— Ещё год — два, и мы их оттуда вытурим! — бросив руль, кричал нам обычно неразговорчивый добряк Гасан.
— Русские просто не понимают, с кем они связались (9)! Я сам в Баку живу — отлично армян знаю (10), это же не люди, а просто крысы какие-то, — вторил ему образованный питерец Сальвар.
Оказалось, что ради участия в "праведной" войне самый молодой работник конторы-агента даже покинул город на Неве, вернувшись в родную республику, правда, на войну он (цитирую) "не успел, они уже перемирие подписали". Женька толкал меня в бок локтем и корчил гримасы, всячески показывая, что я дурак, но я был не в силах прервать поток страшных слов об армянах и обвинений в адрес России. Военно-патриотический "агитпроп" закончился только тогда, когда мы подъехали к телецентру. В принципе, я получил исчерпывающий ответ на свои вопросы — перспектив разрешения карабахского конфликта нет, он, похоже, вечный...
Как и вчера, рабочая часть дня закончилась к обеду. После телецентра мы приехали в офис наших агентов и рассказали Ханаге Бабаевичу и господину Кулиеву о результатах нашей командировки. Оба "босса" выслушали нас, давая по ходу какие-то комментарии относительно целесообразности сотрудничества с конкретными изданиями и телеканалами, а после этого пригласили на ужин в честь нашего приезда, точнее, видимо, уже отъезда — самолёт был завтра с утра. Выглядело это так. Мы уже стояли на пороге, собираясь идти в гостиницу, как вдруг Ханага сказал "на прощание":
— Вы сейчас сильно плотно не кушайте. Вечером поедем на море, отметим вашу командировку.
"Главный специалист по России" пообещал заехать за нами в шесть часов вечера и сообщил номер своей машины.
Мы пошли обедать "к Тане". К сегодняшнему дню мы не попробовали всего два блюда из меню нашего любимого кафе. Одно из них называлось "джиз-быз" и было отвергнуто нами по причине основного ингредиента — бараньих потрохов (11), а второе обозначалось в меню как "жареная рыба с картошкой". Ну что же мы, жареной рыбы что ли не ели? Нет уж, нам подавай "кюфту-бозбаш" с "бадымжан долмасы", пожалуйста! Но сегодня мы с Женькой, не сговариваясь, заказали именно её, жареную рыбу (я, разумеется, вместе с долмой "на второе"). Рыба оказалась нежнейшей и натурально таяла во рту — как говорил обладавший азербайджанской папахой один из персонажей Аркадия Райкина, "вкус спесьфиський", "дюфсит", одним словом. Мы спросили у Тани, как называется эта прелесть-рыбка, и получили ответ, почти инопланетного происхождения:
— Осетрина, конечно!
Значит, рыба здесь — это не минтай, хек или, на худой конец, горбуша, а осетрина... Всё ясно! Кстати, выписанный нам счёт так и не выпрыгнул за границы "тридцать рублей на человека"...
Вторую половину дня было решено потратить на такую прогулку по городу, которая сочетала бы в себе элементы "шоп-тура". Я хотел купить себе несколько турецких рубашек с коротким рукавом, стоивших у местных уличных торговцев буквально копейки, а Женька — турецкие же сандалии на предстоящий летний сезон для своей жены Светы. Ещё мы собирались приобрести азербайджанского винца, терпкого и густого, и восточных лакомств для жён-сладкоежек. Но всё-таки главной нашей целью была покупка грецких орехов (Светка всего месяц как родила, ей врачи прописали), для чего нужно было сходить на один из здешних рынков.
Мы прошли через привокзальную площадь, на которой вчера закончилась наша экскурсия по городу, и где располагалось сразу два вокзальных здания — Сабунчинский вокзал, построенный в восточном стиле ещё до революции, и современная, плавно переходящая в высотку гостиницы, "стекляшка" вокзала нынешнего. Исторический вокзал был довольно высоким, с куполами и узкими окошками, и выглядел довольно зловеще — мне он напомнил дворец главного злодея-раджи из фильма про Индиану Джонса. Зато в современном вокзале кое-где отсутствовали стёкла-витрины, и пассажиры без труда входили-выходили "через окна". Бетонные стены здания местами были выщерблены, нам потом сказали, что это следы от пуль — привокзальная площадь была одним из эпицентров боевых действий во время революций-переворотов.
