Три маски греха

Она очнулась вновь от поглаживания уже знакомой ладони. Оэра перебирала волосы эльфийки и вполголоса разговаривала с целителем. Сути их беседы Арифель не уловила, но ласки северянки оказались удивительно приятными.

— Ты пришла, — данмерка приоткрыла правый глаз. Оэра улыбалась ей.

— Я почти и не отходила от тебя, киска.

— Спасибо.

— Я же обещала помочь тебе, — воительница провела тыльной стороной ладони по щеке девушки. — И, между прочим, подоспела вовремя.

— Капитан. Он бывает убедителен, — добавил врачеватель.

— Порой даже чересчур, Карах. Между нами, я еще никогда не видела, чтобы его жертва держалась так долго.

— Сломан нос. Щека повреждена. Вправлял. Пришлось использовать магию.

— Благодарю тебя. Могу ли я рассказать Арифели о нашем решении?

— Можно сейчас, — проскрипел Карах. Эльфийка повернула голову и только теперь увидела человека, выхаживавшего ее. Он был приземист и абсолютно лыс. Густые брови, сросшиеся на переносице, крючковатый нос, тонкие губы, козлиная борода, перехваченная нитью. Арифели целитель показался довольно уродливым типом, но первое впечатление развеялось, когда он подошел ближе и взглянул ей в лицо. Его глаза, слегка раскосые и обрамленные мелкими морщинками, были необыкновенного сиреневого цвета. Они светились умом и насмешливым превосходством, будто Карах видел собеседника насквозь. Попав под очарование его взгляда, девушка на мгновение даже забыла о боли.

— Киска, — сказала Оэра, — мы с Айбаром сочли, что возвращаться в Легион тебе нельзя.

— Но...

— Помолчи, — северянка приложила палец к губам Арифели. — Я готова понять, что ты можешь принять извинения Айбара, но дело не в них. Когда Карах увидел тебя и — что уж скрывать — твой меч, он попросил, чтобы капитан оставил тебя в лаборатории. Карах не справляется с работой, и помощник ему просто необходим.

— Не вся правда, — ввернул маг. — Видел татуировку на плече. Знаю об Эпитафии.

— Я не понимаю, о чем говорит Карах, — продолжала Оэра, — но мне кажется, что работа с ним пойдет на пользу и тебе, и Легиону.

— Я согласна, — сказала данмерка.

— Вот и славно! — обрадовалась воительница. — Карах обещал, что ты сможешь стоять на ногах уже через два дня. Слушайся его — и быстро оклемаешься. А я буду навещать тебя.

— Спасибо тебе, — Арифель протянула руки и обняла Оэру за шею. Тогда северянка наклонилась и поцеловала данмерку в лоб.

— Отдыхай, киска. О наших делах мы поговорим позже.

2.6. Слова VIII

Сделка с совестью — удел сильных духом. К таковым я себя не отношу уже давно, но в душе моей все еще теплится надежда на то, что мой нынешний позор когда-нибудь обернется триумфом. Напротив меня сидят трое мучителей. Чуть поодаль стоит мудрец. Его взгляд и поза со скрещенными на груди руками должны означать презрение, но я смеюсь над ним. Его сломали быстрее меня, и не в его праве осуждать мою капитуляцию.

— Ты сделал правильный выбор, — говорит мне главный из троицы, темнокожий смертный в вычурной одежде. Я чувствую в нем силу. И уверенность.

— А условия? Вы принимаете их?

— Всецело, — главный подходит ближе и поднимает с пола цепь, связывающую мой ошейник с кольцом в полу. Бряцанье ключей, грохот падающего замка — и впервые за долгое время я поднимаю голову. Теперь пленители кажутся мне пигмеями, а в горле клокочет крик ярости. Я подавляю его. Мои слова произнесены, и я буду их держать.

Но только пока темнокожий и его люди верны своему слову.

