| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Вероника потянулась, как кошка, выпростнув руки из-под одеяла. Оно сползло, обнажив её голую грудь. Вероника глянула на соседнюю полку. Там храпел Гарик, уткнувшись лицом в подушку, лёжа неприкрытой задницей вверх.
Проводница окинула их оценивающим взором, но ничего не сказав, только повторила:
-Поднимаемся, умываемся! Через час Сумы!
Возможно, такое ей частенько приходилось видеть в своём вагоне.
-Мне что, тебя к себе в квартиру вести?! — сказала Вероника Гарику, когда они вышли на привокзальную площадь. — Там мои родители!
-Ничего, милая, ищи выход! Неделю ты моя — как договорились! А уговор дороже денег! — сказал Гарик, озираясь по сторонам, осматривая незнакомый украинский город. — Да, с такси у вас тут совсем дело плохо! — сделал он своё профессиональное наблюдение, не заметив на огромной площади ни одного таксомотора. — Снимай номер в гостинице на неделю — твои проблемы! Ты у себя дома! Кстати, как мне помнится, ты говорила, что по возвращении домой, найдёшь двести долларов! Вот и ищи!
-Ну, ты наглец, как тебя там!.. Гарик! Я хотела тебе деньги отдать, чтобы не спать с тобой! А то, что получается — подложись под тебя, да ещё номер сними!
Гарик смерил её взглядом сверху донизу:
-Номер снимай самый лучший в самой центровой гостинице! А в случае чего — я найду Саида в Москве и скажу им, где ты теперь обитаешь!
Вероника стояла в замешательстве: Гарик пользовался ей на всю катушку. Теперь он и поимел её, и денег ещё хотел содрать, ну, наглец! Его наглость не влезала ни в какие рамки!
-Как знаешь! — вздохнула девушка. — Денег у меня нет, вот и всё — баста! Под мостом, значит, будешь меня драть или в парке городском на лавочке! Домой я тебя к себе не поведу!
-Ты ж сказала, что найдёшь деньги! — возмутился Гарик. Он снова окинул Веронику с головы до ног, потом полез в карман, достал кошелёк. — На вот, сто долларов! Поменяешь, за гостиницу заплатишь, и на жрачку!
Вероника потянулась за деньгами. Когда она взялась за купюру, Гарик придержал её и добавил:
-Но учти! Деньги я тебе занимаю! В течение недели найдёшь, займёшь — отдашь! Нет — пеняй на себя! Поняла!
-Поняла! — сквозь зубы ответила девушка. "Ну, мразь, черномазая, я тебе покажу!" — подумала она про себя и, дёрнув купюру из рук Гарика, спрятала её в кармане.
Через час, поймав, наконец, таксомотор, они вылезали у центральной гостиницы города с одноимённым ему названием, свечкой устремившейся в небо на центральной площади, напротив огромного здания обкома партии.
Гарик, посмотрев вверх, одобрил выбор:
-Хорошая гостиница, высокая! Бери номер повыше, я город хочу посмотреть!
Администраторша, посмотрев на сто долларов, которые протянула ей Вероника, сказала:
-Идите, меняйте! Мы доллары не принимаем! Рубли тоже! У нас теперь карбованцы!
-А где менять-то?! — удивилась девушка.
-В банке — где! — усмехнулась администраторша.
-Так ещё же шесть часов утра! — воскликнула Вероника. — Какой банк!
-Хорошо! — администраторша положила на стойку ключи. — Вот вам ваш номер люкс на двенадцатом этаже! Авансом запускаю! Паспорт мне оставьте на всякий случай! в девять часов сходите в банк, поменяете доллары! Расплатитесь — я вам паспорт верну!
Вероника взяла ключи, передала их Гарику, тот направился с ними через огромный просторный холл к лифту.
Администраторша, глянув в след армянину, сказала:
-Номер одноместный! У вас прописка местная, поэтому вам гостиницу снимать не положено! Этот кто вам такой?! — бросила она кивком головы вслед "гостю". — Родственник что ли?!
