Низвергнут или окрылён

— Могу я прочитать то письмо?

— Госпожа-хозяйка просветила?

— Помимо прочего.

— Там нет ничего для тебя, извини. Строго говоря, там даже лично для меня ничего нет — это письмо любому Мастеру, который первым окажется на заставе.

— Но госпожа-хозяйка... — Опал оборвала сама себя. — Ну да, а я поверила. Проклятье.

Мастер хмыкнул.

— Учись оперировать фактами, девочка. Бумага, чернила на том краю — вперёд.

— В Город мы не едем?

— Этот вопрос пока открыт. Возможно нам придётся свернуть в Китовый Камень, возможно, пойдём в логово волка.

— Мастер, вы... Вы знакомы с ней лично? И с остальными?

— Они значительно младше меня, мы сталкивались только в Городе.

Опал кивнула. Так она и подумала но...

— Говори уже.

— Однажды я видела как они бились. Самуна и... Вы знаете. И если бы... Иерро в одиночку отстояла Камень, если бы на него напали пираты. Люди.

Мастер смотрел очень внимательно.

— Значит так, да? Помимо прочих, Шелкопряд и Одетта одна из самых способных связок созданных в этом столетии. Была. Что мы об этом думаем?

— Если там и были пираты, то...

— ...Не только они?

— Да.

— Я подумал о том же. Ты молодец, девочка. Сейчас иди.

Опал подчинилось, заняв место Змея за муками над каждым словом. Письмо не то чтобы не складывалась, она просто не знала кому его адресовать. Мой мир за два года мало изменился, но весь остальной, кажется не стоял на месте.

Мастер продолжал читать, густые брови опускались всё ниже и ниже. Похоже кое в чём госпожа-хозяйка оказалась права и часть плохих новостей дотянулась до них даже сюда. Так они и сидели под мерное потрескивание камина и ламп, пока уединение не прервал спустившийся со второго этажа Страж Вермирион.

— Авер, наш курьер проснулся и хочет с тобой поговорить.

Мастер сразу отложил бумаги.

— Я поднимусь сейчас же. Если задержусь, Опал скажи парочке чтобы вели себя смирно и ждите меня. Есть разговор.

Он встал с трудом, а на лестнице хромота стала более заметна. Прежде чем разминуться на лестнице, они на мгновение встали на одну ступень — по сравнению со Стражем Мастер казался почти карликом. Жаль у неё едва ли есть шанс его перерасти... Во всех смыслах. Встряхнувшись, Опал заставила себя отбросить все мысли в сторону и сосредоточиться на письме. Именно так, мы же не хотим быть невежливыми.

К моменту, когда в дом в облаке терпкого мыльного аромата ввалились Альмандин со Змеем, раскрасневшиеся и осоловелые, страница едва ли оказалась заполнена наполовину, а в углу стола высилась отнюдь нескромная кучка запоротых черновиков.

— Маешься? — жизнерадостно осведомился Змей, плюхаясь на лавку рядом, хорошо ему, уже отсочинял своё, а вода смыла даже воспоминания, можно расслабиться.

— Почти закончила, — Опал будто невзначай прикрыла рукой письмо. Змей итак не станет подглядывать, а вот с Альмандина станется сунуть нос в чужие записи. — Мастер наверху.

Шум разом снизился наполовину, ученики то и дело косясь наверх, разбрелись по залу. Альмандин приник к камину, что-то там рассматривая, а Змей покружив вокруг стола и сцапав кусок хлеба с забытой слугам тарелки снова сел рядом.

— Тоже в приют?

Опал замялась.

Лгать напрямую, как и все взрослые полуденники, она разумеется не могла, и её первая настороженная половинная откровенность в итоге вылились в нечто странное. Змей не скрывающий своего сомнительного происхождения из её сбивчивого лепета быстро вычленил очевидное сходство 'сородичей' по несчастью, разница между клановым приютом и человеческим невелика. Опровергать эти домыслы тогда, на заре их знакомства, Опал посчитала вредным и видимо зря, потому что теперь как ни повернись, а её сочтут особой вероломной... в лучшем случае.

