У них нашлась капуста,(с чуть по желтевшими листьями), картошка, морковка — все то, к чему привык мой глаз. А вот отомстить толстухе за длинный язык я все-таки сумела — заставила ее до блеска драить кастрюлю, пока сама чистила овощи. Чистила, кстати, своим складным ножичком, потому как тот тесак, что был мне любезно предложен, тупо не умещался в руке.
Поставив на огонь 2 кастрюли — одну с овощами и вторую с простой водой, чтобы прокипятить ее, я крикнула из зала Далата и велела ему смотреть, чтобы толстуха не подходила.
— Если плюнет, можешь смело отсекать пальцы. — Без улыбки велела я и спешно ретировалась с кухни, чтобы не рассмеяться в голос. Сомнений в том, что стражник выполнит поручение в случае необходимости, не было. Он видимо единственный на Эллионоре, кого грызет чувство вины за содеянное в отношении меня. Пусть он даже действовал по приказу младшего Рошшера, своего непосредственного командира на тот момент.
В зале Левка и Даринка развлекались тем, что рисовали мелком на столах. Спрашивать, где они взяли мел, не имело смысла — у Дарины в карманах еще и не такое залеживалось. Я даже не стала уточнять, почему на столе, а не на полу — и так понятно, что пол в таких заведениях не моется годами и на нем просто не будет видно рисунка.
— Все приготовила? — Не отрываясь от процесса, поинтересовался Левка. — А то я тоже мясо не хочу — желудок ноет.
— Это потому, что с гастритом жаренное жрать нельзя. — Усмехнулась я и забрав тарелку, понесла ее обратно на кухню.
Далат стоял, как и было велено, возле печки, скрестив руки на груди и не сводя с толстухи бдительного взгляда. Сама женушка хозяина постоялого двора, усиленно драила посуду в корыте с мутной водой. Она стояла спиной ко мне и обернулась, лишь когда я обратилась к стражнику.
— Далат, ты не хочешь еще порцию?
— Мне опять стоит пробовать? — Недоверчиво переспросил он, нахмурив брови.
— Нет, если изъявишь желание, то тебе стоит просто есть. Нам нельзя жаренное — ни мне, ни брату. — Поставив тарелку на стол, объяснила я. — И вообще, тебе больше не надо будет дегустировать, специально для этой цели господин Рошшер выделил нам Грема.
— Маг будет пробовать? — Брови стражника взлетели вверх, отчего лицо мгновенно утратило всю серьезность. Он был потрясен.
— Мне было сказано, что он умеет распознавать яды. В крайнем случае будет просто пробовать. А чему ты так удивлен? — Помешивая овощи, я краем глаза следила за реакцией бородача — он пару раз открывал рот, но видимо не находя слов, тут же закрывал его. Я подумала, что лучшего момента для выяснения ситуации с магами на Эллионоре не будет и развернулась к толстухе. — Оставь нас.
Поморгав глазами, она сочла за благо выйти с кухни, даже не удосужившись вытереть руки, с которых капала грязная вода. Никогда я не привыкну к местной антисанитарии...
— Скажи Далат, что произошло с магами здесь за последние 2 сириона? — Проникновенно спросила я, доставая из кармана пачку сигарет. Наш с Левкой 'электронный имитатор' приказал долго жить еще вчера, потому как зарядить его здесь было нечем. Я конечно осознавала, что мои запасы не бесконечны и морально была готова к никотиновой голодовке — не в первый раз. Но, может, хоть в этот раз брошу? — Почему они служат людям? Или Грем особый случай?
— Страже не позволено это обсуждать. — Раздался голос у двери, о которую сложив ручки на груди, опирался Мэдсток. — Если он откроет рот, то будет наказан. Ты этого добиваешься?
— Так открой рот ты. — Улыбнувшись, предложила я, не желая упускать возможности позлить бывшего муженька. — Или тебе тоже нельзя со мной разговаривать? Смотри, еще увидит кто-нибудь, как ты со мной якшаешься...
