Ловец Зеркал

Письмо без адреса и подписи

Не знаю с чего начать...

Я видел тебя во сне. Ты была необычайно прекрасна. Твои глаза и этот неповторимый взгляд лишили меня покоя. Я не могу спать, не могу есть, не могу нормально работать, потому что я всё время вспоминаю только тебя и эти глаза, которые впились в моё сердце красными шипами. Раньше со мною такого никогда не было — мне кажется, что это любовь, но я просто не знаю, как можно полюбить сон?

После того, как ты приснилась мне, я встретил девушку на остановке. Она была совершенно не похожа на тебя, но я знаю, что это была ты. Не спрашивай меня, почему я так думаю, потому что мне не хочется давать банальных ответов. Я смотрел на неё и видел штрихи из моего сна, знаки судьбы. Не знаю, но почему-то вдруг мне показалось, что именно тебя я искал столько лет. Что ты — решение всех моих проблем. Чистая, кристальная любовь, превращённая из мечты в реальность. Мне не хватало обычной авантюры, каких-то приключений. Моя скучная жизнь без событий, наполненная размышлениями и демагогией, она убивает меня. Этот сон перевернул всю мою жизнь...

Ты помнишь, как ты исчезла в тот день? А я помню, ты растворилась между каплями этого ужасного дождя, даже не назвав мне своего имени. Ты бросила меня там, потому что я был не готов к встрече. Ты испытывала меня. Подбросила мне номер телефона этого человека: знаю, что он знает тебя, что он направляет меня. Мне абсолютно не интересно кто он, но мне безумно хочется познакомиться с тобой...

Я пишу тебе, но мне кажется, что ты сидишь напротив и слушаешь, что я говорю тебе. Мне кажется, что я знаю о тебе всё: твои привычки, любимые блюда, даже знаю какого цвета твоя зубная щётка. Я вижу, как ты утром, когда просыпаешься, не открываешь сразу глаза, лежишь около пяти минут, стараясь запомнить свой сон, который приснился тебе под утро. Потом резко встаёшь и делаешь маленькую разминку. После разминки идёшь в ванную, чистишь зубы красной щёткой. Ты не пользуешься заграничными пастами, предпочитаешь наши, хотя они и дешевле. Те набираешь воду для полоскания ещё вечером, чтобы она отстоялась, полощешь рот ровно три раза, потом принимаешь душ. Ты не моешь волосы по утрам, потому что боишься выходить с мокрой головой — надеваешь маленькую купальную шапочку, но так как волосы у тебя длинные, то тебе не всегда удаётся не намочить их вовсе. Тогда ты недовольно ворчишь, берёшь старый чешский фен и сушишь волосы, жалея о потраченном времени. И ты прекрасна в эти мгновения...

Я жду ответа. Не знаю, откуда и от кого. Надеюсь, что от тебя. Я прямо сейчас выйду на улицу, дойду до почты и брошу это письмо в ящик. Если оно дойдёт до тебя, то значит — сама судьба заботится о нас.

P.S. Не подписываюсь. Думаю, что ты догадаешься от кого это письмо.

Через несколько минут я вышел на улицу. Дошёл до почты и опустил в ящик чистый конверт с моим письмом. Постоял минуту, представляя себе, как оно перемешивается там, в ящике, с сотней других, и пошёл домой.

Глава 4

Они сидели в таверне и принимали поздравления от всех. В этот вечер будто бы всё королевство решило с ними выпить. Клайв понял, что ещё пара поздравлений и его ослабевший организм откажется ему служить. Перевязанная нога болела уже не так сильно, просто напоминая о себе некоторой слабостью и хромотой походки. Тяжкое бремя славы, свалившееся на них с Ллойдом, оказалось тяжелее, чем они представляли себе в начале...

