Инферняня

В этот момент из номера выкатилась тележка, ее толкала горничная.

— Спасибо, — проговорила я.

Вот это скорость. Нет, не у Гермеса — с ним-то все понятно: божественные силы. А вот у обслуги в этом отеле. Ну и ну. (Вероятно, Гермес позвонил управляющему в тот момент, когда кружил вокруг Статуи Свободы).

И я наконец вошла в апартаменты лучшего номера гостиницы. Здесь было три больших комнаты. Везде горел яркий свет. Красиво. Чисто. Абсолютно никаких следов чьего-либо предыдущего присутствия. Я усадила Петера на ковер, а сама пробежалась по номеру.

Чудесный вид на освещенный огнями пароходов и набережной залив, широченная кровать, плоский телевизор размером с Техас, пальмы в кадушках у окон, глянцевая ванная словно с картинки. И ни одной вещи Гермеса Олимпуса.

Что ж. Вернусь домой. Дождусь двух часов дня. Позвоню в агентство и сообщу, что отец не явился забрать ребенка и послушаю, что они скажут. Могу почитать контракт на досуге, все равно мне сегодня не уснуть.

Куда я, кстати, контракт задевала? Не в него ли я завернула яблочный пирог, который испекла — сама! — по бабушкиному рецепту и понесла на День Рождения Кэтрин. Ой-ой-ой!.. Да нет, слава богу, Кэт никогда ничего не читает, даже этикеток в магазине. Она любит все определять на вид, ну, или на вкус.

"Этикетки пишут для того, чтобы заморочить нам голову, — говорит она. — Типа "здоровый и полезный завтрак: хлопья кукурузные с натуральным медом"! А у меня, может быть, от этих хлопьев желудок колет".

Не думаю, что Кэт знает, где именно находится желудок. Но организм этикеткой не обманешь, это верно.

В дверь постучали.

— Войдите, — крикнула я и пошла к двери.

Не вошел, а робко заглянул официант из кафе:

— Извините за беспокойство. Мистер Олимпус оставил на столе журнал, который читал. Я подумал, вдруг он ему нужен. Вы не могли бы передать его?

И он протягивает мне "Элль". Мило. Гермес читает мой любимый журнал.

— Спасибо, — сказала я. — Обязательно передам, как только его увижу, — и для убедительности засовываю журнал в свою сумку.

Он поколебался секунду, потом сказал:

— Эти... ускорители, на которых улетел мистер Олимпус...

Я замерла. Надо было покинуть гостиницу сразу, а не оставаться и ждать, пока с меня потребуют объяснений из ряда вон выходящему поведению Гермеса.

— Они — японские, видимо? — продолжал в это время официант.

Я сдвинула брови и нашла только одну фразу, которой можно ответить на подобную чушь.

— Без комментариев.

Хотела захлопнуть дверь, но побоялась отрубить ею голову робкому официанту, который так и стоял, нелепо вытянув шею из коридора в комнату. И опять говорил:

— Я объясню, объясню, — он перешел на заговорщицкий шепот: — Сразу несколько моих клиентов выказали желание приобрести такие же. Вы знаете, где мистер Олимпус их приобрел? Естественно, вам за посредничество...

Да он просто шпион!

— Это эксклюзивная модель, — сказала я, чтобы побыстрее закончить этот щекотливый разговор. — Она единственная в мире, — ну ладно, в этом я была не уверена, но зато была уверена, что Олимпус не собирается торговать ими направо и налево.

— Тогда не сообщите ли вы, кто ее разработал?

— Нет, — сказала я. И добавила: — Вы свободны.

Но он, видимо, нисколько не боялся потерять голову, и поэтому не убирал ее:

— Вы не представляете, какие они готовы заплатить деньги!

Я вздохнула и процедила сквозь зубы:

— Если вы не уйдете сию же минуту, я позову управляющего.

Голова исчезла. Я закрыла дверь на замок. Под дверь вползла визитка официанта. Вот приставала.

А Петер стоял у журнального столика. Стоял! Он опирался ручками о столешницу и неуверенно озирался, будто раздумывая, куда двинуться. Я протянула к нему руки:

— Ну, шагай... Иди ко мне.