Если он и хотел что-то сказать, то после долгой минуты размышлений, передумал. Просто стоял и смотрел на меня прищуренным взглядом, от которого я по всей видимости должна была упасть замертво.
— А что ты на меня так страшно смотришь? — Прикурив, продолжала веселиться я. — Уж если хозяева какого-то задрипанного постоялого двора догадались с первого взгляда, что ты собираешься в Паршате прятать 'бабу' от родственников будущей жены, то что говорить об остальных?
— С чего ты взяла, что они догадались? — Только и спросил он, словно я больше ни о чем не говорила.
— Слышала. — Отмахнулась я. — Так что, можно мне поговорить с Далатом? Честно обещаю никак не использовать услышанное! — Оставалось только руку на сердце положить, но я не успела. Рошшер повернулся к стражнику и приказал привести хозяина сия заведения к нему в комнату. Он практически вышел с кухни, как неожиданно снова повернулся и произнес. — Зачем тебе понадобилось самой готовить? Эта работа для прислуги. Или в твоем замечательном мире не так?
— Какой прислуги? — Хмыкнула я, встретив его взгляд. — Этой толстухи, что по совместительству является женушкой владельца? Нет уж, я для нас троих приготовлю сама, но зато буду точно уверенна, что туда никто не плюнул и ничего лишнего не подкинул. Еще вопросы есть?
— Ты совсем не изменилась. — Грустно улыбнулся он и вышел.
Меня начинало тошнить от этой недосказанности и таинственности, окружающей Рошшера и его сподвижников. Любая тема так или иначе была под запретом для общественного обсуждения, что само по себе не может не разжечь любопытство. И лучше всего было удовлетворить это самое любопытство из первоисточника, коим маг Грем и являлся.
Ну не укладывалось у меня в голове, почему маг подчиняется человеку и, в глазах которого явственно видно, что он готов перегрызть этому 'хозяину' глотку. Что же такого могло произойти с тех пор? Я помнила только противостояние магов, своего рода подопечных владыки нижнего мира Аверона и храмовников, служителей храма Зерона, единого светлого божества на Эллионоре. Храмовники, до нашего с Левкой благополучного исчезновения, яростно истребляли магов, вырезая их семьями и сжигая на 'пионерских' кострах.
Мне очень хотелось узнать, что за переломный момент настал в этих противостояниях, после которого наделенные силой маги стали нечто вроде цепных псов. И хотя в этот раз я еще никого из магов, кроме Грема, не видела, я почему-то не сомневалась, что Рошшер не единственный обладатель собственного 'карманного' мага. Желание выбить дурь и эгоизм из башки Рошшера вело мои мысли в странных направлениях. И наклон этих мыслей был отнюдь не мирным.
Наблюдая за кипящей в кастрюльках водой, я пыталась проанализировать собственные чувства, касательно Рошшера. Совсем абстрагироваться не получалось и виной тому по всей видимости была обида. Да, он не встретил нас с распростертыми объятиями, но и эта его холодность была мягко говоря неприятна. Как бы я все 3 года не уговаривала себя в том, что все чувства поросли былью, они продолжали жить. Но, видимо жили они по-прежнему только во мне, никак не касаясь Мэдстока. Он все так же слушал только себя, выбирая лучший путь.
Он скоро жениться и фамилия его будущей супруги, по всей видимости, знатная и почитаемая. Так что за черви копошатся внутри? Почему я не могу заставить его отпустить Даринку? Ведь ежу понятно, что ребенок ему нужен отнюдь не из внезапно вспыхнувших родительских чувств! Возможно, Левка был не так уж и не прав, когда сказал, что через месяц мысль об убийстве Рошшера станет для меня единственным решением. Во всяком случае я бы не исключала такой возможности и не важно, что именно я чувствую — ведь он из упрямства стоит на пути моего ребенка к благополучию. А ради ребенка я способна на многое, если не на все. Уж очень тяжело она мне досталась.
