Ему приснился огромный боевой вертолёт. Он не запомнил, что именно это была за машина, не запомнил сюжета и действующих персонажей, но вертолёт — красно-белый, покрытый драконьей чешуйчатой бронёй и зависший высоко над странным пыльным городом — этот образ был очень ярким, и Безымянный вынес его из сна в самых мелких деталях.

Проснулся он от того, что его хлопнули по затылку. На полу было сыро и холодно.

— Вот ты где! Вставай, тебя ждут великие дела, — голос вождя звучал торжественно. От вождя несло табаком. Интересно, что он курит, трубку или сигареты?

— О великий вождь... — Безымянный потянулся и разметал фантики с обёртками, затем машинально потянулся к повязке, чтобы снять и посмотреть по сторонам, но вождь схватил его за запястье.

Нельзя, вспомнил он. В этом мире сплошные запреты.

— Расскажи мне, что ты видел во сне, — повелел вождь. — Не в последнем! А в том.

И Безымянный начал рассказывать, вытаскивая воспоминания из глубин памяти, как за рыбацкую леску. Сначала он рассказал про водопад, с которого упал в пустоту. Вождь слушал молча. Потом вспомнил про город слонотавров и про то, как он увидел мартышку в зеркале. После этого с трудом, но всплыл из глубины сознания раскидистый баобаб, под которым он проснулся, Бигль и Максимильян. Вспомнил и вкусную еду, которую собирают на специальных деревьях.

— Еда — это хорошо, — тихо заметил вождь. — В соседней комнате, к примеру, полно консервов, но мы открываем их только иногда, в основном, для молодняка. Их сложно открывать, с хомяками всё проще.

— С какими хомяками? — не понял Безымянный, получил оплеуху и добавил: — великий вождь.

— С кормовыми. Ты что, не помнишь, где ты проснулся? Мы храним тушки хомяков в холодильнике. Продолжай, что было до этого баобаба?

Очень хотелось узнать побольше про хомяков, но Безымянный не рискнул спрашивать вождя и продолжил свой рассказ. Когда он миновал вторую "пустоту" и дошёл до страны песка и ганеш, вождь прервал его.

— Мой отец рассказывал мне про ганеш. Точнее, говорил, что они существуют. Ещё говорил, что лучше не трогать эту тему, видимо, это тоже какой-то важный старый запрет.

— Хорошо, великий вождь, — кивнул Безымянный. — Скажи, но почему мне всегда казалось в первых моих мирах, что я человек? Мне казалось, что всё живое и настоящее. Вот только снов я там не видел, вроде бы.

— Снов ты не видел, потому что те миры и были снами, — мудро заметил вождь. Во снах очень часто всё живое и настоящее. Что в этом странного. Во снах — мудрость. Однажды давно мне приснился Эйнштейн, он рассказал мне, как делать атомные бомбы. Я запомнил всё, каждую деталь. Потом я нашёл в кладовой много бумаги, и стал делать чертежи. Много чертежей. Но потом мне приснился сон, и я понял, что в бункере всё это бесполезно и бессмысленно.

Безымянный вспомнил, как какую-то похожую историю рассказывал ему старик-мангуст, но решил промолчать.

— Тебя ждёт великая миссия, — сказал вождь и поднялся. — Ты должен будешь вынести мусор.

Сзади налетело двое нюхачей, подхватили под руки и понесли куда-то во внутренний коридор. Безымянный принюхался — слева был Взъерошенный, справа, кажется, Кистеухий — точное имя он вчера не запомнил. Прибежали они быстро, его приподняли и закинули на чьи-то плечи. Хобот уткнулся в что-то большое и по-металлически холодное.

— Это главные ворота отсека, — пояснил голос Взъерошенного. — Дотянись, нащупай задвижку, открой и спрыгивай.

С засовом он разобрался быстро — судя по воспоминаниям, когда-то раньше ему тоже приходилось открывать дверной засов в темноте. Спрыгнув на пол, Безымянный ударился боком о что-то гладкое.

— Нас четверо? — переспросил голос Длинного. Это на его плечах стоял Безымянный.

— Да, — ответил Взъерошенный. — Ты, новичок, я и Кистеух. Нас много, значит можно выходить.

