Сфероконь в вакууме или бациллус нефтяникус

Аспирантка вздохнула и родилось название:

"Рыжий мальчишка и старик Похабыч" Заголовок требовал юмора, а настроение неюмористическое. "Ладно... пусть пока так... Придумаю потом другое"

"Джамиль был достаточно рыж для того, чтобы отец, угощая его подзатыльником за очередную проказу, мог браниться:

— О, сын шайтана! За какие грехи у меня только один сын, да еще такой!

Вообще-то отец не слишком колотил его, хотя было за что. И не сомневался, что он именно его сын. В бедных семьях, случалось, рождались такие дети, видать, в память о давних годах, когда царь с Запада завоевал эти места. Не сказать, что Джамиль был таким уж озорником. Смышленый мальчишка даже умудрился уговорить учителя медресе выучить его грамоте даром, за уборку в классе и помощь по дому. Но дальше учиться не довелось, отец, после того как сын перебил в мастерской немало хороших горшков и кувшинов, стараясь расписать их по-своему, решил, что ремесло горшечника не подходит для отпрыска. У сапожника парнишка тоже не снискал удачи.

-О, сын шайтана, скажи, какое ремесло тебе по нраву? Может, тогда станешь хоть не мастером, так подмастерьем. — Воистину отец Джамиля обладал недюжинными запасами терпения. А может быть, они просто любил сына, рано оставшегося без матери, грамотея и мечтателя.

— Хочу быть портным, как дядя Азиз! Ткани такие красивые, как пустыня весной, как плоды в садах.

-Ладно, будь по— твоему. Он все-таки сын моего дяди, согласится по-родственному. Но смотри! Если и у него не выучишься, быть тебе учеником банщика.

Учеником банщика Джамиль быть не хотел. Про них мальчишки рассказывали такое... Шепотком, посмеиваясь, а на самом деле побаиваясь того, что случалось с этими самыми учениками в тепле и неге бань, какие услуги приходилось им оказывать гостям.

Поначалу учение пошло неплохо. Джамилю нравились пестрые вороха тканей, нравилось подбирать отделки, и даже дядя Азиз, покачивая головой в синей чалме, говаривал:

— А у тебя хороший глаз, парень. Еще бы руки были, как надо, пришиты, цены б тебе не было.

А еще мальчик подружился с Ясмин, дочерью хозяина. Девушка была искусной вышивальщицей, работала не покладая рук, а при такой работе не очень-то будешь прятаться на женской половине. И случалось так, что по полунамекам, по отдельным словам узнал он тайну девушки. Она была влюблена в сына соседа, молодого парня, ходившего с караванами охранником. Еще бы не влюбиться, высокий, широкоплечий, полные губы, веселые глаза, кинжал на поясе вороненой стали. А тот стал захаживать, как-то пояс заказал, тут они и свиделись, и перекинулись парой слов. Но сваху отец прогнал, не подходит жених. Сколько дома бывает, а? А что случись в дороге? А беспутства в чужих краях? Нет, Ясмин с ее красотой нужен надежный муж, и побогаче. Такую жемчужину надо в достойный ларец.

И все было бы хорошо, да как -то получил Азиз сразу несколько важных заказов. Платье для старшей жены купца, толстой, как спелая дыня. Парадный мундир дворцовому гуляму. Новый халат для хаджи. И все к сроку, и все поскорее. Джамиль, силясь помочь и показать, что он недаром ест хозяйские лепешки, взялся раскроить самое простое — платье из цветастого шелка. Он работал старательно, аж язык высунул от усердия, резал ткань ровно, чисто. А когда разрезал... Оказалось, что и на полкупчихи узко.

— Погубитель мой! Разоритель! — чуть не плакал незлобивый Азиз. — Теперь придется за мои деньги новую ткань покупать. А эту куда...

— Дядя, из этой выйдет чудное платье для Ясмин! Она стройна, как тростинка. А эти маки как ей будут к лицу... — хныкал мальчик, стараясь держаться подальше от хозяина. Тот, однако, совсем не спешил ухватить его за ухо или избить... Горестно пожевав губами нитку, он позвал дочь, поприкладывал к ее тонкому стану испорченный отрез, да и принялся шить, только изредка вздыхая.

