Профессорская служка

— Метеор...

— Извините! И... отпустите, пожалуйста.

Хмыкнул, разжав объятия, и продолжил спускаться:

— Почему интересуетесь лабораторией?

— А я бы хотела продолжить обучение...

— Вы маг? В вас не чувствуется дара. — Заметил он отстраненным голосом, прямо точь-в-точь как профессор во вступительной комиссии. Но поступила же, и продержалась вопреки всем прогнозам более года.

— Воздушник. Проучилась в Академии Воздушных потоков в Девенсии два года... вернее полтора. И почти сразу к вам.

Услышав это, девятый обернулся, с удивлением спросив:

— Ирэна, вам семнадцать?

— Двадцать, — пролепетала я, смущенная его внимательным, оценивающим взглядом. Пришлось пояснить: — Дар появился лишь два года назад.

— Три года опоздания, — посчитал девятый. — А магический резерв какой?

— Он более всего напоминает искры, — и прежде, чем он заявит, что мои шансы крайне малы, запальчиво заверила: — Несомненно, к моему двадцати пятилетию он наберет силу и окрепнет.

— Если энергии крохи, — Лесски скептически прищурился и, развернувшись, продолжил спуск со словами, — то мечтать о полноценном развитии дара не стоит.

В чем-то я его понимала, ведь большинство студиозов в двадцать лет завершают начальное академическое образование с наполовину полным резервом. Часть уходит искать свое место в мире, остальные подают прошение на Универсала. А спустя четыре года они устраиваются на работу в королевские магические службы, получают внушительное жалование, обзаводятся семьями и оседают кто где. И лишь самые сильные из одаренных, получив степень своей стихии, поступают на пятилетний Профессорат. Чтобы по окончанию преподать и заниматься наукой, такие маги на вес золота.

И не смотря на то, что профессор озвучил всем известный факт, мне захотелось сделать несвойственную леди гадость. Я искренне пожалела о том, что оставила тяжелую статуэтку на своей кровати.

Видимо он почувствовал мой тяжелый и кровожадный взгляд, обернулся, чтобы заметить:

— А вы такая хорошенькая сейчас.

Это было не лучшее время для комплиментов.

— А вы не очень, — пробурчала я.

— Тогда прекратите мной любоваться, — предложил правообладатель, улыбнувшись ярче прежнего.

— Я, как вы изволили сказать, любуюсь отнюдь не вами, а результатом моих стараний. Костюм подобран хорошо. Но сейчас главное не это.

Хмыкнул шутливо и пожурил в ответ:

— Однако, быстро же вы перенимаете мои словесные обороты.

Что же он никак не поймет, что это важно для меня! Или наоборот, все прекрасно понимает?

— Профессор, вы правы. На основе ничтожного резерва крайне редко развивается полноценный дар. Но еще реже в нашем обществе встречается маг стихийник.

— Да, неужели? — девятый свернул в противоположную кухне сторону и, пройдя по тускло освещенному коридору, остановился перед черной деревянной дверью.

— Ужели-ужели, — гордо расправила плечи и преградила ему путь: — Но мы отвлеклись от темы. Сэр Лесски, скажите, я могу пользоваться вашей магической лабораторией и библиотекой в ваше отсутствие?

Его брови взлетели вверх, губы странно искривились.

— Пожалуйста. В счет сегодняшнего утра, пойдите мне навстречу.

— А-а-а... — улыбка вновь осветила его лицо, — Ирэн, в подрывной деятельности вам уже нет равных. Боюсь представить, что будет, если вы разовьете свой дар.

Раздраженно отмахнулась от очередной шутки, упрямо потребовав ответа:

— Да или нет?

Зря давила, он огорошил меня резким 'нет!' и, рисуя над дверью невидимый знак, заметил:

— В вас море энтузиазма, но мало потенциала. Не уверен, что смогу доверить вам сложные реактивы, да и реактивы, вообще.