2.7. Любовь

Целая неделя прошла впустую. Под пристальным взором Караха Арифель занималась простейшими упражнениями, которые вызвали бы у любого из знакомых наемников приступ хохота. Краткие пробежки, приседания, растяжка, элементарная разминка мышц. Взять в руки Эпитафию строгий волшебник разрешил только на шестой день после того, как девушка встала с постели. А вечером того же дня он выгнал ее из лаборатории и заявил, что перед началом совместной работы следует немного отдохнуть. Согласившись с этим без всякого сомнения разумным утверждением, Арифель избавилась от пропахшего потом и болезнью халата, который носила последнюю неделю, вымылась, облеклась в изящное синее платье с глубоким вырезом на спине — подарок раскаивающегося Айбара — и отправилась в кабак До. Оэра уже ждала ее у Палача, но стоило данмерке пристроиться рядом, как северянка жестом попросила ее встать.

— Сегодня, если ты не возражаешь, поговорим у меня.

— Разумеется.

И Арифель послушно последовала за Оэрой. Воительница жила возле гробницы Отара, но, к счастью, вход в ее комнату не нужно было искать в лабиринте. Отперев дверь и пригласив эльфийку зайти первой, Оэра задвинула щеколду, достала из массивного шкафа с оторванными створками два высоких роговых кубка и бутыль с темной жидкостью.

— Бренди, — с гордостью объявила северянка. — Достался после недавнего налета на каджитских торговцев.

— Я не уверена, что мне стоит, — Арифель постучала пальцем по виску. — Голова еще болит.

— Крепкая выпивка — лучшее лекарство, киска, — безапелляционно сказала Оэра, наполняя кубки. — Тем более рекомендую, поскольку разговор будет не из легких.

— Неужели?

— Не ехидничай, сладкая, — воительница скинула с плеч меховой плащ и распустила шнуровку на блузе. Затем один за другим стащила сапоги и швырнула их в угол. Улеглась на кровать и влила в себя бренди. — Готова слушать?

— Ради этого я и здесь, — ответила Арифель. Она устроилась в глубоком кресле, намертво вмурованном в пол. Зная тягу древних нордов к погребальным ритуалам, она почти и не сомневалась, что до Оэры это сидение принадлежало какому-нибудь мертвецу с топором в окоченевших руках.

— Тогда внимательно слушай. Начну с письма, которое тебя спасло. Если ты хоть что-нибудь смыслишь в этой жизни, сокровище мое, то догадаешься, что его написала я. Новор был чист перед Легионом.

— То есть, ты хочешь сказать, что спасла потенциальную предательницу?

— Я не верю в твою вину, а терять тебя я не хотела... — Оэра запнулась. — Не могла. Ты нужна мне, Арифель Хлаалу, как дождь нужен древу. Вместе с тем, настоящий информатор Тонгвора все еще разгуливает по Рагнвальду, и теперь вся ответственность за его поимку лежит на нас. Как только станет понятно, кто продался Маркарту, мы убьем его. Тихо и незаметно, чтобы Айбар ничего не заподозрил.

— Зацепок нет, — данмерка приложилась к бренди. — Мы можем разве что убить всех и каждого из моей десятки.

— Мы сделаем это, если придется, — северянка приподнялась на локте и, дотянувшись до бутыли, вновь наполнила свой кубок. — Легион больше не должен совершать ошибок во имя милосердия. Весной, едва сойдут снега, мы отправимся в поход на Маркарт.

— Что? — Арифель едва сдержалась, чтобы не соскочить с кресла. — Нас же перебьют всех до единого! В Маркарте стоит десятитысячный гарнизон Ульфрика Буревестника, а сам город кишит наемниками и искателями славы, которые с радостью выступят против нас за деньги.

— Правила игры изменились, солнце, — ухмыльнулась Оэра. — Победа придет. Но при одном условии: ярл Тонгвор не должен узнать о наших планах. Именно поэтому мы с тобой и займемся поисками предателя. Айбар объявит солдатам о походе в ближайший турдас, так что времени у нас немного.

— А если предатель не будет найден?

— Тогда мы последуем твоему блестящему совету и убьем всех легионеров из твоей десятки. Яды творят чудеса, киска, — глаза воительницы кровожадно блеснули.

