Часть третья

      

* * *

      — Енот не приходил каждый день петь песни под решеткой, — возразила Эсдес через пять лет. — Понимаю, в кино все выглядит ах как романтично и трагично. Лунные блики на ключицах и груди, пожалуй, удались. Но это просто актриса симпатичная. А вот глаза исполнителя больше подходят срущей собачке, чем тоскующему любовнику. И не кричал Вал: “Ты не попытаешься ее отбить, увезти? Чего же стоит твоя любовь?”

      — Жаль, — Анна вздохнула. — А ведь какая драма, какое напряжение! Эсдес?

      — Да?

      — Я постоянно слышу, что премьер-министр был вашим наставником. Но ни в фильме, ни в разговорах никто не упоминал, в чем это заключалось. Откуда такое уважение к откровенному... Да, так и скажу: за что такой почет мудаку?

      Эсдес помолчала. Покрутила чашечку на блюдце, остановила щелчком пальцев.

      — Я начну немного издалека. Триста девяносто два года назад...

      — Немного? — Виктор едва не поперхнулся чаем. — О, простите, перебил.

      — Триста девяносто два года назад род моего предка занимал высокое положение в отколовшихся от Империи северных провинциях, — синеволосая прикрыла веки. — Собственно, фон Партас и руководил мятежом, а потом его наследники почти сто лет правили Севером. От одной из женщин четвертого наследника родилась моя прапрабабка, а от нее мой прадед. Он был должным образом признан в качестве полноправного наследника Железной Короны. В качестве полноправного наследника шестнадцатой очереди...

      Эсдес снова наполнила маленькую чашечку, и в полной тишине с удовольствием выпила:

      — Как чудесно никуда не спешить! Лучшее изобретение цивилизации — отпуск! Так вот, прадед мой смирно лежал в пеленках, а Империя тем временем решила вернуть утраченное. Война длилась несколько поколений, прадед без малейших усилий передвинулся в очереди наследования на пятую позицию, а потом и на третью. Он тогда был уже глубоким стариком, скитался по замкам вассалов; один из вассалов — Уорвик, “Делатель Королей”, решил поставить на седое. То ли полагал, что до смерти старика успеет получше подготовить свою марионетку на трон, то ли просто решил досадить противной партии. Наскоро был составлен заговор, двое претендентов резво сломали шеи на охоте, и мой предок торжественно надел Железную Корону в единственном свободном замке Севера. Империя от подобной наглости даже прислала поздравление с восшествием на престол, я думаю — чисто механически, чернильные крысы в департаменте внешних сношений составили бумагу, а потом испугались признаваться, что рескрипт ушел по назначению.

      Эсдес прервалась еще на чашку.

      — А почему так важно, что Империя поздравила? — подняла брови Анна.

      — Империя признала Север равноправной договаривающейся стороной, — пояснил Виктор. — Но про эту игру престолов можно пачку романов написать!

      Синеволосая даже передернулась:

      — Да что там романтичного? Скитания по тундре? Когда Император спохватился, что собственными руками узаконил самостоятельность Железной Короны, на Север наконец-то двинулась армия. Прадед так и не сбежал, а вот дед и отец скрывались в пустошах всю жизнь. Они тщательно хранили родовые грамоты, но жили уже полностью кочевыми обычаями, не забивая голову ни образованием, ни этикетом. И тут родилась я.

      — Звучит пугающе.

      — Детство было еще страшнее. Короче — когда погиб отец, я решила служить Империи. Именно премьер-министр вытащил меня из тундры, оплатил воспитание, образование и обучение, приличествующее дворянке. Он рассчитывал выгодно выдать меня замуж, так что не тронул сам, и никому не позволил... Помните в кино несколько сцен, как в Столицу прибывают на заработки, например, молодые парни либо там девушки?

      Александровы переглянулись, нахмурились.

      — Да судьбу Енота вспомните, как его товарища чуть не с порога в рабство продали! Если бы не опека Онеста, со мной могло быть так же.

      — Но потом...

      — Ну да. Потом! Я и не кинулась ему на помощь в последнем бою. Если честно, то Акаме не позволила. Меня до сих пор называют сильнейшей, но преимущество над Акаме или Тацуми у меня уже очень маленькое. В том последнем бою Акаме укатала меня до того, что кто-то ухитрился зайти мне за спину и вырубить латной рукавицей по макушке.

      — А ваши родовые грамоты, не секрет, где?

      Синеволосая безразлично пожала плечами:

      — Хранились у Онеста. Наверное, там же и сгорели.