Но больше всего в площади поразило её многолюдье, причём многолюдье, судя по всему, совершенно бесцельное. На огромном пространстве стояли стайки не молодых уже людей, человек по пять-семь, которые, размахивая руками, громко о чём-то разговаривали. Таких "компашек" на площади было не две и не три, а несколько десятков, и от их присутствия там было очень неуютно. Буквально через неделю после нашего возвращения в Новосибирск я увидел в телевизионных новостях, как по привокзальной площади водяными пушками гоняют демонстрантов-оппозиционеров с палками в руках — видимо, фрондёрское "стояние" перед вокзалом всё-таки вылилось в массовый протест...
Мы немного заплутали по дороге на рынок — пришлось обращаться за помощью к прохожему, очередному дядьке в костюме, но без галстука. Он показал нам дорогу и даже немного проводил. В какой-то момент почувствовался неприятный "помоечный" запах, становившийся тем отчётливее, чем ближе к рынку мы подходили.
Действительно, источником вони был "Восточный базар", по периметру окружённый гниющими фруктами — видимо, так и не проданными, а потому выброшенными остатками товара. Целые горы помойки! На самом рынке, как и положено, царила базарная толчея, и публика здесь резко отличалась от уже привычных для нас горожан-бакинцев. Никаких тебе костюмов и лакированных туфель — сплошь какие-то не очень свежие и не очень бритые суровые дядьки в мохнатых свитерах и мятых брюках, да толстые тётки, одетые в длинные юбки, цветастые платки и такие же мохнатые, как у дядек, кофты. При этом торговцы и покупатели отличались между собой только тем, что стояли по разные стороны прилавков. Грецкими и другими орехами, а также сухофруктами здесь торговали из огромных грязных мешков, в каких у нас разве что картошку возят. Продавцы меланхолично отгоняли картонками от товара фантастических размеров мух, норовящих спикировать на продукцию местных аграриев. Надеюсь, не надо объяснять, почему мы не стали ничего покупать и смылись, едва пробыв на базаре минут пятнадцать?
Ханага, как и обещал, приехал за нами в 18-00. На переднем сиденье его "БМВ" расположился Сальвар, мы с Женькой сели назад. Выезжали из города той же дорогой, которой первого мая въехали в него из аэропорта. Специалист по работе с "заграницей" Ханага Бабаевич вёз нас на северное побережье Апшеронского полуострова — длинного азербайджанского "носа" в Каспийском море. Собственно сам город Баку находится на юге Апшерона, а практически вся остальная территория полуострова — это "населённые пункты, подчинённые Баксовету", где живёт чуть не столько же народу, сколько в полуторамиллионной столице. На северном побережье есть курортная зона с пляжами — несмотря на "не сезон", сейчас нас везли именно туда.
По пути мы проехали через посёлки, на улицах которых вместо обычных домов были видны только глухие высокие заборы из кирпича.
— Это дачи, — уточнил Ханага.
Кое-где из-за оград выглядывали работающие нефтяные "качалки". Нефть тут повсюду — даже на даче можно качнуть себе немного "даров природы", после чего перегнать их на аппарате, очень похожем на самогонный, и заправлять получившимся горючим какой-нибудь не слишком требовательный автомобиль — например, российский УАЗик. Вдруг мы увидели припаркованную около очередного забора-стенки белую "шестёрку", возле которой ходил голый по пояс Гасан — наш первый знакомый бакинец, ставший за эти дни почти родным. Ханага тоже заметил своего коллегу, от чего настроение его резко улучшилось — он остановил машину и радостно выскочил из-за руля.
— Гасанчик! Отдыхаешь? Загораешь? — радость седовласого усача была столь искренней, что можно было легко подумать, будто он минимум год не видел своего друга. Но мы-то помнили, что Гасан встречался сегодня с Ханагой — он привозил нас в офис после телецентра...
Наконец, мы прибыли к ресторану, представлявшему собой основательную двухэтажную конструкцию на приморском пляже. Пятым участником торжества должен был стать директор агентства, господин Кулиев, уже приехавший на место самостоятельно. Мы поздоровались с ним, и он повел нас к бассейну, в котором плавали два огромных осетра.
