На_ощупь

"Ха, руки его не подводят! Фантазер" — подумал я.

Говорил же он это просто с ангельски честным лицом, а сам себе ни капли не верил. Грусть на себя такую напустил, будто вселенскую скорбь познал, словно это мы его драгоценную штуку о пол расколотили. Прекрасно же знает, что рукожопство — его второе имя, что виноват сам, только он, и никто больше. Одно название: криворукожоп. Но будем пока называть его по первому имени, что в паспорте черными буковками на странице написано и под пленку закатано.

— Проклял нас Господь-Батюшка, — причитала в кресле бабуля.

"Эту снова к богу понесло" — промелькнула у меня в голове вслед за молитвами гаденькая мысль. Как бы не заблудилась она в своих мыслях. Не туда свернет и пропадет совсем. Тогда уж точно не вернется в реальность наша консьержка, там и пропишется.

Вроде бы она успокоилась, разобралась, истерить и кричать перестала. Что еще ей нужно?

То, что она не ослепла, что не умерла, что не в гробу замурована живьем — мы ей объяснили доступно. А когда она в свете наших ламп свои морщинистые лапки увидала, то совсем перестала голову пеплом посыпать. Разом собралась, поджалась, очнулась от коматоза. Сидит теперь ровно, не трясется. Выходит, успокоилась, поняла, переварила поступившую информацию. Теории даже какие-то строить принялась:

— Это все кара Божия, — молилась бабуля. — Это он нас всех проверяет. Как в Библии и написано. Пришел он, наконец, чтобы отделить зерна от плевел, очистить землю от отступников, покарать бандитов и преступников, иноверцев и развратников. Черти вас жарить будут, всадники на части рвать, мять копытами! К-а-а-а-ждого! Помяните мои слова, отступники, помяните мой слова, неверные! Гр-р-еш-ники! Грешники! Грешники!

Нет, не успокоилась она. Ложная тревога. Крыша-таки поехала на моря.

Бабуля продолжала проклинать и в каждого попеременно пальцем тыкать, вроде как буравит своим сухеньким отростком где-то под ребрами. Скребет по душе, отчего холодеют пальцы. Царапает, пытается достать, зацепить, вытянуть, потревожить.

Я даже поежился от мерзости. Какая энергия гадостная от нее волнами расходится. Фу!

— Значит так, Ванга малосольная, сиди здесь, в своей каморке и на глаза мне не показывайся. Усекла? А по пришествии карателя, метнись в Вальхаллу кабанчиком, да на вечеринку праведников дуй, и не забудь прихватить своих друзей — чертей волосатых и рогатых! И жарься там, сколько душе угодно, — неожиданно грубо перебил ее Илья. — Твое грешное тело спасать я не намерен. Давай сама. У тебя же там связи, насколько я понял? Они своих не бросают.

Эх, зря он так с больной женщиной, зря. Хотя меня и самого бабкины россказни за живое задели, отчего захотелось ей вколоть пару кубов успокоительного. А Илья все бычится, видно, что его передернуло от бесовщины не слабо. Видно, не по нраву ему пришлось все то, что принялась едким шипением извергать из себя старушка.

В тихом омуте, говорят, черти водятся. Ибо чего она их вспомнила.

— Ты чего на женщину варежку раскрыл, криворукий? — заступилась за нее Маша.

Вот это поворот.

Я замер в предвкушении.

Смотрю со стороны на эту троицу и не понимаю, с какой бухты-барахты наша красавица за эту ведьму впрягается, а наш герой-эквилибрист на полоумную бабку наезжает. Хотя нет, вру. Я бы и сам на бабку в таком случае наехал. Но наехал бы мягче, дипломатичнее, не так жестко и в лоб ей карты раскрыл. Оно-то и без врача понятно, что бабуля трогаться начинает по вертикали, что уезжает на розовых махровых лошадях в забавную страну Дурдомию. Чего на нее еще и рычать, спрашивается? Больным людям нужно помогать.

— А чего она нас? — Илья ощерился уже на Машку

— А ничего, — уже мягче ответила художница. — Стресс у нее, не видишь что ли?

