Римская альтернатива: Еще одно золото

Смерть молодого императора была на руку слишком широкому кругу людей. Короткого списка подозреваемых тут точно не получалось.

Чем дольше думал о происшествии Юний, тем больше уверялся в том, что эта засада не была совпадением. И тем интереснее ему становилась личность организатора.

— Кто же на такое способен? Именно в плане личных возможностей? Чтобы были связи с германцами и сарматами? Кто бы это мог быть?

Эти мысли не оставляли сенатора весь день. И всю ночь.

* * *

— Таррутений, ты это слышал? — сопрефект претория Тигидий Перенн прибыл в дом Патерна без приглашения, изображая крайнюю степень взволнованности. — На императора устроили засаду!

Патерн, с комфортом расположившийся во внутреннем дворике в глубоком кресле, поднял в приветствии руку с зажатым в ней кубком. Никаких эмоций он не выказал — легкая полуулыбка на лице, не более того.

— И тебе доброго вечера, мой дорогой Тигидий, — речь Патерна была столь же безмятежна, сколь и его вид. — Император жив и даже не ранен. К чему же так нервничать, мой друг? В конце концов, он на войне, а не в собственном поместье.

— Но если бы он погиб, то наследником мог бы стать Помпеян! — Перенн аж задохнулся от возмущения. По крайней мере, внешний наблюдатель оценил бы мимику префекта именно так. — А нам этого совершенно не нужно!

Патерн, оставаясь все таким же спокойным, повернул голову и смерил коллегу взглядом, в котором отчетливо читалась смесь подозрительности и презрения.

— Тигидий, перестань разыгрывать невинность! Не надо. Здесь не театр. Мы оба знаем, что ты посылал людей к сарматам. Даже не пытайся оправдываться. Я знаю это наверняка.

На самом деле, четких доказательств у Патерна не было — только косвенные. Но почему бы немножко не поблефовать?

Опытный Перенн, впрочем, не поддался. Изобразив на лице возмущение, он отчаянно замотал головой.

— Как ты можешь такое говорить? Мне это невыгодно!

— Безусловно, Тигидий. Именно поэтому ты встречался с Луциллой на прошлой неделе? Обсуждал, как сделать "невыгодно" выгодным? — Патерн начал злиться. — У нас есть план, Тигидий! И упаси тебя боги его нарушать!

Поставив кубок на столик ("Лимонное дерево, слоновья кость, бронза", — автоматически отметил Перенн), Патерн медленно встал из кресла.

— Даже не думай отрицать, что это была твоя идея, Тигидий! — глаза Патерна опасно прищурились. — Тупая, идиотская, безумная идея!

Если еще минуту назад он не был уверен в виновности коллеги, то сейчас взгляд сопрефекта сказал ему все.

— Я не... — Перенн еще попытался оправдаться.

— Молчать! — рявкнул Патерн. Когда-то ему довелось покомандовать легионами, и приказывать он умел.

Сейчас его длинное и нескладное тело вдруг оказалось удивительно подвижным — Перенн не успел моргнуть даже и глазом, как Патерн вдруг оказался рядом.

— Ты понимаешь, что если Коммод узнает о твоем поступке — нам крышка? Сразу всем? Нас казнят быстрее, чем ты успеешь сказать "мама". А если же императором станет Помпеян — Луцилла точно тебя не защитит. И сенаторы тоже.

Взгляд Перенна приобрел удивленное выражение.

— Тиберий Помпеян — "добродетельнейший и благороднейший человек в империи". Слова Марка Аврелия, которые я слышал лично. И из этого вытекает одна большая проблема.

— Проблема? — по лицу Перенна можно однозначно было сказать, что тот перестал понимать хоть что-нибудь.

— Такие люди не просто опасны. Они опасны до безумия, когда узнают про предательство, про ложь и прочие грехи. Я такое видел — и поверь, ты не хотел бы оказаться на пути пылающего праведным гневом Помпеяна, — Таррутений ухмыльнулся и снова уселся в кресло. — Пока мы не получим всеобъемлющую поддержку Сената и хотя бы частичную армии, никаких подобных телодвижений нам делать не следует. Чего бы тебе ни обещала Луцилла. Это понятно?