— Предлагаю тост, — поднялся один из гостей, — за наших отважных героев! — Этот тост произносился уже раз двадцать, но всегда встречался бурными аплодисментами и криками. Все радостно выпили. Вообще-то где-то после десятого тоста уже всё равно за что пить, просто мозг знает, что пить нужно, а тост, это словно оправдание перед своим организмом. В голове у Клайва творился полный беспорядок: он стал забывать имена людей, сидевших рядом с ним, хотя несколько часов назад отчаянно спорил с каждым из них, называя их по имени. Ллойд взялся за лютню, и что-то наигрывал на ней, в его глазах не было ни тени опьянения. Клайв удивлённо заметил, что публика замолкла и слушает трубадура, затаив дыхание. А потом Ллойд запел. У него был приятный тембр голоса: тягучий, но не громкий, проникающий в каждый уголок этой таверны. Клайв никогда не слышал, чтобы кто-то так пел. Ллойд закрыл глаза, и, казалось, полностью отдался мелодии:

Я вижу небо, плывущее в ночь

Грущу, когда приходит дождь

Сижу в ожидании чуда

Жду, когда же появится настоящий вождь

Мои пальцы устали молчать

Друзья разбрелись по стране

Но пустота наших улиц и жажда

Находят успокоение в тяжёлом вине.

Я знаю многих из тех, кто простил

Знаю, как плачет от горя отец

Помню, тех, кто никогда не грустил

Помню тех, кто принял свой конец.

В долине истины ищу

Отражение страхов и наших желаний

Но я знаю, что никогда не прощу

И не избавлю мир от страданий...

Когда он прекратил петь, в таверне была полная тишина. Все смотрели куда-то вдаль, пространным взглядом людей, задумывающихся о своём будущем. Ллойд, отложил лютню в сторону и пригубил из бокала. Все последовали его примеру и, моментально, таверна наполнилась шумом. Будто бы не было этого минутного помутнения. Клайв даже немного протрезвел, он наклонился к Ллойду и поздравил его с успехом. Тот улыбнулся странной улыбкой и спросил:

— Что такое успех? Выкрики пьяной голытьбы, то успех? — он помолчал немного и сказал, — Они продадут любого, если это будет им выгодно.

— Но сейчас ты покорил их сердца.

— Я не стремлюсь покорять сердца, — Ллойд посмотрел на него, — Я стремлюсь сделать их непокорёнными. Я хочу, чтобы они могли также спеть сами...

— Нужно идти, завтра рано вставать, — Клайв попытался подняться, но понял, что без посторонней помощи это будет сделать очень сложно.

— Я проведу тебя, — трубадур, взял его под руку. — Пошли...

Сон N II

Горящие глаза устремлены прямо на него. Клайв испуганно пятится назад, но глаза наступают. Он не видит ничего кроме этих глаз, которые горят во тьме это непонятной пещеры. Каменные стены и холод подземных ручьёв, лишь усугубляют впечатление от этого места. Отсюда веет ужасом...

Он кричит — эхо издевается над ним, превращая крик в смех. Внезапно глаза пропадают, исчезают — чудовище судорожно цепляется за стены и умирает. Свет пробивается из-за этого кошмара, и он видит Ллойда. Трубадур вытирает свою лютню, по которой течёт тёплая кровь. Он улыбается Клайву и бьёт ногой мёртвое чудовище. А потом он начинает петь, но поёт так ужасно, что хочется заткнуть уши. Клайв пытается убежать, но стены наступают на него, сжимаются, пытаются захватить его сердце в свои каменные объятия. Улыбка слетает с лица Ллойда и падает на губы Клайва — рот начинает улыбаться против его воли — он пытается ногтями сорвать с себя эту дрянь.

Внезапно пропадает всё. Нет ни стен ни чудовища и Ллойда. Нет и страха, но нет и спокойствия. Он висит посредине чего-то, непонятного и невиданного. Просто висит в воздухе среди облаков и не знает, как попал сюда. Когда появляется она, его сердце начинает биться чаще. Она смотрит на него в ожидании, открывает глаза шире, словно видя его впервые. Он что-то говорит ей, она улыбается. Он говорит ещё несколько слов, не замечая, как переходит на стихотворную форму. Она мечтательно закрывает глаза и пытается обнять его. Реагируя на это движение, Клайв пытается подвинуться ближе, но, теряет опору и падает вниз. Облака больно бьют его по лицу, он летит, всё ускоряясь, и даже не пытается хвататься за что-то руками — это бесполезно. Перед ним проплываю самые счастливые моменты его жизни и, в конце концов, лицо принцессы. Он тянется к нему, сквозь уголки своей памяти, рисует в небе каждый штрих этого лица и пытается продлить это мгновенье максимально долго.

