Вернуть себя

Ремонт шёл своим чередом. В доме был полный бардак, я старалась поменьше там бывать, иногда даже ночевала у Светки или Наташи, как и в этот раз. Хорошо, что мастера — мои знакомые, я могла без опаски оставлять им квартиру. Вернувшись утром домой, я увидела Лёшу за работой и восхитилась его трудолюбию — в такую рань он уже вовсю трудился над стенами. Его бригада ещё не приехала, а он сам частенько оставался ночевать у меня, особенно, когда накануне задерживался допоздна.

— Привет! Посмотри, как теперь ровно. Не то, что раньше! — Лёшка явно гордился результатом своих трудов. — Сегодня доделаем стены и начнём клеить обои. Кстати, тебе вчера вечером и утром кто-то несколько раз звонил, но мне не ответил. Твои друзья знают, что у тебя ремонт?

— Знают, конечно, не обращай внимания. Кому надо, дозвонится.

— Ну смотри, мало ли что подумают. Ты же просила меня отвечать на звонки.

— Да, я помню. Спасибо тебе.

Родители и подружки знали о ремонте, кого ещё волновало, что в моей квартире кто-то есть? Наверное, это был Максим Сергеевич, раз уж я не отвечала ему по мобильному. Мне стало очень неприятно, когда я поняла, что именно он мог подумать, услышав рано утром Лёшин голос в телефоне. Но звонить и объяснять что-то не собиралась и вообще встречаться с ним пока не хотела. Я сильно переживала нашу размолвку, тосковала по нему, однако моё упрямство, подкреплённое обидой за Илью, не давало пойти ему навстречу. Мы с Леной договорились, что я приеду к ней завтра, но сначала я точно выяснила, что её опекуна в это время не будет дома.

По дороге к девочке я в который раз спрашивала себя, зачем мне всё это нужно, прекрасно понимая, что со стороны наша дружба может показаться странной. Впрочем, не только со стороны — у меня самой до сих пор так и не появился ответ на вопрос: почему мы сблизились с Леной? Привязанность ко мне девочки ещё можно было объяснить — у неё не было подруг, а я напоминала ей погибшую маму. Но у меня-то были друзья, а главное, была своя семья, которую я очень любила и другой не искала. И снова, как и раньше, задумываясь об этом, я чувствовала, что вторгаюсь в такие тонкие и иррациональные сферы, где нет чётких, логических ответов, а присутствуют только эмоции и скрытые порывы. Может, лучше и не надо пытаться дать им словесные определения?

На этот раз дверь в квартиру открыл незнакомый охранник, строго оглядел меня и коридор за моей спиной, только после этого пропустил внутрь. Девочка провела меня к себе и познакомила с няней — добродушной пожилой женщиной. Я заверила её, что побуду здесь до вечера, и она решила потратить это время на свои дела.

Мы с Леной сначала придумали, как проведём день. Наши планы включали приготовление фруктового салата, выпечку пирога, и изучение её гардероба на предмет подготовки к новому учебному году. С энтузиазмом и шутками мы приступили к исполнению этих смелых замыслов. Не всё удалось, например пирог не хотел вылезать из формы, ещё мы не смогли подобрать блузку к одной юбке, но, безусловно, было весело и интересно. Охранник не показывался из дальней комнаты, ничем не выдавая своего присутствия. Мы вели откровенные разговоры. Лена рассказала о мальчике из старой школы, который ей нравился, а я не стала скрывать, что воспитывалась в приёмной семье — надеялась, это немного подбодрит девочку.