Перенну не нравился тон, которым с ним разговаривал его коллега. Но он был вынужден признать, что рациональное зерно в его рассуждениях есть.

— Понятно.

— А твой спектакль был не так уж и плох, — вдруг рассмеялся Патерн. — Я даже на секунду засомневался, твоих ли это рук дело.

Тигидий Перенн только лишь пожал плечами. Тот, кто его не знал, сказал бы "смущенно". Вот только Патерн был не из таких — и совершенно не собирался попадаться на наигранное раскаяние своего коллеги. Сопрефект оставался опасен — и опасен смертельно. То, что он решил подстраховать свои позиции переговорами с сестрой Коммода, сюрпризом для опытнейшего римского политика, каковым являлся Патерн, не стало. Сейчас он лишь жалел, что позволил себе вспышку ярости. Не следовало показывать Перенну свой страх.

Тот, впрочем, вел себя так, будто ничего и не произошло. Спокойно уселся в соседнее кресло, положил ноги на скамеечку и взял со стола кувшин и совершенно спокойно налил себе вина.

Сейчас сопрефект выглядел как-то даже и по-домашнему. Сандалии и тога, умиротворенные глаза и небрежная прическа...было сложно представить себе, что за этой овечьей шкурой прячется волк.

"А может — ну его? Может, Тиберий и Коммод правы? — Патерн, еще вчера совершенно спокойно обдумывающий убийство императора, с удивлением уловил в своей душе зарождающиеся сомнения. — Может, мы и вправду сумеем добить варваров и получить новые провинции? А Сенат утрется? В конце концов — ну, попросил император денег. Что здесь такого? Тем более что и сам вложился. Да еще и побольше других..."

Перенн, исподтишка наблюдая за задумавшимся Таррутением, незаметно усмехнулся. Луцилла была права.

Хитрая и развратная интриганка, сооружающая заговор против своего брата, она действительно разговаривала с Перенном. Ей был нужен кто-то, на кого можно было бы свалить вину в случае неудачи. Впрочем, и в случае удачи тоже. И изначально она рассчитывала сделать этим идиотом его. В своем излюбленном стиле — пытаясь затащить в постель.

Тигидий аж поморщился, вспоминая ее потуги. Она была не слишком красива (это мягко сказано) и уж точно не в его вкусе, а ее животная похоть ему не нравилась совершенно. Луциллу, впрочем, это ничуть не смущало.

Стоит отдать ей должное — провал своей идеи она поняла почти сразу. И даже испугалась. Глупенькая стерва, считающая себя умней других! Подставить его, Тигидия Перенна, сопрефекта претория! Дура...

Впрочем, Перенн был достаточно хорош, чтобы использовать сложившуюся ситуацию себе на пользу. Он пообещал ее поддержать и заодно найти кого-нибудь более подходящего на роль козла отпущения. Уже тогда он подумал, что Таррутений Патерн будет отличным кандидатом.

Но здесь надо действовать максимально аккуратно — это Перенн понимал, как никто другой. Более того, он собирался еще сильнее усложнить дело и сообщить о слухах про заговор непосредственно Коммоду. Никакой конкретики — только демонстрация щенячьей преданности. В конце концов, если ты играешь за все стороны сразу — ты не можешь проиграть, верно?

Два могущественных человека, утопающих в удобных креслах и потягивающих терпкое ароматное вино, молча смотрели на заполненное звездами небо. Каждый думал о своем. Один считал, что вывернется из любой ситуации. Второй сомневался, по правильному ли пути он идет. Оба решили, что отправятся в храмы, жертвовать богам. Удача им бы пригодилась.

Висящая в небе луна не хотела на это смотреть и спряталась за набегающими тучами.

Буря была уже близко.

Глава 5.

— Про какие сожаления говорил Луций? — Марка уже несколько дней мучила эта мысль. Даже когда он был чем-то занят, вопрос незримо болтался на заднем плане сознания, раздражая до невозможности. Как какой-нибудь противно жужжащий в ночи комар, мешающий спать.

