Изабелла

— Белла, это я, Ирвин. Ничего не бойся, спи, я буду рядом.

Я поверила и уснула. В следующий раз меня разбудили голоса. Александр требовал впустить его ко мне. Неужели кто-то может ему в чем-то отказать?

— Нет! — категорично сказал, конечно, Ирвин. — Ты и так уже сделал все, что мог.

— Ты не понимаешь, я должен попросить прощения, — как заведенный, повторял одно и то же Алекс, и Ирвин просто взорвался, даже не стараясь понизить голоса.

— За что? За то, что избил и изнасиловал ее?! Как можно просто попросить за это прощения?

— Я думал, что она изменяет мне с тобой! Думаешь, я хотел воспитывать твоего ребенка?

— Ты идиот, Алекс, самый настоящий. Сам додумался или подсказал кто?

— Лиззи сказала, что видела, как вы целуетесь, — глухо ответил он.

— И ты ей поверил?

— А почему я должен не верить своей сестре?

— Может, потому что она малолетняя лгунья?

— Да как ты смеешь так говорить о моей сестре!

— Между мной и твоей женой никогда и ничего не было, уж не знаю, что там нафантазировала Лиззи. А после того, что ты сделал, у тебя не будет ни жены, ни ребенка, ни друга.

— Ты мне угрожаешь?

— Нет, я просто говорю тебе правду.

— Но ты должен мне!

— Я умею отдавать долги, лорд Александр, не беспокойтесь, — холодно ответил Ирвин.

Хлопнула дверь. Ирвин вернулся ко мне. Увидев, что я не сплю, с улыбкой спросил:

— Как ты себя чувствуешь, Белла? Что-нибудь хочешь?

— Помоги сесть, — просипела я.

Ирвин аккуратно подложил мне под спину подушку и помог усесться. Я прикрыла глаза, чувствуя, как по спине течет холодный пот.

— Лекарь, который лечил тебя, дал письменные показания о твоем состоянии. С их помощью вас разведут безо всяких проволочек.

— Спасибо, — постаралась растянуть потрескавшиеся губы в улыбке, но не смогла.

— Тебе нужно поесть. Я сейчас схожу за бульоном.

— Нет! — испугано прохрипела я, боясь оставаться одна.

Ирвин правильно понял мой страх, пообещав не уходить дальше порога спальни, потому что с некоторых пор там неотлучно дежурила служанка на случай, если что-то понадобится.

Через двадцать минут Ирвин кормил меня с ложечки теплым бульоном, а я еле сдерживала слезы бессилья, но после еды и порции лечебной микстуры мне стало гораздо легче, и я снова уснула. Сон — лучшее лекарство, это каждому известно.

На следующий день с помощью Ирвина я уже смогла добраться до ванной и смыть с себя весь ужас произошедшего. Мне отчаянно хотелось содрать все воспоминания, и я ожесточенно терла кожу мочалкой, но каждая минута той ночи прочно въелась в мою кровь. Висевшее в ванной зеркало услужливо отразило многочисленные синяки и ссадины. Они, конечно, пройдут, но что делать с душой?

Левая нога ужасно болела — наступать на нее было почти невозможно. Кажется, треснула коленная чашечка. Пришедший лекарь долго ругался, что я встала, наложил специальную повязку и велел больше отдыхать. Ирвин принес мне трость, на которую я опиралась во время ходьбы, дабы не звать его каждый раз. Он по-прежнему ночевал в гостиной около моей спальни, никому не доверяя свой пост. Алекс ко мне не приходил, но Лиззи как-то раз навестила.

Она долго мяла в руках свою юбку, ерзая в кресле около моей постели. Я не спешила ей помочь. Наконец, решившись, Лиззи начала разговор.

— Как ты себя чувствуешь?

— Спасибо, мне уже лучше, — вежливо ответила я.

— Белла, ты должна сказать лорду Ирвину, чтобы он пустил к тебе Александра! — выпалила она, видимо, то, ради чего пришла.

— Зачем? — поинтересовалась я.