      Допили чайник. Новый Анна ставить не пошла. Спросила:

      — Суд в кино тоже отличался?

      Генерал кивнула:

      — В кино все было на площади, с флагами, в собрании народа. И голосовали только раз, после донельзя карамельной речи защитника. А так... Меня привели в небольшой зал. Раньше там сидел камергер и его подчиненные, чтобы всегда находиться под рукой.

      — Постойте, — нахмурился уже Виктор. — Так дворец взорвали не при штурме?

      — Нет, это уже много после. Потом расскажу, чтобы не отвлекаться. Ну вот, заводят меня в зал — а там Ривер, Енот, Акаме. И три-четыре десятка горожан в хорошей одежде. Старосты торговых гильдий, начальники цехов... Посмотрела им в глаза, поняла: дело плохо. Лица живые, выражение деловитое, взгляды острые, понимающие.

      

* * *

      Взгляды острые, понимающие; лица умные, подвижные; если кто видел картину Рембрандта “Синдики цеха суконщиков” — один в один; разве только кафтаны да камзолы не глубоко черные, а гильдейских цветов. Мясники в багровом, уборщики в темно-синем, пекари в розовом, кузнецы в красно-рыжем, рыбники в зеленом почему-то, а в голубом, напротив, адвокаты, законоговорители; а в черном ювелиры, а кружевные белые воротники дарованы каменотесам сто лет назад за изящное мраморно-малахитовое строение городской набережной и пристаней на Великом Канале; а моряки...

      Бесконечно можно разглядывать, и перечислять до ужина. Главное, что плохо — взгляды острые, понимающие; лица подвижные. Умные.

      — Итак... — Надежда обвела собравшихся единственным фиалковым глазом. Помедлила, вдыхая привычный для всех дворцовых помещений аромат духов, притираний, дорогих тканей, редких сортов дерева, навощенного паркета... Десять лет назад она впервые окунулась в запах роскоши; через пять лет дезертировала; и вот колесо завершило круг.

      — Итак, Добрый Совет всех сословий выбрал тридцать присяжных судей, для того, чтобы определить меру и средство кары генералу Эсдес, без военной силы которой Имперская власть не могла бы обирать население... Эсдес! Имеете ли вы возражения по составу присяжных?

      Обвиняемая безразлично прищурилась:

      — Я их никогда не видела, а их мнение меня ни разу не интересовало.

      — А зря... — прошелестела Акаме, но услышали тихий голосок все.

      — Подавайте предложения! — Ривер откинулась на спинку кресла, положив пальцы живой руки поверх судейского колокольчика.

      Присяжные некоторое время шушукались — видно было, что для приличия, что мнение они давно составили. Наконец, поднялся рослый плечистый мужчина в бело-зеленой шахматке почтовой гильдии:

      — Смерть. Не будь Эсдес, Онест не продержался бы и полгода!

      — Смерть! Они бы не посмели вводить новые налоги!

      — Смерть! Императорская власть не...

      — Смерть. Продажная полиция...

      — Смерть! Распоясавшиеся бандиты...

      — Смерть.

      — Смерть!

      — Смерть...

      После двадцатого высказывания Акаме перестала считать голоса. Поднятием руки Ривер остановила присяжных:

      — Может ли кто сказать причину, по которой приговор не может быть исполнен?

      Поднялся Енот.

      Присяжные зашумели по-настоящему:

      — Мы читали твою записку!

      — Мы знаем, что она заботилась о солдатах!

      — Мы знаем, что в Империи она известна как победитель западных рыцарей!

      — Ты пытаешься доказать, что она хороший человек!

      — И что с того? Мы судим не ее качества, а ее поступки.

      — Без ее силы правительство бы давно пало!

      Енот простецки пожал плечами:

      — Почтенное собрание. Я тоже сужу не по ее достоинствам...

      И тут кто-то (вот всегда находится этот сучий “кто-то”!) выкрикнул из глубины: то ли с третьего, то ли с пятого ряда скамей:

      — Че, правда не по величине сисек?

      — К порядку! — Надежда грохнула в столешницу протезом, едва успев поймать покатившийся колокольчик.

      Енот поглядел на обвиняемую, как будто впервые увидел. Зашел справа, слева. Пробежал взглядом снизу доверху. Обернулся к залу. Картинно сгреб левой рукой подбородок в горсть, изобразил напряженное думание.

      Надежда переглянулась с Акаме, не понимая смысла клоунады.

