Антимаг

Цериус, Цериус, Цериус Антимаг. И это лицо, эти глаза. Свет, казалось, померк. Исчезла дверь, исчез котел, пол, потолок и стены — исчезло все, кроме проклятой картины. Она тянула к себе. То, о чем я думал, не могло быть правдой. Я не хотел в эту правду верить. Мысли бегали по кругу, как часовые стрелки. Цериус так походил на моего отца. Но он не мог быть моим отцом, потому что сгинул сто с лишним лет назад. Был убит подлыми трусливыми колдунами в Академии на острове Черепахи. Конечно, я плохо помнил отца, но точно знал, кем он был — плотником, не антимагом. Да и будь он антимагом, разве позволил бы он мертвякам хозяйничать в селе, позволил бы красть детей? Нет, не позволил бы. Ответ напрашивался сам собой: на холсте был нарисован мой далекий предок.

— Ну, Фихт! — зашипел я, сжимая кулаки. — Старый колдун.

Хотя причем тут он. Старик не мог знать... Или мог? Но как? Прошло столько времени. Проклятье!

Свет вернулся в комнату. Я наконец-то оторвал взгляд от картины. Вздохнул. Ничего, скоро я смогу спросить старого колдуна об этом. А возможно, кое-что узнаю уже сейчас.

Я открыл дверь и шагнул в очередную светлую комнату, забыв про осторожность. За что и поплатился.

Послышалось злое шипение, краем глаза я увидел серого здоровенного кота, прыгнувшего в мою сторону. Увернуться не успел. Дыхнуло тухлой рыбой; кот сбил меня с ног, вонзил когти в плечо и грудь. Я вскрикнул от боли, попытался сбросить его — не вышло. Тогда я схватил, обнял его обеими руками, прижал к себе, чтобы он не смог перегрызть глотку. Его зубы клацнули совсем близко от моей шеи. Он яростно зашипел, завертел башкой и на мгновение ослабил хватку. Этого мгновения хватило, чтобы столкнуть его. Звонко брызнули осколки. Разъяренный кот смел со стола склянки и ударился о стену. Я наконец-то вскочил на ноги и увидел, что безумное животное готовится к новой атаке. Сейчас стало видно, что огромный кот слеп на один глаз и посажен на цепь, как сторожевая псина.

Рука похолодела от магии. Кот прыгнул с разбега, напоролся на ледяную струю и звонко разбился в шаге от меня. Откололись лапы и хвост. Глядя на них, я понимал, что теперь Фихт точно узнает, что кто-то побывал в его подземелье. Но, к счастью для меня, в мире было много магов, способных превратить горячую плоть в лед.

Грудь горела, плечо ныло; кошачьи когти разодрали кафтан и рубаху так сильно, что их смело можно было выбрасывать — ни одна портниха не взялась бы латать эти тряпки, к тому же еще и окровавленные. Конечно, нужно было залечивать раны, но нераскрытые колдовские тайны побеждали боль. Да и портрет Цериуса Антимага не давал покоя, приказывая оставаться здесь — в колдовской лаборатории.