— Какого гости выбирают? — великодушно спросили нас "хозяева банкета".
Мы с моим другом немного растерялись и ткнули, конечно же, в первого попавшегося. Стоявший рядом низкорослый повар тут же выловил его каким-то сачком и продемонстрировал нам "зверя" со всех сторон.
— Сейчас он шашлык сделает, — сказал Ханага и предложил нам прогуляться, пока блюдо готовится.
Мы были не против размять ноги после длительной поездки, поэтому пошли на пляж, оставив наших радушных бакинцев одних. На пляже по причине мая было пустынно — чувствовалось, что "живёт" сейчас только принимающий нас ресторан. По небу пробегали тучи, а с моря дул свежий ветерок. Я подошёл к воде и впервые в жизни увидел цвет моря. Несмотря на непогоду (а может, благодаря ей?), цвет был очень глубоким и красивым — переходящим от сине-зелёного к салатному. А я ведь, в принципе, до сих пор моря-то и не видел — Финский залив только под Ленинградом, но что это за море? Даже Каспийское, как нас учили в школе, озеро — и то больше море, чем питерская Балтика. Без всякой надежды на успех я щёлкнул набегающие волны своей плёночной "мыльницей" (12) и пошёл к Женьке, который к тому времени уже вовсю исследовал выброшенный на берег ржавый катер — совсем как герой Виктора Цоя в фильме "Игла". Естественно, я тоже залез "на борт", и мы пофотографировали друг друга на бывшем судне.
Мы вернулись к нашим азербайджанским товарищам, сидевшим в каком-то VIP-зале, было не очень понятно, почему именно там — ведь кроме нас, похоже, в ресторане никого больше и не было. На столе стояло несколько салатов, много зелени, овощей и стручкового красного перца, а ещё "натуральные" соки из тетрапаков и местное вино — совершенно такое же, густое и терпкое, как и то, что ждало в гостиничном номере завтрашнего перелёта в Новосибирск. Наши хозяева, смело лакомящиеся жгучим перцем вместо аперитива, предложили нам сделать то же самое. Я не рискнул, а вот Женька надкусил самый кончик стручка и тут же схватился за стакан с соком.
— Нет-нет, только помидором — тогда жечь не будет, — подсказали ему правильный рецепт употребления "ядрёного овоща" в сыром виде бакинцы.
Мы поедали салаты и зелень, запивая их вином, пока, наконец, не принесли шашлык из приговорённого нами осетра. Я не буду описывать сейчас его вкус — это передать невозможно. Поезжайте в Баку и попробуйте сами!..
В нашем зальчике бормотал телевизор, а мы разговаривали с партнёрами "Сибири" о перспективах нашего бакинского рейса. Им, например, очень нравилось, что наша авиакомпания летает в привычный для азербайджанцев с советских времён аэропорт Внуково, а не в новомодное Домодедово. В Домодедово, кстати, "Сибирь" "перелетит" ровно через год — в мае 2002-го, но пассажиров из Баку меньше не станет.
По телеку начался выпуск новостей, и наши собеседники, извинившись, уставились в экран. Хотя передача была на азербайджанском языке, по "картинке" я понял, что новости преимущественно местные, о жизни республики. В телевизоре мелькал президент Гейдар Алиев, какие-то дядьки-чиновники, заседающий парламент, Милли Меджлис, и практически каждый репортаж живо обсуждался нашими друзьями по-азербайджански же. Меня поразил такой интерес к жизни своей родины, разительно контрастирующий с абсолютным равнодушием к новостям "международным" — как только на экране возникло знакомое нам лицо российского президента Путина, слова которого переводила на более понятный здесь язык девушка-ведущая, дядьки вернулись к прерванной беседе.