Клайв больно бьётся об воду и ощущает, что полностью намок. Мокрая одежда тянет его ко дну, и он из последних сил задерживает дыхание, хочет выплыть, но у него ничего не выходит. Он касается ногами дна, и лишь потом делает первый вдох. Вода попадает ему в рот...

— Вставай, герой! — стражник выливает на Клайва ещё одно ведро воды.

— Сколько времени? — ему трудно говорить.

— Через час ты уже должен быть на празднике. Второе испытание, ты помнишь о нём? — стражник засмеялся и толкнул его в бок. — А ничего мы вчера с тобой выпили...

— Ты тоже там был? — Клайв с трудом вспоминает подробности вечера после четырнадцатого тоста. Голова болит ужасно.

— Ты лучше спроси, кого там не было, — стражник толкает его ещё раз. — Голова не болит?

Клайв стонет и поднимается. Нога, кажется, начинает потихоньку заживать. Мазь лекаря, которую ему нанесли вчера, сразу же после выхода из лабиринта, была действительно чудодейственна. От ран, остались лишь маленькие шрамы, со следами рыбьих зубов и небольшая хромота, которая вскоре должна была бы пропасть.

— А у тебя нет чего-нибудь...— он замялся.

— Чтобы голова не болела? — стражник засмеялся и протянул Клайву какие-то листики. — Это должно помочь.

— Спасибо, — он жуёт медленно, потому что каждый поворот челюстей заставляет голову разрываться на части. — А ты не видел Ллойда?

— Трубадура что ли? — Стражник недовольно хмурится. — Так он уже час как на площадке. Распевается. Хочет произвести на принцессу впечатление, спев ей свою новую песню...

— Откуда знаешь? — голова начинает потихоньку проходить.

— Так он сам об этом всё утро говорит, — стражник пожал плечами. — Не люблю хвастунов.

— Я тоже, — Клайв подошёл к ведру и допил остатки воды. — Но они всегда на шаг впереди...

Испытание второе: П.М.М.Л.

Площадкой назывался небольшой помост, который соорудили напротив королевской ложи. Ллойд уже действительно был там и, проникновенно играя на лютне, пел какую-то из своих песен. Возле помоста собралось много народу, и они вдохновенно слушали трубадура. Когда Ллойд увидел Клайва, он перестал играть и весело махнул ему рукой:

— Привет!

— Здорово, — Клайв смотрел на него несколько неодобрительно. — Очки зарабатываешь?

— Да нет, — трубадур пожал плечами, — просто распеваюсь. Боялся, что после вчерашнего буду только хрипеть.

— А я боялся, что после вчерашнего, вообще не приду, — сказал Клайв, запрыгивая на помост. Только с высоты этой самодельной сцены, он заметил, что в ложе сидит Дайрис и с интересом наблюдает за ними. — Давно она здесь? — спросил тихо Клайв.

— С самого утра, — Ллойд ответил также тихо, — раньше меня пришла.

— Интересно, — Клайв повернулся к принцессе и галантно поклонился. Она кивнула ему в ответ, скрыв за веером улыбку. — Когда мы начинаем?

— Осталось около часа, — Ллойд посмотрел на потихоньку заполняющиеся скамейки и трибуны. — Придёт король, и начнём.

— Будешь петь новую песню?

— Скорее всего, я написал её специально для неё, — Ллойд взял аккорд на лютне — инструмент зазвучал печально, даже жалобно. — А ты?

— Не знаю, — Клайв снова посмотрел в сторону принцессы, — я ещё не думал над этим.