— А ты убирайся к отцу. Не могу больше тебя учить.

— Так... Значит и там натворил что-то... Ох, за что мне такой непутевый сын... И что с тобой теперь делать... Не будь мы так бедны, учился бы, да стал кади. Не будь так рыж, пошел бы хоть в воры... Отец покачал головой и даже не стал лупить сына, просто ушел куда-то из дому, а когда вернулся, молча повел его куда-то.

— К старику Гафуру... -с ужасом понял Джамиль, когда они оказались в тесном дворике с небольшим персиковым деревцем. Было уже поздно вырываться, поздно умолять.

Про старика говорили разное. Кто полагал, что он ловкий пройдоха, занимавшийся чем придется, от гаданий, до тех услуг, про которые не говорят вслух. Другие считали его колдуном или сводником. Слуг у старика не было, не было в доме и женщин. Иногда появлялись мальчики в услужении, потом они исчезали, но кто будет особенно интересоваться участью сыновей бедняков.

Гафур встретил их дружелюбно, впрочем, никто не мог бы похвастаться, что разозлил его или услышал от него брань. Строгий взгляд серо-желтых глаз, крючковатый нос делали бы его облик слишком суровым, если бы не пухлые губы, мало вязавшиеся со всем остальным лицом и как будто постоянно готовые сложится в улыбку.

— Почтеннейший, не возьмете ли вы моего шалопая в услужение или ученики?

— Пожалуй, мне как раз сейчас надобен слуга, и мальчик кроток на вид.

— Не скрою, почтеннейший, он не удержался ни у одного мастера. Нерадив, неловок.

— Что ж, попробую, может из него выйдет толк. Может быть, он еще не нашел тропинку своей судьбы. Ведь все в руке Аллаха, великого и всемилостливейшего.

Отец предпочел откланяться поскорее, как будто не то сам боялся Гафура, не то жалел сына.

— Подойди ближе, рыженький. Боишься меня? Не бойся. Будешь прислуживать мне, бегать с поручениями по городу, а я поберегу свои старые ноги.

Старик, хотя приглядевшись, Джамиль уже не стал бы считать его таким уж стариком, указал мальчику место в каморке на сундуке, и служба началась. Нетрудная служба. Подмести комнаты, числом две, помыть и убрать на кухне, вымести двор, сбегать в указанный дом и отнести какой-нибудь сверток. Пустяки. Хозяин учил готовить шербет и заваривать разный чай. Сам частенько отсутствовал. Дел мало, отлучаться без спросу не велено.

Еда не такая, как дома, никаких бобов, никакой ячменной каши. Сухие абрикосы, курятина, чай, рис.

Скучал Джамиль. От этого разное в голову приходило. А вдруг у хозяина есть на примете пещера с ифритом и придется лезть туда, потому что только рыжему суждено отобрать у того кольцо, исполняющее желание, как в сказке, которую слыхал от сказителя на базаре? А вдруг господин служит шайтану, и Джамиль назначен в жертву? Или... или его готовят в богатый дом слугой... или... ( тут мальчишку холодный пот прошибал) отдадут лекарю под ножи, а там в евнухи продадут... Прошло время, лепестки розовые с персика опали, заменившись зелеными сморщенными плодами. Мальчишка все больше тревожился. И как-то вечером старик, напоив его чаем, спросил: — Что так невесел, о юный персик? Или тяжело у меня или по дому скучаешь?

Парнишка испуганно молчал под внимательным взглядом желтых глаз, только губы дрогнули.

— Чего-то боишься? Говори!

— Служу столько, а до сих пор не понял, чему господин желает научить меня. И... боюсь... что недостоин такой жизни...

— Все в воле Аллаха, великого и грозного. Лишь он ведает, кто чего достоин. Но чего ты боишься?

— Я... боюсь... что ты отдашь меня под ножи лекаря...

Старик прищурился и хихикнул:

— О, мальчик, ты — изумруд среди пустой породы, а подумал, что я сделаю подобное. Да ведь это все равно, что тонконого скакуна запрягать в телегу. Неет... Тебя ожидает иное... Если будешь послушен! А если нет...Тогда можешь дрожать за свои ядрышки... — старик понизил голос до шепота и так нахмурил брови, что это было куда внушительнее брани, и Джамиль невольно вжал голову в плечи. — Ты сам спросил, значит созрел. Значит, пора попробовать тебя в том ремесле, для коего предназначаю. Посети же домик отдохновения, а то со страху намочишь штаны! Да кумган не забудь!