После просмотра новостей "принимающая сторона" уже по-русски поделилась с нами своей критикой в адрес руководителя страны. Нам рассказали про его характерные жесты, фразы и поступки, после чего разговор плавно перешёл на КВН, часто пародирующий азербайджанского президента — разумеется, не весь КВН, а лишь тот, что представлен здесь знаменитой на весь Союз командой "Парни из Баку". Мы слушали какие-то байки про её неформального лидера, косоглазого коротышку Бахрамчика, обожаемого всеми горожанами. Ханага похвастался, что у него есть книга всеобщего любимца с автографом автора, и я сразу вспомнил, как про такую же "книгу Бахрама с автографом" мне рассказывал мой приятель, участник "самой первой" команды КВН НГУ Юра, он когда-то наотрез отказался принимать её в подарок, поскольку на азербайджанцев наши кавээнщики были злы. Бакинские товарищи рассказывали сейчас про остроумие своей команды и её главной звезды совсем неблагодарным слушателям, мы всё и так знали. Ведь именно команда Новосибирского университета трижды "надрала задницу" пресловутым "бакинским парням" в 1993-м году — в тот год, когда я поступил в универ и познакомился там, в частности, с Женькой. Первую игру "на троих" наша команда "В джазе только девушки" проиграла донецко-уральскому "Дрим Тиму", но была откровенно сильнее "парней", однако по решению судей и Маслякова в полуфинал вышли все три команды. Во второй встрече, уже "один на один", наши по факту разгромили бакинцев, но тем явно подсуживали, поэтому дело вновь закончилось ничьей. В финале новосибирцы опять встретились с "командой Бахрамчика" и победили уже вчистую, став первыми трижды чемпионами КВН. Кстати, последней игры того сезона нет в архивах знаменитого клуба — говорят, что обиженные кавказцы попросту выкрали видеокассету-исходник из Останкино, посчитав своё поражение результатом сговора...
После незабываемого ужина по дороге назад Ханага решил показать нам свою дачу. Мы приехали к такому же, как у Гасана и большинства других бакинцев-"дачников", глухому кирпичному забору с железными воротами и зашли на огромный участок. Там располагались большой дом и добротные хозяйственные постройки — в том числе загон, откуда жалостливо блеяли овцы. Везде копошились наёмные рабочие — похоже, в отсутствие хозяина именно они были здесь основными жильцами. Ханага обратил наше внимание на свой "дендрарий" — несколько саженцев, привезённых им из разных стран.
— Вот только кедра сибирского вашего не хватает, — с сожалением в голосе произнёс "латифундист".
Но всё-таки не дендрарий, не дом, и даже не отара овец поразили нас на даче Ханаги Бабаевича. Самым важным объектом здесь, и это было совершенно очевидно, являлись несколько здоровенных теплиц, в которых росло целое море гвоздик. Видимо, пока мы с Женькой разглядывали "гвоздичную плантацию", на наших лицах что-то появилось, потому что Ханага вдруг резко сказал:
— Да! Мы не только авиационным бизнесом занимаемся!
Всё встало на свои места. Действительно, как я выяснил позже в Новосибирске, контора-агент подчистую забирала у "Сибири" грузовые перевозки из Баку в багажных отделениях наших самолётов...
Мы возвращались в город с огромными охапками гвоздик, штук по тридцать-тридцать пять каждому (13), аккуратно завёрнутыми "батраками" Ханаги в упаковочную бумагу, и продолжали познавать страну со слов наших знакомцев. Бакинцы, каких-то два часа назад дружно ругавшие своего президента, теперь его хвалили. В республике по инициативе Алиева были закрыты все казино, где разорялся горячий кавказский люд, а ещё после нескольких широкомасштабных операций была практически изничтожена проституция. Да уж, это мы успели заметить — Баку был чуть ли не единственным городом в моей богатой командировочной биографии, где в гостинице не звонили с предложением "отдохнуть с девочками". Я спросил у Ханаги, что он думает по поводу перехода азербайджанского языка на латинскую графику. Тот не был "за", и причиной было "государственное мышление" нашего старшего товарища — по его словам, такие изменения превращали в безграмотное "быдло" большинство населения страны. Действительно, люди давно привыкли писать кириллицей, а подогнанная под требования местного языка латиница, полностью скопированная с родственного турецкого, делала многие слова совершенно непонятными. Собственно, на кириллицу-то в своё время в республике перешли лишь для того чтобы свести к нулю "тлетворное влияние" турецкой заграницы. Удалось — по-турецки (и по-азербайджански латиницей) народ совсем не читает. Теперь времена изменились, и вместе с ними изменились приоритеты у руководства страны. Спустя несколько лет после нашей поездки за использование кириллицы в азербайджанском языке стали преследовать уголовно...
