Нечитаемые. Навязанное противостояние

Потом их отмывали, брили на лысо, одевали в одинаковую мешковатую робу. В огромном зале им объявили, что они удостоены чести стать курсантами международной милитаристической ассоциации "Ненависть". "С этого дня вы становитесь частью системы, — вещал им с трибуны громадный бородатый мужчина. — Борьба за жизнь станет вашим обыденным состоянием, выполнение приказов наставников и Господина станет вашей целью..." И прочее, прочее, прочее. Много было тогда сказано, но вряд ли кто-то из детей понял хоть слово. Испугано переглядываясь, они еле сдерживали слезы. А маленький Андрюша всё понял. Он понял, что с этого дня начинается жизнь в аду.

В первые пять лет (Андрей называл тот период "младшая школа") их использовали как бесплатную рабочую силу. Курсантов заставляли выполнять кропотливую и тяжелую работу по сортировке, расфасовке и транспортировке различных предметов на местном производстве. Неаккуратность в работе каралась плетью. Порча инвентаря каралась плетью. Невыполнение плана каралось плетью. Любое неповиновение каралось плетью. Помимо этого, после рабочей смены, их обучали основам различных наук: анатомия, физика, история, география. Особое внимание уделяли иностранным языкам, в том объеме, который мог понадобиться в общении с наставниками. Неудачи в учёбе также карались плетью.

Любые товарищеские отношения пресекались на корню. Из детей делали одиночек, затравленных зверьков. Наставники ради развлечения сталкивали их друг с другом. Бывало, они забирали порцию еды и предлагали обделённому курсанту либо голодать, либо отвоёвать её у соседа. Голод не выбирал никто.

Также любимым развлечением наставников был вечерний забег. Они заставляли группу избранных курсантов бежать многокилометровую дистанцию и последний приходящий к финишу получал добрую порцию плетей. Сошедшие с дистанции удостаивались той же участи. Ради победы не зазорным было бить по ногам соперников. Наставники даже одобряли это.

Унижения, издевательства, голод. И нарастающая ненависть ко всем окружающим. Именно так можно было охарактеризовать тот период. Многие отсеялись еще тогда. Не все могли выдержать боль, живущую в исполосованном уставшем окровавленном теле и пустом желудке. Кто-то сходил с ума, кто-то умирал. Андрей терпел.

Потом был Большой Экзамен. Группа важных гостей проверяла их физическое состояние и развитие, проверяла их познания в изучаемых дисциплинах. Всех прошедших экзаменацию перевезли на новое место. Остальных Андрей не видел, вероятнее всего, их пустили в расход. Честно говоря, судьба тех бедняг мало волновала подростка. К тому моменту он прекрасно осознавал, чтобы выжить он обязан быть лучше остальных.

Новое их жилище оказалось закрытой лабораторией. С палатами, обшитыми белым мягким материалом, с трехразовым питанием и бесконечным числом экспериментов, проводимых над их организмами. Постоянные медицинские осмотры, анализы, исследования. Затравленные зверьки превратились в подопытных крыс. Им кололи препараты, душили газом, подвергали воздействию электрического тока, держали в душных печах и криогенных камерах. И вновь обследования. А потом снова препараты, газ, ток, жара, холод.... Казалось, это продолжалось бесконечно.

Андрей балансировал на грани между сном и явью. Он учился закрываться от боли. Его кожа становилась тверже. Его воля становились сильнее. Он превращался в неуязвимое чудовище.

Из лаборатории они вышли втроём. С новыми именами. С новыми судьбами. И попали в старшую школу международного милитаристического объединения Ненависть.

— Эй, чемпион, ты жрать будешь? — удар дубинкой по решётке вырвал Ругевита из воспоминаний.

— Я тебе кадык вырву, если еще раз так сделаешь, — голос мужчины звучал спокойно, но разносчик пищи неслабо струхнул.

— Псих, не зря вас в клетках держат! А ну отошёл от решетки!

— Я тебя предупредил, — широко улыбаясь, Ругевит шутливо положил руки на голову и, чеканя шаг, отошёл к кровати. Он с наслаждением наблюдал, как разносчик пищи дрожащей рукой пропихивал причитающую ему порцию в специальное отверстие на дверной решётке. Что-что, а кормили их хорошо. С того самого момента, когда он попал в лабораторию он не знал чувства голода.

Международная милитаристическая ассоциация "Ненависть". Ругевит усмехнулся, вспомнив название их организации. Красивое название, звучное и лживое. Под слоем пафоса скрывались обычные гладиаторские битвы. Зрелище, которое с древних лет забавляло людей. Зрелище, которое в современном гуманном обществе не имело права существовать. Но существовало.

В течение пяти лет после лаборатории он обучался искусству боя и искусству убивать. Каждодневные тренировки с различными видами холодного и огнестрельного оружия, закалка выносливости, оттачивание приемов, спарринги. Их подразделение, куда он и двое его однокашников попали, принадлежало к славянской лиге. Всего существовало четыре лиги: славянская, арабская, нигерийская и индокитайская. Ругевит всегда считал, что названия для лиг придумал какой-нибудь убежденный расист.