Единственная достаточная плата за обман, пусть и невольный, — кровная месть.

— Не совсем, — вздохнула Опал, обмакивая перо в чернила. Единственный приличный письменный прибор — Опал подозревала, что принадлежит он госпоже-хозяйке — отдали в распоряжение Мастера, а им предлагалось пользоваться этим вот... допотопным. Пальцы соскальзывали, кончик будто кошки пожевали — но слова со скрипом выходили и даже в относительно читаемом виде. Её учителя каллиграфии хватил бы удар, при одном только взгляде с десяти шагов на это жалкое подобие письма, но оно в его руки и не попадёт. — Я почти закончила.

Змей верно воспринял это как 'не мешай' и больше не лез, но его присутствие как никогда остро ощущалось спиной. Несмотря на уверенность, что первый ученик не заглядывает через плечо, Опал резко стало неуютно и руки, будто сами собой вывели 'с надеждой на ваше благополучие...' и на этом дело оказалось закончено.

Запечатывать она не стала — во-первых нечем, во-вторых Мастер всё равно будет перечитывать перед отправкой. Но облегчение не наступило и вместо того чтобы порадоваться выполненному долгу с последней точкой письма в голове стали проноситься обрывки фраз и мыслей из которых вполне можно было составить втрое большое и куда более изящное.

Опал с досадой отчистила перо и отложила — писать под чужое нетерпение всё равно что слушать птиц сквозь грохот водопада. С ней всегда так, надо писать — мучается, пальцы изгрызает, а ставит точку, так отбиться от мыслей не может.

Надо было всё же написать про заставу. Дважды повторённые новости раздражают, не сказанные вовсе из боязни повториться могут убить. Но письма ведь всё равно прочитают, и хорошо, если только Мастер. Нет, она правильно решила молчать. Не всё доверяется бумаге.

Змей снова заёрзал на лавке, отчего стол ощутимо задрожал. Опал решительно закрыла чернильницы и отложила перо:

— Мастера позвал курьер. Они уже довольно долго говорят.

Первый ученик благодарно кивнул, но ломать пальцы не перестал.

— Если мы пишем письма, значит вместо нас в Город возвращаются они.

— Что-то происходит, — согласилась Опал. Змей казался ей взвинченным с самой роковой ночи, и пока эта лавина не сойдёт, эхо так и будет гулять по горам. — Мастер тебя похвалил.

— Это когда расписывал мою бездарность?

— Когда сказал что хотел провести тебя через Право в следующем году.

Змей фыркнул.

— Ключевое слово 'хотел'.

— Даже если через два года, — покладисто согласилась девушка. — Первое Право в двадцать пять это один из лучших результатов за всю историю Академии. Ты молодец.

Она видела, как упрямо сжались его губы, как едва заметно, неосознанно, качнулась голова. Отрицание очевидного — полуденник виновный в гибели человека не может быть одним из лучших. Мастер попытался выбить из Змея эту беспощадную тварь, свившую кольца в самом ядре разума, но месть неспособна излечить окончательно. Пройдёт немало времени прежде чем любой встречный человек перестанет напоминать о тех, кому больше не ступить по земле своими ногами, пока же зелёным Змеевым глазам придётся смотреть на мир через саваны призраков.

Такой взгляд был ей знаком даже слишком хорошо. За одну ночь Змей повзрослел разом на несколько лет, но не слишком ли высока цена? Опал не лукавила, объясняя госпоже-хозяйке почему не считает действия Мастера жестокостью, сейчас, глядя на первого ученика, она очень ясно увидела первую пару кровавых следов на дороге в небо, и уже не так боялась оставить собственные рядом с ними.

— Ты идёшь первым, — просто сказала она. — Мы — за тобой. Нам придётся учиться и на твоих ошибках, а вот тебе только на собственных. Одно только это достойно уважения. Спасибо.

