Невзрачное кафе на углу двух безымянных переулков превратилось в дорогой ресторан. Не без определенной протекции постоянных клиентов, а те готовы платить за прошлое и память о нем. Зеленые татами VIP-кабинки, что отделяла от остального помещения и позволяла говорить вполголоса, подрагивали, когда кто-то проходил мимо. Менялись узоры — розовые цветы загорались и гасли, будто осыпались от неловкого прикосновения. Полумрак воспринимался благословением.

— Ты веришь, что Брэндон — предатель? — спросил Боб. Первые слова за несколько часов. Ли едва не сорвался с места, переворачивая и зеленую кабинку, и весь ресторан — несколько пришпиленных к стенам официантов как способ снять стресс.

Веришь?

И что Ли должен отвечать?

"Хватит прикидываться невинным агнцем и идиотом, Боб. Тебе не идет. Совсем", — второе поползновение, однако Ли прикусил язык. Скверная новость: Боб не прикидывается. Его (завязанные глаза и я следую твоим путем десять лет и еще десять или тысячу) стиль работы; требовать от него столь глобальные выводы — все равно, что от Интернет-поисковика. Пускай и со встроенной функцией анализа данных.

"Черт".

— Гарри не мог ошибиться, — солгал Ли. Ложь оседала на языке приторная, как карамель. Он облизал губы. Он способен защитить Боба от ненужного комплекса вины "я-работаю-на-настоящего-предателя-убийцу-нашего-друга", и презирал бы себя, откажи в подобной милости самому близкому человеку.

— Да. Я думаю, да. Брэндон — предатель.

Ли обнаружил: выдержать взгляд нетрудно.

— Жаль.

"Выбрал не ту реальность".

К счастью, неприятный разговор стих, а потом перетек в нейтральное русло, и когда Боб заказывал очередную порцию утки по-пекински, Ли позволил себе двойной неразбавленный джин.

"Многая лета, Гарри МакДауэлл", провозгласил Ли мысленно.

За новую эру... и плевать, чьей кровью она куплена. Синдикату не привыкать.

Реальность вступила в права вместе с зимой и жгучим джином. Дороги назад нет, и они оба понимали немудреную истину. Кто обещал, что путь к небесам — гладок, будто китайский шелк, и в пятку не вонзится ни единой иголки? Никто.

Им просто повезло больше, чем Брэндону.

Многая лета, Милленион.

Многая лета, Гарри МакДауэлл.

Кровавый Гарри.

...Никто из них, избранных самозваного божества в белом костюме и в ореоле режущего света, не вспоминал Брэндона четырнадцать лет. Или делал вид, что не вспоминал.

1000. Two minus one

Он стоял, вытянув руки, словно сомнамбула. Кончики пальцев касались гладкой — о, такой гладкой, а потому зеркальной, стены. В просторном помещении было холодно, и дыхание его оседало не только на стенах-непробиваемом стекле, но и поднималось от губ паром. Неяркий сине-зеленый, словно подводный, свет искажал перспективу, превращая импровизированный полигон в дно колодца. В клетку.

"И это правильно. Монстров нужно держать в клетках..."

Он дрожал, но не столько от влажного, какого-то землистого, с запахом железа и химии, холода — сколько от ужаса.

"Что... почему они со мной это... сделали..."

Последние воспоминания: очередное совещание у МакДауэлла, резкая головная боль, он вынужден извиниться и покинуть святая святых Башни... и все. Потом — вот это; ему удалось вернуть человеческий облик, и теперь он будто пытался стереть кошмар с лаково-гладкой поверхности.

— Что вы со мной сделали? — выкрикнул в пустоту. Это лаборатория, в каких испытывают оркманов, и кто-то по ту сторону стекла и кривой, как бред шизофреника, перспективы, наблюдает. Обязательно наблюдает. Вот пусть и объяснит, кто позволил чокнутым ученым превращать людей в монстров... сохраняя им рассудок.

Проклятье, да он завидовал оркманам. Тем не грозит сойти с ума.

Бронированная дверь в противоположном углу распахнулась с коротким визгом. Он попытался закутаться в некое подобие халата, какой выдают пациентам в больницах. Мог особенно не стараться.