Путь смирения в нашем случае заведомо является тупиковым, потому как Дарина незаконнорожденный ребенок и признавать ее Рошшер не станет. Даже если сдастся и опустить руки, то что нас может ожидать — ни жилья, ни условий, ни даже мало-мальски приемлемого отношения (в этом вообще можно было не сомневаться). Даже если приспособиться к местной жизни, стоически закрывая глаза на местные устои — мы здесь чужие. Такими и останемся, проживи мы тут хоть сто лет. Меньше всего на свете я пожелала бы Даринке вырасти в подобном обществе, где у нее не будет права даже постоять за себя. Про меня и вовсе речи нет — меня заживо сожрут за мой длинный язык.
Из раздумий меня вывел пронзительный крик, доносившийся с улицы. Из окошка ничего не было видно и я побежала в зал.
— Озверели совсем! Смотри, чего творят! — Прижимая к себе Даринку, указал на окно братец. — Даринка, не бойся, дядя просто упал сильно... Сейчас встанет и перестанет орать...
Подойдя к окну, я увидела дивную по своей изощренности картину — во дворе, меж двух массивных бревен, был привязан хозяин постоялого двора, а за его спиной стоял Далат, держащий в руках хлыст. Не успела я моргнуть, как этот хлыст опустился на спину бедолаги, вызвав новый крик, эхом разнесшийся по всему двору. Толстуха-жена стояла рядом, рыдая в полный голос и падая Рошшеру в ноги, который наблюдал за этой сценой с равнодушным выражением лица.
— Мама! — Заплакала Даринка, пряча лицо на Левкиной груди.
— Дариночка, маленькая моя. — Опустившись перед ней на колени, я погладила дочь по голове. — Я пойду, помогу дяде и он перестанет плакать. И ты успокаивайся, хорошо?
— Куда ты собралась? — Встрепенулся Левка, глядя на меня с опаской.
— Сиди здесь! — Велела я и быстрым шагом вышла на улицу. Мне было плевать на последствия и под изумленные взгляды участников расправы, я оттолкнула Далата от бедолаги, сумев вырвать из его огромных ручищ хлыст. Уж не знаю, какое у меня было выражение лица, но стражник не делал попыток вернуть орудие для наказания.
— Ты хочешь его наказать?! — Прошипела я, смотря исключительно на Рошшера. — Так отсеки ему сразу голову, а не истязай под окнами, где сидит мой ребенок и слышит каждое слово! Мы видишь ли изнеженные, у нас не устраивают прилюдно казни провинившихся имбецилов!
Мэдсток быстро посмотрел в окно, за которым маячила Левкина голова и слышались отчетливые всхлипывания Даринки. Ждать его решения я не стала и вернулась обратно.
— Это было крайне глупо. — Тихо заметил стоящий у стены Грем.
— Свое мнение можешь оставить при себе! — Рявкнула я и бесцеремонно оттолкнув его, прошла в зал, чтобы успокоить своего ребенка.
Удивительно, но моя выходка сошла мне с рук и вечер прошел в относительном спокойствии. Мы мирно поужинали и до 9 часов вечера развлекались с щенком, отпаивая его молоком и убирая естественное производное. Странной породы собачатина принимала все с поразительным смирением и даже уныло мотала хвостом.
А затем я читала Даринке книжку при свете нескольких свечей и поминутно материлась про себя, напрягая зрение.
В ночлежке было тихо и мы успели прочитать 4 сказки про принцесс, когда ребенок наконец благополучно отключился. Я обещала ей быть рядом, чтобы не было так страшно ночевать в незнакомом месте. Вообще, я насколько могла подробно объясняла ей, что мы здесь временно и что ужасный дядя со шрамом ее ни в коем случае не тронет.
7.
Мне снился странный сон, будто я брожу в тумане по рассветному лесу, где все деревья мертвые и сухие. Под ногами чавкает грязь, но я смутно ее вижу — больше чувствую, как она облегает голые ступни. Холодно, мерзко.
Здесь никого, я это точно знаю, но все равно в панике озираюсь, а сердце готово выскочить из груди. Все во мне кричит об опасности и единственное, чего мне хочется — это бежать. Ноги не слушаются. Они словно вросли в грязь.