На лице администраторши отобразилась сложная гримаса: догадки, ухмылка, ирония, сочувствие, понимание — коктейль из этих чувств. Вероника не знала, что ответить.
-Это просто гость! Знакомый! — нашлась она.
-Вот скажите этому вашему знакомому, — пристально уставилась на неё администраторша, — что после двенадцати посторонних в номере быть не должно, в том числе и вас! Вам ясно!
Вероника кивнула головой и пошла, заливаясь краской следом за Гариком к лифту.
-Да, и вот ещё что! — окликнула её администраторша.
Вероника вернулась, не глядя ей в глаза.
-Доллары можете поменять на рынке, — подсказала администраторша, — если не страшно! У менял! Они уже с семи часов там торчат! Только смотрите — кидают! Фьюить! — изобразила она бросок в сторону. — И денег нет! Имейте ввиду!
-А почему так? — Вероника была ошарашена новым порядком вещей, установившимся за время её отсутствия.
-А потому что в банке за доллар дают двадцать три тысячи карбованцев, а менялы предлагают сорок шесть! Понятно!
Вероника попыталась разобраться с цифрами, кивнув на всякий случай головой.
-Вот и выбирайте сами, где лучше менять: в банке или на рынке! — сказала напоследок администраторша.
В номере было просторно и уютно. Шикарный торшер, большая двуспальная кровать, диван, телевизор, кресла, плательный шкаф. В туалете импортный санузел и стеклянная душевая кабина — Гарик остался доволен. Он вышел на балкон. Заря только занималась, внизу по улицам ползли рваные облака тумана.
-Хороший город! — отрезюмировал Гарик, осматривая панораму. — Что это у вас тут за набережная?! — спросил он у Вероники.
-Набережная реки Стрелки! — ответила она. — Слушай, я тебе не экскурсовод! Я пошла на рынок, деньги менять!
-Красивая набережная, только вместо реки какое-то болото! — возмутился Гарик, словно её не слушая. — Иди-иди, милая! Я тебя подожду! Только не долго!
Гарик окинул её странным взглядом и, когда она уже была на пороге номера, крикнул ей вслед:
-Только не вздумай смыться! Себе хуже сделаешь!
Глава 11.
Вероника шла вдоль чугунной ограды набережной реки, которая внизу, в широком, выложенном стенами из белого камня русле, извивалась и едва текла среди огромных островов ила, поросших камышом, теперь ржавыми пятнами занимавших почти всё пространство, предназначенное для полноводной реки.
Возможно когда-то давно, когда строили эту набережную, Стрелка и была полноводной рекой, впадавшей в Псёл. А быть может, напротив, в будущем планировали её таковой сделать. Однако сейчас она была похожа скорее на ручей, по какому-то недоразумению, тёкший по заиленному дну широкого красивого канала, сооружённого в центре города, смотревшегося весьма уродливо и неуместно в таком сочетании. Кое-где ручей этот разливался в широкие лужи-озерца. Но всё равно нигде, ни в одном месте, канал не был заполнен водой от одной своей вертикальной, выложенной белым камнем стены до другой.
Воздух был свежим, прохладным. Туман с приближением рассвета растворялся. Несмотря на декабрь, погода напоминала позднюю осень.
Вероника шла медленно, словно прогуливалась ранним утром, иногда глядя на другую сторону канала, где находился парк, за которым, на взгорке, в конце улицы стоял пятиэтажный дом, где в угловой квартире на пятом этаже жили её родители. Они даже не знали, что она была в Москве, а уж, что с ней там произошло — тем более. Всё, что они знали — Вероника вышла за муж за богатого, который купил ей в центре города огромную квартиру в качестве свадебного подарка.
Декабрьская свежесть давала себя знать. Сырость пробирала до костей, и Вероника ёжилась, кутаясь в своё жёлтое демисезонное пальто, которое пришлось одеть, кое-как оттерев его влажной тряпкой на скорую руку. По жёлтому дорогому драпу теперь были видны грязные разводы. Никакой другой одежды у Вероники больше не было: всё осталось в Москве. Вид у неё был ужасный, затрапезный, и она думала: "Хорошо, что раннее утро, и на улице никого нет!"
