Будь со мной. Ознакомительный фрагмент

Блин. От таких слов мне хотелось провалиться сквозь землю. И вместе с тем было чрезвычайно приятно ощущать себя этакой роковой красавицей, сумевшей покорить сердце такого мужчины. Я тонула в его потемневших от желания глазах, таяла под откровенно-раздевающим взглядом, голова кружилась при виде его нежной мальчишеской улыбки.

— Что-то я проголодалась, — выдохнула я, опустив глаза в тарелку с салатом. — А я могу изменить свой заказ?

* * *

В понедельник утром я проснулась с идиотской улыбочкой на губах. Таких насыщенных выходных у меня никогда еще не было.

В школу я не шла, а летела. Парила над землей и думала, думала, думала. Я думала о Максиме Георгиевиче. Весь вечер мы только и делали, что болтали. О детстве, о взглядах на жизнь, о любви...

Он все-таки затронул больную для себя тему — заговорил о бывшей супруге...

Рос Максим Георгиевич без отца — его родители развелись, когда ему было восемь. По большей части его воспитанием занималась бабушка, Екатерина Васильевна. Она очень хотела вырастить из чересчур любознательного и непоседливого внука благородного мужчину, отвечающего за свои слова, знающего что такое долг, достоинство, честь.

Несмотря на репутацию сердцееда, Максим Георгиевич считал себя однолюбом. В своей жизни влюблен он был лишь дважды: в школе, в соседку по парте, с очаровательной русой челкой и трогательными серыми глазами, и в свою бывшую супругу, Викторию.

Они встретились на одной из вечеринок, устроенной их общими друзьями. Вика была обольстительно-прекрасна. Он влюбился в нее с первого взгляда. Стал ухаживать, она отвечала взаимностью. Поженились, купили квартиру. В ту пору он еще работал учителем истории, параллельно занимался ресторанным бизнесом. Вика была востребованной фотомоделью.

Он мечтал о детях, но по контракту Вика была обязана следить за фигурой, он не настаивал. Свою внешность Вика холила и лелеяла ее, как редкий цветок. Набрав хоть один килограмм, она тут же садилась на жесточайшую диету, морила себя голодом, занималась с тренером по пять часов в сутки. Он пытался привести ей аргументы, которые бы убедили ее, что она итак прекрасно выглядит, что у нее потрясающая фигура, и что нет смысла так истязать себя. Но Вика была непреклонна. Мир глянца поистине беспощаден. Он не оставляет выбора: или ты живешь по его законам, или он о тебе забывает. Другого не дано.

Из-за переутомления и стрессов Вика пристрастилась к антидепрессантам, затем — к алкоголю. Она стала устраивать скандалы по любому поводу, ревновала его к коллегам, друзьям, даже к бабушке. Он же и в мыслях не допускал, чтобы изменить ей. После работы сразу же мчался домой — с цветами и подарками. Но в Вике его романтические порывы вызывали лишь раздражение. А потом она решила, что он встречается с секретаршей — в то время Максим Георгиевич уже работал директором школы — и его жизнь превратилась в настоящий кошмар. Она рылась в его бумагах, читала смски, обнюхивала рубашки, искала на шее следы от помады... А он терпел. И прощал. Потому что любил и был верен ей — душой и телом. А однажды...

Я увидела как он сглотнул. Я не выдержала.

— Максим... пожалуйста... Вам все еще слишком больно. Не нужно бередить старые раны. Позвольте им зажить как следует.

Он поднял глаза, улыбнулся — грустно, задумчиво. Сделав большой глоток вина, обхватил голову руками. Затем нервно засмеялся, взъерошил волосы.

— Какой же я идиот! Я пригласил вас, чтобы вы приятно провели время — если это, конечно, возможно в обществе такого самовлюбленного сухаря, как я (челюсти его сжались, на скулах задвигались желваки) — а сам нагружаю вас всей этой чушью, — произнес он сквозь зубы.