      Енот воздел указующий перст:

      — Уважаемый! Не знаю твоего имени, но ты выдумал превосходную штуку!

      — Портгар, гильдия медников! — поднялся со скамьи пунцовый от похвалы присяжный.

      — Да-да, — закивал Енот. — Вы же все помните пьесу об убийстве капитана Огре? Года полтора тому она собирала полные залы по всей Столице. Зритель ведь любит продолжения, привычных героев, привычную обстановку? Да и реквизит экономится, что немаловажно... И вот как я вижу продолжение!

      Землянин взмахнул правой рукой с простой катаной в потертых ножнах, заговорив торжественным тоном провинциального трагика:

      — Мерзкий старикашка, проклятый черный маг, уничтоживший капитана Огре непростительным заклятием, и предерзостно исполнившись хитрожо... Хитрости, да. Ускользнул от карающей длани наследницы клана Юбикитас. Жаль, Сэрью погибла уже.

      Акаме вздрогнула: пожалуй, слышать о смерти рыжей вражины столь издевательским голосом и в насмешливом ключе было неприятно.

      — Но в пьесе должно быть про любовь! — Енот поднял катану на уровень глаз, горизонтально, и теперь глядел на скамьи с присяжными поверх черной полосы. — И в сердце нашего замшелого мракобеса все-таки нашелся светлый уголок... Чернокнижник, закореневший во злодействе, обратил внимание на несомненные достоинства генерала Эсдес, и влюбился в нее! Ну, седина в бороду, бес в ребро, вот это вот все, понимаете?

      Надежда поняла первой; поняла также, что если прямо сейчас заорать: “к порядку”, то как бы Енот в самом деле не пошел рубить направо и налево.

      — Но мерзкий старикашка работает на “Ночной Рейд”, а Эсдес на правительство. Долг против любви, это же вечная тема! Уважаемый, да театры Империи треснут от посетителей!

      На этой фразе забеспокоилась и Акаме.

      — Идет Мятеж, и герои, каждый на своей стороне, совершают разнообразные подвиги... Ну, тут всякие бои-сражения, молодежи это понравится... Для любителей мистики можно завернуть, что наш мерзкий старикашка на самом деле владелец Третьего Проклятого Меча. Никто из противников Третьего Проклятого Меча не доживает до следующего рассвета...

      Енот поглядел на собственное свое оружие и пробормотал тихонько — но и его тоже услышали все:

      — Кстати, вот к этой катане вполне подходит...

      Присяжные дернулись разом; в зале словно гулко лопнула басовая струна! Знай тогда Енот последствия шутки, вздрогнул бы еще и не так. Правда, все равно не отказался бы от произнесенных слов.

      Конвой при Эсдес недоумевающе закрутил головами. Обвиняемая осталась бестревожна.

      Землянин оглядел суд грозными очами пророка, воздел руки горе, и провозгласил с зубодробительным пафосом:

      — Побеждает революция! Добрый Совет, мучимый жалостью к молодой и красивой, но такой опасной Эсдес, постановляет все же казнить ее... Тут можно вставить какие-нибудь глубоко философские дебаты о государственной пользе. Тогда нас возьмут даже в Императорскую Оперу, а это, уважаемый, уже уровень!

      Присяжные зашушукались, а Енот нанес добивающий удар, усилив его резким движением катаны вниз — словно сбросил невидимое покрывало между собой и залом:

      — И наш чернокнижник обращается мыслью ко злу! Он выходит на тропу мести! Сверкают мечи, льется кровь! Трагедия! Никогда им не быть вместе! Тетеньки обрыдаются! Для убийцы капитана Огре не велика задача продумать оправдания, скрыть следы... Ну и открытый финал, это теперь модно. То есть: решение в ваших руках. — Договорил Енот совершенно серьезно и спокойно.

      Ароматы дворца понемногу забились запахом пота, напряженного внимания, страха.

      Землянин положил катану на столик поверх протоколов — Акаме пришлось подвинуть Первый Проклятый вправо, а чернильный прибор влево.

      — Простите. Стихосложение совершенно испортило мой характер. — Енот оперся руками на стол председателя суда. — Оставим лирику. Вы тут все люди взрослые, понимающие. Весьма ловко сберегли свое состояние и своих близких, не примыкая ни к одной стороне. Уважая время столь разумных и достойных людей, буду краток. Акаме, сводки у тебя всегда в сумке... Сколько войск западных королей сейчас между Пыльными Воротами и Западной Стеной?