С этими словами она попыталась взять бабушку за плечо. Мол, не реагируйте на дурака, бабушка, он сам не понимает, чего несет.

Реакция бабули удивила даже меня:

— Убери от меня свои грабли, шалава крашеная, — громко пискнула бабка и заскочила к себе в каморку. Щелкнула шпингалетом маленького оконца, пару раз прокрутила ключом в замке. Заперлась, отгородилась от неверных, убежала, выходит. Ну-ну.

Машка раскрыла рот. Я перекрестил ее нашим чудо фонарем.

-Инициатива наказуема, — только и нашелся чего сказать я.

-Ясно все с ней, — Илья махнул в сторону забаррикадировавшейся старушки рукой. — Фундамент треснул, в подвале течь. Пойдемте на улицу, мы вроде бы туда собирались.

— Пойдемте, — виновато взглянув на Илью, пробубнила себе под нос Маша. Не ожидала она такого от старушки, ой как не ожидала. Понимаю ее. Всегда неприятно получать оскорбления в ответ за добрые дела. Но люди таковы, что им плохо делаешь — орут, делаешь хорошо — орут еще громче.

Пес уже несколько минут сидел под дверью в ожидании, когда же эти двуногие разберутся со странной злой тетей и выпустят на улицу к кустам для проведения важного ритуального мероприятия.

Двери отворилась просто, с пинка. Домофон и замок попросту не работали. Я уже было подумал, что придется выгрызать себе путь на улицу болгарками и молотками, но опасения не подтвердились. Илья ткнул ботинком железку, та скрипнула и нехотя отворилась.

Не решаясь сделать первые шаги, мы замерли на пороге.

Я не знаю этот город. Я его никогда таким прежде не видел. Причем "не видел" тут ключевая фраза.

Еще несколько часов назад я свой город знал. Дружил с ним, любил его, восхищался его аурой теплыми весенними деньками, когда девчушки облачались в короткие юбки и топы. Временами презирал и рьяно боялся, не без этого. Но то, что я услышал, не могло быть моим городом.

Наверное, я сплю, а вокруг комбайнеры убирают металлическое зерно с медных полей, ибо грохот сейчас стоит неимоверный.

Как хорошо, что я почти ослеп. Не хочу это видеть, не хочу ничего знать. Стуки-стуки, я в домике.

Кругом кричали, орали, звали на помощь люди, лаяли сигнализации, трещал горящий шифер, что-то падало, тарахтело, гремело, звенело, отчего уши закладывало, а в груди ответно стучал шаманский набат.

Бум, бум, бум.

Какофония безысходности. Всем мы помочь не сможем.

Тут бы самому не сгинуть.

Я мотнул головой из стороны в сторону, пытаясь отогнать мысль и разглядеть в полной мгле хоть что-то перед собой. Пес выскочил первым и убежал куда-то в сторону, яростно лая. На отчаянные крики хозяйки вернуться и быть на виду, четвероногий друг никак не прореагировал. Я бы то же на его месте, если видеть бы мог, унесся в тридевятое царство, в тридесятое государство и не возвращался.

Дышать было практически невозможно, черный дым — так мне казалось, так я себе представлял его — выедал глаза, больно кусал слизистую и пробирался глубоко в легкие, норовя перемешать все в груди в однородный фарш, чтобы нам проще стало его отхаркнуть и упасть самим в итоге замертво, как костяшки домино. Этакий дым — чистильщик. Освободит планету от ненужного биомусора и дел-то.

"Прекращай фантазировать" — сказал внутренний я испуганному себе.

Послушался.

Даже сделал пару шагов с порога в неизвестность. Земля под ногами оказалась необыкновенно холодной, даже мерзлой, отчего лодыжки чуть не свело судорогой. Не ожидал я, что температура у поверхности земли летом окажется минусовой. Совсем не ожидал. Но и того, что напророчила нам старушка, тоже не обнаружилось. Нет ни пропастей разверзнутых, ни чертей поджидающих за углами. Я еще уверенней сделал несколько шагов и уперся таки в непонятную преграду.