Он шагнул раз, другой, потом потерял равновесие и я подхватила его на руки и закружила по комнате:

— Молодец, Петер! Умничка!

А он весело засмеялся.

Вдруг я заметила в окно, как над балконом мелькнула большая тень, а потом раздался шум, будто кто-то плюхнулся прямо на перила. О, может, это Гермес прилетел!

Дверь на балкон была открыта, я выбежала туда, по всему балкону стояли квадратные кадки с деревьями, и у ближайшей из них я заметила какое-то движение.

— Мистер Олимпус! — тихо позвала я.

До дерева было футов шесть, он должен был меня услышать. Но он молчал.

— Олипус, — сказал Петер.

На противоположном углу тоже зашуршало, затрещали ветки. Я всмотрелась и увидела еще одну черную тень, скрывавшуюся за кадкой. Не нравится мне что-то все это.

Я отступила назад, продолжая всматриваться в ближайшее дерево. И тут, с протяжным глухим криком, огромная черная птица упала на нас прямо с неба, то есть, она упала бы прямо на мою голову, не шагни я за мгновенье до этого назад. Острые узловатые когти сжались, схватив пустоту, прямо передо мной, перед глазами промелькнуло длинное женское лицо с крюком-клювом вместо носа, и птица (да какая, ко всем святым, птица — чудище с крыльями!) снова взмыла в ночь.

Я, вся дрожа, кинулась обратно в комнату и закрыла стеклянную дверь, в нее тот час же ударилась всем телом птица-монстр, вынырнувшая из-за кадушки, что была близко. Боже, боже мой!

Петер заревел. Непослушными руками я задвинула шпингалеты наверху и внизу. А если они разобьют стекло?!

— Тш-тш, — сказала я ему и сама не узнала свой голос — таким перепуганным он никогда не был!

Три черных грифа с женскими лицами уселись прямо перед дверью и щелкали клювами.

Не сводя с них глаз и одновременно пытаясь успокоить Петера, я пятилась к выходу из номера. Споткнулась о что-то, но удержалась на ногах. А, это же сумка. Подняла ее и продолжила отступать. Какие эти пентхаусы огромные! Где же дверь?! Вот. Стукнулась о нее спиной, нащупала защелку замка. Грифы вытягивали шеи, недовольно постукивали о стекло, словно пробуя, трудно ли будет разбить его. А одна птица переместилась влево, чтобы удобнее было глядеть на меня — стены, смотрящие на балкон, были сплошь стеклянными.

А я открыла дверь и выскочила в коридор. Захлопнула дверь и помчалась к лифту. Но когда подъехала кабина, я подумала: и куда мне? Выйду на улицу, а там эти летающие монстры! Я так и стояла столбом у лифта, когда вдруг запел мой мобильник.

На экране высвечивается "Сосед-зануда", я жму кнопку и не успеваю завопить: "Томас! Помоги!", как он сам вопит:

— Где тебя носит, черт побери!

Я ошалеваю от его грубого тона, и поэтому рявкаю:

— Не ори на меня!

Он на секунду замолкает, и я говорю жалобно:

— Спаси нас, Томас. На нас напали какие-то ужасные птицы...

— Напали? — его голос крайне напряжен. — Петер уцелел?

— Что значит уцелел? Он у меня на руках, — говорю я. — Но они сели на балкон и...

— Их несколько?? — он будто поперхнулся.

— Я видела трех...

— Ты в помещении?

— Да.

— Не подходи к окнам. Говори адрес.

— Гостиница Ритц, ну которая возле Бруклинского моста...

— Понял. Лучше выйди в коридор.

— Я уже.

— Молодец. В холл не спускайся, он стеклянный со всех сторон...

— Ты думаешь, они могут... атаковать гостиницу??

Тут рядом раздался громовой вопрос:

— Кто собирается атаковать гостиницу?

На меня полным паники взглядом смотрел мужчина в розовом галстуке.

— Никто... Папарацци, вот кто!

— А кто приехал? — тут же успокоился мужчина.

