"Грязная дыра... Нет, не буду я давать ему много власти. Что стоит убраться на своей земле, убивать время не за бутылкой, а за делом, полезным народу? Может, поэтому я обда, а не он?"
Фенрес Тамшакан присматривался к собеседнице. Он видел перед собой неухоженную, но самоуверенную и хваткую девицу не старше двадцати лет. Мистическое ошеломление схлынуло и, рассудив трезво, Фенрес решил, что перед ним все-таки не обда. Потому что так просто не бывает. А шрам от колдовства растаял. Может, она маститая колдунья. И, кстати, чего это он сидит и все ей выбалтывает?!
— Ты не ответила на мой вопрос. Что делаешь в Редиме, других городов нет? И вообще, откуда ты взялась такая, обда?
— Пришла издалека, — насмешливо ответила та, давая понять, что ничего конкретного не скажет.
Пару минут спустя Клима приметила в интонациях собеседника насмешливую осторожную фальшь.
"Он где-то крутит со мной. Что это могло бы значить?"
— А хочешь, Фенрес, вернуться в Западногорск? Да так, чтобы тебе там снова поклоны все отбивали.
— Кто ж не хочет восстановить былое могущество, — он саркастично покривил губы.
"И правда, кто ж не хочет... Нет, дело не в его прошлом, тут он не солгал. Надо пощупать еще..."
— А веришь, что я могу подарить тебе его? Ты мне симпатичен.
— Обда любит и балует своих подданных, это всем известно. Как тут не поверить.
"Вот! Здесь! Не верит, что я дам ему большой куш? Или дело в ином?"
— Так пойдешь за обдой, Фенрес Тамшакан? Пойдешь за мной? Будешь служить верой и правдой?
— Почему бы и не пойти, не послужить? А каковы твои условия, обда?
"Ах, ты тварь ползучая, — Клима едва не сказала это вслух. Последнее, что могло ей прийти в голову — неверие градоначальника в ее предназначение. В точности, как в Фирондо. — И что я делаю не так? Почему верил Институт, почему в Ордене никто не усомнился, сильфида слушала с разинутым ртом, Тенькины односельчане уважают, а тут... Нет, об этом надо подумать позже. Сию минуту важно другое. Почему он не сказал и не рассмеялся мне в лицо, как Артасий Сефинтопала или Эдамор Карей? За кого меня принял?"
— Я возьму власть в Принамкском крае. А ты будешь подле меня и получишь все, что пожелаешь.
— Слишком расплывчато, сударыня Климэн.
— Обда.
— Хорошо: обда Климэн, — Фенрес не видел смысла в этом маскараде, но вслух не возражал, осторожничал. — Чего ты хочешь от меня сейчас? Чтобы я бросил этот город и ушел от теплого камина мотаться с тобой по лесам в компании лихих людей, теша себя отдаленными надеждами?
"Так он принял меня за разбойницу! Нет, пусть уж лучше я буду для него мятежницей".
— Почему же по лесам? — улыбка вышла легкой и немного зловещей. — У меня в повиновении уже восемь деревень, но тебя я туда не зову. Сиди у камина. Я создам свое государство, как встарь. Понимаешь теперь? Уступи мне этот город, Фенрес. Он все равно тебе не нужен. Я укреплю стены, и они защитят меня и моих подданных от солдат, которые вскоре явятся сюда, чтобы подавить мятеж.
— Восемь деревень, а уже успела объявить войну властям? Точно, обда! — в этих словах Клима явственно услышала иронию, но виду не подала. Пусть. Ей нужен Редим. А уязвленное самолюбие пока надо придавить каблуком. Она еще шкуру с градоначальника спустит и порежет на куски по числу недоверчивых мыслей.
— Ко мне некстати явились за рекрутами и налогами. Я и медной монетки Фирондо не заплачу. А ты, если дело сладится — получишь золото. Для начала.
— А не обманешь? — Фенрес заинтересовался. Обда или нет, но золото у всех одинаковое. А девчонке и впрямь позарез нужен город. И если она готова за него хорошенько заплатить...
Клима посмотрела ему прямо в глаза. Благо, этот уроженец гор, в отличие от Эдамора Карея, косым не был.