До момента, пока бойцу не исполнится двадцать лет, он может принимать участие только во внутренних поединках лиги. Это так называемые молодежные битвы. Они проводятся по правилам взрослых боёв за одним исключением — недопустима смерть бойца. Философия ММА "Ненависть" гласила, что достойную смерть нужно заслужить. Следовательно, и интерес к таким боям был ниже, чем к боям более высокого уровня.

Зато битвы высокого уровня привлекали большие деньги и больших людей. Не редкими гостями на таких боях были лидеры и представители правительства многих государств, даже тех, которые повсеместно провозглашают ценность человеческой жизни. Ставки, азарт, зрелище, кровь, его величество случай и смерть делают абсолютно одинаковыми всех людей без исключения.

Самыми главными боями для любого гладиатора являлись проводимая раз в четыре года Большая Битва за звание абсолютного чемпиона ММА "Ненависть". Четыре лучших бойца, по одному от каждой лиги, сходились в смертельной схватке. И, как любит говорить президент ММА, ключевое слово здесь — смертельной. В живых должен остаться только один гладиатор, который с почестями покинет арену и перестанет быть бойцовским псом. Однако это только в теории, как на самом деле обстоят дела, никто не знает. Возможно, абсолютному чемпиону после вручения увесистой медали на шею вручали другую медаль. Полегче. Аккурат между глаз.

В течение восьми лет бойцовский пес по имени Ругевит добивался права выступить на этих играх, побеждал, терпел поражения, убивал и ускользал от смерти. Восемь долгих лет. И вот, добившись права участия в играх, он ожидает главной битвы своей жизни, а проклятый сон мешает настроиться на бой и пытается превратить безжалостное животное в человека.

Наше время, день второй,

Северная африканская республика,

Взгляд со стороны.

Вчера Каника покинула кабинет отца, громко хлопнув дверью. Вернувшись в свою комнату, она не покидала её уже второй день. Но завтра ей, все же, придется выйти и быть рядом с отцом на юбилейной Большой Битве. Отца, которого она ненавидела. Ненавидела каждой клеточкой своего организма. И эта ненависть доставляла ему удовольствие. Тешила его извращенное мировосприятие.

Когда-то давно девушка пыталась любить своего отца, тянулась к нему, ждала ответной любви и ласки. Но он культивировал в её детском неокрепшем сознании совершенно другое чувство, чуждое ребёнку. Чувство, взращённое на почве отверженности, обид и страхов. Год за годом Адис терпеливо ломал её. И добился своего.

"Ненависть — путь к самосовершенствованию. Только ненависть двигает человека, заставляет его действовать, заставляет его жить. Человек, помещенный в социальную среду равноправия и достатка, никогда не будет развиваться. Он превратиться в амёбу и будет только жрать и размножаться. Ненависть — это страх. Страх — это уважение. Ты проникаешься уважением к тому, что ненавидишь. Ненависть — лучшее, высшее чувство. Познав его, человек раскрывает свой потенциал".

Именно такие речи слышала девушка от отца и не могла найти опровергающих аргументов. Он всегда оспаривал её доказательства. Но она боролась. Боролась из последних сил. И в итоге сама пропиталась ненавистью.

Каника ненавидела Адиса, ненавидела его учеников, ненавидела его слуг. Всё вокруг вызывало раздражение и ярость. Конфликты, приступы гнева и драки стали её верными спутниками. Она пыталась выплескивать свою энергию, занимаясь армейской подготовкой с группой наемников отца. Но это мало помогала. Молодая девушка превращалась в чудовище. А отец следил за этим со стороны и, как всегда, мерзко ухмылялся.

Первое и единственное убийство она совершила случайно. Как говорится, в состоянии аффекта. Один из рабов ходил за ней по пятам с подачи отца. Для каких целей слуга был приставлен, Каника не знала. Она знала только то, что эти недолюди, которыми отец окружал себя и которые служили ему, смотрели с вожделением ей вслед. Она знали, что они обожают её за красоту и ненавидят за недоступность. Девушке было омерзительно ощущать, как это ничтожество плетется за ней следом и представляет её в своих грязных мыслях. Можно сказать, она достигла точки кипения. Каника избивала слугу, выплёскивая всю ненависть, которая копилась в ней годам. Он скулил, рыдал, просил её остановиться. Но его глаза светились обожанием. Он получал удовольствие от того, что девушка касалась его.

Каника пыталась остановиться, но не могла. И только когда раб перестал дышать, она упала рядом с ним и зарыдала. Отец сломал её окончательно.

Потом Адис поведал ей, кто он такой. Рассказал про таких же, как он. Рассказал про таких, как она. Он перевернул её представление о мире. Измученный разум девушки не выдержал, и она погрузилась в пучину безумия. Она плохо помнит те годы. Она не желает их вспоминать. В период своего безумия она неоднократно совершала попытки самоубийства. Она даже пронесла в свою комнату и спрятала в комоде револьвер, которым так ни разу не воспользовалась.

