Попаданец

Мы прощаемся с лоррейнцами и грузимся в свои броневики. Однако, не успевает станция скрыться за поворотом, как нас догоняет легковой автомобиль. Поравнявшись с командирской машиной, он начинает отчаянно сигналить. Сидящий рядом с водителем сержант машет нам какой-то бумагой. Колонна останавливается, Жанна высовывается в люк:

— Qu'est-ce que vous avez fait, le sergent? *Что вы хотели, сержант?

— Mon lieutenant, je suis chargИ de vous transmettre un nouvel ordre pour votre commande! *Лейтенант, мне поручено передать вам новый приказ вашего командования!

Жанна смотрит на лист плотной бумаги с наклеенными на него телеграфными ленточками, а потом отдаёт по рации приказ на разворот.

— Demain, nous travaillons avec les troupes alliИes prennent part aux opИrations contre les rebelles. Nous fournissons un appui-feu. *Завтра мы совместно с союзными войсками примем участие в операции против мятежников. Будем обеспечивать огневую поддержку, — говорит она нам.

Выгружаемся на опушке леса, нам предстоит провести ночь под открытым небом — лоррейнские солдаты живут в палатках и вагонах, а местным просто негде разместить едва ли не сотню человек, разве что мы их из квартир повыгоняем. Ну что ж, погода благоприятствует. Паёк на пару дней есть. Так что волноваться не о чем.

То есть, мне не о чем, а вот Жанна вся в делах — надо расположить людей и технику, наладить взаимодействие с лоррейнцами и так далее. Все вокруг тоже чем-нибудь да заняты, а я вновь чувствую, что чужая на этом празднике жизни.

— О чём задумалась, Юля? Что такая понурая? — за моей спиной стоит Голованов, в руках у него небольшой букетик, явно надёрганный из клумбы перед станцией. — С возвращением, — протягивает он мне цветы.

Ы-ы-ы! Это мне? Только не говорите, что он в меня влюбился!

Эта мысли, очевидно, читается у меня на лице, потому что Голованов расплывается в улыбке.

— Не смущайтесь, Юля. Вы для меня просто как глоток свежего воздуха. Я месяца три родного слова не слышал, уже думать начал на гельвецийском и фольксрайхе. И тут вдруг вы, таинственная загадка природы...

— Скажете тоже, — ох и сказал бы я тебе насчёт "загадки природы", да только ведь весь свой светлый образ порушу.

— Но ведь так и есть! О людях, память потерявших, я слышал, но чтобы кто-то внезапно свой родной язык забыл и на чужом заговорил — это просто магия какая-то!

— Магия, ага... Переселение душ, — вздохнув, бормочу я.

— Кто знает, может так и есть? — улыбается Голованов.

Вообще-то, оно действительно так и есть. Рассказать ему или повременить? Или уж лучше соблюдать свою легенду?

— Тогда, может, вы поможете путешественнику между мирами найти себя? — говорю я, улыбнувшись и чуть наклонив голову. Интересно, как я при этом со стороны выгляжу? По замыслу, это должно было мне очарования прибавить, но вот что на самом деле получилось?

— Что же я для этого должен сделать?

— Я хочу расспросить Луизу о моём прошлом. А вы пока что единственный, кто может перевести наш разговор. Надеюсь, это не слишком наглая просьба с моей стороны? Всё же я простой солдат, а вы капитан, да к тому ещё на дипломатической службе.

Голованов смеётся и поднимает вверх указательный палец.

— Только с одним условием — вы с подругой будете ужинать в моём купе. К тому же, хоть стол у меня и не ахти, но всё лучше, чем ваш сухой паёк.

— Если Жанна позволит... Ой, в смысле, если командир разрешит.

А вот и она, легка на помине. Идёт и пинает попутные камушки. Лицо у командира хмурое, мрачнее тучи. За ней поспешает Луиза, порою вынужденная чуть ли не бежать за длинноногой Жанной.

— Il s'avХre que nous avons envoyИ pour bloquer la route! Merde! Apparemment, nous allons donc continuer Ю exploiter les chauffeurs de taxi pour les soldats de la Lorraine. * Оказывается, нас отправляют перекрывать дороги! Дерьмо! Видимо, мы так и дальше будем работать таксистами для лоррейнских солдат, — раздражённо говорит она, когда подходит к нам.

К предложению капитана Жанна относится прохладно. Оно и понятно — нам завтра нужно будет в три часа выезжать, однако ж, у меня есть подозрение, что тут сыграли свою роль и личные мотивы. Голованов, правда, не так уж и расстроился:

— Dans ce cas, j'espХre que vous ne me dИrange pas, si je viens de visiter Julie? * В таком случае, надеюсь, вы не против, если я сам приду к Жюли в гости? — человеку с такой улыбкой просто невозможно отказать. Не зря, эх не зря товарища капитана на дипломатической службе держат.

В общем, на том и порешили. Луиза трубит сбор командиров, и Жанна даёт им боевой приказ на завтра. Мы же с экипажем командирской машины, расположившись у противоположного борта броневика, готовим ужин.