— Он очень переживает и хочет увидеть тебя, а лорд Ирвин не пускает его.

— Лиззи, мы сейчас говорим об Александре, по вине которого я здесь лежу? Ушам своим не верю.

— Но ты тоже виновата в том, что случилось, — горячо воскликнула она, и я разозлилась окончательно.

— И в чем же, позволь узнать?

— Ты дала ему повод ревновать тебя к лорду Ирвину! Я сама видела, как вы целовались...

-... и сказала об этом Алексу в тот вечер, верно? — закончила я за нее то, что в общем-то уже знала из подслушанного нечаянно разговора.

— Верно, — убито созналась она. — Но я не думала, что он сотворит такое.

— А зачем тогда ты это сделала?

— Я думала, что он поменяет наших охранников местами, я так ему и советовала.

— Не знаю, что ты там видела, но Ирвин ни разу меня не целовал. Никогда. Твои глаза тебя обманули, — устало сказала я.

— Ты меня когда-нибудь простишь?

— А ты сама себя когда-нибудь сможешь простить, Элизабет? — спросила я в ответ. Лиззи ушла, не сказав ни слова, и больше не приходила.

* * *

Я медленно выздоравливала и ожидала развода. Бабушка говорила, что Приграничье — идеальный вариант для ведьмы, и я ей верила. Преследование лорда Итана, мой дар, удачное стечение обстоятельств, и вот я здесь. Увы, бабушка не оставила мне никакого наследства, иначе мне бы не пришлось выходить замуж. Конечно, всегда оставался еще один вариант — работа, но здесь было несколько препятствий. Во-первых, после смерти бабушки я еще не достигла двадцати одного года, возраста совершеннолетия. Во-вторых, бабушка, будучи леди до мозга костей, считала работу неприличным для леди занятием. В какой-то мере так оно и было: в нашем королевстве благородные дамы утруждали себя только рукоделием, забегами по торговым рядам и косметическим салонами, игрой на нервах мужей и сочинением поэтических сплетен. Были, конечно же, исключения, но они лишь подтверждали правило. Именно поэтому замужество представлялось мне наилучшим выходом из сложившейся ситуации, а лорд Приграничья вообще казался подарком судьбы, потому что с натяжкой его можно было считать моим собственным выбором, а не навязанным четой Каль. Предубеждение слишком дорого мне обошлось.

Что ж, лучше учиться хотя бы на своих ошибках, чем не учиться вовсе. Я твердо была настроена уехать как можно дальше и начать работать. Истинное благородство не связано ни с титулами, ни с громкими именами, поэтому честным трудом его не запятнаешь. Бабушка, несмотря на свои крайне консервативные взгляды, все-таки согласилась на мои уговоры и позволила мне поступить в лекарский колледж, пока я жила у нее. Денег у нас не было, поэтому единственным условием, поставленным бабушкой, была бесплатность моего обучения. Я вывернулась наизнанку, но поступила. Правда, на самое непопулярное отделение — военное. Так условно называли лекарей, занимающихся ранами, ранениями и травмами, которые получали обычно воины. Все, что требовалось, зашивать; все, на что нужно было накладывать повязки; все, что было связано с оперативным лечением, — все это находилось в ведении военных лекарей. Строго говоря, это самая сложная специализация и одно из самых популярных направлений, но в университете. В нашем же провинциальном колледже учили только на помощников лекарей — людей, которые будут на подхвате; ну и общие основы лекарского дела читали. Я бы предпочла что-нибудь более мирное — например, детское отделение, но баллов мне не хватило.

Документы об окончании лекарского колледжа и присвоении Изабелле Грей профессии "помощник военного лекаря" я берегла как зеницу ока. Теперь к ним следует прибавить свидетельство о разводе и поставить точку на этой странице своей жизни.

По молчаливому согласию мы с Ирвином не поднимали эту тему в наших разговорах. Лишь однажды я как-то спросила, не выдержав неизвестности, не говорил ли ничего лекарь о том, получится ли у меня когда-нибудь еще забеременеть. Ирвин долго не решался заговорить, и я все поняла без слов. Больше ворошить это мне уже не хотелось.

