Правила Игры. Часть первая

— Как обстоят наши дела, мсье Ренар? — спросила Магдалена, беря у него из рук бокалы мартини.

Россо выпила сама, белое после коротких раздумий отдала сыну.

— Главное, как там мой будуар?

— Я хотел поговорить с вами об этом, мадам. В деловой обстановке, — Рене повернулся к бармену. — Побольше льда, мсье. Если вы не возражаете, мадам Венганза, мы сможем сделать это при следующей нашей деловой встрече. Во вторник, скажем, или в среду?

Красивое лицо женщины исказила насмешливая гримаска.

— О, вы здесь отдыхаете, верно? Так велик интерес к античным свиткам?

— Из них многое можно почерпнуть, — Рене взял бокалы с позвякивающим в них льдом и слегка поклонился. — Прошу меня извинить, мадам. Меня ждет дама.

Мадам Венганза царственно кивнула, допила свой мартини — вернее, все же мартини Шанталь — и поставила бокал на стол. Не удержавшись на краю, тот упал на пол и с негромким звоном разлетелся на мелкие осколки.

* * *

Шанталь

Сотовый я взяла на всякий случай, да позабыла его отключить. И вот — он засвистел в своей обычной раздражающей манере. Номер был незнакомый, но я все же рискнула нажать кнопку вызова.

— Да?

Опять это "да?"! Пора уже придумать что-нибудь попристойнее!

— Садись на автобус и уезжай из города, алуэтта, если хочешь добраться до дома целой и невредимой, — сказал уже знакомый мне голос и напел, — Алуэтта, милая алуэтта...

Я отключила телефон ради своего душевного спокойствия и избавилась от бледности и растерянности к возвращению Ренара. По крайней мере он не стал ничего комментировать, а просто отдал мне бокал. Мартини! Вот что мне сейчас нужно! Делая первый глоток, я прикрыла глаза, а когда открыла их, наверное, побледнела еще больше. Джек Эвери, мой профессор!

Да, это может показаться странным, но я действительно закончила университет, хотя, конечно, не Лейденский. Я не малообразованная охотница за деньгами, и действительно стою столько, сколько обычно прошу за свои услуги. Я — куртизанка, гейша, если хотите: знаю этикет, могу подержать разговор на любую тему, кроме футбола, разве что на сямисене и цимбалах не играю. Только вот, боюсь, мои преподаватели не оценят подобного рода занятий.

И как я могла забыть, что страсть Эвери — птолемеевский Египет? Конечно же, он не мог пропустить такую громкую выставку!

Ну не дура ли я?

Хуже всего, что профессор тоже меня заметил, расплылся в дружелюбной улыбке и направился к нам. Ренар несколько удивленно хмыкнул. Я предприняла попытку подавиться льдинкой.

— Шанталь! Какая чудесная встреча! — воскликнул профессор на своем безупречном английском, который вгонял нас всегда в ступор. Ну, или был предметом зависти. — Здравствуй, дорогая. Не думал, что ты стала интересоваться античностью и надеяться не мог.

Да, вот уж чего мне Эвери не привил...

— Добрый вечер, — сказала я. Делать вид, что мы незнакомы, было уже поздно. — Действительно, удивительная встреча. А я оказалась здесь так кстати и решила прийти...

М-да. Вот сейчас кто-нибудь из них двоих — либо Ренар, либо профессор — ляпнут какую-нибудь гадость. И тогда мне будет дана отставка, а Джек разочаруется на веки вечные. И меня будет в итоге мучить совесть, что бы это не было такое за штука.

Мужчины представились друг другу. Я похолодела. По счастью, мир, конечно, крошечный, но не настолько, чтобы они оказались хорошо знакомы. Кажется, имена им ничего не говорили. Потом профессор наморщил лоб, припоминая что-то.

— О, вы ведь владелец "Трезора"! — он с удвоенной энергией пожал безвольную руку Ренара. — Отличная репутация!

— Благодарю, — суховато сказал Рене.