Сейчас же раздражения добавлял идущий уже третий день проливной дождь, превративший тропу в грязевую реку. Даже на лошади продвигаться вперед было настоящей пыткой. А тут еще и эта дурацкая загадка...

Казалось бы — спроси друга и не мучайся. Но вот проблема: прямой вопрос Коммод попросту проигнорировал, буркнув, что он сам разберется со своими воспоминаниями. И сделал, тем самым, только хуже.

Теперь Марк, знающий Луция с раннего детства, гадал, что именно настолько сильно печалит его лучшего друга. Добавлял беспокойства тот факт, что порою Коммод часами махал клинком, падая после таких упражнений без сил. Будто специально пытаясь настолько сильно устать, чтобы засыпать, лишь только касаясь подушки.

А эти его жуткие гимнастические приспособления? Придуманные еще тогда, после памятного удара молнией, "чтобы выздороветь"...Что мучает Луция? Что?

Какая-то идея все время крутилась рядом, не даваясь, однако, в руки. Если сначала Марк был почти уверен, что друг грустит по безвременно ушедшему отцу, то теперь он точно знал, что первоначальное предположение оказалось ошибочным. Ибо недолгие раздумья напомнили, что Коммод таким был уже не первый год.

Последовательно оказались отброшены и многие другие идеи: с умершей еще до свадьбы невестой (фактически, Коммод ее не знал — о чем тут сожалеть?), с мальчишеской влюбленностью в рабыню из Греции (девчонка была, конечно, хороша собой, да и в постели творила чудеса, к тому же еще и стала первой женщиной Луция — но ведь это рабыня!) и со смертью любимого коня.

Последняя версия Марку долго казалась вполне реальной. Луций вырастил Буцефала, считай, сам. Огромный вороной жеребец с белыми "носочками" выглядел фантастически, слушался только Коммода и угощения принимал, опять же, только от него. И погиб трагически — неудачный прыжок, неудачное приземление. Сломанные ноги...

Добил мучающегося коня сам будущий император. И пусть в глазах его стояли слезы, он не дрогнул ни на секунду. Истинный римлянин, истинный воин, истинный принцепс.

Но пусть тот случай и запомнился глубиной эмоций, испытанных как Марком, так и Коммодом, он все же никак не мог стать той самой причиной. И это начинало уже бесить молодого римского офицера.

Ну не было в жизни нынешнего императора событий, в которых он мог бы себя в чем-то упрекать! Да, бывали ошибки, бывали недоразумения — порою трагические или неприятные, но ничего сверхъестественного в жизни Луция не происходило! Ну, кроме молнии и "знания"...

В этот момент Марк Сергий Максим едва не грохнулся в грязь, удержавшись в седле буквально чудом. Вот же оно — тот самый случай, та самая поворотная точка!

— Марк, с тобой все в порядке? — видимо, на лице Максима работа мысли отражалась настолько сильно, что ехавший рядом Тиберий Помпеян обратил на это внимание.

— Да...Да, да, хорошо, — невпопад ответил Марк, пытаясь сообразить, что же такое видел в том "знании" Коммод? Может, прямо его спросить? Что сказали или показали ему боги? Что-то страшное?

Додумать мысль, однако, Марку не дали. Издалека, со стороны оторвавшегося от основной колонны авангарда, прозвучал рев трубы. На сей раз никаких выскакивающих из леса сарматов не состоялось, поэтому их засаду удалось засечь лишь в самый последний момент.

— К бою! — Помпеян рявкнул так, чтобы его услышали даже плохо слышащие легионеры. Впрочем, когда команду начали повторять центурионы, ее услышал бы даже глухой.

Авангарду тем временем приходилось туго: варвары прятались в высокой траве в стороне от дороги и сейчас стремительным броском атаковали строй римских солдат. Те, словно их далекие предки, сражались в сомкнутом строю, прикрывшись щитами и орудуя мечами. Помогало не очень — потери от залпа из луков в первый же момент оказались весьма значительны, а потому сейчас количественное превосходство у сарматов было просто подавляющим.