— Ли?

Китаец преодолел половину расстояния в пять или шесть гигантских шагов.

— С возвращением в мир живых, Боб.

От фразы подступила к горлу паника. В мир живых? Как понимать? Его что... оживили из мертвых, но ведь некрорайзов больше не делают, после той аварии, ни единого некрорайза, только оркманы Глока...

— Ли... как это понимать? Что со мной сделали?

Ли остановился, сложив руки за спиной. Длинная темно-зеленая фигура. Боб с трудом удерживался, чтобы не кинуться к нему с полудетским "забери-меня-отсюда-верни-все-как-было".

— Ты попал в больницу. Доктор Глок сказал, что единственный способ спасти тебя — превратить в Супериора... существо, вроде оркмана, но с сохраненным сознанием. Забавно, Боб. Ты получил силу. Ты не рад?

— Я...

"Чудовище. Я предпочел бы умереть человеком, нежели превратиться в выкидыш чьего-то больного разума. По крайней мере, честно... да, я понимаю, почему оказался в больнице, за любые привычки расплачиваются — кто циррозом печени, кто СПИДом, в моем случае — лишний вес и инсульт в сорок лет... но это было бы честно, Ли".

Боб почти проговорил эту фразу. Перебил его скрежет — из ниоткуда материализовался и метнулся нож, широкое тускло-серое лезвие "росло" прямо из руки Ли. Острие оцарапало щеку Боба, и ранка тут же затянулась.

— Видишь? Ты неуязвим. Это твоя сила. И моя.

— Твоя, Ли?

— Не мог подвергнуть тебя столь опасному эксперименту, не испробовав на себе. Надеюсь, не слишком испугаешься моей Супериор-форм, — он усмехнулся. Стер каплю крови с лица Боба, продемонстрировав зеркальным стенам несуществующую царапину.

— Господи, Ли... ты пожертвовал собой ради меня?!

Подготовленная фраза разлетелась на куски. В пыль, в молекулы. За его спасение оплачена чересчур дорогая цена, чтобы он мог привередничать.

"Сила? Наверное. Вдруг мне даже понравится... когда привыкну?"

Длинные ногти Ли скользнули по волосам, ероша их — двадцать лет назад и сегодня, какая мелочь, трансформация — тоже. Он рассмеялся.

— Я жуткий эгоист на самом деле. Я просто подумал, что не вынесу, если ты умрешь прежде меня. Не вынесу, Боб.

— Мария Асаги жива и у нее подрастает дочка? Как тро-огательно, — Гарри откинулся на спинку кресла. Со стороны могло почудиться, будто он собирается нанести дружеский визит. Пообщаться, повспоминать былое за чашкой чая или рюмкой вина.

— Я думаю, ее нужно ликвидировать, — тон МакДауэлла не просто изменился — вывернулся наизнанку. Говорил Кровавый Гарри.

Даже Уолкен вздернул бесцветную бровь. Ли перехватил взгляд Боба. Взгляд-вопрос: "Зачем?"

Чем помешала жена покойного Большого Папы хозяину города, хозяину целой страны?

— Их обеих.

...и тринадцатилетняя девчонка тоже?

— Будет исполнено, Босс, — опередил остальных из Четверки Ли. Кагасира ухмыльнулся в кулак, а потом зажал зубами сигарету. Мол, уступаю.

Задание, бессмысленное в своей жестокости. Потому и нравится, верно?

Исподтишка он наблюдал за МакДауэллом. Вот и они, небеса, он на самом верху — куда выше разросшейся, словно плесневый гриб в теплой влаге, Башни. Гарри недосягаем. Даже его Большая Четверка обращается не иначе, как "Босс" — признавая власть над собой, признавая — нравится или нет, мы с тобой до конца; ты хозяин по праву сильного.

Мордред, убийца короля Артура.

Новый император, владыка мира.

Он счастлив?

Ли сомневался.

Всякое божество одиноко, у золотого престола нет места двоим. Конечно, он любит маленькую Шерри, но женщина может быть только женой, не другом. Ли никогда не поменялся бы с ним.