Змей наконец-то посмотрел на неё прямо. Даже сидя он возвышался над ней, гора и цветок, но разница в росте никогда не довлела. Словно пелена спала с глаз, Опал заново читала знакомое до последней родинки лицо: длинные тени ресниц, взъерошенные брови, серьёзные глаза, розоватые губы, приоткрытые и влажные от тяжелого дыхания.

— Ты благодаришь меня?

Под воздействием странных незнакомых чар её рука, — по собственной ли воле? — потянулась коснуться подсохшей пряди волос перечертившей склонённое лицо. На вид — конская грива, а на ощупь?..

— А не стоит.

Тень Альмандина рухнула между ними с неумолимостью подсечённого дерева. Опал отпрянула, встряхиваясь и с недоумением сжала пальцы — что на неё нашло? Змей вскинулся, распрямился — он когда-то успел склониться вперёд, навстречу.

— Что?

— Незачем нам его благодарить, — второй ученик упрямо скрестил на груди руки. — Ничего не сделал. Только и знает трепаться.

Похоже она успела пропустить ещё и прошмыгнувшую между этой парочкой крысу.

— Сыну славного отца как раз впору обвинять других. — Змей сощурился. Его и прежде-то не назвать было расслабленным, но даже это неописуемое 'мы-почти-дома' состояние в одно мгновение сменила мрачная готовность. Вернувшаяся Сила позволила Опал ощутить как похолодел воздух вокруг первого ученика, и как словно вспыхнула на долю мгновения кожа второго. Или просто хлопнула входная дверь и подмигнули угли в камине, Опал не успела разобрать.

— У меня хоть есть этот отец! — мгновенно окрысился Альмандин. Дело приняло совсем серьёзный оборот.

— Ну, он бы тобой сейчас не гордился.

— А ну-ка! — Страж Вермирион стягивая с плеча плащ, грозно рявкнул от самой двери. — По углам, щенки! Заняться нечем? Так я вам устрою дозор до рассвета, будете снег за оградой месить!

Неизвестно до чего бы дошло — но на счастье учеников на шум выглянул Мастер.

— Что тут?

— Твои оглоеды...

— Прости за шум, Микаэл. Я у них спрашиваю.

Змей молча откинулся спиной на столешницу и закинул ногу на году, демонстрируя невовлечённость. Альмандин едва не пыхтящий и с трудом разжавший кулаки не сумел изобразить и десятой доли невозмутимости. Опал со вздохом передвинула сложенное письмо в центр стола и украдкой указала Мастеру глазами на дверь. Тот едва заметно поморщился.

— Ладно, валите спать. Побеспокоите ещё хоть мышь под половицей, отправитесь со стражей за ограду. Босиком.

8

Ничего против ночёвки на тёплой конюшне Опал не имела — честно признаться ей было уже до того всё равно, упала бы где стояла и не троньте до утра — но хозяева такого бы не оценили. Амон рассыпался в извинениях — то есть выглядел весьма смущённым, но выбора и вправду не было: крохотная пока застава не рассчитывалась на такую толпу народа.

Душистое колкое сено, тёплые одеяла и чистые простыни, вот он рай, но некоторым этого мало.

Альмандин, растянувшись с дальнего от окошка края, заключил:

— Ну, хотя бы не на снегу.

Опал мрачно подумала, что тянуться через Змея чтобы стукнуть лысого по башке это только отодвигать вожделенный сон дальше, но оказалось и сам Змей, из которого пробежка по морозу и обустройство ночлега надёжно выветрили желание продолжить спор, не прочь мирно поговорить:

— В приюте все спали на полу. Лавок было всего несколько, за них прямо война шла... Я ни разу не выигрывал.

Альмандин с готовностью хмыкнул: он, мол, этого и ожидал.

— Нет, у нас приличные кровати делают, высокие. В любом уважаемом доме даже слуги не спят на полу словно собаки.

— Белые тоже на полу спят, — насупился Змей. — Их ты тоже за это к собакам причислишь?

— Ну глава у них...

— Так, всё! — Опал резко села, обрывая нелепый разговор. — Альмандин ну что ты цепляешься? Не надоело? С самой стычки сам не свой!