Она дошла до перекрёстка, свернула направо, на мост через Стрелку, поднялась вверх по неширокой, кривой улице, прошла метров триста, повернула вправо, на деревянную пешеходную лестницу и поднялась на гору. Здесь когда-то она жила. Впрочем, это когда-то было совсем недавно, но Веронике казалось, что с тех времён прошла целая вечность. На длинной белой эмалированной табличке, прибитой на углу пятиэтажки, значилось: "Улица Новоместенская". Ниже висела круглая белая бляшка с номером "35".
Вероника поднялась на пятый этаж крайнего подъезда, осторожно, стараясь не шуметь, вставила ключ с замочную скважину, аккуратно его повернула, вошла в прихожую квартиры.
Дома у родителей было тихо, тепло и уютно. Вероника прошла в свою комнату, в которой она не была уже почти полгода. Открыла шкаф, достала своё прежнее коричневое пальто с воротником из песца, которое считала уже немодным, а потому не собиралась никогда больше носить ещё с прошлой весны, переоделась и также незаметно выскользнула обратно, направившись на центральный городской рынок менять валюту.
Теперь настроение её стало значительно лучше. И она как-то незаметно для себя вернулась к событиям прошедшей ночи.
К своему стыду, Вероника должна была признаться себе, что это был первый раз, когда она действительно испытала оргазм. И не один, а целых два. Случилось то, чего так долго хотела её подружка: матку вывернули наизнанку! Да так старательно, так хорошо, что, не смотря на то, что душа её по-прежнему не испытывала к Гарику ничего, кроме отвращения, её тело всё гудело, как певучая струна, настроенная в унисон окружающему миру, и оттого испытывало удовольствие от каждого шага, каждого вздоха теперь.
Вероника по-бабьи была в первый раз счастлива. Конечно, она была ещё довольно молодой женщиной, которая раньше, ещё вчера думала, что оргазм — это когда нарастает наслаждение, но теперь, после ночного опыта в московском поезде она могла себе сказать, что в первый раз в жизни её выебли по-настоящему!
Оказывается, всё, что у неё было до того, даже та мастурбация, которой она занималась изредка, чтобы испытать чувства поострее, — всё было так блёкло, так незначительно по сравнению со вчерашним ночным извержением. Она вдруг теперь поняла, что, оказывается, найти подходящего партнёра, было не простой задачей.
Но Гарик и не был её партнёром. Ночью, когда она сдалась и решила: будь, что будет — он имел её, как, наверное, повар имеет котлету на сковородке: умело, быстро, безжалостно, со знанием дела. Это не был партнёр. Партнёров у неё было много! А этот!.. Вероника даже не знала, как правильно его назвать.
Он владел ей! Как вещью! С партнёром разговариваешь, он что-то говорит тебе, ты ему что-то говоришь. А здесь этого ничего не было. Она ему ничего бы и не стала говорить! А ему говорить ей ничего и не надо было! Он просто брал и делал с ней то, что считал нужным. Он, когда хотел, раздвигал ей ноги в стороны, сажая на попу, так, что Веронике казалось, что он ей их сейчас вывернет, как цыплёнку, и лизал её клитор своим шершавым языком, иногда окуная его во влагалище. При этом вставлял два пальца в задний проход и водил ими там, изображая вторжение члена так, что с непривычки, пока не разошлась, как утюг, Вероника тихо взвизгивала сначала от боли, а потом от непонятного, дикого удовольствия, которого прежде не знала. То тут же крутил её на широкой полке, ставил раком и вонзался сзади, всовывая при этом в анус большой палец, которым вращал из стороны в сторону. Потом как бы затихал внутри неё и водил своими бёдрами вправо и влево так, что Вероника чувствовала, будто её влагалище — это большой кожаный мяч, по стенкам которого, как язык колокола, бьёт что-то твёрдое и упругое, заставляет их натягиваться и пружинить, а потом и вибрировать даже, в такт этим ударам, как тетива лука. К этому добавлялись подобные, только в меньшем масштабе, ощущения в прямой кишке, которая, прежде она не знала этого, вела себя, как младшая сестра влагалища. То снимал её с полки, ложился вниз, насаживал её тело сверху, как на вертел индейку, и, то ли крутился в ней, то ли её крутил на себе Веронике от обуревающих её волн блаженства это было непонятно, да и неважно, умудряясь при этом теми же двумя пальцами одной руки изображать в её заднице часто бьющий в проход второй член, а другой жадно и властно мять её набухшие от удовольствия, словно спелые арбузы, груди. То садился на неё сверху, перед её лицом и нагло втыкал в её рот, тут же вдруг полный слюней, своего монстра. Сам прогибался при этом немного назад и вводил ей два пальца, указательный и средний во влагалище, а мизинец и безымянный в анус и шевелил ими там по-хозяйски, со знанием дела, не спрашивая её, нравится ей это или нет.