Не-одиночество — это двое. По-настоящему — *двое*. С возрастом Ли впитывал простую истину, как промокашка, чернила, и она отпечаталась внутри. Где-то на уровне ДНК и молекулярных встроек.

...Что ж, если смерть Марии и ребенка сделает Гарри счастливей, Ли готов постараться.

Она не пряталась. Ли покоробила уязвимость "убежища" женщины — чересчур легкая добыча, пускай сама она всю жизнь провела в крепости Большого Папы и не имела ни малейшего представления о самозащите и защите дома, но с ней же остался кто-то из "старой гвардии"? Почему не позаботились о безопасности Марии?

Наверняка, вообразили, что Кровавому Гарри нет дела до маленькой женщины и ее маленькой дочки.

"Пути МакДауэлла неисповедимы", подумал Ли. Его люди уже ворвались в дом, и заколдованный льдисто-снежным маревом декабрьский воздух наполнился выстрелами. Выстрели рвали пространство, словно цепные псы — кусок мяса. Ли поморщился. Он предпочитал менее шумные и более эстетичные методы убийства.

Он скользнул на снег — двигаясь легко, не оставляя следов на свежем настиле; он был тенью и самой Смертью. Марии и дочери повезло — сегодня Смерть почти ласкова. Хрупкие кристаллы путались в черных волосах и оттеняли едва заметную седину.

Ли наслаждался запахом страха, пороха — и предвкушал кровь. После трансформации в нем осталось совсем немного от человека.

Очередной выстрел и женский крик заставил его выругаться по-китайски. Кто посмел? Кто отнял у хищника законную добычу?

Ли рванулся в дом. Мария вывалилась на него, словно скелет из шкафа, объятая агонией и кисловатой смесью ароматов крови и пороха. Ли схватил ее за слипшиеся светлые волосы — не он нанес смертельную рану, однако он еще может выпить ее боль, последние секунды жизни. Но женщина затихала в его объятиях.

В гневе Ли взрезал Марию от паха до горла и рванул связку внутренностей на себя, будто выворачивая вату из тряпичной куклы. Органы вывалились, разбрызгивая скользкую кровь и слизь, а Мария несколько раз смешно дрыгнула ногами и окончательно затихла. Ли отшвырнул труп: он не шакал, чтобы жрать падаль.

— Где девчонка?

— За ней... гонятся... взяли оркмана, — доложил кто-то из горе-стрелков. Ли обернулся к нему и заметил, что тот вытирает губы, а в уголках рта запеклись комочки рвоты. Молодой парень, новичок.

— Малыш. Ты, кажется, недоволен зрелищем? — Ли кивнул на выпотрошенную, как рыба на рынке, Марию.

— Н-нет, господин, я... — от "малявки" пахнуло прогорклым, Ли брезгливо скривился от вони. Лезвие выскочило змеей из-под камня и ударило парня в солнечное сплетение. Испачканный рвотой рот открылся и запузырился алым. Незадачливый новичок скорчился, обняв мертвую Марию, погрузил лицо в месиво ее внутренностей.

Они смотрелись любовниками.

— Девчонку вы упустили, — сказал Ли.

Он покинул дом, оставляя дорожку из крови, но вскоре та затерялась под снегом.

Следующий раз он услышал о дочери Асаги в контексте... призраков.

Призраков, что так любят возвращаться с того света.

— Это Брэндон. Брэндон Хит уничтожил наш отряд, я протестировал память разрушенного им оркмана. Ошибка исключена.

Свести эмоции к уровню количества картинок на перфокарте. Старый трюк, за двадцать лет вполне можно освоить в совершенстве.

Боб ведь научился. Почти.

На протяжении бесконечной паузы каждый из пятерых присутствующих в Верхнем Зале думал о своем. Боб мог поклясться, что телепатически улавливает мысли.

"Брат. Предатель", — Кагасира запахнулся в потертую куртку. Он крутил между пальцев свернутую сигарету, надорвал тонкую бумагу, и на пол посыпалась терпкая коричневая крошка.

"Он попытается убить Гарри... и мою дочь", — Уолкен сложил руки — ладонь к ладони, словно выходя на поединок, готовясь выхватить катану и разрубить врага.

"Призраки возвращаются", — единственная мысль Ли.

