Принц и Виски

— Вы! Наверняка ведь знаете, в чем тут дело. Сказали 'А', так договаривайте!

В моргнувшем свете показалось, что мужчина закатил глаза. А свечу отделяло от красной лужи от силы пять минут. Скоро вернется Цирцея, нужно закрыть тайник и привести все в прежний вид. Что делать с тетрадью: спрятать обратно или... забрать? Ведь если про неё никто не знает, то и вреда никому не будет, а я дома попробую тщательнее её исследовать и посоветуюсь с Неттой. Да, так и сделаю! Я потянулась к блокноту, воздух колыхнулся, и, отразившись от раскрытого разворота, снова послал мне в лицо тот пряный запах. Что-то знакомое, определенно. Будто... из детства. Приправа? Мои глаза расширились от внезапной догадки. Я схватила огарок и осторожно поднесла к пергаменту. Запах усилился, а потом прямо на глазах начали появляться коричневатые буквы. Не приправа — луковый сок. Любой ребенок знает навскидку пару рецептов невидимых чернил для любовных записок и сверхсекретных посланий: молоко, яблочный сок, лимонный или брюквенный. Проявляется при нагревании.

Я принялась листать страницы, поднося свечу и любуюсь проступающей вязью символов. Меня охватил незнакомый доселе трепет: казалось, кто-то обращается ко мне мягким женским голосом из глубины веков. Жаль, не понимаю ни слова — буквы знакомые, но смысл написанного сокрыт кисеей незнакомого языка. Старательные убористые строчки дразнят обманчивой доступностью, как одалиски — евнуха. Судя по имеющимся датам, это дневник. Только кто же ведет личные записи невидимыми чернилами?

Приближающийся цокот каблуков выдернул меня обратно в реальность. Цирцея! Я потянулась захлопнуть тетрадь и застыла, разглядывая только что проявленную страницу — ту самую с бархатной лентой-закладкой: извилистые ниточки, чешуйчатый столбик, крестики, квадратики, пунктир... Шаги звучали уже где-то на середине лестницы. Я сунула тетрадь под футболку, рывком подняла глыбу, запихнула обратно в нишу, повесила фонарь на место и замела ногой горку извести в темный угол за глобусом. Потом одним гигантским прыжком очутилась за столом, раскрыла ближайшую книгу и постаралась придать лицу сосредоточенный вид, как вдруг обнаружила, что держу её черными от грязи пальцами.

В тот миг, когда дверь архива распахнулась, моя рука, затянутая в перчатку, как раз потянулась, чтобы самым деликатным образом перевернуть страницу при помощи лопатки. Предыдущий лист, вырванный и скомканный, покоился в правом носке кроссовки. Библиотекарша обвела зорким взглядом помещение, задержала его на слегка покачивающемся фонаре и остановила на мне.

— Время вышло, Финварра. Пора наверх.

Я рассеянно заморгала.

— Как, уже? Надо же, я так увлеклась... На редкость интересная книга!

Цирцея Хук посмотрела на обложку и поджала губы:

— Она была бы ещё и полезной, если читать не вверх ногами.

Отклонив предложение помочь с расстановкой книг по местам, она велела сдать рабочие инструменты и показать сумку.

Протягивая ей одной рукой раскрытый баул, второй я поглаживала тетрадь под футболкой и радовалась собственной предусмотрительности.

* * *

Верхний зал оказался пуст, госпожа Гримсен и Пикси ушли, а на полу пролегли косые сиреневые тени. Узорчатая стрелка часов дергалась на половине восьмого.

На крыльце я вдохнула полной грудью вечерний воздух, прогоняя из легких подвальную пыль, снова пощупала находку под футболкой и поняла, что не дотерплю до дома. Окинув взглядом улицу, на другом конце которой болталась пара-тройка прохожих, юркнула в проулок, спряталась за мусорными контейнерами и извлекла тетрадь. С текстом разберусь позже. Попробую отсканировать и прогнать через программу перевода, должно получиться, если, конечно, он не зашифрован. Больше всего меня сейчас интересовал именно рисунок, больше всего похожий на какую-то схему или... карту? Так, волнистые линии — это улицы или реки, крестики... что могут означать крестики? А ещё этот ячеистый столбик и куст, обозначенный жирной буквой 'К'. Да это же карта местности! И не нужно быть гением, чтобы понять, какой именно — окрестности Мистиктауна!

