Хогвартс. Альтернативная история. 4

Я схватил его за руку:

— Перестань себя колотить! Что за идиотская привычка?

Добби отнял руки от головы и, нервно дрожа, уставился на меня с жалобным выражением лица. Я не стал спрашивать, зачем ему понадобилась такая странная информация — в конце концов, он же меня не спрашивал, для чего я хочу научиться эльфийской магии.

— Во-первых, можно обернуться рыбой, если ты умеешь это делать, — сказал я. — Во-вторых, есть такая трава — жаброводоросли. Если их съесть, у тебя вырастут жабры, и ты сможешь какое-то время находиться под водой. Мы с профессором Спраут пересаживали их прошлым летом... или позапрошлым, не помню. А еще можно надеть акваланг.

— Что надеть? — удивился Добби.

— Такое маггловское приспособление, — ответил я. — Баллоны со сжатым воздухом или чем-то вроде. Впрочем, вряд ли они здесь есть.

Добби ухватил меня за руку и крепко ее сжал.

— Добби очень благодарен Лингу Ди! — радостно сказал он. — Очень-очень. Линг Ди много знает...

— Всё, прекрати, — я высвободил свою руку. — Меня не надо хвалить, меня надо ругать. Ты же мой учитель!

До того, чтобы меня ругать, Добби еще было далеко. Он снова вытаращил на меня глаза и медленно, словно не веря собственным ушам, покачал головой.

Только после второго испытания Тремудрого турнира, о котором мне подробно рассказали Нотт и Флетчер, стало ясно, зачем эльфу потребовались такие сведения. "Работаем на Поттера, — думал я, пытаясь вычислить, с чего бы вдруг приблудному эльфу воспылать к Гарри такой любовью. — Значит, они знакомы? А вдруг он разболтает ему о наших занятиях?" Мне совсем не хотелось, чтобы все подряд были в курсе моих дел, и я решил поговорить с Добби начистоту — в конце концов, возможно, благодаря мне Поттер прошел испытание и получил свои баллы, оказавшись на втором месте после Диггори. А летом можно и самому попробовать понырять, раз уж в озере обитают не только гигантские кальмары и загрыбасты.

29.

Началась весна, и наша горка постепенно растаяла. Экзамены неуклонно приближались, но большинству учеников было не до них — через пару дней после последнего экзамена должно было произойти финальное испытание Тремудрого турнира. После внушения, сделанного ему Дамблдором, Хагрид вернулся к работе и перестраивал стадион, сооружая на поле нечто вроде лабиринта. Наши с Добби занятия проходили чуть более активно после того, как я нашел в библиотеке монографию, где детально описывались принципы применения магии нечеловеческими созданиями. Большая часть посвящалась истории и легендам, но кое-что оказалось вполне применимо на практике. К сожалению, об аппарации там не было ни слова.

Однажды после завтрака я пришел на кухню, немного задержавшись из-за Хмури, который высматривал кого-то, шастая по первому этажу, и застал у нашей подсобки гриффиндорцев — Поттера, Уизли и Грейнджер. Они о чем-то болтали с Добби и остальными эльфами.

— Привет, — сказал я не слишком дружелюбно, покосившись на Добби, чье выражение лица говорило об эйфории от пребывания в обществе Поттера. Гриффиндорцы поздоровались в ответ. Они стояли рядом с укрытой полотенцем пьяной Винки, на которую неодобрительно посматривали толпившиеся вокруг эльфы.

Я пришел в самый разгар политических дебатов: Гермиона произносила речь о том, что эльфам было бы гораздо лучше на свободе, поскольку тогда они будут получать деньги за свою работу и иметь право на выходные и отпуск. Эльфы отнеслись к ее словам довольно враждебно и попытались вытолкать с кухни всю компанию. Гермиона, удивленная таким отпором, в отчаянии взглянула на меня:

— Линг, скажи им! — Будто я хоть раз утверждал, что эльфы должны обрести свободу! — Они ведь даже не понимают, что теряют! Они имеют право!..