По счастью, Эвери унесло приливной волной в сторону витрин с папирусами, и дальнейших вопросов я сумела избежать. А, скажите, как мне отвечать на вполне резонное любопытство бывшего преподавателя: ну, милая Шанталь, чем ты сейчас занимаешься? Подрабатываю сиделкой у смертельно больного богача, Джек.

Да, я очень циничная.

— Профессор преподавал у нас один семестр, — соврала я, предвосхищая всяческие расспросы. — Он американец.

Ренар ничего не ответил.

Я залпом допила мартини. А что мне оставалось?

— Мсье Ренар, а давайте все-таки взглянем на папирусы, — предложила я.

Извлечем пользу, побеседуем на культурные темы... все что угодно, лишь бы не скользкие моменты или телефонные звонки.

Глава десятая, о предупреждениях, которым не вняли (продолжение)

Алкоголь с бензином образуют крайне опасную смесь.

"Пшекруй"

Шанталь

Часов в девять — хотя мне кажется, шикарные напольные часы не показывали истинного времени, а просто украшали холл — пошел дождь, сопровождаемый шквалами северного ветра. Что ж, недели сухой и жаркой погоды должны были рано или поздно завершиться грозой. Я помечтала немного о теплой постели, чашке горячего травяного чая и каком-нибудь душевном фильме. У меня был прием, стакан лимонада и долгая дорога домой впереди. Стоя над витриной с папирусами, я с определенным интересом изучала написанный на койне текст — письмо, или, может быть, совсем прозаический список продуктов. Выставка действительно оказалась любопытной, и я даже подумывала прийти сюда как-нибудь в обычный день, когда здесь не будет толпы вип-персон с бокалами.

К десяти непогода, вроде бы, немного улеглась, а гости опьянели.

Мы с Ренаром неспешно переходили от витрины к витрине, обсуждая хранящиеся в них сокровища. К счастью ни на койне, ни на коптском диалекте, ни даже на древнегреческом Рене свободно не говорил, что уберегло меня от чувства собственной неполноценности. Таких как мы — непьющих сумасшедших, глазеющих на старье — действительно было совсем немного, значительно меньше прогнозируемой пятой части.

В одиннадцать дождь усилился, толпа разбрелась на группки, а витрины были изучены по второму кругу. Зажав подмышкой великолепный каталог, я укуталась в антикварную накидку и приготовилась к путешествию сквозь непогоду.

Как это ни странно, зонтика у запасливого Ренара не оказалось, и по ступенькам под проливным дождем пришлось бежать. Все равно мы вымокли, так что Ренар, устроившись в своем престарелом — тоже можно сказать антикварном — автомобиле, включил печку.

Я откинулась на подголовник, ощущая, как неприятно течет по шее холодная дождевая вода, и прикрыла глаза. Что, скажите на милость, дал мне этот вечер? Ни-че-го! Боюсь, что придется отказаться от договора с Раулем...

Начала ныть голова — тупо, мучительно. Подняв руку я потерла правый висок, в кои то веки радуясь тому, что у меня всегда такие холодные пальцы.

Ренар затеял разговор, смысла которого я не понимала. Я просто купалась в этих звуках, в тембре его голоса, великолепных интонациях, ироничном смехе, прячущемся за каждым словом. Даже если он сейчас приговаривал меня к расстрелу, все равно было хорошо. Под такой голос приятно умирать...

— Шанталь! — сказал Ренар чуть резче, чем прежде.

Я встрепенулась и скинула оцепенение.

— П-простите, я задумалась... — теперь уже пришлось потирать весь лоб ладонью.

— Я спросил, как вас занесло в Лейден, — услужливо повторил Ренар.

— Родители, — привычно ответила я правду, не вдаваясь в тонкости географии. — Они там работают.

— И чем же занимаются ваши родители? — о, сколько недоверия было в голосе! Неужели он умеет выражать что-то кроме дружелюбия?

— Они далеки от искусства, — ушла я от ответа. — Они не вполне довольны моим выбором.