В ту пору, когда она создавалась, город располагался севернее, то есть ближе к башне. Вот что означает этот столбик! Значит, крестики — кладбище, а куст... — от напряжения у меня перед глазами побежали полосатые мушки, во рту пересохло, — куст, должно быть, растущий там дуб восьми метров в обхвате.

Пальцам требовалось движение, и я машинально включила мобильник. Тишину нарушил визг смс-к. Пять от обеспокоенной Нетты и две от Чезаре, которому Нетта велела узнать, где меня черти носят. Но никаких новостей по делу Имельды. Последнее сообщение от подруги сухо информировало, что они с Чезаре сегодня ужинают у его родителей. Ещё с минуту я смотрела на помигивающий экран, потом набила ответ, что нахожусь на пути домой, и снова отключила сотовый. Это даже не было неправдой, я ведь действительно собираюсь домой, просто сперва сделаю небольшой крюк. И, как и обещала, никаких глупостей. Я же не принца пойду искать, а просто быстренько сбегаю к дубу. Ведь ясно, как день, что за буква 'К' под ним лежит! Беспокоить друзей, отрывая от семейного ужина, возможно, последнего в их жизни, нехорошо, а терять время — непростительно. Если повезет, я, возможно, буду встречать Нетту у подъезда с Кольцом.

Дневник перекочевал в сумку, поместившись по соседству с позабытыми блинчиками, кроссовки печально скрипнули, смиряясь с долгой прогулкой вдоль пыльного шоссе и последующими грязевыми объятиями, а фонарь над головой мигнул — то ли желал удачи, то ли сокрушался о безрассудстве.

Глава 7

Показавшиеся впереди надгробья выглядели декорацией к спектаклю про привидения. Ветер шевелил кусты, потряхивая паутину, и тихонько завывал в кронах. Могилу принца обнесли оградительной лентой — хорошо хоть не обвели контур тела мелом. Сейчас на этой ленте сидела ночная птица с остреньким клювом и, не мигая, смотрела прямо на меня.

Дуб рос немного левее. Лиственные облака зашелестели, словно приветствуя. Я пристроила сумку между чудовищного размера корней, разбегающихся во все стороны беспорядочными стежками, и отправилась в ветхую сторожку за лопатой. Когда вернулась, на ленте сидело уже три птицы. Янтарные глаза пристально следили за каждым моим движением. Тьфу, это самые обычные птицы, они не умеют следить!

Ещё раз сверившись с картой, приступила к делу. Если господин Улаф все-таки уволит меня, как стабильно грозится дважды в неделю, всегда смогу устроиться копальщицей. Сноровка появилась, мозоли наметились.

За работой я старалась не думать обо всех сообщениях и звонках, которые посыплются из телефона, когда его снова включу, и почти слышала голос бабушки, кричащий из трубки, что приличные девушки после восьми вечера по кладбищам не шатаются. И вообще не шатаются. Как я сейчас от усталости.

То ли карта оказалась неточной, то ли я что-то напутала, то ли дерево имело привычку время от времени перемещаться, только пришлось окопать его по всему периметру, прежде чем раздался глухой стук. Усталость мгновенно испарилась. Я утроила усилия и через считанные минуты опустилась на колени, раздвинула мягкую глинистую почву и рывком извлекла небольшой сундук размером с десятидюймовый ноутбук, хотя сомневаюсь, что внутри был именно он.

— Эй, вы это видите?! — возбужденно обернулась я к птицам, унизывающим ленту, как бусины — нить.