Первым делом мы с Луизой приносим воду из колонки на станции. Тем временем, наш экипаж уже натаскал и нарубил дров. Кстати, лесок мы местным жителям хорошо почистили. Мехвод Жозеф Пуатье при помощи промасленной ветоши и то и дело поминаемой гельвецийской богоматери разводит костёр. И вот наконец пламя во всю пылает, Жозеф поднимается, удовлетворённо отряхивая штаны, и выдаёт какое-то особо заковыристое выражение. Наводчица башенного пулемёта, моя тёзка Жюльет Лелуш, отвешивает ему дружеского пенделя, чтоб не богохульствовал.

Ну что ж, приступим к готовке! Утренний, то бишь в нашем случае — вечерний, багрянец, свежий ветерок, за спиною ранец, сбоку котелок. После битвы жаркой отдых на реке, кипяток с заваркой бродит в котелке. Сам не заметил, как напевать начал.

А вот и капитан подошёл, принёс с собой пару банок тушёнки и плитку шоколада. Только тушёнка у нас и у самих есть, причём такая же — лоррейнская. Ну да запас карман не тянет.

Жанну встречаем с накрытым столом, со скатертью, так сказать, самобранкой. Командир уплетает овсянку с мясом так, что за ушами трещит. Понятно, почему она такой большой выросла.

Когда с едой покончено, я прошу Луизу как свою подругу детства рассказать о прошлом Жюли — о моём прошлом.

— Выкладывай всю правду, надеюсь, у меня в жизни не было ничего такого, за что мне будет стыдно перед товарищами, — говорю я ей, Голованов переводит.

Луиза смеётся и качает головой.

Итак, я узнаю, что была ребёнком непоседливым: оббегала весь наш небольшой городок, дралась с мальчишками, не терпела обид и несправедливостей, вечно искала приключений и втягивала в разные истории куда более тихую Луизу. Подруга моя прямо светится, вспоминая о тех днях.

— Mais Mais vous savez que vous beaucoup changИ, est devenu une personne diffИrente. *А знаешь, ты очень изменилась, стала совсем другим человеком, — внезапно говорит она и добавляет, взяв меня за руку. — Mais je vous aime encore * Но я тебя всё равно люблю.

Потом она рассказывает о нашей учёбе в школе военных музыкантов, где Жюли умудрялась сочетать высокие оценки по предметам с дисциплинарными взысканиями, полученными в основном из-за её прямого характера. После окончания школы нас как свободно говорящих на фольксрайхе отправили в гельвецийский контингент в Лоррейнии. Так мы встретились с Жанной.

— Vous avez immИdiatement fait des amis avec elle, mais peu de temps avant que vous avez perdu la mИmoire, entre vous comme un chat noir a couru. *Вы с ней сразу подружились, но незадолго до того, как ты потеряла память, между вами словно чёрная кошка пробежала... — говоря эти слова, Луиза вопросительно смотрит на командира.

— Tout cela est maintenant dans le passИ, Louise *Всё это теперь в прошлом, Луиза, — с грустной улыбкой отвечает ей Жанна.

Над нашей компанией повисает неловкое молчание. Наконец, Луиза, поёрзав обеспокоено на своём месте, его прерывает.

— Ah, au fait! *О, кстати! — восклицает она, обращаясь к Голованову. — Qu'est-ce Ю Julie n'a pas changИ, c'est ses chansons d'amour. Cependant, maintenant elle chante dans votre langue. *Что в Жюли не изменилось, так это её любовь к песням. Правда, сейчас она поёт на вашем языке, — её улыбчивая мордашка поворачивается ко мне. — Julie, satisfaire nous quelque chose, s'il vous plaНt. *Жюли, исполни нам что-нибудь, пожалуйста.

Ну вот, попал, как кур в ощип. Заговорить на чужом языке это ещё полбеды, а вот исполнять на нём песни, носителям не известные... Будет из Жюли Шамплуа человек-загадка международного масштаба. А впрочем, есть у меня на примете одна вещь, которая должна Голованова порадовать.

Я встаю, поворачиваюсь лицом к капитану и, прокашлявшись, завожу:

По мосткам тесовым, вдоль деревни,

Не отводят от тебя глаза.

Наши хлопают и кричат "браво", а Голованов в полном офигевании смотрит на меня квадратными глазами. Он порывается задать мне вопрос, но Жанна кладёт ему руку на плечо:

— Capitaine, nous avons eu une journИe difficile aujourd'hui, et demain on se lХve tТt. Peut-Йtre vous permettre Ю mes soldats pour se reposer? *Капитан, у нас сегодня был трудный день, а завтра нам рано вставать. Может, вы позволите моим солдатам отдохнуть?

Тут же Жанна поручает мне трубить отбой, по всей вероятности, из ревности. Итак нам с Головановым вновь приходится расставаться. На прощание капитан обещает присмотреть за двумя нашими ранеными, которых пришлось оставить в госпитальном вагоне бронепоезда.