Кистеух схватил за запястье, оттащил новичка назад и положил ладони Безымянного на тёплую продолговатую рукоятку.

— Это самосвал, Безымянный, — пояснил голос вождя. — Большой и пластмассовый. Ты с Длинным будешь толкать его, а вы двое направлять и прощупывать дорогу. Будь осторожен.

Послышался скрежет ржавых дверных навесов, и снаружи пахнуло холодным, спёртым воздухом.

Большой игрушечный самосвал толкался с большим трудом — видимо, мусору накопилось много. Когда двери захлопнулись, Длинный забормотал.

— Лишь бы не заметили. Если заметят — то это всё, пиши пропало.

— А что, тут другие выводки ходят?

— Ещё бы! — воскликнул Длинный. — В седьмом отсеке такие бандюганы, им палец в рот не клади, а то...

Безымянный усмехнулся.

— Почему нельзя просто завалить ворота соседей мусором, а самим побыстрее вернуться?

— Тише вы! — пшикнул Кистеух. Голос у него был тонкий-тонкий — молодой совсем. — Заметят.

Дальше толкали мусорный самосвал молча. Безымянному стало немного не по себе — и от тухлого запаха, и от звуков падающей воды где-то далеко, от шорохов и от чувства опасности, которую даже нельзя увидеть.

— А долго ещё? — тихо спросил он Длинного, не выдержав наконец молчание.

— Полчаса пути туда, полчаса обратно. Ха, а про мусор к дверям соседей — это ты дал. За такое они тебя по головке не погладят!

Самосвал вдруг резко повело влево, видимо, Взъерошенный отпустил, а к запахам прибавился какой-то новый, одновременно и знакомый, и страшный.

— Хищник! — взвизгнул Взъерошенный. — Повязки снять!

3.5

— Запрет же! — воскликнул Безымянный.

— Мы не в отсеке, идиот, и ситуация критическая — запреты не действуют! — пояснил Длинный, срывая повязку с глаз напарника.

Безымянный заморгал, привыкая к освещению. Впервые он видел одновременно и обычным, и тепловым зрением — это было удивительно ново и необычно. Впрочем, обычное зрение оказалось ненамного лучше теплового. Он взглянул на соплеменников — их тусклые силуэты казались совсем не такими, какими он их себе представлял раньше. Но разглядеть их хорошо не удалось — источник света был тусклым и далёким — яркая точка виднелась где-то далеко по коридору, который медленно заворачивал налево и казался бесконечным.

А гораздо ближе впереди, на уровне лица нюхач увидел пару зелёных кошачьих глаз.

Длинный мгновенно достал из кузова три столовых вилки и отдал две Кистеуху и Взъерошенному. Каждая была в рост взрослого нюхача.

— Не глазеть друг на друга! — командовал Взъерошенный. — Сгруппируйтесь!

Кошка в три прыжка преодолела расстояние до самосвала и запрыгнула на мешок, лежащий в кузове. Кистеух ткнул вилкой зверю в живот. Кошка зашипела и махнула лапой, оставив глубокие борозды от когтей в хоботе. Кистеух пронзительно заверещал и выронил оружие. Безымянный, недолго думая, перехватил вилку рукояткой вперёд и с размаху ударил кошку по носу, как дубинкой, а Взъерошенный, стоявший левее, зарычал и воткнул свой трезубец в лапу хищнику.

Кошка повалилась направо, опрокинула мешок и затрусила назад по коридору, прихрамывая на пораненную лапу, а потом скрылась в какой-то дыре в стене. "Одичали... Вот бы их снова приручить", — подумал Безымянный, глядя хищнику вслед. Такое крупное по сравнению с нюхачами животное наверняка могло пригодиться выводку.

— Как ты? — спросил он Кистеуха. Тот зажимал рану на хоботе ладонью, Безымянный пригляделся — кровь была настоящей, и ему сделалось страшно. Ещё одно доказательство тому, что всё вокруг реальное. Молодой нюхач вблизи имел странный окрас — мелкие родинки, полоски, складывающиеся в затейливые узоры, но подробно разглядеть при тусклом свете было тяжело.

— Не смотри на меня, — отмахнулся Кистеух. — Перетерплю как-нибудь. И надень повязку уже.