Тем временем римская кавалерия уже развернулась в боевые порядки, да и пехота стремительно выстраивалась для боя.

— Тиберий, мы их обойдем, — Марк кивнул на широкое поле, из которого выскочили варвары и на виднеющийся за ним лес. — Вы их придержите. А затем ударим вместе.

Помпеян выругался, увидев, как покачнулся и едва не упал сигнум сражающейся сейчас когорты. Повернувшись к надевшему шлем Максиму, он с недоверием посмотрел на колышущуюся траву.

— А не завязнете? Дожди ведь, — вопрос был совершенно не праздным, поскольку потеря лучшего кавалерийского отделения римской армии вряд ли понравилась бы императору или Сенату. И очень пришлась бы по душе варварам и их вождям.

— Не завязнем. Я здесь бывал — земля достаточно твердая, — Марк уже вытащил копье из петли и перевесил щит со спины на руку. — Мы пошли.

И, вскинув копье и показав наконечником направление, убрался с дороги, уведя за собой конницу.

— Смельчак, — одобрительно кивнул Помпеян.

Тем временем, часть сарматского отряда выдвинулась в сторону римлян, окончательно отсекая умирающую когорту.

Однако солдаты величайшей империи мира не растерялись. Уже выстроенные четкими рядами, они начали наступать единой грозной массой, словно гигантский грязно-красный механизм.

Тиберий внимательно наблюдал за поведением сарматов, ожидая от них любой подлянки, которых он повидал за эту войну уже множество и которым бы нисколько не удивился. И спокойная уверенность варваров ему не нравилась совершенно.

"Что-то здесь не так, — буквально зудело у него в голове. — Они что-то задумали..."

— Клеандр! — верный контубернал возник рядом будто бы из ниоткуда. — Скачи к Марцию, скажешь императору, что мы деремся здесь. Быстро!

Ничего не ответивший солдат только лишь кивнул и, развернув лошадь, испарился.

"Хорошо, что Коммод остался в лагере, там его не достанут..." — что же было не так, Тиберий пока не понял, но собирался это сделать в самое ближайшее время.

* * *

Чего Тиберий не знал, так это того, что Коммоду самому пригодилась бы помощь. Сарматы дождались ухода сразу двух легионов и мелкими отрядами за ночь просочились сквозь римские посты, частично вырезав, частично обойдя, и попытались сходу захватить римское укрепление. Им это не удалось — и теперь варвары готовились к штурму, не имея времени на полноценную осаду.

Полученная Банадаспом информация о нахождении Коммода вынудила его рискнуть крупными силами и действовать — это был хорошая возможность если и не закончить войну, то, как минимум, получить серьезную передышку.

Император находился в передовом лагере с достаточно небольшими силами, и это давало сарматам отличную возможность обезглавить и дезорганизовать римскую армию. Банадасп поверить не мог в такую удачу — но захваченный пленный все подтвердил. Оставалось только дождаться переброски легионов и надеяться, что Коммод останется в лагере. Нет, даже если бы он там не остался, сарматы все равно провели бы атаку, напав на колонну римских войск на марше. Но там достаточно крепкой ловушки бы не получилось, и император вполне мог ускользнуть.

Однако пока все складывалось по плану. Доброжелатель из Вечного Города не солгал, когда обещал, что Коммод задержится и с Помпеяном не пойдет. И, пусть подход двух когорт из легионов Марция Вера стал неприятной неожиданностью, он ничего не изменял. У Банадаспа впервые за всю войну появился реальный шанс на успех — и он собирался его использовать.

Он и сам был здесь — ибо при рисках такого порядка (а на кону стояли едва ли не лучшие силы сарматов) не мог доверить руководство операцией хоть кому-нибудь еще. И сейчас, облачаясь в доспех и с мрачной решимостью наблюдая за готовящимися к штурму воинами, он не знал, что на той стороне, на стене точно также стоит Коммод и с удивительным спокойствием рассматривает приготовления врага.