Дюжина пернатых согласно загалдели, захлопали крыльями, призывая меня не медлить. Кажется, я теперь даже птичий язык понимаю. Я, как могла, отерла сундучок влажными салфетками, истратив почти всю пачку, и с колотящимся сердцем поставила его на землю перед собой. Без слоя грязи он оказался настоящим произведением искусства: треугольная крышка-домик, клепаные железные полоски в форме лилий и узоры, напоминающие витражные оконца. Дерево прекрасно сохранилось. Настолько прекрасно, что тут попахивало магией. Я нервно хихикнула. Работа талантливого мастера, в которую он вложил душу. Не хватало только одной крохотной детальки — замочной скважины.

— Почему это никогда не бывает просто? — пожаловалась я птицам.

Тщательный осмотр, разжегший во мне азарт кладоискателя, выявил нечто вроде тонкой планки на верхнем ребре крышки, прикрывающей узенькую щель во всю длину ящика, в которую разве что металлическая линейка влезет. Линейки у меня с собой не было, ногтям она не поддалась, а сучок сломался. Я вытряхнула вещи из сумки, ища что-нибудь подходящее. Тут налетел ветерок, зашелестел страницами дневника, подхватил заложенную между ними черную бархатную ленту и, покружив, мягко опустил на крышку. Хм, а это мысль!

Вытерев пальцы последней салфеткой, я взяла закладку за оба конца, поднесла к щели и едва не выронила, когда одна из птиц надрывно предостерегающе каркнула, сверкнув глазищами.

— Не волнуйся, единственный, кого стоит опасаться — это принц. А раз Имельда добровольно не отдала ему Кольцо, значит, они по разные стороны баррикад.

Я уверенно протолкнула натянутую ленту в щель сверху вниз, по-прежнему держа за оба конца, но ничего не произошло. Тогда провела ею, как при оплате картой через платежный терминал в супермаркете. Раздалась серия сухих щелчков невидимого механизма, покрутились зубчики, сработали пружины, и крыша домика послушно развалилась на две части, открыв взору спрятанные богатства. Я нетерпеливо запустила руку внутрь, зачерпнула тускловатый порошок, похожий на крупную пыль, и недоуменно высыпала обратно. Потом хорошенько пошарила в нем, но единственным содержимым сундука оказался этот странный песок. Горло сдавило от разочарования. Тогда что означала буква 'К'? А эта Имельда была женщиной с огоньком — не искала простых путей ни для себя, ни для других.

Налетевший порыв ветра едва не сбил меня с ног и принялся с шорохом закручивать листву, луна скрылась за облаками, поднялся галдеж: птицы с пронзительными криками сорвались в небо и, ожесточенно плеская крыльями, сгинули в его необъятной чернильной пасти. Стало неуютно так, как только может быть неуютно безлунной ночью в одиночку на кладбище. Вот теперь точно пора домой.

Я поскорее притворила обе створки крышки, прижала ларец к груди, чтобы отнести на прежнее место и закопать (если встреча с принцем меня чему и научила, так это тому, что некоторым вещам лучше оставаться под землей), но в потемках запнулась о корень и упала. Сундук выскользнул из рук и опрокинулся набок. Песок хлынул на траву, а я пребольно ударилась коленом. Но тут же вскочила, вернула ящику устойчивое положение и принялась перекладывать в него ладонями просыпавшийся песок.

Вдали завыл волк, пальцы задрожали, а ветер все усиливался, превращаясь в шквалистый. Дверцы склепа с фигурой ангела заходили ходуном, заскрипели цепи ограждений, а в ближайших кустах затрещало, как если бы через них продирался кто-то огромный. Под раскидистой веткой шиповника вспыхнули два желтых глаза, и на меня поперла, угрожающе сопя, коренастая тень.

Я попятилась на руках, сдерживая икоту, подхватила с земли ветку и выставила, как оружие. Выступивший вперед енот обнюхал её без особого интереса и поспешил к вывалившимся из сумки вафлям. Нервы сдали. Я побросала вещи обратно в котомку и, пообещав ларцу, что вернусь завтра и закопаю его при свете дня, побежала к шоссе.