Длинный с Взъерошенным натянули на глаза повязки и торопливо, вслепую пытались уложить мешок обратно в кузов игрушечной машины. Безымянный помог им, тоже вернул повязку на место и продолжил толкать мусоровоз вперёд.

— С полгода назад одного молодого кошаки слопали, — сказал зачем-то Длинный.

— Брата моего, — добавил Кистеух.

— Тебе сколько лет, Длинный? — спросил Безымянный.

— Пять лет, — ответил тот. — Я уже взрослый. А самый старый у нас Ворчун, ему целых восемь.

Неужели у нюхачей такая короткая жизнь, подумалось Безымянному? Странно, ведь сам себя он ощущал по меньшей мере двадцатилетним. Получается, осталось жить всего пару лет? Он не хотел умирать так рано.

Запах гнили и мусора усилился.

— Почти приехали, — сказал Взъерошенный. — Направо поворачиваем. Сильнее толкай, Безымянный.

За поворотом слышался шорох. Тепловое зрение показало два крупных световых пятна впереди и несколько поменьше, позади.

— Бежим! — пискнул голос впереди.

Пятна позади незнакомцев скрылись.

— Поздно, их не обойти. — сказал второй незнакомец. — Это из шестого, так разберёмся.

— Вы кто? — голос Взъерошенного звучал строго.

— Не трогайте нас, мы изгнанники, — жалостливо сказал первый голос. — Мы здесь охотимся на крыс.

Второй незнакомец подошёл ближе — похоже, они были зрячими, и обладатель первого голоса что-то разглядывал. Взъерошенный звякнул вилкой о кузов самосвала.

— Думаешь пощадить их? — спросил Длинный.

— Погляди, Майк, так это Спящий! — сказал второй голос. — Шестому отсеку повезло.

— Скоро им есть нечего будет от такого везения, Тим, — пробормотал первый голос.

— У нас полно еды, — возразил Безымянный. — Целых три зала еды.

Длинный отвесил оплеуху и затараторил:

— Ты чего про еду говоришь, идиот! Нельзя про свою еду посторонним говорить. Тем более тем, кто шляется по общему коридору! Мали ли, кто узнать может.

— Возьмите нас к себе! — попросился тот, кого назвали Майком. — Мы сильные, болезней нет.

— А что, пусть идут, — проговорил Кистеух.

Длинный сделал выпад вперёд с вилкой, пытаясь дотянуться до Тима. Тот отпрыгнул в сторону.

— Вождю не понравится, — сказал Взъерошенный и тоже стал подкрадываться к Майку, вытянув хобот.

— Мы вас видим, и наше оружие серьёзнее вашего, — предупредил изгнанник Майк. — У нас есть арбалет.

Взъерошенный отступил в сторону.

— Если их оружие сильнее нашего, то лучше уйти. Надо только вывалить мусор. Длинный, помоги мне, вставай с левой стороны.

Нюхачи загремели вилками о пластмассу кузова, опрокидывая вонючий мешок. Послышался свист стрелы, стук о заднюю стенку, а затем комнату наполнили вопли Кистеуха.

— Мой хобот! — верещал молодой нюхач. Его голос звучал как-то странно.

— Получил? — злорадствовал изгнанник. — Будущего у нас нет!

— Что вы сделали с нашим собратом?

— Ничего не сделали! — сказал Майк. — Он просто так вопит. Вы, кажется, собирались уходить?

Взъерошенный грозно зарычал. Безымянный бросился в сторону Кистеуха, снова сдвинул повязку на лоб и осмотрел сородича. Хобот несчастного, и так порезанный когтями кошки, был теперь пробит насквозь тонкой стрелой, сделанной из вязальной спицы и куска бритвы, которая пригвоздила нюхача к стене. Да, рана серьёзная, тут может помочь только ампутация, подумалось Безымянному. Но делать этого в бункере, наверное, никто не умеет.

— Мой хобот, они пробили его, — вопил молодой. — Что ты делаешь?

— Помогаю тебе, — успокоил Безымянный.

