, — сказал он тихо, — А вы... поторопитесь.

-Ему ты уже не поможешь, — возразил де Гиш, — а себя погубишь.

Он крепко выругался, соскочил с лошади, подхватил шляпу, плащ, камзол Рауля, нахлобучил шляпу ему на голову.

-Да суй же руку в рукав, садись на коня — и поехали!

-Не трогай меня! — вскрикнул Рауль. — Не видишь, что ли, что я ранен! Уезжайте без меня. Кровавый след выдаст и вас.

-Дотянем до какого-нибудь укрытия, перевяжем твою рану — только нас и видели! И — за границу, понял? Мы с Маниканом дадим тебе денег. Какое-то время продержишься. А Бофора я сам предупрежу. Он сам столько раз дрался, поймет ситуацию.

-Нет.

-Послушай, друг, даже Ромео — идеальный герой, и то сбежал, убив Тибальта.

-Ромео был ребенком. И очень хотел жить. А я не ребенок, и отвечу за свои действия.

-Не нарывайся. Очень тебя прошу, Рауль, не нарывайся. Спасай свою жизнь, несчастный!

-Спасибо, друг. Но я остаюсь.

-Дьявольщина! Ты понимаешь, чем это грозит тебе?

-Понимаю. Бастилия... и плаха. Но я остаюсь.

Де Сент-Эньян открыл глаза и с усилием проговорил:

-Виконт прав, вы... многого не знаете... Король найдет беглеца и за границей. Так лучше... И молите Бога, чтобы я дотянул до приезда полиции... Я скажу, как было дело... несчастный случай... и я зачинщик дуэли...

-Король отомстит за вас, и месть его будет страшна, — с ужасом сказал Маникан.

-Последняя просьба умирающего — это святое... Это последняя черта, и даже король не может перейти ее.

-Бежим, бежим, умоляю тебя!

-Когда здесь обнаружат господина де Сент-Эньяна, подозрение в любом случае падет на меня, — ответил Рауль, — И вы это прекрасно понимаете.

-Почему на тебя? Господину де Сент-Эньяну посылали вызов Мортемары.

-Даже два, — уточнил Маникан.

-То дело замяли, — сказал умирающий, — Виконт прав. Он не хочет быть вам обузой...

-Дело не в том. Я не хочу бросать вас.

-А вы..., — продолжал де Сент-Эньян, обращаясь к секундантам, — Уезжайте, пока и вас не сцапали!

-Раз на тебя не действуют мои уговоры, я буду говорить по-виойоновски, как вор, как кокийяр, как пропащий парень со Двора Чудес, — сказал наследник Граммонов: "Шуба, шухер! "Атас, ребята, слышите? АТАС!"*

......................................................................................................................

*Франсуа Вийон. Баллады на воровском жаргоне. Баллада первая. Перевод Е.Кассировой.

.....................................................................................................................

-Замени "а" на "о" в рефрене вийоновой баллады, в воровском сигнале тревоги, и ты поймешь, что я не могу поступить иначе, — ответил наследник мушкетеров.

-После таких слов его с места не сдвинешь, — вздохнул Маникан.

Топот копыт приближался.

-Мы вытащим тебя, или я не де Гиш! — заявил наследник Граммонов, пришпорил лошадь и исчез вместе с Маниканом.

-Они уехали? — спросил де Сент-Эньян, — это... хорошо...я хотел... сказать вам напоследок... простите меня... мой удар был предательский... Ваша рана очень болит, виконт?

-Терпимо... Душа — больше! Я не хотел убивать вас! Может, еще можно помочь вам...

-Оставьте...

-Простите меня!

-И вы простите... я хотел любой ценой оставить вас здесь...

-И вам это удалось...

-Но я сказал вам правду... О Боже, дай мне силы дотянуть до их прибытия.

-Это ничего не изменит.

-Изменит... О, если бы я мог поговорить с Людовиком! Но — не судьба. И сейчас я хочу, чтобы вы не держали на меня зла. Простите меня за все... знаете, за что.

-Простите и вы меня за "смертельное оскорбление", — проговорил Рауль, — Черт попутал!

Сент-Эньян кивнул и слабо улыбнулся при последних словах Рауля.

"Воспитание гасконца!"

-Дайте мне руку... Приподнимите меня повыше... мне почему-то захотелось взглянуть на одуванчики... Нет, я не брежу... Скажите, если бы вы... если бы я сказал вам все раньше, вы не разорвали бы патент?

-Нет.

-А граф? Ваш отец?

-Я объяснил бы ему.

-Это был мой козырь. Я приберегал его. По-другому быть не могло, — обреченно сказал де Сент-Эньян, — Хотя, виконт, при других обстоятельствах мы моли бы быть друзьями...

Он слабо пожал руку Бражелона. По-другому быть не могло. Поляна Венсенского леса, где должна была состояться дуэль, где сам Рауль когда-то тщетно ждал своего противника, поляна, окруженная деревьями в молодой листве, щебечущими птичками, поляна, вся в одуванчиках, стала местом кровавой трагедии.