— Пэрис Хилтон.

— Но зачем ей тут останавливаться, когда у нее есть собственная гостиница?

— Да?

— Да.

— Ну откуда мне знать? — говорю я ему.

— Простите, — вежливо говорит он и спрашивает: — Вы не видели зажим от галстука, с большим розовым бриллиантом? Где-нибудь тут, на полу, — и озирается на ковровую дорожку.

— Нет, — говорю. — На полу не видела.

И почему я всегда правду говорю? Он тут же настораживается:

— А где видели?

— На вас! — отвечаю.

Не думаю, что это его единственный зажим для галстука, а потому и не испытываю никаких угрызений.

— На себе я его тоже видел, — сник он. — Только час назад.

Вздохнул и побрел по коридору зигзагами, высматривая потерю.

А Томас в это время сказал в трубку:

— Я уже выехал. Буду через пять минут. Ты же на верхнем этаже?

— Да.

— Спускайся на первый...

— Но ты же сказал, что холл стеклянный...

— Не выходи из лифта, если меня еще не будет, а езжай снова наверх. А потом обратно. Поняла?

Ну чего тут непонятного. Сказал бы: "Покатайся в лифте, пока меня нет".

Мы спустились в лифте вместе с любителем лососевого цвета, который решил разузнать, где остановилась Пэрис. Когда лифт съехал на первый этаж, и я не увидела в холле Томаса, я сказала, едва мужчина вышел:

— Ой, я забыла в номере помаду, — и снова нажала кнопку, не успев ответить на его вопрос: "Сообщить вам потом, где она остановилась?"

Четыре раза я прокатилась туда-сюда, собирая по пути кучу народа и притворно ойкая, как только лифт оказывался в холле, и сообщая попутчикам, что забыла в номере "мобильник", "кошелек", "сережки" и даже "гантели". (Ну, случайно вырвалось.)

На четвертый раз я заметила, что на меня косится тот баран за стойкой, и собиралась сказать ему, что нельзя казнить человека за плохую память. Нет такого правила ни в одной гостинице!

На пятый раз я сообщила двум пожилым дамам, что забыла в номере "пистолет" и дамы округлили глаза так, что они по размеру стали соответствовать очкам, одинаково поблескивавшим на их носах. И, собираясь снова нажать на кнопку с буквой "PH", я увидела поверх седых буклей, как в холл вбегает Томас.

Едва я подошла к нему, он встал так, чтобы меня с Петером не было видно с улицы, и торопливо сказал:

— Мы не сможем уйти отсюда до рассвета. Над гостиницей кружит целая стая. Две или три сидят на деревьях прямо у входа.

— Но здесь же сплошные окна. Давай уедем...

— Если мы выйдем, они разорвут нас в клочья, только чтобы добраться до Петера. Тут и армия штата не спасла бы.

Его брови, ровные, как полоски, выражали такую решимость, что он и вправду стал похож на какого-нибудь супер-агента. Вот бы его к тому же звали не так прозаично. Не Томас, а Джеймс. И не Дабкин, а Бонд.

— Где Петера увидели гарпии? — спросил он, снова ведя меня к лифту.

Ну, знаете, я не страдаю клаустрофобией, но если Томас-Джеймс скажет, что мне придется кататься в лифте до самого рассвета, я пошлю этого 007 куда подальше.

— В пентхаусе, — ответила я, выдергивая свою руку.

— Что ты? — нахмурился он.

— Мне надоело кататься в лифте!

Он усмехнулся, толкнул меня за одну из колонн:

— Стой и не шевелись. Я сейчас.

Он пошел к стойке, обернулся, мне пришлось снова спрятаться. Мне было слышно, как он говорит с администратором, но слов отсюда было не разобрать. Может, он притворяется ФБРовцем и приказывает немедленно заложить все окна кирпичом. И вообще, грозит позакрывать все стеклянные гостиницы в городе.

Томас вернулся через минуту, показал ключ:

— Номер. На 11 этаже. Если ты желаешь подниматься по лестнице... — он улыбнулся.