Воспоминания приходили ночью, и это было гораздо страшнее, потому что ночью я была совсем одна и беззащитна. Мне раз за разом снилось озверевшее лицо Александра, и мое собственное бессилие перед его злобой во сне не давало мне даже пошевелиться. Оцепенение проходило, только когда я просыпалась. Слез, кстати, тоже не было. Совсем. Может, если бы хоть раз мне удалось выплакать пережитое, я почувствовала бы облегчение, но, увы.

Моим разводом занимался Ирвин, так как ходить мне все еще было трудно. Пару раз ко мне для беседы приходил дознаватель, и я заново переживала ту страшную ночь. Ирвин говорил, что Алекс пытается выставить нас любовниками, дабы избежать серьезного наказания и ограничиться простым разводом. Тот факт, что Ирвин по-прежнему обитал в моей гостиной, что, несомненно, было замечено следователем, свидетельствовал против меня, но мне было все равно. Я не хотела никаких наказаний мужу — только свою свободу назад.

Через месяц нас наконец-то развели. Правда, как и предполагал Ирвин, меня посчитали неверной супругой, которая получила свое сполна — в землях Приграничья к человеческим женщинам относились гораздо хуже, чем к своим, поэтому мне предписывалось в двадцать четыре часа забрать свои вещи и покинуть поместье мужа и Северное Приграничье заодно. Получив вожделенную бумагу, я принялась паковать сумку. Под своими вещами подразумевалось мое приданое, которого у меня не было, поэтому я сложила все свои старые платья, присланные тетушкой.

В голове было удивительно пусто. Я сидела в общей с бывшим мужем гостиной и ждала Ирвина, чтобы с ним попрощаться, когда вдруг ко мне пришел Александр. За прошедший месяц он осунулся и теперь выглядел совсем больным. Наверное, мне нужно было испугаться, но я так устала бояться, что просто хладнокровно ждала, как он объяснит свое появление здесь. Ирвин где-то недалеко, я снова чувствую свою ведьминскую силу, так что страх временно съежился внутри меня и замолчал.

— Белла, я не хотел, чтобы так вышло, — начал он. Видя, что я никак не реагирую, он продолжил. — Я люблю тебя, Белла. Умоляю тебя, давай забудем все и начнем сначала. Я буду за тобой ухаживать, я сделаю все, что ты захочешь, только не уезжай!

— Алекс, не нужно. Я уже все решила.

Он сделал еще шаг ко мне и решил зайти с другой стороны, напугав меня предстоящей жизнью.

— Белла, ты не понимаешь своего положения. Что ты будешь делать одна, без денег? По суду тебе достаются только те лохмотья, в которых ты приехала. Ты леди, чем ты станешь зарабатывать себе на жизнь?

— Это тебя не касается, — холодно ответила я.

— Ах, вот как ты заговорила, — сузил он глаза, начиная заводиться. — Найдешь себе любовника побогаче и будешь жить припеваючи, пока ты ему не надоешь. Ты устанешь торговать собой, ибо это единственное, что у тебя есть, и вспомнишь обо мне. Ты обязательно вернешься ко мне, и мы снова будем вместе, слышишь?

Под конец он почти кричал, и мне стало по-настоящему жутко. Как будто услышав мое отчаяние, пришел Ирвин. Александр злобно глянул на него и вышел, хлопнув дверью.

— Ты как? — сочувственно спросил он.

— Все хорошо, — вымученно улыбнулась я, обрадовавшись его приходу.

— Готова?

— Да, — решительно ответила я и встала с кресла. Ирвин подхватил сумку, взял меня под руку, и мы начали спускаться вниз. Повязку доктор снял, но нога по-прежнему болела, и я опиралась на трость. Дом как будто вымер: по пути мы не встретили ни одной души, даже Лиззи не пришла попрощаться.

Во дворе к Ирвину подошел конюх, ведя под уздцы его коня. Он кивком головы отпустил слугу и начал крепить к седлу мою скромную сумку.