— Стой, замри, — за руку схватила меня Машка. Вдруг там провода оборванные.

— Откуда тут провода, чукча, — усмехнулся Илья и шагнул вперед. — Ты на улицу давно выходила? Тут от дома ближайший столб где? Верно. Очень далеко.

Илья присел на корточки, пытаясь рассмотреть, что же под ногами.

— Так что не разводи панику, я тебя прошу.

— Тут бы респираторы не помешали, — послушно кивнула Машка и присела рядом с ним, старательно шаря под ногами фонарем.

— На провод не наступи, — решил подшутить над ней Илья. — Вон, под правой лежит, почти закоротило! Сейчас трахнет, так трахнет! Прыгай!

И Машка подпрыгнула. Сиганула, наверное, на метр от земли. Правду говорят, что у страха глаза велики. Заверещала, руками из стороны в сторону мотылять принялась, будто при ударе током это ей помогло бы. Очень мне эти конвульсии напомнили то, как в американских фильмах девушек показывают, на которых сверху жучок-паучок падает. И начинается этакий эпилептический припадок с тектоником вкупе. И смешно и страшно, черт возьми. Как бы она сама себе хребет пополам не переломала в таком танце. Споткнётся же, зацепится, да в темноте на железку еще наскочит, напорется, там ей и конец придет.

Схватил ее за локоть, придержал, успокоил.

Машка спустя несколько секунд дергаться перестала, поправила прядку, выскочившую из растрепанного хвоста и оценила шутку громким "ха-ха". Фыркнула, стукнула лапкой Илью и даже улыбнулась, как мне показалось в свете фонаря, либо ее мимические нервы от нервного напряжения самопроизвольно дернулись. Но вот кому шутка точно не понравилась, так это четвероногому защитнику художницы. Тот, вылетев откуда-то из темноты, накинулся на Илью, повалил на спину и как настоящий волк-охотник, оскалил пасть в грозном оскале, предупреждая, что еще одна такая шутка и эти длинные кривые лезвия разорвут мелкую шутливую шкурку на лоскуты.

Илья заткнулся мигом, а Машка, обрадованная появлением заступника, нисколько не спешила убирать разъяренное животное с поверженного товарища, наслаждаясь моментом мелкой мести.

— Вот так и полежи немного. Ага. Удобно?

— Подушку бы еще, — расхрабрился Илья, осознав, что рвать прямо сейчас грелку тузик не собирается.

— Прекращайте разборки, — жестко перебил ее ликование я. — Убирай псину, давай, живо.

Машка икнула от неожиданности моего тона, но пса окликнула. Тот мигом соскочил и тут же принялся мотылять хвостом из стороны в сторону, стараясь запрыгнуть своей мамочке на ручки. Собаки — те же дети, только на лапах и с блохами. Куда делось то злое, животное, что я сейчас видел, непонятно. Метаморфозы какие-то. То ли это все потому, что я на пса смотрел в слабом свете фиолетовой лампы, то ли потому, что адреналина и страха в моей крови сейчас вдесятеро больше нормы. Не знаю.

Но заметил одно: мои глаза начали понемногу привыкать к необычному освещению, мозг стал даже различать предметы в радиусе метра от меня, а слух перестал реагировать на какофонию, что играла концерт за пределами освещенного островка.

Концерт продолжался, я отчетливо слышал, как где-то вдалеке на помощь звала женщина.

— Слышите? — я махнул фонарем в сторону. Туда, откуда, как мне казалось, идет звук.

— Она возле детской площадки, — спохватился Илья и навострил лыжи топать направо.

— Совсем головой ударился при падении? — удивилась девушка. — Прямо топать нужно, она ближе к магазину.

— Нам влево, большеухи, — удивился я направлениям товарищей.

Сколько людей, столько и мнений.

Я уверен, что двигаться нужно влево от себя.

Или вправо нужно немного взять.

Или налево все-таки?

Чертовщина. Что происходит вокруг?!