— Я поняла тебя, Оэра. Мы сделаем это, — произнесла Арифель, понимая, что возможности отказаться у нее нет. Северянка вытащила ее из когтей смерти, рискуя собственным положением в Легионе, и расхлебывать последствия им предстояло вместе.

— Рада, что ты веришь в наши силы. Давай оставим разговор о предателе и я кое-что поведаю о Карахе. Поскольку ты будешь его помощницей, нелишним будет понимать, что это за человек.

— Он поклоняется даэдра, если я правильно догадалась.

— Правильно, да не совсем, — улыбнулась северянка. — Он не поклоняется им, он изучает их. Карах — даэдролог и некромант. Очень талантливый, если верить словам Айбара, и очень целеустремленный. Он ненавидит поражения и с радостью избавится от тебя, если почувствует, что ты недостаточно расторопна для его опытов. Чтобы сработаться с ним, потребуется отринуть отвращение, страх и любые принципы. Карах скажет: 'режь', а ты говоришь: 'насколько глубоко'. Понимаешь, о чем я?

— Яснее некуда. Хотя не сказала бы, что такой подход мне приятен, — Арифель поставила на пол опустевший кубок.

— Виной тому, конечно же, некромантия?

— Вовсе нет. Госпожа лояльно относится к темным искусствам, — данмерка дотронулась до татуировки на плече. — Дело во мне. Я не привыкла быть послушной исполнительницей. До Рагнвальда я всегда сама решала, как решить поставленную нанимателем задачу. Здесь же мне предлагают с головой погрузиться в незнакомый мир магии, да еще и без малейшего права голоса.

— Это жизнь, солнце. Она сурова и несправедлива, если ты хочешь чего-то достичь. В Рагнвальде каждый является всего лишь звеном в цепи. Даже Айбар не смеет заходить за определенные рамки, поскольку это разрушит Легион. Что уж говорить о Пелагии, Карахе или низших офицерах, таких как я! Тем не менее, каждый из нас имеет право на мнение и на слово. Если слово веско и разумно — к нему прислушаются.

— Помнится, не так давно ты говорила мне, что для Айбара мы все не более чем мусор.

— И не покривила душой, — рассмеялась Оэра. — Именно так он и думает. Но капитан потому и велик, что отлично понимает, где и как может применять свою власть. Что может сделать против Тонгвора и его армии одинокий гений? Только доблестно погибнуть. Айбар не таков. Он наступил своей гордости на горло, нашел Пелагия, который, я уверена, имеет такое же отношение к Септимам, как мы с тобой, объявил мальчика Императором и строит вокруг него свое маленькое государство. Замечала ли ты, что Айбар безоговорочно принимает любое решение, вынесенное Пелагием? Капитан знает, что авторитет Императора незыблем и, придерживаясь этого правила, заставляет и других уважать нашего юного монарха. И это только один из примеров; остальные попробуй придумать сама.

— То есть, мусор имеет право на мнение? — с горечью усмехнулась эльфийка.

— Не ерничай, киска. Пока нам не затыкают рты, мы должны добиваться своего, подбирая нужные слова в нужное время.

— И часто такое бывает?

— Постоянно. Например, Карах обещал мне, что каждый вечер будет отпускать тебя из лаборатории, когда я сказала ему, что ежедневный отдых сделает твою помощь продуктивнее. Вместо посиделок у До мы займемся поисками. А приятные беседы можем оставить на ночь.

— О чем ты?

— Разве ты не видишь? — Оэра вдруг вскочила с постели и заговорила с небывалым жаром. — Разве не понимаешь, что я люблю тебя? Ты подарила мне два месяца счастья, Арифель Хлаалу. Стала собеседницей, другом, радовала своей красотой и остроумием. Согласишься ли ты стать моей? Принадлежать только мне и взять меня в спутницы жизни?

— Оэра, я... Я даже и не знаю, что могу ответить. У меня никогда не было связи с женщиной, да я и не стремилась к этому.