Наш разговор коснулся воспоминаний. Я знала, о чём хочу поговорить, уверенная, что тема бабушек и дедушек не должна её расстроить. Так и вышло, Лена с охотой поделилась со мной всем, что помнила из рассказов своей мамы. Оказалось, мама девочки — я наконец узнала, что её звали Ольга — родилась в деревушке под названием Михайлово в ста пятидесяти километрах от нашего города. Три года назад они с Леной ездили туда познакомиться с их родиной. Девочка без особого восторга говорила об этом. Судя по всему, деревушка не произвела впечатления, видимо, уже тогда она была полузаброшена. Лена даже видела дом, в котором когда-то жила её мама, правда внутрь они не попали — слишком он был старым и ветхим. А ещё там, рядом, протекала широкая река, которая вызвала у Ольги слёзы. Именно в ней утонули её родители, когда ей было примерно столько же лет, сколько сейчас Лене. Девочка помнила маленькое кладбище, расположенное недалеко от деревни, на которое они с мамой ходили.

Про самих бабушку и дедушку Лена знала немного, всё-таки её мама была ребёнком, когда их не стало. Ольга очень жалела, что не осталось никаких фотографий, говорила, что много раз обследовала старый дом, чтобы их найти, но безуспешно. Про гибель родителей Ольга рассказала девочке ещё меньше, её мама тогда сильно болела, и она жила какое-то время у соседей. Они и сообщили, что трагедия случилась, когда отец повёз маму на лодке в больницу.

Следующие пять лет Ольга прожила у родственников отца, тех самых, которые сейчас звали девочку к себе. Про этих родственников её мама говорила неохотно, отношения у них не сложились и, как только смогла, она оттуда уехала. Поэтому Лена не хотела с ними жить — боялась, что ей тоже будет там плохо. Вот и всё, что я узнала. Ещё мне нужно было выяснить, что девочка помнит о своём отце, но это я оставила на потом.

Вернулась няня, Максим Сергеевич должен был приехать только на следующий день, и она собиралась ночевать здесь. Мы с Леной обнялись на прощание, пообещали друг другу скоро встретиться, чтобы продолжить наши важные дела, и я отправилась домой. Похоже, в их навороченном лифте я нажала не ту кнопку — когда открылись двери, был виден не холл, а подземный гараж.

Чертыхнувшись, я соображала, что нажать, чтобы доехать, куда мне надо, когда в лифт кто-то вошёл. Я повернулась, чтобы просить помощи с этими кнопками и резко выдохнула, совсем рядом со мной стоял Максим Сергеевич. Если он и удивился, увидев меня, то не подал виду. Спокойно холодным тоном осведомился, куда я иду — к ним или уже от них, услышал ответ и нажал нужный этаж. Ладно, я тоже умею играть в эти игры. Сделав скучающее лицо, я смотрела мимо него, а когда двери открылись, кивнула и, не оборачиваясь, пошла к выходу.

Всё-таки у меня выдержка лучше. Я ещё не успела дойти до конца огороженного высоким забором двора, когда он меня догнал.

— Подожди, пожалуйста. Не уходи! — схватил за плечи и развернул к себе. — Слышишь, побудь немного со мной. Мне надо видеть тебя!

Я внимательно посмотрела на него, и у меня защемило сердце. Он выглядел таким усталым и измученным, странно, что я не заметила этого в лифте.

— Хорошо, останусь ненадолго.

Мы нашли лавочку, скрытую от дома деревьями. Максим Сергеевич сразу привлёк меня к себе, зарывшись лицом в мои волосы.

— Я скучал по тебе, — его горячий шёпот вызывал дрожь в моём теле, — никогда не думал, что это будет так мешать. Мне очень нужна сейчас ясная голова, а я не могу ни на чём сосредоточиться. Закрываю глаза и вижу твоё лицо!

Он посадил меня к себе на колени и перешёл от слов к делу. Хорошо, что там не гуляли мамаши с детьми, наши поцелуи их вряд ли бы обрадовали.

Я совсем потеряла счёт времени, уже полностью стемнело и стало прохладно. Прижимаясь к груди своего спутника, я дрожала от холода, а может, не только от него. Пора было перебираться отсюда, и я с неохотой выбралась из кольца сильных рук. Его машина стояла в гараже, но он отвёз меня домой на такси. Скорее всего, просто не хотел выпускать из своих объятий, впрочем, я и не возражала.