— Ты поедешь со мной? — во мне встрепенулась надежда. Да, я знала, что Ирвина держат в поместье Нортена какие-то дела, но мне отчаянно не хотелось уезжать одной. Он никогда не говорил, почему должен остаться, а я никогда не спрашивала.

— Нет, Белла, — покачал он головой и грустно улыбнулся. — Алекс не выделил тебе и самой худой лошади, надеясь, что ты останешься.

— И ты решил отдать мне свою?

— Да. И вот еще возьми, — он протянул мне тугой кошель. — Это все, что я смог собрать за это время. Тебе пригодится.

— Ирвин, ты и так сделал для меня слишком много, я не могу...

— Можешь, — жестко прервал он меня. — Можешь и возьмешь. Если бы не ты, я бы давно сгнил в том лесу. Я просто плачу тебе той же монетой.

Мне отчего-то не верилось, что им движет только чувство долга, но я промолчала и взяла его кошелек, спрятав во внутреннем кармане плаща. Слегка надтреснутым голосом я сказала Ирвину, что доеду на его лошади до Корвина — ближайшего человеческого города — и оставлю ее в трактире "Три поросенка", где мы не раз с ним обедали, посещая город по делам. Дольше все равно не смогу — нога помешает, а так он хотя бы вернет себе свою лошадь.

Мне казалось, что он начнет возражать, но он глухо согласился. Все уже было сказано и решено, и затягивать и без того тяжелое прощание не было никакого смысла. Подавшись внезапному порыву, я прижалась к нему и горячо прошептала:

— Спасибо за все, Ирвин.

Я отстранилась, но никак не могла заставить себя уйти. Ирвин молча заправил за ухо выбившуюся из косы прядку, провел костяшками пальцев по щеке и внезапно поцеловал — так, что я все поняла без слов.

— Уезжай, Белла, как можно дальше и никогда сюда не возвращайся, — тихо сказал он, разрывая объятья. Затем подсадил меня на лошадь, подал трость и ушел, не оглядываясь.

До самого Корвина у меня на губах горел его прощальный поцелуй. Я оставила лошадь, как и обещала, в "Трех поросятах", села в почтовую карету, отправлявшуюся в N., и уехала прочь, оставляя за спиной не только разбитые надежды, но и что-то важное и по-настоящему ценное. Иначе сердце бы не болело, верно?

* * *

Почтовые кареты меняли одна другую. Передо мной мелькали лица случайных попутчиков, трактирщики, унылые однотипные постоялые дворы. Я проехала почти всю страну с севера на юг, к морю. Первое время ни о чем не думала — только слушала стук колес и считала верстовые столбы. Потом стало понятно, что деньги таят слишком быстро и не возвращаются. Так, пожалуй, было даже лучше: вынужденная действовать, я не погрязла в жалости к себе. Хорошо страдать, сидя в собственной гостиной на мягком диване с интересной книгой в руках. Гораздо труднее делать это на застиранных простынях в третьесортной придорожной гостинице.

В каждом более-менее крупном городе и в каждом сельском округе обязательно есть госпиталь. Чем больше населенный пункт, тем больше госпиталь. Я хотела поселиться в какой-нибудь деревне, чтобы быть поближе к лесу, да и людей там поменьше, но мне отчаянно не везло: во всех деревнях, где бы я ни останавливалась, штат уже был укомплектован. Я пытала счастье в городах, распрощавшись с желанием жить в относительном уединении, но и там мне отказывали. На меня смотрели подозрительно — видимо, мой вид никак не соответствовал тому, как должен выглядеть помощник военного лекаря.

К тому моменту, когда я зашла в кабинет главного лекаря в Кинстоне, деньги почти истаяли и мной овладело отчаяние. Приятный шатен средних лет, внимательно ознакомившись с моими документами, поднял на меня взгляд и спросил:

— Если я правильно понял, то вы дама из высшего света. Вы поссорились с мужем и решили сбежать от него?

Таких вопросов мне еще никто не задавал, и я несколько замешкалась с ответом, тщательно подбирая слова.