— Дело не в плотской страсти, киска, — хрипло сказала северянка. — Я могу дать тебе в постели больше, чем любой мужчина, потому что лучше понимаю, чего хочет женское тело. Но главный вопрос не в этом. Любовь — это не только и не столько страсть, сколько родство душ. Я чувствую нашу связь. И именно поэтому задаю тебе свой вопрос.

— Я должна ответить сейчас?

— Верно. Истинны только первые слова. Если ты позволишь рассудку породить хотя бы одно сомнение, ответы уже не будут искренни.

— Что ж, — Арифель поднялась с кресла, — в таком случае я готова попробовать.

Отстегнув перевязь с Эпитафией, данмерка положила ее на кресло. Платье девушки опустилось на пол, и Арифель осталась нагой. Ни перед одним мужчиной она не испытывала такую жгучую смесь стыда и вожделения, как теперь. Один лишь взгляд Оэры — оценивающий и восхищенный — возбуждал гораздо сильнее, чем самые умелые ласки прежних любовников.

— Ты прекрасна, — Оэра сделала шаг вперед, положила руку на талию эльфийки и притянула ее к себе. Губы женщин слились в долгом поцелуе. Потом Арифель сорвала с северянки блузку и рывком ослабила завязки на ее штанах. Они упали на постель, и дальнейшее запомнилось данмерке как самая счастливая ночь в ее жизни...

2.8. Слова IX

Я передвигаюсь по своей камере. Ползаю, как покалеченный олень, вспоминая простейшие движения. Затекшие за время заточения мышцы нещадно болят, а каждый преодоленный фут отзывается ломотой во всем теле. Тяжкая расплата за бездействие и слабость. Еще сильнее меня терзают муки совести. Порой мне хочется вновь забиться в угол и нацепить на шею цепь, отказаться от обещания, данного темнокожему, и принять пытки и — возможно — избавительную смерть. Мудрец, который по-прежнему приходит ко мне, не произносит ни слова, а лишь следит за мной и изредка осуждающе вздыхает. Смирением он пытается поколебать мое решение служить смертным. Тщетно. Я снова хочу силу, власть, пусть даже и ущербную, и то возвышенное чувство полета, которого старик лишен.

В один из дней я прерываю молчание.

— Ты спрашивал меня об имени.

— Оно уже не имеет для меня значения, — пожимает плечами смертный.

— Как бы ты назвал меня? — невзирая на боль, я выпрямляюсь на задних лапах, вытягиваю шею и расправляю крылья. Гигантская тень заполоняет камеру, поглощает старика. И он смотрит на меня с восхищением: я вижу блеск его глаз. Теперь мое величие неоспоримо.

— Я не мастер давать имена. А прошлые деяния твои мне неведомы, — лопочет мудрец.

— Я приходил в ночи, обращая в замороженные руины целые поселения, одним лишь криком сносил вековые деревья и мог переспорить сильнейших из Языков. Тьма и смерть — такими были мои деяния. Они звали меня Эйсватиид. На вашем языке это звучит как Приносящий-Ледяную-Весну. И я вновь оправдаю свое имя. Скоро. Уже скоро.

И я упиваюсь сладким ужасом в глазах смертного. И предчувствую полет. Скоро. Совсем скоро.

2.9. Откровения Арифели Хлаалу. Часть II

Темнота взорвалась ослепительными красными брызгами, и Арифель обнаружила, что стоит в Высокой Капелле. На этот раз она попала в мир Боэтии безоружной, зато ее нагота была прикрыта роскошным черным платьем. Стены Капеллы покрывали бурые пятна засохшей крови, половина колонн обвалилась, а пол в обилии покрывало каменное крошево.

— Эй, Рука, — осторожно позвала девушка.

— Я не ждал тебя! — громовой голос данмера сотряс своды храма, и Рука материализовался. Плотское воплощение бывшего телохранителя Альмалексии соткалось из мириад алых нитей и зависло в воздухе перед эльфийкой.

— Тем не менее, я тут. А сама я не могу найти дорогу в твою реальность.

— Да, ты права. Я слукавил, — разорванные губы растянулись в причудливой гримасе. — Но разочарование, которое постигло меня, велико. Проявленная слабость дорого стоила мне... и твоей повелительнице.