Хм. Ладно, на этот раз прощу его насмешливость. Он берет мою сумку, и мы заходим в кабину.

Номер оказался скромным, но вполне просторным. И смотрел не на гавань, а на город. Томас зашел первым, задернул все шторы и только потом включил свет и пригласил меня с Петером.

— Вроде бы никого не видно, — сообщил он. — Правда, в темноте их трудно увидеть.

В номере было две небольших комнатки: гостиная с телевизором и диваном, и спальня с двумя кроватями.

Томас принес из ресторана кучу еды, причем основная ее часть предназначалась для Петера, например, корзина фруктов и гора булочек на блюде. Мы поели, я уложила Петера спать на кровать в спальне (с одного бока я положила как барьер подушки, а к другому поставила два стула из гостиной, чтобы Петер не свалился на пол), мы оставили открытой дверь и уселись на диване для разговора.

— Так Гермеса Олимпуса вы здесь не застали? — спросил Томас. — И, кстати, я так и не понял, зачем он тебе сегодня понадобился, если он должен заехать за сыном лишь завтра? Если из-за отсутствия амброзии, так Петер спокойно ест и обычную еду.

— Да знаю я, — отмахнулась я. — Но я же тебе рассказала про автоответчик!

— Что Гермес поздравил тебя с Новым Годом?

— Это не главное! И, между прочим, Гермеса Олимпуса мы очень даже застали. Но когда он увидел меня и Петера — то улетел!

Брови-полоски удивленно поползли вверх. И тогда я рассказала обо всем: и о негодяйской записи на автоответчике, и о внезапно подросшем Мосике, и о сбежавшей неизвестно куда со всей семьей вампирше Селии Барментано.

Временами Томас Дабкин округлял рот, а временами хмурил брови, но слушал очень внимательно. Я сказала все, вздохнула и сложила крест-накрест руки на груди. И пока он ничего не ответил, спросила:

— А кто такие гарпии и зачем им Петер? — слово "гарпии" вроде бы звучит вполне безобидно, не то что "маньяк с топором", но я поежилась, произнося его.

— Обитательницы самых глубоких пещер. Как говорится, древние, как мир. Но такие древние они потому, что им удается время от времени поймать...

Я ужаснулась:

— Ты хочешь сказать, дети-полубоги им нужны, чтобы...

Он кивнул:

— Съесть их. И дети-боги, в основном. Потому что полубоги встречаются реже. Все эти дети питаются амброзией. Так гарпии получают свою долю бессмертия.

— Почему никто не сказал мне, что это так опасно! Я бы и носа из дома не высунула!

— Вообще-то, считается, что если в инструкции, которую тебе оставляет родитель, что-то запрещено, то этого достаточно. И дополнительные увещевания и призывы к ответственности являются излишними. Ты же подписала контракт — помнишь, что там по этому поводу написано?

— Да. То есть, сейчас уже подзабылось как-то.

— Ты же недавно работаешь? — недоверчиво спросил Томас.

— Второй месяц.

Эти контракты с работодателями, или с телефонной компанией, например, всегда такие длинные, на несколько страниц, и написаны мелким шрифтом, и пункты в них всю дорогу какие-то дурацкие, вроде: "Компания обязуется предоставлять Клиенту услуги связи...", как будто я и так не знаю, зачем в мою квартиру проведен телефон! Короче, вы поняли, такие бумажки я обычно не читаю. Ну разве что, бывает, развеселит фамилия лица, чья подпись там стоит. Однажды увидела спокойно так себе напечатанное и расписанное "Чингачгук", не смогла удержаться от дикого хохота, и пришлось потом объяснять, что это так мой организм реагирует на острый перец в хот-доге, который я купила у входа в банк.

— А ты знаешь, что там пишут? — спросила я Томаса.

— Я помогал их составлять... Я учился на юридическом в Принстоне.

— Да?? — тут уж мои брови потянулись вверх. Учился? Значит, бросил такой колледж?

— Да, — ответил он на мое недоумение. — Год назад меня завербовала Корпорация. Принстон — их университет. Они уже две сотни лет отбирают себе там сотрудников. Из лучших.