* * *

Словно невидимая рука подхватила сундучок и вздернула его в воздух. Остатки золы со дна и с земли взмыли вверх, образовав огромное переливающееся облако. Его окутала зеленоватая дымка, песчинки задрожали и принялись раскручиваться на манер торнадо, в центре которого сверкали лимонные и изумрудные молнии. Ночная тьма стала гуще кофейного осадка, и только эта прошиваемая электрическими разрядами воронка мерцала так, словно притянула весь свет мира, высосав его даже из звезд. В центре её начала проступать странная фигура, быстро обретая плотность. Ещё несколько мгновений над верхушками деревьев пылало зеленое зарево, а потом все прекратилось так же внезапно, как началось.

Необычный ветер стих, пустой сундучок с глухим стуком упал на землю, а луна с облегчением вылезла из шубы облаков, пытаясь протиснуться между деревьями и разглядеть виновника недавней шумихи. Разглядев, покраснела и деликатно спряталась обратно.

Если бы енот умел визжать или терять сознание, он бы непременно это сделал, а так только с писком выронил вафельку и опрометью бросился к кустам, чтобы рассказать семье о самом ужасающем и потрясающем зрелище, свидетелем которого только что стал.

* * *

Надежда на припозднившуюся попутку, которая подбросит меня до Мистиктауна, не оправдалась: шоссе стелилось безлюдной полосой. Как назло, сотовый не ловил связь, а поля вокруг накрыла тишина, которую в триллерах принято называть зловещей.

Чтобы подбодрить себя, я включила плейлист на мобильнике и принялась подпевать в голос. Наши совместные с Энрике Иглесиасом усилия разносились далеко вокруг, прогоняя тишину, страх и всех, кто не переваривает попсу. Несколько треков спустя тянуть под ложечкой перестало, и вернулась способность мыслить логически. И чего я так перепугалась? Ну ветер, ну птицы, ну волк за много миль отсюда... Ничего такого, из-за чего стоило бы улепетывать сломя голову.

Жаль, перекусить нечем. От пережитого стресса на меня напал зверский аппетит. Но вафли достались еноту, а контейнер с блинчиками я вытряхнула из сумки вместе с остальными вещами, когда искала, чем бы открыть сундучок, и второпях забыла на земле.

Лиричная композиция сменилась подборкой саундтреков из фильма 'Экскалибур', разрекламированного Неттой, которая фанатела от Артурианы. Наверное, поэтому новый звук сперва не показался мне странным — я попросту посчитала его частью композиции. Прошло некоторое время, прежде чем до меня дошло, что дробный стук планомерно приближается, причем не из динамика, а откуда-то из-за спины. Обернувшись, я так и застыла на месте с отведенным в сторону телефоном.

По шоссе прямо на меня под эпичные звуки Осады Камиларда несся всадник. Это был молодой мужчина лет двадцати пяти — двадцати семи. Луна подчеркивала рельефы накачанных мышц, бедра уверенно сжимали лоснящиеся бока медно-коричневого коня, а прямые пепельные волосы были собраны сзади в небольшой хвост. Одной рукой он уверенно держал животное за гриву, поскольку ни уздечки, ни даже седла не имелось, а во второй сжимал — я даже, на всякий случай, проморгалась, — блинчики и с нескрываемым удовольствием отрывал от них зубами огромные куски.

В этот момент на луну наползло облако, и конь под всадником исчез. По-прежнему слышался звонкий стук копыт об асфальтовое покрытие, а сам мужчина не изменил положения, сжимая невидимую гриву, и судя по всему не испытывал никаких неудобств. Через мгновение пелена схлынула со светила, и округу вновь затопил мягкий лунный свет, в серебряной пыли которого возник конь.

Надо было отпрыгнуть на обочину. Или попытаться скрыться. Или завизжать. Или метнуть во всадника сумкой. Ну, хоть что-нибудь сделать! Но я стояла, как громом пораженная, и не шевельнулась даже тогда, когда мужчина свесился прямо на скаку, обхватил меня за талию и без малейшего усилия затащил в седло, усадив боком практически к себе на колени.