— Почему? Это прекрасное образование.

— Оно не дает мне должного шанса выйти замуж, — ответила я. — На моем курсе был всего один парень, и тот...

Я выразительно хмыкнула.

Что-то я разоткровенничалась. Кто тянул меня за мой длинный и грязный язык, который без костей? Кто меня вообще заставил говорить на такую тему и в таком тоне? Кто потянул меня распространяться на темы своей личной — глубоко личной — жизни?

Головная боль, не иначе.

— Что тот? — уточнил Ренар.

— Ну... — я замялась. Тормоза у меня конечно отказали, но не настолько. — У нас есть такая присказка: Мужчина-искусствовед не мужчина...

Ренар хмыкнул.

Я зажмурилась, пытаясь избавиться от тупой головной боли. Вновь потерла виски. М-м-м... вроде стало лучше. Зато я начала засыпать. Совсем чуть-чуть... я просто подремлю пару минут. В конце-концов, через три минуты мы уже будем дома...

* * *

Un autre aspect

Улицы были пусты. Большая часть горожан разъехалась в отпуска, а оставшиеся предпочли не вылезать на улицу под проливной дождь. Ренар позволил себе немного прибавить скорость. Обычно он не испытывал никакого удовольствия от бессмысленных гонок на машинах. Любовь к автомобилям, как например у Рауля, фанатика своей спортивной машины, красной и совершенно чудовищной, была Рене чужда. Автомобиль — прежде всего средство передвижения, инструмент, позволяющий добраться из пункта А в пункт Б. К сожалению, прав был Сент-Экзюпери: люди — молодые дикари и не устали дивиться новым игрушкам. Увы, за без малого семьдесят лет ничего не изменилось.

Рене потер лоб, пытаясь избавиться от тупой головной боли, навалившейся так внезапно. Кто из родственников был подвержен мигреням? Тетка?

Он заговорил всякую чушь, чтобы отвлечься. Мелькание фонарей вдоль трассы причиняло глазам боль.

Он говорил всякую чушь, но Флери его, судя по всему, не слушала, погруженная в какие-то свои мысли. Коварные планы? Ренар посмеялся над собственным предположением и позвал.

— Шанталь.

Никакой реакции. Она сидела, закрыв глаза, и медленно, словно машинально, потирая висок.

— Шанталь! — громче и резче сказал Рене.

Девушка вскинула голову и порозовела, что, впрочем, только пошло ей на пользу.

— П-простите, я задумалась...

— Я спросил, как вас занесло в Лейден, — повторил Рене.

— Родители, — безразличным тоном ответила Флери. — Они там работают.

— И чем же занимаются ваши родители? — недоверчиво спросил Рене.

— Они далеки от искусства. Они не вполне довольны моим выбором.

— Почему? Это прекрасное образование.

— Оно не дает мне должного шанса выйти замуж. На моем курсе был всего один парень, и тот...

Шанталь многозначительно хмыкнула.

— Что тот? — уточнил Рене.

— Ну... — Флери несколько замялась — У нас есть такая присказка: Мужчина-искусствовед не мужчина...

Теперь уже настала очередь хмыкать Рене.

Он перевел взгляд на приборную доску. Ну надо же! За разговором он слишком увеличил скорость. Огни за стеклом и пеленой дождя стали походить на стробоскоп. Рене притормозил и открыл окно, чтобы впустить немного свежего воздуха. Его клонило в сон, чего никогда прежде не бывало. Не так уж он и устал. Разве что могли сказаться последствия вчерашнего сотрясения... нет, едва ли.

Рене потянулся к бардачку за сигаретами. Их там не оказалось. Ладно.

Открыв окно полностью, Рене сбавил скорость и заставил себя сосредоточиться на дороге.

Несколько минут спустя стало холодно, да и на плечо лило. Он закрыл окно, поставил на максимум печку и вцепился обеими руками в руль.