"Может быть, это и называется, драть, как сучку?! — спрашивала теперь сама себя, вспоминая буйную, страстную ночь, Вероника. — Может быть, все мужики знают, как надо вести себя, когда дерёшь сучку, но со мной обращались по-другому из каких-то иных мотивов, например, сучкой меня не считая?! А Гарик сразу предупредил — буду драть, как сучку! Может быть, со своей женой, если она у него есть, он спит по-другому, и она тоже не испытывает ничего подобного?!"
Вероника вдруг призналась сама себе, что если бы её кто-то имел так каждый день, то она бы этому человеку готова была бы слизывать грязь с его ботинок своим языком, стелиться перед ним ковром, делать всё, что он скажет, лишь бы это продолжалось, продолжалось и продолжалось. "Только чтобы это был не армян!" — начала она уговаривать сама себя, но тут же наткнулась на то, что ей всё равно, кто бы это был, лишь бы это было так, как прошедшей ночью!
Это было для неё неприятное открытие, которому всячески сопротивлялась её униженная и оскорблённая душа, но тело, её женское тело, бесстыдное и ненасытное, затыкало ей рот и кричало: "Пусть ебут так всегда!"
"Хоть бы, действительно, найти кого-то, кто бы меня так драл каждый день!" — вдруг нечаянно загадала Вероника, сама не заметив, как энергичным порывом запустила это желание в лузу материализации...
На рынке было уже настоящее столпотворение. Несмотря на раннее утро, здесь было не протолкнуться, повсюду шла бойкая торговля. Вероника некоторое время слонялась под его огромным куполом, заходила в мясной отдел, где от шума перед прилавками с мясом и салом можно было оглохнуть, спускалась в "яму", круглый центральный пятачок огромного здания, сделанный как дно бассейна или арена цирка, только бетонная, в которую со всех сторон сходило несколько лестниц.
Чем здесь только не торговали! Всё, что росло на хлебосольной украинской земле, было здесь. От манящих, перебивающих один другой запахов. Однако Вероника искала менял. Она понятия не имела, как они должны выглядеть и что делать, а потому время проходило, а Вероника всё ещё не могла обменять доллары.
Она прошла по рынку, наворачивая уже второй круг, но никаких менял нигде не было. Тут она заприметила идущего впереди неё отца одной из своих прежних, школьных подружек: здорового, высоченного, пучеглазого красавца — мясоруба. Он выглядел моложаво и весело, слегка подвыпивший, ходил между торгашками салом и мясом и, показывая большим указательным пальцем в сторону той, с которой хочет поговорить, издалека, чтобы не лезть сквозь давившийся у прилавков народ о чём-то с ними перекрикивался. Услышав ответ, красиво, вразвалочку, как хозяин, шёл дальше, к другой торгашке.
-Дядь Коль! — догнав его, крикнула, стараясь перекричать стоящий вокруг гомон, Вероника. — Дядь Коль!
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