Ей вспомнилось, как она в первый раз почувствовала "закрытого". Девушка просто увидела, где находился незнакомый ей человек. Сосредоточившись, она смогла с точностью, которой позавидуют системы навигации, определить его местоположение. Девушка рассказала отцу о странном событии. Тогда он был счастлив. Она еще никогда не видела его таким. Он сказал, что гордится ей. Впервые за все годы он это сказал.

Адис объяснил, что "закрытых" необходимо держать под контролем, дабы избежать нежелательных вмешательств. И она поверила ему. Она рассказывала про всех, кого могла найти. За ними организовывалась слежка. А потом он начал их убивать. Вернее его псы убивали. Подстраивали несчастные случаи. А девушка ничего не могла поделать. Разговаривать с Адисом было бесполезно, он каждый раз обещал постараться. И она вновь и вновь указывала ему на "закрытых".

Но так не может больше продолжаться. Она обязательно найдет выход из сложившейся ситуации. И внутренний голос подбадривал её, обещая помочь.

Наше время, день второй,

Еврообъединение,

Взгляд со стороны.

Леонардо прогуливался по побережью океана, который омывал материк с севера. Его белоснежный костюм и седые волосы прекрасно гармонировали с окружающим прохладным настроением природы. Мужчина любил загадочную холодную красоту этого края. Дующий со стороны океана ветер доносил до Леонардо солоноватый морозный запах. Ещё час назад он сидел в душном салоне самолёта и глотал спертый мёртвый воздух, а теперь он имел возможность наслаждаться свежестью, пробуя на вкус и разбирая на нотки северный воздух. Аромат хвои и вкус морошки, примешиваясь в общий букет, незаметно дурманили голову.

Легкий шум волн. Невесомый утренний туман. Да, это было поистине чудесное место! Первозданная красота внушала умиротворение и расслабляла. Леонардо любил здесь отдыхать, пропитываясь атмосферой покоя.

Мерзкий запах гнили и разложения ворвался как ураган, нарушив прекрасную композицию безмятежности. Слуга Смерти пришёл в это место. Леонардо остановился и недовольно поморщился. Кощунство.

— Здравствуй, Отэктей, — сказал Леонардо и продолжил прогулку. — Я надеялся, что ты появишься где-нибудь подальше, а сюда придёшь пешком. Легкое амбре, сопровождающее твоё перемещение, несколько специфично.

— И тебе чистого разума, Оберегающий красоту, — черноволосый мужчина двинулся вслед за стариком. Принюхавшись, он добавил, — Ничего подобного не заметил.

— Как я мог забыть, мой друг, что твои чувства атрофированы. Прости меня за эту оплошность, — Леонардо остановился и устремил свой взгляд к горизонту. — Как жаль, что ты никогда не сможешь насладиться великолепием местной природы. Не почувствуешь её запах, не попробуешь её вкус, не разглядишь лёгкую картину, нарисованную предрассветной дымкой, и не услышишь тихую музыку северных широт, насвистываемую ветром. Ты никогда не сможешь влюбиться в неё.

— Мы будем обсуждать мою ущербность или перейдём к делу? — равнодушно спросил Отэктей пытаясь унять словоохотливый запал собеседника.

— Твоё безразличие огорчает меня, — Леонардо не унимался. Теперь он смотрел в глаза Отэктея. — Твои чувства мертвы и это ужасно.

— Я прекрасно чувствую вкус жареного мяса, запах дыма от костра, тяжесть ножа в моей руке и шёпот Смерти. Этого мне хватает. Уже долгие годы этого мне хватает.

— Да уж, друг мой, у тебя бы никогда не получилось стать художником, — задумчиво произнёс Леонардо, оценивающе осматривая собеседника с ног до головы. Создавалось впечатление, что он впервые видит этого высокого мужчину с длинными нечесаными волосами.

— Думаю, современные любители живописи с радостью отдали бы баснословные деньги за мои бездарные каракули, придумай я им отличную рекламную акцию, — в глазах Отэктея промелькнула искорка иронии.

— Ты бьёшь по больному! Живопись, как и прочие виды искусства, нынче неприятно удивляют, — Леонардо, резко замолчав, развернулся и продолжил прогулку. Отэктей как тень бесшумно двинулся за ним.

Мужчины неспешно шли в тишине вдоль берега. Леонардо размышлял о чём-то своём, и Отэктей не прерывал ход его мысли. Об экспансивности старика можно складывать легенды, поэтому мужчина не желал нарваться на очередной словесный поток. Однако его молчание не помогло. Леонардо продолжил свои рассуждения:

— Вся беда заключается в том, что нас становится слишком много. Даже больше чем слишком. И под понятием "нас", я имею в виду не членов Совета, а людей. — Леонардо вновь остановился. — Население растёт неимоверными темпами. И что мы получаем? Получаем то, что интеллектуальный и творческий потенциал растекается по огромному живому пространству. С каждым столетием Гениев рождается все меньше и меньше. Люди начинают восхищаться бездарными творениями. В живописи. В скульптуре. В музыке. В литературе. Это ввергает меня в уныние.

— На мой взгляд, ты от этого ничего не теряешь, — беседу со стариком необходимо поддерживать и вести в нужное русло, иначе он заблудится в своих размышлениях.