— Я пустых обещаний не даю. Запомни это.
Градоначальник сглотнул и нашарил позади лежащую на шкуре бутылку вина. Авантюриста была непроста.
...Когда Клима вышла из здания управы, Гера с Тенькой уже не стояли у столба, а сидели спина к спине и отчаянно скучали. При виде обды "правая рука" подскочил первым:
— Ну что? У тебя получилось?
— Ступай наверх, прими командование гарнизоном, — без предисловий велела Клима.
— Тут и гарнизон есть? — изумился Тенька, неспешно поднимаясь.
— Тридцать два солдата и выпивоха колдун. Работают в полную силу только по базарным дням — за порядком следят, а прочее время бездельничают в казарме. На воротах стоят через день, если дождика нет. Растормошишь и организуешь, чтобы собрали народ на площади. С градоначальником не болтай.
— Он тебе присягу не принес? — уточнил Гера.
— Принес, — Клима хмыкнула.
— Тогда в чем дело?
— Гера, я отдала тебе приказ!
— Обда гневается, — перевел Тенька, — на вопросы ответит нехотя и потом.
Гера вздохнул и пошел, куда было велено. Клима недовольно посмотрела на колдуна. Тот лишь плечами пожал, мол, сама "правую руку" распустила, так нечего теперь хмуриться, что он приказы беспрекословно не выполняет и лишние вопросы задает. Взаимоотношения Геры и Климы были сложными, зыбкими и непонятными толком даже им самим, поэтому Тенька предпочитал не влезать. Получалось, правда, редко: иногда лишь благодаря колдуну удавалось избегать ссор. При этом все трое смутно чувствовали, что когда-нибудь этой неопределенности настанет конец, и ничего хорошего не ждали.
Клима устало привалилась к грязному прохладному столбу фонаря разгоряченной щекой и досадливо буркнула:
— Градоначальник тот еще пройдоха. Не верит, что я обда, на клятвы плевал. Он предаст меня при первом же удобном случае.
— Но ты что-то задумала, — Тенька читал это в ее глазах.
— Верно, — Клима отпустила столб и выпрямилась. — Я рассчитываю ни во что его не посвящать, а со временем избавиться. Мне ни к чему люди, скверно выполняющие свою работу.
— Гере об этом и правда лучше не знать. Даже если мы сумеем его убедить, он будет вести себя так, что градоначальник обо всем догадается.
— Гера не дурак, и болтать не станет. Он даже сумеет с милой улыбкой заверять Фенреса в вечной дружбе, но потом закатит мне истерику, какой он, Гера, подлец. Так что пусть до поры будет в неведении.
— Бережешь ты его.
— Мне удобно, когда он считает себя моим другом.
* * *
К вечеру дождь поутих, а грязно-серую, словно заплесневелую, как мостовые, пелену туч прорезал янтарно-оранжевый закатный лучик, чтобы мелькнуть на пару мгновений, оставить воспоминание от своего блика в лужах, окрасить сонный город светом и пропасть за линией горизонта, скрытой домами. И снова все кругом стало уныло и пасмурно. Лениво капало с крыш, в щелях посвистывал холодный осенний ветер. В этих краях к середине осени уже все покрывалось инеем, а знаменитая на весь Принамкский край красная сирень и вовсе не росла, только синяя и белая.
Клима стояла в темном холле здания управы перед дверями, выходящими на площадь, и внимательно следила через щелочку за Герой, который гордо, пружинисто выхаживал перед неровным строем городских стражников и раздавал указания. Получалось у Геры хорошо. Каким-то образом уже с первых слов он мог внушить к себе уважение и доверие, сделаться своим для людей, видящих его впервые. Клима так не умела. Одно дело — поставить себя выше остальных, стать главной, а другое — добиться искренней любви в кратчайшие сроки. Может, оттого Геру так слушают, что он всегда свято верит во все, что говорит, безукоризненно честен и правдив, прямолинеен, преисполнен веры и в то же время не задирает нос?
— Ты завидуешь, — Тенька маячил за Климиным плечом и тоже норовил глянуть в щель.