Он отломал у стрелы оперение и помог сородичу освободиться. Подняться Кистеух не смог, видимо, во время толчка сильно подвернул ступню. Безымянный оглянулся назад — там шла возня, слышались удары об бетон и крики незнакомцев — Длинный с Взъерошенным скинули их с кучи мусора и барахтались на полу, в пыли. В ход шли и зубы, и ноги — откуда у таких крохотных нюхачей столько жестокости, удивился Безымянный, но потом удивление сменилось сопереживанием — он и сам чувствовал себя таким же и очень хотел набить морду этим изгнанникам.

— Не бейте нас! — наконец заверещал Майк. — Мы не будем стрелять, мы разрешаем вам уйти.

— Взъерошенный, брось их, лучше помоги нашего в кузов затащить, — крикнул Безымянный, а сам вернул повязку обратно на глаза. Снова ориентироваться по слуху и запаху было не очень приятно, но это лучше, чем нарушать запреты.

Изгнанникам удалось освободиться, они быстро вскарабкались по горе наверх и спрятались где-то в отходах. Нюхачи из шестого отсека закинули арбалет в кузов, положили туда же хромого и раненого Кистеуха и потащили самосвал из мусорной комнаты. Толкать полупустой пластмассовый грузовик обратно было куда проще, чем полный.

Чтобы ворота отсека снова открыли, нюхачам нужно было вскорабкаться друг другу на плечи и нажать старую резиновую кнопку электрического звонка. Самым верхним Взъерошенный сказал быть Безымянному — дескать, он лёгкий и изворотливый, сразу разберётся. Кнопка нажималась настолько туго, что Безымянный удивился — неужели нельзя придумать какое-то новое средство, более удобное и простое? Например, верёвку, продетую через щель — подёргал нужное число раз, тебе и открыли. Эх, был бы он тут правителем...

— Кто там? — послышался крик из-за двери.

— Мы! — хором ответили нюхачи.

Через пару секунд заскрипел железный засов, и двери со скрипом открылись.

3.6

Кукушка высунулась из часов и со скрипом залезла обратно.

— Ты проявил себя как настоящий герой, Безымянный, — похвалил вождь. Они только что пообедали и вместе сидели на кровати. — Однако, чтобы убедиться, что ты действительно годишься, нужно пройти последнее испытание.

— Я готов, великий Вождь.

Вождь подсунул ему под нос картонку с выпуклостями и стал водить рукой.

— Тебе нужно попать с вентиляционную систему. Вот она. Здесь большая труба, она идёт вдоль всех помещений, от неё отводки. Хорошо запомнил?

— Да, великий вождь.

— Хорошо. Теперь ищи место, откуда ты сможешь проникнуть в вентиляцию.

Безымянный спрыгнул с кровати и вышел из комнаты вождя. Он уже прилично оринентировался в помещениях отсека, и решил первым делом наведаться в комнату, где ещё ни разу не был — к хомякам.

За хомяками в этот раз присматливал Ворчун, Безымянный узнал об этом по запаху. Пахло здесь по-особенному — к запахам сородичей-нюхачей примешался какой-то другой, резковатый и незнакомый. Наверху, судя по тепловому зрению, находились две длинные лампы, очень похожие лампы были в одном из предыдущих миров-снов, и это показалось немного странным.

— Безымянный, это ты? — спросил Ворчун. — Иди сюда, потрогай их.

Спящий нащупал стенку большой корзинки, перевесился через прутья и пошарил руками и хоботом. Впереди прощупывалось что-то пушистое, тёплое и большое — размерами хомяк был немногим меньше взрослого нюхача.

— Чем ты их кормишь?

— Овсяными хлопьями. У нас остался ещё десяток коробок. Скоро, правда, закончится — забить придётся последних хомяков.

Безымянному стало жалко хомяков, далёкая память — видимо, генетическая — подсказывала, что когда-то хомяки были безобидными домашними питомцами. Он ещё раз засунул ладони в густую жёсткую шерсть кормового животного и спросил Ворчуна:

— Как попасть в вентиляционную систему?

— Зачем? — спросил Ворчун. — Это не так уж и просто.

— Великий Вождь послал меня на последнее испытание.

— Странно, — в голосе соплеменника послышалось удивление. — Раньше не было никаких последних испытаний. Ну да ладно. Слышишь звук капель?

— Да.

— Иди в том направлении. Нащупаешь две тонкие трубы — взбирайся по ним в умывальник.