Спать мы с Луизой ложимся под одной шинелью, на открытом воздухе. Вернее, под навесом из лапника, открытой стороной обращённым к костру. Сейчас дневное тепло ещё не ушло, но ближе к утру мы, наверняка, проснёмся от холода. Так оно и происходит. Я целую Луизу и прижимаю к себе покрепче. Казалось, стоило нам только заснуть, прижавшись друг к другу щёками, как Жанна уже теребит нас за плечи. Вокруг утренняя хмарь, туман от росы и протекающего неподалёку ручья. Наши солдаты потягиваются и разминаются, чтобы согреться, затем приступают к обслуживанию техники. Подъём не трубим, чтобы хоть сколько-нибудь соблюсти секретность нашего выезда. Вскоре к нам подтягиваются лоррейнцы — те из них, кто поедет на нашей броне, ибо у них самих техника в дефиците.

Когда мы уже трогаемся в путь, я вижу Голованова, который провожает взглядом каждую проезжающую мимо него машину. Кое-как высовываю руку в бойницу и машу ему, вот он заметил меня и салютует в ответ.

Вновь в кошечке бойницы мелькают леса, поля и изумрудно-зелёные луга, иногда небольшие деревни и хутора. Чёрт подери, какие красивые здесь всё-таки места! Чего им тут мирно не живётся? Солнце тем временем уже поднимается в зенит. Да уж, куда-то далеко нас отправили. Если что, помощи не дождаться будет.

Колонна останавливается. Жанна прикладывается к наушнику, а затем поворачивается к находящемуся в нашей машине комроты лоррейнцев.

— Je suis informИ que le poste de contrТle est situИ en face de vos troupes. * Мне сообщают, что впереди расположен блокпост ваших войск.

Тот аж подпрыгивает.

— Comment cela? Nous avons aussi envoyИ spИcial pour couvrir ce carrefour!* Как так? Нас же специально выслали, чтобы перекрыть здесь дорожную развязку!

Выбираемся наружу. От головы колонны к нам бежит бородатый сержант-лоррейнец. От наших сопровождающих его отличает небольшой султанчик из чёрных перьев, прикреплённый к кепи.

— Oberfeldwebel Schultz! Schwarzwald JДger Regiment! * Оберфельдфебель Шульц! Шварцвальдский егерский полк! — вытягивается он перед лоррейнским офицером, демонстративно игнорируя Жанну.

Они некоторое время переговариваются, что характерно — на немецком. На большинство вопросов фельдфебель отвечает "не могу знать!" с таким жаром, что аж уши закладывает.

— иtrange. Il ressemble Ю une sorte de jambiХre gauche. * Странно. Похоже, какая-то накладка вышла, — говорит наш лоррейнец. — Allant plus loin, il ya sur place un coup d'oeil. * Едем дальше, там на месте разберёмся.

Колонна вновь трогается в путь. Проезжаем мимо блокпоста — вижу наблюдательную вышку и дзот у её подножия. Интересно, долго ли нам ещё ехать?

БАМ-М-М! Звук такой, словно где-то впереди ударили огромной кувалдой по огромной наковальне. И сразу же с крыши нашего броневика раздаётся истошный вопль:

— Chars Ю droite! * Танки справа!

По пологому склону на нас идут четыре гусеничные машины. Приземистые, бурые, они ведут по колонне огонь из пушек и пулемётов. За ними — цепь коричневых фигурок. Жанна смотрит на них, изумлённо приподняв бровь.

— Prendre la dИfense! * Занять оборону! — кричит она, прижав к горлу ларингофоны.

Наш мехвод сдаёт назад и влево, и мы съезжаем с дорожного полотна. Примеру командирской машины следуют и остальные. Теперь, когда от огня вражеских танков и пехоты нас хоть немного защищает насыпь, мы можем спешиться. Луиза сразу же подаёт сигнал "закрепиться на этой позиции". Жанна ползёт вперёд и рассматривает наступающих в бинокль.

— Panzer sept-cinq... Est-ce la Reichswehr? Comme ils se sont retrouvИs ici?* "Панцер-75"... Неужели райхсвер? Как они здесь очутились? — голос командира полон удивления.

В это время вспыхивает стрельба на правом фланге — похоже, егеря обстреливают колонну из своего дзота. Правда, их огневую точку быстро давит один из наших пушечных броневиков.

— Trahison, nous a trahis. *Измена, нас предали, — бормочет лоррейнец.

Враг надвигается на нас с пугающей быстротой. Кажется, только-только его танки показались из леса, а они уже преодолели едва ли не половину расстояния до нас. Я вместе со всеми посылаю пулю за пулей в бегущих за ними пехотинцев. Перекрывая звуки винтовочных и автоматных выстрелов, грохочут пушки и крупнокалиберные пулемёты наших броневиков. Вот перед катящимся прямо на нас танком встаёт облако разрыва, и вражеская машина, потеряв гусеницу, разворачивается к нам боком. Башня её поворачивается в нашу сторону, но после нового попадания в борт замирает. Люки танка остаются закрытыми. Стальная тушка словно магнит приманивает к себе наступающих: всё ж таки им неуютно под нашим огнём.