Когда Джамиль вернулся, Гафур протянул ему небольшую чашку и велел выпить.

— Раздевайся, и повязку набедренную сними.

Мальчик после пары глотков чая, пахнувшего как-то непривычно, почувствовал себя так, будто стал легче перышка и ничего не боится. "А если... тогда я просто влечу под потолок... и он ничего мне не сделает".

Он не сопротивлялся, когда старик поставил его на колени возле ложа, когда принялся гладить там, где касаться грешно, и там, где ему и не приходило в голову себя трогать. Он напрягся, пытаясь вытолкнуть что-то, мешавшее там, где вроде бы ничего не должно быть.

— Молодец! Смотри— как, все понимаешь без слов. — одобрительно проворчал хозяин

— Не бойся, все мальчики любят трогать то, что оставили им отцы. Сейчас-сейчас, еще немного и я достигну жемчужины наслаждения в пещерке удовольствия.

Гафур не пыхтел, как можно было ожидать, цепкие пальцы его крепко держали юные бедра... Стыдное и непонятное ломало юное тело, выжимало, выдавливало, заставляло заходится стоном.

— Ох... до чего сладок ты, истинная раковина радости...Да ты никак сомлел совсем?

Хозяин аккуратно вытер мальчишку шелковым платком и уложил почти бережно.

В полузабытьи Джамиль еще слышал:

— Эх, будь я помоложе... А так придется отдать тебя пресветлому эмиру, да продлит Аллах его годы...

— Что, почему? — очнулся мальчик.

— Наш эмир не стар, но пресыщен. Ты станешь для него новой усладой. А мне достанется недурная награда. Помни, наложник деда нашего эмира возвысился. Стал везиром левой стороны. И ты сможешь, если будешь слушаться старого Гафура...

И началось учение. Пришел маленький человечек в зеленом халате и синей чалме, учитель танцев. Это нравилось и даже получалось. А то, другое учение... и смущало, и тяготило, и все же... То ли зелье, что старик подливал в чай, помогало сбросить оковы стыда, то ли сладкие ощущения внутри стали уже желанны...

А Гафур все усложнял задачи. Простой покорности мало.

Как-то осмелевший мальчишка спросил:

— А как, господин, ты отдашь меня повелителю, ежели я уже перестал быть жемчужиной несверленой и жеребенком, никем не объезженным?

— Дурачок... Это в женщине ценится девственность, ибо тогда повелитель ее уверен, что понесет она именно от него. А мальчику потребно иное. Когда ты сможешь впускать в ворота сладости мою ладонь, а после быстро становится таким же узким, как в первый раз, вот тогда можно будет сказать, что ты умеешь петь бедрами. Когда ты выучишься как должно ласкать мои ядра и жезл наслаждения своим остреньким язычком... Вот тогда ты будешь готов для покоев нашего повелителя, да пошлет Аллах ему долгие годы.

И созрели персики, и пронесся над городом густой ливень, сминая розы в садах и обрывая листья. Гафур где-то задержался, вымок до нитки, ведь теперь он старался не особенно гонять свой несравненный изумруд с поручениями. Утром хозяин не смог встать с ложа. В спину вступило. Пришлось Джамилю выносить нечистоты, растирать господина вонючими мазями. А раз старик приказал мальчику раздеться.

— А теперь ласкай свой жезл. Да не спеши, как мальчишка, спрятавшийся за сараем. Плавно, словно лебедь должна двигаться кисть... так... хватит.. принеси масло в плошке. Пальцы обмакни красивым движением, дотронься... Ну!

— Неее могу... — впервые прошептал парнишка. Без зелья, гасившего стыд, было сильно не по себе. "Надо было убежать, когда хозяин только слег...Но куда? К отцу? Он бы выздоровел, нашел меня... и к лекарю..." Холодный пот прошиб Джамиля, как в первый раз. "А вдруг старикан догадается?"