В моих окнах горел свет. Максим Сергеевич вопросительно посмотрел на меня, и я, вздохнув, рассказала о затее с ремонтом. Он облегчённо рассмеялся.

— Дурочка, я ведь мог набить ему морду! Между прочим уже собирался это сделать, — вдруг он стал серьёзным, а во взгляде появилась нерешительность. — Ты переедешь ко мне? Прямо завтра?

Я замерла, мысли метались в поисках правильного ответа. Мне не нужно было спрашивать себя, чего я хочу. В глубине души я прекрасно знала, о чём мечтала, и не стала лукавить, просто произнесла:

— Да.

Я беспокоилась, как отнесутся к моему решению близкие люди, но всё оказалось проще, чем ожидала. Подружки явно были готовы к такому повороту, Лена прыгала от восторга, а родители, хоть и немного растерялись, но скорее радовались за меня, чем переживали. Следующие три недели я была очень счастлива, так счастлива, как ещё никогда не была за всю свою жизнь. Я легко привыкла к новому месту, Лена, как могла, мне помогала. А главное, я засыпала и просыпалась в объятиях любимого человека. Пусть я пока ещё даже в своих мыслях избегала слова любовь, сердцу не надо было слов, оно и так ликовало.

Максим старался проводить дома как можно больше времени. Часто приезжал среди дня, хватал нас с Леной в охапку и возил то в ресторан, то в кино, то в парк. Мы с девочкой каждый день с предвкушением ожидали, что он придумает на этот раз, и он нас не разочаровывал. И уж тем более не разочаровывал меня, когда вечером, убедившись, что Лена спит, закрывал дверь нашей спальни.

Я была так счастлива, что не хотела ни о чём думать, не задавала больше никаких вопросов и не вспоминала, что злоумышленника так и не нашли. После возвращения из дома отдыха ничего плохого не происходило, как будто, злой рок остался там. Я почти поверила в это. А ведь раньше никогда не прятала голову в песок и даже гордилась своим умением трезво смотреть на жизнь.

В тот день Максим надолго уехал из города. Мы с Леной ждали его к вечеру и придумали интересное меню на ужин. Галина, помощница по хозяйству — строгая женщина пятидесяти лет — воплотила наши задумки в жизнь и ушла домой, а мы, пообедав, сели смотреть кино.

Уже в середине фильма я поняла, что с Леной что-то не так. Она сильно побледнела, покрылась потом и стала жаловаться на тошноту. Я предприняла обычные меры при пищевом отравлении, дала ей лекарство и поила водой, пытаясь вспомнить всё, что мы сегодня ели. Но девочке становилось всё хуже, даже рвота не облегчала её состояние, я испугалась и вызвала скорую. У Лены была хорошая страховка, нас быстро отвезли в больницу и положили вдвоём в платную палату.

Время шло, врач, который вначале подтвердил диагноз пищевого отравления, по мере наблюдения за лежащей под капельницей девочкой, становился всё мрачнее. Он сообщил, что ему не нравится течение болезни, и назначил новые анализы.

Когда в больницу приехал Максим, Лену уже увезли в реанимацию, а я находилась почти в истерике и плохо соображала. Наконец пришёл доктор, с трудом осознав, что он говорит, я похолодела. Дело было вовсе не в пищевом отравлении, они определили вещество — это была большая доза сильнодействующего транквилизатора, продающегося только по специальным рецептам. Врач сообщил нам, что вызвал полицию.

Следующие дни я плохо помню. Долгие разговоры с полицией, подробный рассказ о нашем дне Максиму, мучительное ожидание вестей из реанимации — всё это происходило в эмоциональном вакууме, как будто я наблюдала за всем со стороны. Наверное, моя психика так защищалась.

К счастью, рядом был Максим. Я цеплялась за него, как за опору, его присутствие помогло мне справиться со стрессом. А через три нереально долгих дня мы узнали, что организм Лены выдержал. Ещё через неделю нас выписали из больницы, и хотя девочка была ещё слаба, дома её силы быстро восстановились. Начался сентябрь, и она пошла в школу, куда её отвозила и забирала охрана, а меня ждал институт.