Я сказал Добби, что сейчас вернусь, и вышел с гриффиндорцами в коридор.

— Послушай, Гермиона, — сказал я негромко. — Ты же разумный человек. Неужели ты не понимаешь, что ведешь себя как последний миссионер?

Грейнджер в недоумении покачала головой.

— Ты совершаешь типичную ошибку, — сказал я. — Ты считаешь свою культуру единственно верной и пытаешься навязать ее принципы чужой культуре.

— Но это не одно и то же! — воскликнула она. — Они же находятся на положении рабов!

— Это с твоей точки зрения, — ответил я. — Эльфы смотрят на свою ситуацию иначе.

— Потому что их сотни лет угнетали!

— А ты хочешь изменить их психологию, сформированную сотнями лет угнетения, одной гневной речью?

Гермиона промолчала, явно расстроенная отсутствием поддержки.

— Мне пора, — сказал я и нажал на грушу.

— Слушай, — нерешительно проговорил Поттер. Я обернулся. — Насчет Сириуса...

— Что с ним? — Мне стало немного не по себе. — Надеюсь, его не взяли?

— Нет-нет, — Поттер отрицательно покачал головой. — Наоборот. С ним все в порядке. Я, собственно, это и хотел сказать. Подумал, что раз ты... кстати, а как ты это сделал?

— Что — это? — не понял я.

— Ну, узнал, что он не виноват, что его подставил Хвост?

— Какой еще хвост?

— Петтигрю, крыса.

— А... Случайно получилось, — сказал я, не желая вдаваться в детали. — Люпин разве ничего не говорил, когда вы встречались в хижине?

— Он рассказал, но как-то непонятно, — ответил Поттер. Я посмотрел на Гермиону — она-то наверняка все поняла. Грейнджер, однако, не собиралась мне помогать.

— Спонтанная легилименция, — произнес я. — Со мной иногда такое случается.

— Ты природный легилимент? — с некоторым испугом воскликнула Гермиона. Я кивнул, изучающе разглядывая своих собеседников. Судя по всему, никто, кроме Грейнджер, не знал, что это такое. Вот и хорошо.

— Все, пока, — сказал я, — иначе я ничего не успею.

Я снова надавил на грушу, дверь открылась, и я вернулся на кухню, где рядом со спящей Винки меня дожидался Добби. "Что ж, — думал я, проходя мимо столов и не спуская с Добби глаз, — раз уж сложилась подходящая ситуация, самое время узнать, что тебя связывает с Поттером".

В мае, совершенно не вовремя, когда до экзаменов оставалось всего ничего, меня в очередной раз охватили сомнения в том, что занятия в Выручай-комнате имеют хоть какой-то смысл. Я выучил множество заклинаний, но, как и в окклюменции, следовало выбрать несколько наиболее эффективных и развивать владение ими, чтобы в случае чего не перебирать в голове всё, что я знаю, понапрасну тратя время. Я пытался представлять ситуации, в которых мне может понадобиться то или иное заклинание, но все они казались умозрительными и маловероятными. Из-за кучи заданий я перестал посещать Выручай-комнату и не испытывал особого желания изучать что-то новое.

А потом у меня возникла очередная безумная идея. Сперва я даже испугался, не были ли это происки Хмури, который внушил мне мысль испытать на себе Crucio, пыточное заклятье, но потом решил, что для Хмури это было бы слишком — кроме истории с Малфоем-хорьком, он никому из учеников не причинил вреда. Идея с Crucio преследовала меня неотступно, и в конце концов я пообещал себе, что решу проблему, когда сдам экзамены — в любом случае, сейчас у меня не было ни единой свободной минуты, учитывая степень, до которой я запустил некоторые предметы.

— Я не сдам историю, — сказал я Пирсу, когда мы отправлялись на экзамен. — Не знаю, как не завалил астрономию — повезло с вопросом про сверхновые.

— А со Снейпом и Флитвиком ты еще занимаешься? — спросил Пирс.