Глаза просто слипались. Флери спала, уронив голову на грудь, и лицо ее скрывалось за рыжевато-каштановыми прядями. Красивая девушка. Без макияжа она выглядела совсем юной, лет, может быть, на двадцать, но легко поддерживала самую сложную беседу. Не считая разговора пятиминутной давности. Рене протянул руку и коснулся ее плеча, влажной ткани гавелока. Шанталь пробормотала что-то непонятное, но головы поднимать не стала.

Рене сосредоточился на дороге.

Огни слились в сплошные желтушные пятна, болезненно-яркие. Заболели глаза. Съехав на обочину, Рене остановил машину. Опустил осторожно голову на руль и зажмурился. Надо передохнуть минуту.

Он чувствовал себя, как пьяный. И это при том, что он едва пригубил несчастное мартини несколько часов назад.

Рене собрался с мыслями и тронулся с места. Включил радио, чтобы не заснуть. Играла тихая, медленная мелодия... что-то из Патрисии Каас, что ли... "А теперь, дамы и господа"? звук был такой тихий, что узнать сложно. Увеличитель громкость не получалось.

Кругом было темно. В какой-то момент Рене с ужасом понял, что не может сориентироваться, где находится.

Рене вдруг сообразил... просто перестал мыслить логически и сообразил.

Газ. Угарный газ. Это старая машина, очень старая машина, и мотор вполне может забарахлить. Мало ли, что там стряслось. Он надышался угарного газа...

Слипались глаза.

Озарение, это хорошо, но не стоит ли...

Глаза ослепила резкая вспышка.

Рене едва успел отвернуть руль. От удара о дерево машину основательно тряхнуло.

С другой стороны, это было лучше, чем попасть под фуру.

Раскрыв дверь, Рене вывалился наружу.

* * *

Шанталь

Кто-то бессердечный тряс меня. За шиворот мне потекла вода. Затем издевательство продолжилось, и кто-то от души ударил меня по щеке. Я открыла глаза и с трудом сфокусировала взгляд на встревоженном лице Ренара. Встревоженном, хм? А почему вокруг так темно, холодно и сыро? И какого дьявола он так крепко стискивает мои бедные локти? Хочет оставить на них синяки?

— Шанталь! — резко сказал Ренар. — Очнитесь!

— У-уже, — я моргнула и потрясла головой. Боже, как же мне плохо!

Вырвавшись из его цепких объятий, я привалилась к машине. А потом согнулась пополам, и меня едва не стошнило. О, знакомое состояние. Как-то в детстве я угорела в загородном доме у бабушки... угорела? Я подняла глаза на Ренара, потом огляделась. Кругом было темно, сыро и страшно.

— Где мы? — спросила я.

Маньяк? Завел девушку в глушь и...

Ренар аккуратно отодвинул меня, открыл дверцу, покопался в бардачке и извлек фонарь. От внезапно вспыхнувшего света я зажмурилась. Ренар отошел и осветил указатель. С определенным трудом, но я все же смогла прочитать, что там написано.

Чудесно! Мы километрах в десяти от города!

— У вас есть сотовый телефон? — спросил Ренар, гася фонарик.

Я машинально полезла в сумочку, и уже достала трубку, но отдавать ее не стала.

— Зачем вам? — насторожено спросила я.

Ренар рассмеялся. Голова меньше болеть не стала, но послушать его смех все равно было приятно.

— Я позвоню Брису, мадемуазель Флери, только и всего.

— Вам срочно понадобился врач? — хмуро спросила я, отдавая ему телефон.

Пока он пытался дозвониться, а потом вполголоса о чем-то разговаривал со своим Эрвэ, я стояла, привалившись к машине, и стискивала голову обеими руками. Кровь стучала в висках отбойным молотком. Или прессом для вторсырья.

Ренар вернулся и мягко вложил телефон мне в руку. Его ладонь оказалась удивительно теплой.

— Теперь нам нужно будет только немного подождать.

— Чудесно, — пробормотала я, мучительно вспоминая, есть ли у меня в сумочке что-нибудь от головной боли.