Вдруг из тумана выплывает фигура. Шумно выдыхая, я пытаюсь разглядеть, кто это. Грем! Горло сжимается и звук тонет, не найдя выхода.
Маг тянет ко мне руки и, хотя во мне все противится, я иду к нему. Где-то на кромке сознания зреет мысль о том, чтобы остановиться и не дать ему прикоснуться ко мне, но сил остановиться нет. Едва я добралась на расстояние плевка, как он хватает меня и резко дергает, отчего мое сознание плывет, а к горлу подкатывает тошнота.
Холод, пробиравшийся до костей, заставил меня открыть глаза. И первое, что я увидела, было лицо мага, который восседал на корточках у стены.
— Какого черта? — Прохрипела я и тут же закашлялась. Горло словно наждачкой протерли.
Маг молча протянул мне маленькую фляжку, с содержимым без запаха. — Это что? — Подозрительно спросила я, тщательно принюхиваясь.
— Это вода. — Отчеканил Грем. — Нам нужно поговорить.
Отпив глоток, я вернула ему фляжку. Оглядев себя, не нашла изменений с того момента, как ложилась с ребенком спать. Зато изменилось место и холодно было потому, что сидела я на крыльце постоялого двора.
— Что произошло? — Сипло, но тихо, вновь спросила я. — Как я здесь оказалась?
— Мне пришлось тебя призвать. — Передернув плечом, нехотя пояснил маг. Мне на какой-то миг показалось, что черты его лица стали острее, нежели были.
— То есть ты навеял мне сон, чтобы я вышла? — Уточнила я, по инерции сжимая кулаки. — А просто в комнату постучать нельзя было?! Я что по твоему, собака Павлова, чтобы на мне эксперименты ставить?! — Голос превратился в рык, но моему возмущению не было предела.
— Ты спала! — Напомнил маг. — А если бы я постучал, то перебудил бы всех! Я не мог так рисковать!
— Еще раз выкинешь что-нибудь подобное и я тебе слабительное в еду подброшу! — Прошипела я. — Оно растительного происхождения, так что даже не учуешь!
Вопреки логике, маг улыбнулся. Только улыбка вышла немного вымученной.
— Рошшер прав, таких на Эллионоре больше нет...
Зябко поежившись, я скрестила руки на груди. Странно, но мое возмущение улеглось так же быстро, как и возникло. И я точно знала, что маг в этом участие не принимал.
— Так как ты можешь мне помочь? — Решив не ходить вокруг да около, напрямую спросила я. — У тебя ведь у самого незавидное положение!
— Я собираюсь исправить это недоразумение. — Пожал плечами маг, а тонкие губы сложились в улыбку. Улыбку, полную предвкушения. — С твоей помощью.
— Объясни!
— Я могу отправить твою дочь с братом обратно. И сделать это так, что он никогда не призовет ее обратно. Но взамен я хочу, чтобы ты помогла мне избавиться от ошейника, который Рошшер одел на меня. На мой взгляд это равноценный обмен. — Свистящим шепотом поведал Грем. Его глаза горели фанатичным огнем, но кто я такая, чтобы осуждать его? Не знаю, что сделала бы я, оказавшись на его месте.
— Как ты собираешься это провернуть? Ведь нужно, чтобы он сам отрекся от ребенка.... — Недоуменно переспросила я.
— На мое счастье, Рошшеры не подозревают об истинном размере моей силы. Мне нужна лишь капля его крови... — Как-то кровожадно оскалился маг. В этот момент я поняла, что ни за что на свете не хочу быть его врагом.
— Ты предлагаешь мне кольнуть его незаметно? — На всякий случай уточнила я. — Боюсь, это будет как-то подозрительно.
— Подозрительно будет, если кольну я. — Возразил Грем.
— Почему ты не можешь взять его кровь пока он спит? Так было бы проще всего! — От холода стучали зубы, но лучшего места для нашего, практически 'интимного' разговора, не было. Мысли о горячем кофе и капельке никотина пришлось задавить на корню.