— К счастью, нет, — ответил я. — В мае были последние уроки.

— Толк-то от них есть?

— С Флитвиком вроде есть, — не покривив душой, ответил я. Мы добрались до середины книги, приступив к артефактам средневековья, времени, когда искусство создания всяких волшебных предметов достигло своего расцвета. Хотя поначалу мне было непросто запоминать столько теоретических знаний, постепенно я втянулся. Поскольку Флитвик не разрешал ничего записывать, наши уроки неплохо тренировали память, что очень пригодилось на обычных занятиях, особенно истории. Теперь мне оставалось рассчитывать лишь на то, что вопросы коснутся тем, содержание которых я запомнил хотя бы отчасти.

Со Снейпом, как всегда, все было сложнее. Настроения для урока легилименции у него так и не возникло, а во время последних занятий профессор, казалось, думал о чем-то совсем ином. Кроме того, он ни разу не оценил мою работу, и я не имел ни малейшего представления, насколько хорошо или насколько плохо у меня получается.

В этот раз фортуна была на моей стороне — на экзамене по истории я ответил на большую часть вопросов и вполне мог рассчитывать на положительный балл. До третьего испытания Тремудрого турнира оставалось два дня, и я решил не медлить — если я собираюсь испытать на себе Crucio, делать это надо тогда, когда внимание окружающих сосредоточено на ожидании финала.

Некоторое время я носился с мыслью о том, чтобы и в этот раз попросить Снейпа — в конце концов, согласился же он на Imperio. Но Круциатус — совсем другое дело: речь шла об осознанном стремлении причинить другому боль. Вряд ли Снейп при всей его жестокости к ученикам способен на то, чтобы с удовольствием мучить студента собственного факультета. К тому же, я представлял, какое у профессора будет лицо, попроси я его применить к себе Crucio. Вдруг он решит, что после экзаменов я окончательно свихнулся? Нет, как-нибудь справлюсь без него.

Для своего эксперимента я выбрал неработающий туалет на втором этаже, где обитало занудливое привидение по имени Плакса Миртл. Мало ли, рассуждал я, вдруг что-то выйдет из-под контроля? Если я останусь в Выручай-комнате, кто меня найдет? А здесь Миртл, и если что, она сообщит... Вечером я прокрался в туалет и уселся на пол рядом с большими раковинами. Миртл немедленно повисла рядом.

— Ты зачем сюда пришел? — спросила она.

— Скоро увидишь, — ответил я. — А пока не мешай.

Заинтригованная Плакса Миртл отлетела к туалетным кабинкам. Я постарался сосредоточиться. Прочитав пару энциклопедических статей о пыточном заклятье, я преисполнился убеждения, что смогу реализовать свою идею хотя бы отчасти — совсем не обязательно желать себе серьезных мучений. Можно просто пожелать небольшую боль... или среднюю... Направив на себя палочку, я представил, что хочу причинить себе некоторые страдания, и подумал: "Crucio".

Но ничего не произошло. Я не почувствовал даже легкого укола. "Crucio!" — вновь подумал я, однако результат и на этот раз оказался нулевым. Еще минуту я бился с самим собой, а потом, рассвирепев из-за собственной трусости, вскочил и заорал на весь туалет:

— Crucio!