— Не говорите так. Я ценю вашу откровенность. Правда. Мне бы хотелось ответить тем же, но... Моя жизнь не столь интересна. Я не была замужем. Паша — первый, кого я полюбила. С ним мне очень хорошо. Он — надежный, добрый, верный. И он любит меня. А что там будет дальше, я не смею загадывать... Порой я смотрю на моих первоклашек и мне становится страшно — ведь от того, что я вложу в них сейчас, зависит вся их дальнейшая жизнь. Знаете о чем я мечтаю? Читать сердца. Не для того, чтобы манипулировать или копаться в чужих тайнах. Мне хочется не навредить. Вовремя заметить проблему и по мере сил решить ее. Увидеть, что их волнует, чего они боятся, о чем мечтают... Сердце — это как закрытая книга. Чего в нем только нет. Комплексы, психологически травмы, боль, одиночество, страдания, стремления, цели... Я вряд ли буду преподавать долго — и жить соответственно. Слишком многое я хочу дать своим детям, слишком много вкладываю в них — сил, времени, любви. В ответ они дарят мне море положительных эмоций, их восхищенные глазенки, счастливые радостные улыбки — они заряжают меня огромной энергией. Но я боюсь, что от подобной самоотверженности может пострадать моя будущая семья, дети.

— Я понимаю вас, — мягко пожал он мою руку. — Когда отдаешь себя без остатка какому-нибудь делу, есть опасность вычерпать себя до дна, перегореть. И поэтому вам нужен мужчина, который бы разделял вашу любовь к детям, поддерживал вас во всем, вливал в вас те силу и энергию, которые вы оставляете на работе.

— Это намек? — вздернула я брови.

— Нет. Это пожелание. Мне больно осознавать, что мир может лишиться такого одаренного во всех смыслах педагога.

— Паша любит детей. При встрече он всегда интересуется, как они там, какие делают успехи.

— Я рад.

Мы помолчали. Это длилось всего пару минут, а я уже соскучилась по его голосу.

Не выдержала, спросила:

— А Виктория... она сейчас где?

Он нахмурил брови, задумавшись о чем-то, затем произнес:

— В Нью-Йорке. Работает в известном модельном агентстве. Снимается для обложек журналов. Путешествует. — Его взгляд потеплел. Он улыбнулся. — Вике всегда нравилось познавать что-то новое.

— Она бросила пить?

— Не знаю. После развода мы с ней не виделись. Надеюсь, что она все же оставила эту пагубную привычку.

— Вы... ее любите?

— Люблю, — не задумываясь ни секунды, ответил он. — Я люблю ту любовь, которая у нас была. Люблю наши общие воспоминания — какие бы они не были.

Я закусила губу. А что я ожидала услышать? "Нет, Сашенька, я люблю только вас"? Глупая. Вряд ли то, что он ко мне чувствует, можно назвать любовью. Симпатия, привязанность, может быть влечение. Но не любовь. И он поступает честно, не скрывая этого.

— О чем вы думаете? — коснулся он моей руки.

— О вас, — призналась я. — Мне интересно вот что: как относится бабушка к вашим похождениям? То есть... ну ко всем этим девушкам, которые как шлейф следуют за вами по пятам? Неужели она одобряет все это?

— О моих похождения, как вы выразились, она может лишь догадываться. Ей мало что известно об этой стороне моей жизни. У Екатерины Васильевны очень тонкая душевная организация — в этом вы с ней похожи. Ее бы хватил удар, узнай она о всех тех девушках, которые мне приписывает молва. На самом деле, их было не так много. Я не бабник, не ловелас — я уже говорил, что это всего лишь дурацкие ярлыки, которые автоматически вешаются на свободных от обязательств мужчин. У меня конечно были женщины. Но поверьте, секс в этих отношениях играл второстепенную роль. Я против секса ради секса. Я был в поиске — себя и той единственной, которую я мог бы сделать счастливой и которая бы сделала счастливым меня. И вот я нашел ее. Но так сложилось, что она не свободна.

Черт. Ну сама напросилась.

— Максим, — начала я, кусая губы, — я не хочу причинять вам боль. Не вижу смысла мучить друг друга...

— И не надейтесь, — перебил он меня, нежно касаясь губами моего запястья. — Я не откажусь от вас — даже если вы попросите меня об этом.

Эти слова никак не выходили у меня из головы. Я понимала, что все это не может вот так продолжаться. Рано или поздно придется расставить все точки над "i". Но честно говоря, я сама уже не представляла своей жизни без Максима Георгиевича. Без его задумчивого взгляда, нежных прикосновений, без его улыбки и веселого мальчишеского смеха. При мысли о нем мое пресловутое благоразумие терпело жесточайшее поражение.

Кажется, я заболела. И этой болезнью был ОН — герой не моего романа...

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ФРАГМЕНТА

КОММЕНТАРИИ

НАВЕРХ