По всей видимости, это и была колдовская лаборатория. Склянки, трубочки, диковинные ножи. Фихт не раз с восторгом рассказывал, какие чудесные лаборатории скрывались за многочисленными дверьми Академии на Черепашьем острове. Лично я подобного восторга никогда не понимал. Ну, что интересного в смешении двух-трех разноцветных жидкостей? Вот битва магов — совсем другое дело. Причем передо мной был явно не лучший вариант. Да, комната была просторной, да я мог свободно стоять здесь в полный рост, но все эти склянки на фоне голых серых неровных стен наводили уныние. Помимо всего прочего, в лаборатории стоял старый широкий книжный шкаф. Нет, читать я любил, но пришел сюда совершенно не за тем, чтобы вдыхать вековую книжную пыль и напрягать глаза, разглядывая завитки букв. Книг было слишком много, они были слишком толсты, чтобы тратить на них драгоценное время. Однако мимо одной из них я был не в силах пройти. То была книга Джима Великолепного "По ту сторону этого мира". Не помню, сколько раз я пытался найти ее на ярмарках, в торговых лавках, сколько раз просил Фихта ее разыскать. Старик лишь недовольно отмахивался — мол, нечего забивать голову чепухой про призраков, черных всадников и потусторонних путешественников. Жить надо нашим миром, здесь и сейчас. А книга эта вообще редкость, чушь и достать ее — все равно что луну с неба. Лучше про магию орочьих шаманов почитай. Сравнил: танцы голопузых орков у костра под грохот барабана и истории лучших некромагов и загробных путешественников — целый мир, лежащий совсем рядом, но закрытый для большинства смертных. Книга и впрямь была редкостью, но точно не чушью. Иначе стал бы Фихт ее у себя держать? Я снова убедился, что старик не зря получил свое прозвище. Он готов был грызть за меня глотки и в то же время прятал от своего любимого ученика безобидную книгу. Хм, врал зачем-то. Опасался, что пронюхаю, почему у него в каждую щель кошачья шерсть забита? Так я про это и без него узнал. Джим Великолепный не единственный автор на свете. Всем известно, зачем люди кошек держат и ковры из их шерсти ткут — чтобы призраки не тревожили и черные всадники дома стороной облетали. Шерсть эта против призраков и всадников — что щит против стрелы. Тоже мне — великая тайна.

С тихим писком открылась стеклянная дверца. И как только Фихт все это сюда перетащил? Без магии не обошлось. Я достал книгу и, полистав ее немного, понял, что зря опасался надышаться вековой пылью. Эти страницы часто ласкали человеческие пальцы. "Со временем призраки обретают видимость. При этом чем больше они находятся в нашем мире, тем ярче становятся их цвета..." — с интересом прочел я и, закрыв книгу, положил ее на стол. Увы, искать колдовские тайны нужно было в другом месте. Таком, например, как та узкая железная дверь со смотровым окошечком.

Я переступил через убитого кота. Его жалкий вид напомнил о схватке: плечо опять заныло, расцарапанная грудь вспыхнула болью. Терпимо, на занятиях с Фихтом больше доставалось. Никогда не забуду первое поглощение огня, думал попросту сдохну от жара. В лаборатории, кстати сказать, не было ни холодно, ни жарко, ни темно, ни сыро. Неудивительно, что книги так хорошо сохранились. Работай хоть месяц. Жаль, что у меня не было столько времени.

Я подошел к дверце и опять вспомнил прозвище учителя. Странный он, очень странный. Между книжным шкафом и стеной, где выдавалась узкая дверца, стояла самая настоящая будка. Правда, для кошки. Здесь же в миске белели обглоданные кости. Я покачал головой: кот на цепи и в будке. Рассказать — не поверят. Даже после того, как в Цериусе Антимаге я узнал своего далекого предка, даже после того, как в тайной библиотеке Фихта нашел книгу, которой якобы у него никогда не было, кошачья будка в углу лаборатории выглядела странно. Впрочем, не менее странно, чем кожаный ремешок с шарообразной пряжкой.

Ремешок лежал на одноногом столике, поверх исписанных листков, тонкий и потертый, — совсем невзрачный на вид. Но что-то притягивало в нем, в его блестящей пряжке, и это что-то не давало покоя, как мелкая заноза. Словно оттуда, из чрева пряжки кто-то нашептывал: "Возьми меня". Над ремешком торчал рычаг, отпирающий узкую дверцу. Успею. Я сдвинул ремешок и заглянул в листки: каракули Фихта. "Кошачий глаз" — было выведено под картинкой. А учитель недурно рисует, подвился я, разглядывая чертеж ремешка. Так, что тут: формулы, размеры, материалы, снова формулы и...