А старик с трудом приподнялся на локте и потребовал:

— О, услада ночей моих, что медлишь? Разве я требую от тебя чего-то такого, чему ты не выучен? Не хочешь пальцы, возьми в сундучке нефритовый...

Руки дрожали, холодный нефритовый предмет входил тяжело и болезненно...

— Как неизящно... Надо продолжить обучение... Как только встану... Давай же, доставь наслаждение себе и моему взору.

Измученный, напуганный мальчишка возился долго, некрасиво закусив губу. Но влага так и не брызнула из его набухшего жезла.

Наконец, Гафур позволил прекратить и приказал пойти совершить омовение.

А на другой день пожаловал гость, важный гость, евнух самого начальника стражи.

— Умерла молодая жена господина. Он безутешен. Надо скорее сыскать ему новую гурию.

— Желание господина запечатлено в сердце моем. Ох, если бы я мог сам... Но мой юный слуга... Аллах милостлив и поможет найти достойную девушку для услаждения господина.

Когда Джамиль проводил посетителя, Гафур подозвал мальчика и приказал:

— Знаешь дом портного Азиза? У него еще брат Хафиз... Тоже портной, только у Азиза дочь словно спелый персик, а у его брата дочка, что нечищеная чечевица, косая и кривобокая. Пойди, разузнай, как дочь Азиза, не больна ли, а потом ступай в дом начальника городской стражи и вызови евнуха через слуг и скажешь ему, где искать необъезженную кобылицу под седло его хозяину. Одна нога здесь, другая там...

Джамиль ринулся со всех ног. "Ясмин... Милую Ясмин отдать начальнику стражи... Ему, про которого весь город знал, что жены у него не живут. Нет, ни за что. И пусть старик себе злится. А я убегу... Совсем убегу. Осень, караваны собирают. Попрошусь. За верблюдами буду ухаживать."

Сильные руки подхватили его сзади, подняли в воздух:

— О, Шафранчик! Да ты стал просто красавчиком! И новый халат!

Юсуф, молодой охранник при караванах. О нем мечтала Ясмин.

— Юсуф! Твою Ясмин хотят взять в гарем начальника городской стражи! Идем скорее к ее отцу! Спасем ее!

-Эх... Ясмин не моя... и не будет моей... Но начальник стражи? Злее ифрита и леопарда! Идем!

Отец Ясмин, услыхав об оказанной ему чести, сперва перепугался, потом разозлился:

— Никогда! Не будет моя дочь принадлежать человеку, из-за которого мой старый отец сгнил ни за что в зиндане! Но что делать, что делать?

Джамиля словно осенило: — Дяди Азиз! Я пойду и скажу евнуху, что невеста в доме твоего брата. Он пойдет поглядеть ее, увидит Наргиз-дурнушку, разгневается и гнев его падет на моего хозяина. А тем временем....

— А тем временем позовем кади и напишем мою брачную запись с Ясмин! — гаркнул прямо с порога Юсуф, входя в мастерскую. Я заработал на калым. А тебя, Джамилька, возьму с собой, караван через неделю снова идет. Научу всему, станешь сам караванщиком!

Солнце клонилось к закату, пела зурна, кашлял дутар. Свадьба гудела на весь портновский квартал. И пусть у Ясмин не было пяти перемен платья и покрывал, в которых бы ее открывали перед женихом, но и одно, то самое, с маками, красило так, что никто не усомнился бы — лучше девушки нет в квартале.

Когда через неделю караван вышел в путь, Джамиль преданно глядел на Юсуфа, вспоминая объятия крепких рук... Что-то томило его... что-то такое, о чем он не хотел вспоминать, но и забыть совсем пока не мог."

Щеки Зои горели, когда она ставила последнюю точку. И так не хотелось уходить. Хотелось... прямо сейчас повесить это на страничку, и ждать... ждать отклика... Ну да, у нее есть одна читательница... Которая обязательно напишет что-нибудь теплое и приятное. И оскорбительное предположение Игоря подернется "дымкой забвения"... "Дымка забвения"... Да именно так будет называться следующий рассказ... Ну и что, что банально. А небанально — это описывать на матерно-блатном? А может быть... может быть именно так и надо... название романтическое... а внутри... Но надо домой." Девушка вздохнула, выключила компьютер, погасила свет и вышла из комнаты.