— Я размышляю, — обда машинально прикрыла глаза, но потом спохватилась: колдун их не видит. Стало досадно. Тенька изучил ее вдоль и поперек, порой скажет так, что задумаешься. А и правда, не зависть ли? Климе хотелось думать, что нет. Было бы чему завидовать, подумаешь! — Тебе надо будет съездить в деревню за моим золотом.
Тенька поднял брови.
— Пришла пора тратиться на армию?
— Нет. Это мзда за управление Редимом. Ты же не думаешь, что пройдоха Фенрес уступил мне город за честное слово?
— Я бы не удивился, — фыркнул колдун. — А много ты ему отдаешь?
— Половину того, что у меня есть. И это мы еще изрядно поторговались. Надо искать связи с купцами и богатыми людьми, я и так самая нищая обда в истории, — Клима недовольно скривила губы. Она и не думала, что все будет настолько трудно. В Институте дела обстояли попроще. — Тенька, почему орденские руководители поверили, что я обда, даже не видев меня и не слышав моих речей, а ведские, сколько стараний я ни прикладывала — ни в какую? Правитель с Эдамором Кареем на смех подняли, — она говорила это почти с ненавистью, — градоначальник принял за разбойницу. Даже твои односельчане поначалу как-то странно присматривались.
Колдун ненадолго задумался.
— Может, дело именно в том, что орденские тебя не видели? Не хочу пополнить собой список будущих жертв твоей неотвратимой мести, но ты сейчас не похожа на легендарную личность.
— Они искали в Институте ребенка, а не легендарную личность! — Клима обернулась. Ее брови были сдвинуты. — И даже после того, как все раскрылось, не стали бояться меня меньше. А они боятся, Тенька, до сих пор.
Тенька внимательно оглядел подругу, даже обошел ее кругом. Парадоксально, но сейчас Клима внушала куда больший трепет, чем год назад. Обда сильно изменилась за время, прошедшее с их побега. Форма летчицы ей не шла, да и вообще какая бы то ни было форма. Платье же, пусть и старенькое, сидело как влитое, подчеркивая талию, грудь и властную осанку. Темный платок оттенял мокрые золотистые волосы, а огонь в глазах за два года лишь разгорелся ярче. Хотя, если перечитать легенды и посмотреть в архиве старинные портреты... Тенька помнил эти портреты, каждый житель ведской части Принамкского края видел их копии хоть раз, а юному колдуну посчастливилось глазеть в библиотеке Фирондо на подлинники.
Роскошная желтоглазая женщина на фоне покоренных ею гор. Белое платье, алый плащ с золотистым подбоем, в ногах — колосья, полные зерна. А глаза строго и остро глядят, кажется, сквозь века на потомков, и от такого взгляда аж сердце замирает.
Статный, сильный мужчина в сверкающей кольчуге, ладонь на рукояти меча, волосы перехвачены той самой диадемой, которая пылится сейчас у Климы в коробке. На картине хрупкий и легкий головной убор кажется тяжелым литым венцом — высшие силы разберут, как там было на самом деле, но выглядит внушительно.
Старинный рисунок, выжженный на деревянной дощечке: портрет совсем молодой девушки, не все черты прорисованы, что-то смазалось от времени, но как же выразителен каждый штрих! Видно, ясно: как неизвестный художник дерево, так и эта девушка своим лишь существованием выжигала новые страницы истории Принамкского края.
Более новая картина, явно чья-то фантазия уже времен войны: прекрасная и совершенная, обда идет по лугу. В тех местах, где она прошла, распускаются цветы, диадема из простой прихотью живописца сделалась филигранной, кулон больше раза в три и развернут письменами к зрителю, кругом мир, благодать и вечное лето.
И, непонятно как затесавшаяся в ведский архив, старая карикатура на обду, нарисованная в Ордене: растрепанная и слабоумная с виду девица, которая строит дом из песка, размываемый снизу водою. Мол, шатается твоя власть, обда...