Здесь, у аббатства миноритов,

Ты пал, клинком моим убитый.

Так шутка смертью обернулась.

О, если б жизнь к тебе вернулась!

Я с болью повторяю вновь:

Вот вам дуэль в День Дураков.

-Посылка-эпитафия, — прошептал де Сент-Эньян, — Спасибо, виконт. А знаете, мне самому никто стихов не посвящал. Вы первый. И последний. Видите, и здесь за вами осталось последнее слово. Надеюсь, моя кровь смыла "смертельное оскорбление"... Не плачьте, сударь, подумают, что вы струсили.

-Вы правы, — сказал Рауль, вытирая слезы.

-И вот еще что... Не губите себя, не говорите лишнего. О вас говорят, что вы никогда не лжете. Но не говорите правды о патенте. Я умираю, и Луиза остается без защиты... В особенности не говорите...

Сент-Эньян хотел еще что-то сказать, но замер. Вероятно, он хотел посоветовать не упоминать разорванный патент. Силы оставляли его, и он замолчал. Он берег остаток сил, чтобы дождаться полиции. А полицейские уже выезжали на поляну.

-Спасибо за отсрочку, — прошептал де Сент-Эньян, — И простите за опоздание.

-О граф! — воскликнул Рауль, — Что вы хотите сказать? Вы же прибыли первым на место дуэли.

-Вы меня поняли. Все могло произойти раньше. Это было неизбежно — то, что я умираю от вашей руки. Все справедливо.

-Повторяю, я не хотел этого... сегодня. Клянусь вам, сударь, я только хотел дотянуть до появления полиции и удрать вместе со всеми.

Де Сент-Эньян слабо улыбнулся.

-Вы же предлагали вступить с ними в схватку.

-Я блефовал...

-Я понимаю... А я хотел...

Он опять замолчал, собираясь с силами.

Рауль сказал Сент-Эньяну правду — его отношение к фавориту короля очень изменилось. Он уже не стремился, как когда-то, "к суровым и решительным действиям". А если бы это случилось тогда, раньше? Если бы на месте моих секундантов был Портос... Портос? Да Портос расшвырял бы полицейских как котят, а меня — за шиворот и в седло. Портос уволок бы меня силой, это его метод. А все же хорошо, что тогда до этого не дошло. Портос не представлял, во что я его впутал. Эх, Портос! До седых волос дожил, а все как дитя...

-Очнитесь, сударь! Что тут было? Вы секундант? Где убийца?

Первый из отряда конной королевской полиции, совсем еще молодой человек, склонился над распростертым на траве де Сент-Эньяном. и поддерживающим его Раулем.

-Здесь была дуэль, — сказал Рауль, — Граф де Сент-Эньян... вот он перед вам. Я его противник, — и он назвал свое имя.

-Я подумал было, что вы его секундант, господин де Бражелон. Вы его так обнимаете, словно он ваш близкий друг.

Де Сент-Эньян вновь открыл глаза.

-Дождался, — прошептал он, — Сударь, клянитесь, что скажете правду Его Величеству!

-Клянусь! — молодой человек поднял руку к небу.

-Несчастный случай, сударь. Вы поняли? Передайте это королю, прошу вас! Виконт ни в чем не виноват, он только что сказал, что не хотел убивать меня. Засвидетельствуйте это.

-Я передам, — сказал полицейский, — Но, быть может, вы не так опасно...

-Господи! Прими мою душу! — вымолвил де Сент-Эньян.

-Кончено, — произнес юноша, — Мертв.

Они перекрестились.

-А вы, виконт, если хотите сохранить свою жизнь, скажите, что вы секундант графа де Сент-Эньяна.

-Кто же тогда отправил беднягу на тот свет?

Полицейский вздохнул и пожал плечами.

-Будем искать... — неуверенно произнес он.

Рауль тихо фыркнул и покачал головой. Полицейский снял шляпу — то ли в знак уважения к решению виконта, то ли отдавая посмертные почести погибшему.

-Эх! Коготок увяз — всей птичке пропасть, — пробормотал он.

То, что пришло в голову пареньку из королевской полиции — назваться секундантом — об этом господа дуэлянты и не помышляли. Умирающий не собирался лгать, готовясь предстать перед Господом, а Рауль 1 апреля 1662 года слишком мало дорожил своей жизнью, чтобы ухватаиться за эту уловку.

-Сдавайтесь, виконт! — крикнул полицейский офицер, подъезжая во главе своего отряда, — Сопротивление бесполезно. Вы окружены.

Рауль осторожно уложил неподвижного Сент-Эньяна на траву, потянулся за своей шпагой, взял ее в левую руку и поднялся на ноги.

"Я еще могу вступить с ними в схватку или заколоться", — подумал он, но отверг оба варианта.

-Я сдаюсь, господа, — спокойно сказал он, — Кто у вас здесь главный?

-Де Гре, королевская полиция. Итак? — офицер протянул руку за шпагой.

-Минутку. Дайте вытереть шпагу.