Плакса Миртл, все это время терпеливо наблюдавшая за мной, подпрыгнула аж до потолка, и в ту же секунду во мне начала расти боль. Она возникла в области солнечного сплетения и постепенно распространилась по всему телу. Словно зачарованный, я следил за тем, как она заполняет мои внутренности, проникает в ноги, руки, шею и голову, как впивается в позвоночник, будто обхватывая его обжигающими руками. Сила ее росла с каждой секундой, но пока я мог терпеть. Не позволяя себе впадать в панику, я стоял, направив на себя палочку, и ждал, что же будет дальше. "И это все? — с некоторым разочарованием подумал я. — Не слишком-то..." Но не успел я додумать мысль до конца, как мое тело оказалось словно охвачено пламенем. Я не мог представить, что при такой силе боли можно контролировать свое поведение. Мозг отказывался подчиняться, хотя краем сознания я понимал, что заклятье надо снять. Руки не слушались, ноги тоже — я уже не стоял, а лежал на полу. Миртл куда-то исчезла. Кажется, я заполз под раковины и прижался к холодной стене, однако из сознания пропадали целые куски, и в следующей сцене я уже боролся с какими-то людьми, которые пытались вытащить меня из-за труб. В конце концов им это удалось, после чего в следующем фрагменте осознанного бытия я лежал в полутемном помещении, не в силах пошевелиться. Огонь, пожиравший меня изнутри и снаружи, продолжал свою адскую работу. Однако, несмотря на все эти хаотичные события, какая-то часть моего "я" смотрела на происходящее со стороны, спокойная и даже довольная — ну как же, ведь у меня получилось... "Ты этого хотел, — думала та часть, не обращая внимания на боль, — ты этого хотел. Впредь желай осторожнее — или без возражений принимай все, что к тебе приходит".

Я очнулся от холода. Вокруг было темно. Обведя глазами просторное помещение, я заметил тонкий луч света, указывавший на дверь, за которой кто-то находился. Я попытался встать, но едва смог шевельнуть рукой. В голове было пусто, словно оттуда выкачали все воспоминания. Сосредоточившись, я нащупал одеяло и с трудом отбросил его в сторону. Приподнялся на локте, спустил с кровати ноги и сел, сгибаясь под тяжестью собственного тела. "Что за ерунда? Где я? Надо добраться до двери..." Я сделал попытку встать, но предательские ноги меня не удержали, и я свалился на пол, ударившись головой о соседнюю кровать.

— Вот черт! — пробормотал я, вновь пытаясь подняться. В эту секунду темное помещение прорезал свет — дверь распахнулась, и кто-то быстро подошел ко мне. Опираясь о поданную руку, я забрался в постель и взглянул на человека, который мне помог. На лице женщины была написана целая гамма чувств, наиболее ясным из которых была тревога.

— Как ты? — спросила она, накрывая меня одеялом.

— Не знаю, — хрипло ответил я. — Можно воды?

Женщина скрылась в своей комнате и через секунду вернулась с полным стаканом. Я выпил все до дна и откинулся на подушку. Женщина вновь исчезла и больше не возвращалась. Надо поспать, вяло подумал я и закрыл глаза.

Мне показалось, что прошло всего несколько секунд — только я закрыл глаза, и вот уже открыл их снова, — но на этот раз в помещении было светло: поблизости горело несколько настенных ламп. Неподалеку от моей кровати стояли, негромко переговариваясь, три человека. Одним из них была недавно помогавшая мне женщина, двумя другими — высокий седобородый старик в причудливой фиолетовой мантии и мужчина в черном с длинными волосами. За столь короткое время я вряд ли успел хорошо отдохнуть, но когда попробовал сесть, тело откликнулось с гораздо большей готовностью, чем в предыдущий раз. Как только я зашевелился, троица умолкла и повернулась ко мне. Женщина смотрела встревожено и немного сочувственно. Переведя взгляд на седобородого, я понял, что здесь меня не ожидает ничего хорошего — его взгляд был суровым и пронизывающим, как северный ветер. Длинноволосый глядел спокойно и безо всякого выражения.

Седобородый старик подошел ближе, и я на всякий случай отодвинулся к подушке.

— Как вы себя чувствуете? — довольно прохладно спросил он. Я покачал головой:

— Да вроде нормально.

— Хорошо, — сказал старик, оглядев меня с головы до ног, укрытых полосатым одеялом. Судя по выражению лица, ничего хорошего он перед собой не увидел. — Было бы очень интересно послушать ваш рассказ.

Я искренне удивился:

— Какой рассказ?

— О том, что произошло в туалете, — проговорил старик. Видимо, на лице у меня отразилось всё изумление, что я испытал при этих словах, потому что черноволосый мужчина вдруг сорвался с места и оказался по другую сторону кровати.