Второй ученик тоже сел. Теперь они оказались ровно друг напротив друга разделённые только Змеевыми коленями и темнотой для глаз полуденников достаточно прозрачной.

— Там людей убили, — сказал он тихо. — Разодрали. И съели.

— Я знаю, — напомнила Опал. — А Змей-то тут причём?

— Если бы мы пришли раньше...

— Мы пришли так быстро, как смогли.

— А если бы кое-кто не молчал и сразу рассказал Мастеру!..

'Кое-кто' молча поднялся, переступил через чужие ноги, распахнул неплотную створку и одним движением ухватившись за стреху, вылез через ветровое окно наружу. По крыше гулко грохотнули шаги.

— Молодец, — Опал раздражённо откинулась на спину.

Альмандин пробурчал с обидой:

— А вы его ещё и защищаете!

— Потому что он не виноват!

— Виноват. Там столько народу... а он... Мы могли спасти хоть кого-то, если бы он не боялся провалить проклятый поиск!

— Я... — девушка осеклась. До этого момента ей не приходило в голову как второй ученик оценил произошедшее — ведь ей самой оно представилось до болезненности очевидным. Змей совершил ошибку не из сознательного желания выдержать испытания, а от неуверенности. Но как это доказать упрямому красному... И надо ли что-то доказывать?

Опал поймала себя на том, что снова защищает Змея чисто инстинктивно, не давая себе труда осмыслить данные. И в этом своём слепом желании она ничем не лучше Альмандина с его горячечной жаждой избавиться от чувства вины.

— Помимо нас там был и Мастер. Он, по-твоему, тоже решил поставить обучение выше человеческих жизней?

— Нет, конечно! Мастер ведь сам сказал, что не почувствовал этих тварей.

— То есть Мастер уступает в чутье собственному ученику?

— Проклятье, нет конечно! Просто Змей — вымесок и ты прекрасно это знаешь!

— Заткнись, — Опал не выдержала, вскочила. Эмоции вытеснили усталость, но и отрезвили тоже. У FАльмандина такое же право на собственное мнение как у неё — то есть никакого до наступления официального взросления. Опал тоже взялась за окно. Повторить подвиг Змея оказалось тяжело, но злость попросту подкинула её наверх. Уже карабкаясь на конёк, она поняла, почему Змей предпочёл уйти от разговора.

Он мог сказать слишком много.

Иногда они все забывают, сколь сильно отличаются. Может Змей и младше Альмандина годами, но эти годы он провёл здесь — за стенами Города. Альмандин судит людей так, как судил бы чужаков пришедших в его клан, в его дом.

Вот только за пределами красного клана чужак он сам.

А вот Змей здесь почти что дома.

Ему ничего не стоит вот так запросто оставить их и влезть на крышу конюшни посреди ночи — он здесь в безопасности.

Они — нет.

Но именно потому что всё понимала, Опал сочла нужным сказать:

— Альмандин несправедлив.

Змей оглянулся, ветер растрепал выбившиеся из косы пряди

— Я знаю. Не хотел... спорить.

Ссориться.

А ещё Опал знала: — Змей расслышал все его слова.

— Быть полукровной не так уж плохо. Просто в клане Зеньшуа не принято в этом признаваться.

Первый ученик пожал плечами. Он сидел свернув ноги кренделем, и не чувствовал ни малейшего неудобства. Кажется, даже кусачий ночной мороз не причинял ему вреда — а ведь плащ он не взял.

Совсем как...

Опал встряхнулась, отгоняя лишние мысли. И вдруг придумала какие слова может сказать:

— А ты знаешь что глава Хидерити тоже полукровка?

Вот тут он уже повернулся нормально, с опорой на руку. Ошеломление сменило апатию, Опал понадеялась — безвозвратно.

— Но я думал, супруга dhana Эссерцеага была полуденницей.

— Она была шейдар. И ничего, никому этот факт не мешает.

Разумеется она сознательно приуменьшила... 'Никому не мешает' не синоним 'всем всё равно'. Далеко не синоним. Но она чувствовала что угадала верно и рана вскрытая Альмандином теперь начнёт рубцеваться.