Наша жизнь почти вернулась в привычное русло, но уже не было той радости и лёгкости, что в начале. Максим был мрачен и задумчив, я видела, он винит себя в том, что не выполнил обещание и не довёл расследование до конца. Но что он мог сделать, если ни нанятые им тогда детективы, ни полиция сейчас ничего не нашли? В полиции нам вообще дали понять, что считают причиной случайную ошибку и плохой контроль за опасным лекарством. Хотя, сами же в первую очередь выяснили, что никому из тех, кто жил и бывал в доме, не выписывали этот препарат. Да и упаковку от него ни в нашей квартире, ни в вещах и жилье Галины не нашли.

Я знала, что наша охрана установила за женщиной наблюдение, проверила связи и рекомендации, побывала у бывших работодателей, но пока не обнаружила никакого криминала. Все отзывались о ней хорошо, она была аккуратна и внимательна, ни у кого к ней не было никаких претензий. А главное, у неё не было мотива — зачем ей смерть девочки? Галина жила одна, с мужем давно в разводе, взрослый сын проживал отдельно. Впрочем, Максим всё равно её уволил и больше не стал никого нанимать.

В эти дни мы с ним в первый раз крупно поссорились. Когда я узнала, что он не рассказал полицейским о покушениях в доме отдыха, кричала, что мы лишаем их важных зацепок. Теперь для них это событие — просто отдельный эпизод, а для нас — звено в зловещей цепи. Он доказывал, что время всё равно упущено, они уже ничего не найдут, только перебаламутят персонал и напугают постояльцев.

Чем дольше я обо всём думала, тем больше крепла моя уверенность, что искать надо в прошлом, в семье девочки. И начать с гибели её матери и брата Максима. Мне трудно было заводить этот разговор — не хотелось затрагивать больную тему, но я не видела другого выхода. Вечером, когда Лена ушла спать, я устроилась на диване рядом с Максимом и попросила рассказать о той аварии. Я чувствовала, как напряглись обнимающие меня руки, но всё же он выполнил мою просьбу.

Подтвердилась недавняя догадка Лены о том, что её мама и Виктор собирались пожениться. К сожалению, они так и не успели ей официально об этом сообщить, но Ольга заранее готовила дочь к такому событию. И ещё перед свадьбой она захотела съездить в Михайлово получить мысленное благословение родителей. Именно там она чувствовала связь с ними сильнее всего. Возвращаясь из той поездки, они и попали в аварию. Это случилось совсем рядом с деревней. Машина на большой скорости съехала в глубокий овраг, врезалась в дерево и загорелась. Очевидцев происшествия не было, полиция сделала вывод, что водитель не справился с управлением на скользкой, обледеневшей дороге.

Я узнала, что проводилось частное расследование, которое в основном подтвердило выводы полиции, но допустило и ещё одну возможную версию. Существовала вероятность того, что их машине помогли вылететь в овраг, как случайно, так и целенаправленно. В том месте остались неясные следы, на которые полиция предпочла не обращать внимание. А ещё выяснилось, что в это время в деревне угнали автомобиль.

Максим признался, что до сих пор уверен — это не был несчастный случай. Он, так же, как и я, связывал покушения на Лену с той аварией, но не мог этого доказать, а главное, не видел причины. Ольга с дочкой жили достаточно скромно. Только после смерти брата Максим перевёл девочке все деньги Виктора, считая, что так будет справедливо. Если честно, меня это удивило — не то, что он помог ей материально и даже взял под опеку, а то, что передал все деньги брата. Передо мной вновь встали вопросы: когда и при каких обстоятельствах он сам познакомился с Ольгой, знал ли он отца Лены? Я не стала юлить и прямо задала их, внимательно наблюдая за его лицом. Я видела его колебания, мне даже показалось, что он готов был ответить, но в последний момент всё же передумал.