Безымянный поднялся, пошёл на звук, уткнулся в обмотанные пенькой трубы и вскарабкался по ним. Голова упёрлась в какой-то гладкий твёрдый потолок. С трудом нащупав край умывальника, он подтянулся и, перевесившись через скользкий край, плюхнулся в мокрую раковину.

— Забрался? — спросил Ворчун. — Если да, то перепрыгивай на стол, он левее. Прыгай по коробкам на шкаф, там почувствуешь ветер.

И он почувствовал. Почувствовал ветер, запах, и сразу всё понял. Цель манила его, звала, и Безымянный сломя голову помчался наверх, опрокидывая сложенные лесенкой коробки из-под овсяных хлопьев.

— Эй, осторожнее! Развалишь всё! — крикнул Ворчун, но Безымянный не слушал его.

Он вообще не любил кого-либо слушать.

Над шкафом был слышан ровный, тихий гул ветра в жестяной трубе. Труба, висящая под потолком, оказалась чуть ниже роста нюхача — сантиметров пятнадцать в диаметре, а свежий ветер почему-то дул навстречу, а не внутрь.

Безымянный прижал уши, пригнулся и зашагал по гремящему жестному полу трубы. В трубе было неуютно, но запах, удивительно знакомый и желанный, нёс его вперёд.

Судя по схеме-картонке, которую подсунул ему вождь, вентиляционная система охватывала все помещения — маленькие трубы лабиринтом шли по потолкам, собираясь в одну большую где-то в центре отсека. Безымянный миновал два ответвления — он шёл против направления ветра, к какому-то большому вентилятору, и трубы, выходящие в отсеки, его не интересовали.

Стало заметно холоднее, перевязанные сбоку концы повязки неприятно трепыхало ветром, и Безымянный снял повязку — всё равно, внутри было темно, а снаружи никто не мог заподозрить о нарушенном запрете. Жестяной туннель медленно пошёл вверх, шум усилился. Идти стало тяжелее, но вдруг он увидел тусклый свет впереди. "Свет внутри вентиляционной трубы? — удивился Безымянный. — Там точно кто-то должен быть".

Светильник обнаружился за поворотом, как и источник шума. Труба, которая вела к цели, оказалась намного шире той, в которую сначала залез Безымянный, стенки были полукруглые и скользкие. Ветер дул навстречу, сбивал с ног, а свет слепил глаза, отвыкшие от яркого света, или просто не приспособленные к нему — Спящий уже не знал. Последние шаги были сложнее всего, ветер прижимал к ледяной трубе, но он нашёл в себе силы удержаться на ногах и посмотрел вперёд, прищурив глаза. Силуэт, державший фонарик, казался одновременно странным и каким-то очень знакомым.

— Ты уже близко, я тут, — послышался тихий голос, незнакомый и непохожий на все, что он слышал раньше в бункере.

— Где мы? — спросил нюхач.

— Под вентилятором, — сказала она, указала фонариком наверх и выключила его.

Стало темно, осталась лишь тонкая ниточка света позади хрупкого силуэта, и тут его осенило. Он вспомнил, где видел её.

Перед ним стояла статуя из Страны Песка, которую он видел много недель назад. Нагая, крохотная, и совершенно... реальная. Она была настоящим человеком и не имела никакого отношения к мутированным обитателям подземелья.

А он, вся его биография и все воспоминания не были настоящим. Как и реальность с её бункером — это всё миф, вымысел, плод чьего-то коллективного воображения. Безымянный неожиданно остро осознал это и слепо потянулся к этой маленькой частице настоящего, а она обняла его странное, нелепое телесное воплощение тонкими руками и повалила на жестяной пол.

— Ты уже понял, зачем тебя разбудили, Спящий? — спросила девушка, прервав долгий поцелуй.

— Чтобы выводок продолжил род? — догадался он, глядя на её тело при помощи теплового зрения.

— Ты ничего не понял, — усмехнулась она. — Совсем для другого. Надень повязку, не все запреты стоит нарушать.

Зрение, по которому он так скучал, оказалось совсем не нужным. Ветер прижимал их маленькие горячие тела к холодной жести. Она была настоящая, абсолютно настоящая!