— Брэндон? Этот предатель... что ж. Я убью его во второй раз! — смял в кулаке тишину вместе с листом бумаги МакДауэлл. Белый комок покатился по полу, и Бобу чудилась ручная граната с запалом ненависти.

Бобу вообще многое... чудилось. После трансформации. Лечение, которое не одобрила бы ни единая медицинская ассоциация, оказалось сродни укусу оборотня... хотя почему "сродни"?

Он оценил преимущества. Он поверил и понемногу привык к "новому" телу — сильному, ловкому, удивительно *послушному*, неуязвимому; он, кто даже в детстве не смел мечтать о "супергеройской" силе, только восхищаться чужой, стал сверхчеловеком... или монстром. Разница только в оценке. Плюс-минус. Один-ноль.

Двоичное исчисление.

Правда, Боб по-прежнему никого не убивал.

Пара коротких эпизодов испугали его. Первый — на базе Глока, но ему удалось сдержать трансформацию. Второй — парой недель позже. Он шел по коридору, мимо пары молодых "стрелков" — достаточно глупых, чтобы позволить себе позубоскалить в его адрес. Боб не обращал внимания на шуточки. Никогда. Вспышка ярости принадлежала не ему... *другому*.

Он осознал, что творит, только пальцы сомкнулись на горле неосторожного шутника, и тот забился, словно эпилептик. Боб отпрянул от полуживого парня, бормоча извинения. Оборотень, думал он, я — оборотень и чудовище...

"Тебе просто нужно научиться контролировать Супериор-форм", успокаивал потом Ли.

А Боб проговаривал беззвучно: "Я — все еще я. Я не буду убивать. Я не использую силу во зло..."

— Предатель вернулся и желает мести. Что ж, надеюсь отряд оркманов и лучших стрелков разберется с ним, — голос МакДауэлла вернул в "сейчас", но только на пару секунд. Боб закусил губу.

Он решил — не убивать.

(убить мертвое — не убийство)

Он решил — не использовать во зло.

(оправдывать невинных и карать предателей)

Он решил.

— Не надо, Гарри, — впервые за много лет Боб назвал МакДауэлла по имени, — Я разберусь с ним. Отличный повод протестировать мою Супериор-форм.

Оборотень смеялся, но и сам Боб тоже.

Кажется, человек и монстр пришли к консенсусу.

Ли несомненно оценил план "Как заманить Хита" — план был совершенным, изящным и отточенным, истинное произведение искусства. Они с Бобом дожидались "дорогого гостя" в заброшенном особняке, в маленькой комнатке, где сохранился неразграбленным дорогой паркет и даже стояло в углу запыленное пианино. Ли порой теребил клавиши. Пыль взметалась и парила в воздухе бесцветными крапинками.

Ли волновался.

— Все-таки не понимаю, — наконец нарушил "рабочее" молчание, и голос разлился удесятеренным эхо. — Зачем тебе вызывать мертвеца на поединок? Не проще ли натравить сотню-другую оркманов...

Боб отложил гарнитуру. Его дело сделано — коннект с агентами, поток запущен, остается терпеливо дожидаться результата.

— Я говорил с Глоком...

— О господи, ни слова про этого чокнутого доктора Франкенштейна, — фыркнул Ли, и осекся: ляпнул бестактность. Его этические проблемы "я-теперь-монстр" не беспокоили, но Боб оказался менее... толерантен. — Извини. Продолжай.

— Он сказал, что кандидат в Супериоры должен быть в идеальной физической форме, — Боб полуотвернулся к серому от паутины окну. — Мой случай — исключение, и возникли проблемы. Своего рода программный конфликт.

Ли испугал его взгляд. Потерянный. Умоляющий.

"Что-вы-со-мной-сделали!?"

— Или раздвоение личности.

— Прекрати, тебе просто...

— Нужно научиться контролировать, да. Глок посоветовал применять Супериор-форм по прямому назначению.

Ли рассмеялся — сухо, деланно; нахлынуло жуткое предчувствие: это исповедь, предсмертная исповедь, они видят друг друга и говорят в последний раз, а потому Боб выкладывает последние тайны, будто выворачивает карманы перед перевозчиком Хароном.