С распространение звуков тоже была какая-то неразбериха. Я поймал себя на мысли, что в детстве мы часто играли в одну игру, которая заключалась в том, чтобы ведущий с закрытыми глазами, и раскрученный предварительно по своей оси, на звук ориентировался в старых заброшенных фермах и пытался найти выход. Помню себя ведущим. Страх, неизвестность, боязнь сделать следующий шаг, улюлюканье товарищей, что пытаются помочь, а по факту лишь сбивают. Так было и сейчас. Тютелька в тютельку.

Что делать? Как быть?

В голове метеором пролетела мысль, зацепив по касательной воспаленный мозг. Идея! Есть!

— У тебя пес натренированный? — спросил я у Маши.

— Каждую неделю ходим к инструктору.

— Пусть нас ведет, приказывай.

Машка заботливо схватилась за слюнявую волосатую псиную мордень, чмокнула в нос — фу! — и принялась науськивать на маршрут.

Я слабо верю в то, что животные нас могут дословно понимать, впитывать информацию посредством команд и пинков. Скорее они воспринимают все на уровне эмоций, настроения хозяина и сигналов из космоса от иных разумных рас. Схема вроде: кричит, ругается хозяин — нужно слушаться, указывает грозно пальцем вон на то дерево — нужно в туалет сходить там и только там, кидает мячик — следи, догоняй и приноси, ибо человек без мячика в руках неполноценен.

Но то, что я увидел в общении Машки и хвостатого, удивило даже столетнего, закоренелого, сухого скептика внутри. Пес натурально слушал ее, заглядывал в глаза, даже склонил голову, ухо в ее сторону развернул, чтобы лучше слышать.

День открытий, мать его.

Через несколько минут Машка встала с колен, любовно потрепала животину за ухом, и тут тотчас же он направился вправо от нас, громко лая и стараясь увести всю компашку за собой.

— Что встали, топаем, — принялась подгонять нас художница.

— Слушаемся, — вытянулся по струнке Илья.

В час по чайной ложке — это про нас. Двигались медленно, осторожно, чуть ли не на карачках, освещая перед носом жалкие клочки пространства. Это пес все видит, все перескочить может, везде пролезть горазд, а мы — неповоротливые двуногие слепые существа слушались собаку, стараясь идти след в след, шаг в шаг. Что было проблематично не только потому, что у собаки четыре следа за раз, а у нас — по два, а потому, что влупиться в столб, провалиться в яму, залезть на штырь или того хуже — наступить на оголенный провод — значило распрощаться с жизнью по дурости и глупости. Мы, выходит, чудом уцелели, оставшись в своих домах и квартирах — совсем не на улице в те самые минуты, а тут сами приключения на задницы ищем. Премия Дарвина тогда бы по нам рыдала пудовыми слезами.

Плутали, карабкались, уворачивались, наверное, минут пятнадцать.

Столбы везде, откуда-то поваленные жухлые деревья, пни, горы мусора, железки непонятные, ржавые автомобили.

Или я недостаточно знаю двор вокруг своего дома, либо это все в один миг нанесло чудовищным ветром, взрывами и землетрясениями, во что я откровенно слабо верил, а в голове юлой закружилась новая гнилая мысль.

Что-то произошло с этим проклятым миром.

Что-то здесь не так.

Аппарат бесперебойного питанич, что тащила Маша, принялся страшно попискивать.

Забрал его, чтобы не дергалась при каждом писке дамочка. Уронит еще. Хватит нам одного рукожопа в компании.

Агрегат пискнул снова. Вот и начинаются наши темные похождения. Скоро ослепнем в край, доползем до тетки и рядом ляжем, принявшись точно так же верещать и звать на помощь. Перспектива просто чудесная. Я уже начал сомневаться в разумности такого маневра спасательного отряда Малибу, даже мельком подумал, что остаться внутри дома было бы разумной идеей, но человеческое, неравнодушное к беде других кричало, размахивало транспарантами, настойчиво выбивало барабанный ритм, подгоняя спасать, выручать, вызволять.

Чип и Дейл спешат на помощь. Вон даже Поночка есть. И Вжик, если можно, конечно, сравнить лохматого ретривера с той мелкой насекомой спасательной единицей.