— Тогда ты проиграешь, — уверенно сказал Ллойд.

— Может быть, но я могу тебе сказать точно, что я буду искренен.

— Искренность сейчас практически не котируется, — трубадур осторожно поставил инструмент на подставку, — лесть, комплименты, улыбка, сквозь чуть сжатые губы, мимолётный взгляд. Мы живём во времена обмана...

— Каждый выбирает свой путь, — Клайв отвернулся и тихо добавил, — и свой мир.

Ллойд ничего не ответил, только улыбнулся и одобрительно покачал головой. Один момент он напоминал очень знакомую Клайву личность, но потом сходство растаяло, и он снова стал самим собой. Трубадур прополоскал горло водой и снова принялся за распевку.

Клайв сидел в тени деревьев, вдали от сцены. Он видел, как трибуны полностью заполнились, как затрубили трубы, приветствуя короля. Ему пора было идти, но это было очень сложно: выступить перед многотысячной толпой, раскрыть своё сердце незнакомым людям, чтобы о твоих чувствах узнала одна, та, что похитила твоё сердце. Он не придумал ни стихов, ни песни, он не мог сосредоточиться, хотя голова уже не болела, а глаза не резало от яркого света. Клайв верил, что когда ему нужно будет выступить, он соберётся, возьмёт всю волю и волнение в кулак и не оплошает. Трубы играли слишком громко, взрывая нервы, не давая сконцентрироваться. Клайв вызвал пламя, оно разгоралось в нём медленным цветом и успокаивало. Он встал и пошёл в сторону трибун, которые взорвались аплодисментами и криками, когда он появился в поле их зрения. Даже король приветливо кивнул ему, на что Клайв ответил поклоном. Зрители отреагировали на этот жест ещё одним взрывом эмоций. Он подошёл к сцене — Ллойд стоял там. Трубадур уже переоделся — на нём был нарядный костюм, а лютню он украсил красными цветами.

— Удачи, — сказал Клайв, пожав руку Ллойду, а потом они вместе поклонились всем тем, кто был в королевской ложе. Король встал:

— Мы можем начать! После вашего блестящего выступления в лабиринте, вас ждёт второе испытание: вы должны будете произвести впечатление на мою дочь. Она и выберет победителя. Тот кому повезёт сегодня, завтра встретится с нашим начальником стражи, в смертельном поединке. Я представляю вам судью сегодняшнего дня, — король повернулся к дочери, — радость моей жизни, Дайрис!

Принцесса поцеловала отца в щёку.

— Вы оба произвели на меня впечатление. Но у нас получается интересная ситуация, — она сделала паузу, давая времени толпе обсудить каждое своё слово, — вы в неравных шансах. Один из вас профессионал, — она посмотрела на Ллойда. — Я даже не знаю, как мне поступить. Хочется послушать ваше мнение на этот счёт...

— Клайв замечательный воин, — начал трубадур, — вчера он поразил меня своей устремлённостью и смелостью. Я думаю, что народ согласится со мной?! — раздались жидкие возгласы одобрения. — Вы согласны?!!!! — Ллойд почти кричал. На этот раз толпа взорвалась. Добившись своего, трубадур продолжил, — но вчера он показал нам лишь одну из областей своей души. Мы хотим видеть его с другой стороны! Страстный воин может быть и страстным влюблённым. А как можно не полюбить такую красавицу! — народ одобрительно захлопал, принцесса улыбнулась.

— Вы прославляет своего соперника или себя? — спросила Дайрис, — потому что к концу вашей тирады это сложно понять.

— Я прославляю лишь вас, — нашёлся Ллойд, — а своему сопернику я даю шанс проявить себя.

— Спасибо, Ллойд, — Клайв вышел немного вперёд, — я не боюсь проиграть, принцесса. Мой отец всегда говорил мне: никогда не отступай, если есть хотя бы один шанс из тысячи, что ты можешь выиграть. Поэтому я просто хочу попробовать, а уже вам решать, кто победит. Я хочу пожелать только одного — чтобы это состязание было искренним.