-Оставьте все как есть. Это вещественное доказательство.

Рауль взял шпагу за острие и протянул офицеру. Тот осторожно передал оружие своим приближенным.

-Вы арестованы.

-Это я уже понял.

-Следуйте за нами. А второй? — спросил де Гре.

-Убит, — ответил полицейский, осматривавший де Сент-Эньяна.

-Опоздали, — пробормотал де Гре, — Король будет в ярости!

-Что теперь делать? — спросил молодой человек, первым прибывший к месту дуэли.

-Ждите меня на ферме у развилки. Я к королю за инструкциями. Стерегите арестанта как следует! Упустите — не миновать виселицы!

-А покойник?

-Возьмите у фермерши тележку, уложите беднягу и... доставьте тело господина де Сент-Эньяна в Пале-Рояль.

Де Гре накрыл убитого его бархатным плащом. Часть отряда была послана на ферму за тележкой. Арестант с помощью полицейского забрался на свою лошадь. Его руку кое-как перевязали, пообещав, что на ферме, где они будут ждать своего начальника, если господин виконт захочет, пошлют кого-нибудь за доктором — здесь неподалеку живет некий лекарь, к услугам которого всегда прибегают дуэлянты.

-Лучше пусть некий лекарь еще раз осмотрит господина де Сент-Эньяна. Может быть, он в обмороке.

-Ему теперь никакой врач не поможет. А ваша рука...

-Какой смысл лечить раненую руку, когда вот-вот слетит голова, — сказал Рауль.

Де Гре с парой помощников внимательно осмотрел поляну, сел на коня и помчался по дороге на Париж.

-Не понимаю я вас, господ! — сказал молодой полицейский, — назвались бы секундантом, и все дела! Поди, докажи!

-Лгать?! — воскликнул виконт.

-Играть в незнанку.

-Бесполезняк.

-Тогда, раз на то пошло, я на вашем месте закололся бы. Все лучше — раз уж по-любому казнят. Вы же законы знаете! И вы знаете кто убитый вами человек.

-Это было бы трусостью, — вздохнул Рауль.

-Вот я и не понимаю эти ваши дворянские заморочки! Вам надо заставить заговорить о себе? Вам надо покрасоваться на эшафоте? Привлечь напоследок внимание к себе? Или как?

-Или как, — отвечал виконт, опустив голову, — Но все-таки вам не понять... Я не хочу славы Герострата.

-Чего? — опять спросил парнишка.

-Чаво?*— передразнил Рауль произношение парнишки, — Ничаво!

.....................................................................................................................

* Привет Самиздату от автора и персонажей!

.....................................................................................................................

-Хорошо еще, что вы с нами драться не стали. Может, это вам зачтется... что вы сдались добровольно и не пытались бежать.

-Зачтется, как же! Как "зачлось" графу де Ла Молю почти сто лет назад. Полноте, сударь, я не расчитываю на снисхождение. А драться с вашими товарищами я не стал из других побуждений.

-Такой благородный дворянин считает ниже своего достоинства драться с полицией?

-Полиция тоже могла пострадать, если бы я оказал вам сопротивление.

-А знаете, господин де Бражелон, я лично вам от души сочувствую, — шепнул молодой человек, — В таких делах, как ваше, мы, простые ребята из королевской полиции, бьем морду! В душе я — на вашей стороне. Но я на службе, и я отвечаю за вас головой. А король... Эх! Бодался теленок с дубом!

-С королевским дубом, — промолвил Рауль.

-Чего?

-Это я... так... Думки. Вы не бойтесь, сударь. Я не убегу. Это и есть ваша ферма?

-Да-да, она самая. Вам помочь слезть с лошади?

-Благодарю, я сам.

Фермерша, обеспокоенная неожиданным вторжением, разместила непрошенных гостей как придется. В таком ожидании арестант и его конвойные провели почти весь день. К вечеру погода испортилась. Начал накрапывать дождь. Де Гре явился в сумерках с приказом короля. Вдали у развилки стояла карета. Рауль поручил своего Мерлина молодому полицейскому, дал фермерше пару золотых (хозяйка фермы пришла в восторг) и забрался в карету в сопровождении нескольких охранников. Его поместили между двумя полицейскими, которые сразу же вцепились в него мертвой хваткой. Один из них приставил к груди арестанта пистолет, врученный де Гре. На окнах кареты были решетки.

-Заряжен, — предупредил де Гре, устраиваясь на противоположном сиденье, — Не вздумайте кричать. Трогай!

-В Бастилию? — спросил Рауль.

-Прямехонько, — вздохнул де Гре, — К моему величайшему сожалению.

-Знакомый маршрут, — ответил Рауль, — К моему величайшему сожалению.

-Здесь недалеко, — заметил де Гре.

-Да, я знаю.

-Опустить занавески! — распорядился де Гре. Полицейские опустили занавески, и мрачный экипаж в сопровождении эскорта королевской полиции помчался из Венсенского леса в Бастилию.

Конец 1 части.

71