— Я понял, — сказал Тенька. — Это все из-за разницы в воспитании. Веды идеализировали образ обды, они, то есть, мы, ждали ее слишком долго. Фирондо сейчас и великий Ритьяр Танава не устроил бы, они уверены, что обда — это такая бесконечно могучая легендарная личность, которая никогда не придет, потому что все уже утратили надежду. И когда являешься ты, они сначала недоумевают, а потом убеждаются: ты реальный человек, а все знамения можно списать на простое колдовство. Другое дело, если бы ты возникла посреди кабинета Сефинтопалы в клубах сизого дыма, и потусторонний гнусавый голос вещал с потолка что-нибудь философское. Вот это по-нашему, это интересненько бы получилось. А Орден наоборот. Они все годы войны сидели и тихо боялись, что обда вернется и устроит им яму с крокозябрами. Сначала орденские долго убеждали себя, мол, в обде нет ничего от высших сил, но со временем начали ждать того, кем ты, собственно, и являешься: обычного человека, у которого достаточно ума и везения захомутать себе всю имеющуюся власть. Словом, у страха глаза велики. Ха, интересненько узнать: сильфы боятся тебя, как Орден, или идеализируют, как веды? Может, и то, и другое?
— Не хочу гадать, — невесело отмахнулась Клима. — Меня больше занимают люди Редима. Я не могу сейчас их ни купить, ни запугать. Мне нужна вера этого города...
— У них нет надежды, — заметил Тенька. — Думаешь, почему от твоего "бунта" все так засуетились? В Ордене еще худо-бедно справляются с идеологией, здесь — нет. Тут народ вымотался и хочет пожить в покое. Они пойдут за любым, у кого хватит духу развернуть легендарные золотые знамена, указать цель и убедить, что ее можно достигнуть. Думаю, на орденской земле тебе пришлось бы повозиться с народом, а здесь достаточно позвать. Ну и одевайся более внушительно, когда на переговоры идешь. И кулон на виду носи, а то высшие силы его знают, есть он у тебя под платьем или нет.
— Знамена, говоришь? — прищурилась Клима, доставая нагретый телом кулон наружу. — А найди-ка мне золотистой материи. Много. И быстро, в эти пять минут. А еще фонари зажги и повтори тот свой фокус с частицами света...
* * *
Когда горожане собрались на площади, то едва узнали ее. Ярко горели фонари, по мостовой прыгали сотни солнечных зайчиков, а на флагштоках реяли золотисто-желтые лоскуты материи, в которых сейчас трудно было опознать куски полога кровати градоначальника, "одолженные" Тенькой быстро и без ведома хозяина.
Явилась большая часть Редима: об обде были наслышаны все, любопытство заставило горожан покинуть сухие теплые дома. Всякому хотелось увидеть воочию легендарное чудо. Пока что на обду пришли поглазеть, как ходят на дрессированного тигренка или труппу комедиантов. О последствиях же не задумывался никто.
Клима вышла на крыльцо здания управы. Умытая, причесанная, поверх платка через плечо небрежно, но изящно перекинут еще один лоскут желтого полога (неровный, с бахромистыми краями, материю рвали и резали впопыхах). Сейчас как никогда требовалась эффектность, и Тенька снабдил явление обды громким хлопком и снопом оранжевых искр. Клима была уверена в себе и своих силах. Она научилась не выматываться, выступая перед публикой, стала еще лучше чувствовать людей. Конечно, тут не воспитанники Института, знакомые с детства и почти родные, но страх обходил обду стороной, лишь азарт не оставлял ни на минуту.
— Мой народ!!! — звонкий, громкий, уверенный голос. — Я обда Климэн, и я вернулась к вам в трудный час разрухи и запустения! Я родилась бы раньше, но высшие силы Земли и Воды ниспослали нашей родине надежду именно теперь!..
В эту ночь в Редиме мало кто спал. Клима говорила такие слова, что даже ее ближайшие соратники диву давались. Впоследствии никто из очевидцев и участников событий не мог вспомнить, как это получилось, но когда речь подошла к концу, горожане ринулись убирать улицы. Таскали воду из колодцев, смывали с мостовых грязь и плесень, на столбах и деревьях вязали разноцветные ленточки. Повсюду зазвучали песни, горели огни трактиров, там пили за новую обду Принамкского края. Простая ночь в одночасье сделалась праздничной, в тусклый город словно вдохнули жизнь.