Последнюю страницу я прочел на одном дыхании. И огляделся. Разбитый, точно статуэтка, кот, и осколки стекла на полу, книжный шкаф вдоль стены, увесистый том Джима Великолепного "По ту сторону этого мира" на столе — все осталось на месте. Вроде бы я не спал. Однако прочитанное никак не укладывалось в голове, никак не соотносилось с тем учителем, которого я знал три года. Он, ярый поборник жизни "здесь и сейчас", всерьез исследовал загробный мир. И не просто исследовал, а даже создал штуку, которая позволяла любому эленхаймцу заглянуть за стену смерти. Пряжка-то была с секретом, да еще с каким! Что ж, последнее объясняло странную тягу к ремешку. За выпуклыми позолоченными стенками теплилась неизвестная магия. Но и это было еще не самое удивительное. Согласно записям, за дверцей со смотровым окошком жили самые настоящие призраки.

Страница текста, несколько предложений, перевернули все с ног на голову. Колдун Фихт, плюющий на потусторонний бред, неожиданно перевоплотился в знатока загробного мира. Несколько секунд — и он вдруг перестал быть чокнутым стариком, который забивал кошачью шерсть в каждую щелку. Он боялся вовсе не тех призраков, что могли залететь с улицы, он опасался тех призраков, что уже находились в его доме. И кошачьи головы, развешенные по всем стенам, и ковер из кошачьей шерсти, лежащий над входом в колдовской тоннель, и безумный жирный кот, вцепившийся в меня, — все эти старческие чудачества внезапно обрели смысл. Ощущение было таким, словно я одним ключом открыл несколько совершенно разных замков. Будто одним-единственным словом разгадал множество загадок. Кроме одной: почему Фихт скрывал эти тайны от меня?..

Задав этот вопрос, я с предвкушением отодвинул створку смотрового окошка. Плотная полоса света расколола тьму пополам, словно гигантский меч — черный огромный валун, легла на груду костей, выхватила изогнутые стены; густо заколыхалась, заблестела пыль — в ярком свете она казалась мелкой серебряной стружкой. По спине пробежал холодок.

Я стоял в шаге от призраков, которых пока не было видно. Многое терялось во мраке, но все же можно было представить, как выглядит тесная комната. А выглядела она жутко — как огромная бочка, обитая изнутри кошачьими шкурками; от края до края пол устилали кости — человеческие кости.

Призраков не было. Не то попрятались по темным углам, не то зарылись в кости. Тающее время висело надо мной проклятьем, и я решил испробовать Кошачий глаз; призракам, в отличие от меня, спешить было некуда. Мелкий бугорок, открывающий чудо-штуку, я заметил еще на схеме, поэтому не пришлось ломать ногти, пытаясь открыть изобретение Фихта. Щелчок был негромким, но в мертвой лабораторной тишине прозвучал грозно, зловеще.

От неожиданности я едва не выронил ремешок. Из открытой пряжки на меня уставился зеленый, как изумруд, кошачий глаз — точь-в-точь такой, каким смотрит по ночам домашняя кошка, хватая отблески свечи. Нужно было догадаться: Фихту всегда было легче что-нибудь создать, чем придумать этому название. Защитное зелье из крови тролля и серого эльфа носило имя "Кровяной щит". Кошачий глаз, дающий возможность заглянуть в загробный мир, назывался Кошачьим глазом. Глаз этот выглядел живым, при малейшем движении ремешка менял оттенок блеска и, казалось, следил за мной. Был он заключен в стеклянный шар, где в беспорядке застыли разноцветные кусочки. Из-за мелкости этих кусочков определить их природу было сложно. То ли самоцветы, то ли осколки цветного стекла, то ли крашеная железная стружка. Если бы не поразительно живой глаз, стеклянный шарик сошел бы за обычную детскую игрушку, которых пруд пруди в лавках стеклодувов. Из открытой пряжки магия била сильнее, но понять ее по-прежнему было нельзя. Она лишь ощущалась, сравнить же ее было не с чем.

Я туго затянул ремешок на затылке, зажмурился, потом сдвинул неудобную пряжку туда, где ей и положено было быть, и открыл один глаз. Все было сделано так, как описывал Фихт, но ничего не изменилось. Я потянулся к листку, чтобы свериться с текстом, — и полетел. Вернее, полетела комната, а я остался на месте, судорожно хватая рукой воздух в поиске опоры. На мгновение показалось, что стены меня просто раздавят. Комната так сузилась, что я невольно сжался.

Мир стал другим. Из него словно выдавили все яркие краски. Остались только всевозможные оттенки серого. Я и не представлял, что их может быть столько. Здесь серый переходил в почти черный, а тут, напротив, светлел до почти белого. Наверное, таким мир видят кошки, когда охотятся в темноте, подумал я и прильнул к смотровому окошку.

— Эй, — с разочарованием произнес я, постукивая костяшками пальцев по двери. — Где вы?

Призраки так и не появились. Я всматривался в полумрак их темницы, но видел лишь кости и черепки. Закрались нехорошие мысли: опустить рычаг, распахнуть дверь и войти в эту бочку, отделанную кошачьими шкурами.

Нет, нельзя! Неизвестно, сколько их там и что они выкинут при виде живого человека. Я гнал дурные мысли, но они как шальные мухи продолжали кружиться здесь, рядом, в моей голове. Сто демонов! Когда еще представится такая возможность? Когда Фихт вновь отправится в город? В конце концов, разве не за этим я забирался в его лабораторию? Увидеть живого призрака — такая удача. Ведь можно не заходить в темницу, а просто слегка приоткрыть дверцу, осторожно заглянуть. И вообще, кажется, для живых они неопасны. Тела-то у них нет, а значит, и покалечить тебя не способны. Рука не сожмет меч, зубы не перегрызут глотку. Только и могут, что напугать. Ну так мы не из пугливых. И время, время, время. Сколько я уже здесь? Мама и Марта наверняка уже беспокоятся. Ушел с утра пораньше не пойми зачем, да еще и орал среди ночи, как резаный. Я бы забеспокоился. Ох, не допустите небеса! — еще искать начнут. Сюда придут, а где я? — нет меня, в тридцати локтях под землей. Не найдут. Чего доброго, село подымут. Тогда старик точно узнает, кто разгромил его лабораторию.

Я схватил рычаг и потянул его вниз. Где-то в стене глухо скрежетнуло, но рычаг не опустился. Не сдвинулся ни на кончик пальца. Казалось, прирос к стене. Тогда я обхватил его обеими руками и потянул изо всех сил. В стене снова что-то скрежетнуло, рычаг снова не поддался. Либо механизм просто-напросто заржавел, либо требовал мужицкой силы. Оставалась последняя надежда: повиснуть на нем всем телом. Пришлось убрать одноногий столик.

Повис. Подогнул колени и дернулся, поморщившись от боли.

— У-у-м.

Царапины еще и коростой не успели покрыться, а я опять их расшевелил. Руки соскальзывали с гладкого и толстого рычага, боль вышибала слезы, от злости кровь приливала к щекам; я висел, дергаясь, как пойманная на крючок рыбина. Потолок то падал, то подпрыгивал, то расширялся, то сужался, то светел, то темнел — смотреть на мир одновременно обычным и Кошачьим глазами было неудобно. Так что я предпочел зажмурить тот, где лежала колдовская пряжка.

Усилия не прошли даром. Упорный противник решил сдаться. Со скрежетом старого тележного колеса рычаг опустился; я увидел, как непокорная дверь слегка отошла от стены, и встал на ноги. Образованная щель брызнула пылью и затхлостью.

— Фуу, — невольно выдохнул я, отворачиваясь от двери.

Я так намучился с рычагом, что на страх просто не осталось сил, да и потревоженные раны заставляли думать не о нем, а о боли. Заглянул в щель, слегка сдавив нос. Поглядел на темницу сквозь Кошачий глаз. И с горькой усмешкой подумал, что призраки сдохли. Глупость, конечно, но другого объяснения их отсутствию я не видел. Зато видел перед собой часовые стрелки, наворачивающие круги; видел злые глаза колдуна, который обнаружил, что все его магические ловушки сняты; видел, как кричащие сельчане стаптывают башмаки в моих поисках.

Нужно было решаться, рисковать. Но не забывать про осторожность. Хватит с меня сосчитанных ступенек и жирного одноглазого кота. Ножом или магией призрака не взять, шубы из кошачьей шерсти поблизости не видно — придется довольствоваться тем, что есть. А что есть? Расколотый здоровенный кот. Его лапы и хвост.