Правообладатель толкнул дверь и протиснулся внутрь мимо меня. А там сияла чистотой огромная лаборатория, забитая стеллажами с реагентами, колбами, мензурками, клетками с подопытными питомцами и столами, заставленными самыми чувствительными приборами, а в центре помещения располагалось шесть площадок для опытов. И после всего увиденного довольствоваться холодным 'нет'? Я не для того столько билась!

А профессор даже не смотрит в мою сторону, он став за ближайший стол, поместил браслет под микроскоп со стократным увеличением и начал с ним работать. Я решительно подошла ближе, заявила запальчиво:

— В Академии Воздушных Потоков я работала внештатным лаборантом. За все это время ни одного ЧП не произошло!

— Хорошо заметали следы?

Я не обиделась, подошла ближе, спросив:

— А если и так, то что?

Протяжный вздох уставшего человека раздался в лаборатории. Профессор одарил меня тяжелым взглядом. Стало ясно, шутки в сторону, мы говорим, как взрослые люди.

— Ирэна... я не могу с вами сейчас спорить по поводу и без. Давайте, обсудим все после моего окончательного возвращения. — Он вернулся к работе с браслетом.

Из этого следовало два хороших момента, разговор не окончен и он будет появляться в доме еще несколько раз. Отлично, за это время я найду дополнительные доводы в пользу моего обучения. И тут возник только один вопрос:

— То есть вы будете еще несколько раз перемещаться?

— Возможно, — не отрываясь от работы, ответил со вздохом и вытянул руку вперед. — Дайте пинцет.

— И опять в мою комнату? — я положила инструмент на его ладонь.

Мягкая улыбка появилась на губах мужчины:

— Я постараюсь не надоедать.

Значит, будет.

— Спасибо за предупреждение, — развернулась, чтобы уйти и неожиданно вспомнила: — Профессор, я...

— Ну что еще? — он раздраженно выпрямился. — Ирэна, что?

После такого тона, захотелось оставить его в покое и не мешать работе с микроскопом, но я сдержала детский порыв, спросила:

— Чем мне заняться в ближайшие три недели? Может, необходимо какие-нибудь бумаги разобрать, отчеты, сложить книги, упорядочить данные, свести баланс, подсчитать расходы? Я умею.

Девятый прищурился, я прикусила губу. Он улыбнулся, а я, ощущая тревогу, нахмурилась. Неужели сейчас сработает закон об инициативе, которая наказуема. Кажется, да.

— А это идея! — неожиданно весело провозгласил Лесски и постановил, указав рукой вверх: — Разберите завал на чердачном этаже.

— Т-там даже не комната?

— Комната, — кивнул с улыбкой, — но большая.

Я немного заторможено поблагодарила его за время уделенное мне, пожелала хорошей работы и ушла. Воображение рисовало горы хлама и лабиринты чердачного этажа, страшные сны, несомненно, привидятся утром.

7.

Но я заблуждалась. Единственное пригрезившееся видение было просто странным.

Мне снился рассвет, и серая дымка неба наполняла безмолвную комнату тусклым свечением. В тишине дома скрипели половицы коридора, слышались шаги, затем открылась дверь, и серая тень, ступая осторожно, пробралась в мою комнату. Она стремилась уйти и как можно скорее добраться к другой двери, но вдруг остановилась. Послышался резкий выдох и долгий вдох со свистом, затем слова, приправленные смешком: 'Пройти мимо и не запечатлеть может только герой'. Что-то зажужжало и сверху раздалось раздражающе звонкое: 'Счоп!'. И я, спасаясь от неприятного звука, одеялом накрыла себя с головой. Странный сон закончился белой вспышкой и расстроенным шепотом: 'Проклятый Всенижний! Ну, смотрелась же хорошо...' И тень, сетуя на чью-то подвижность, ушла куда стремилась, в другую дверь.

А утром от сестричек пришло письмо, краткое содержание которого сводилось к следующему:

'У нас все хорошо. И пусть папенька злится неимоверно, мы навестим тебя через три недели. Не скучай и не болей.

P.S. как выглядит профессор?'

Странно, но на последний вопрос я могла ответить лишь в общих чертах, абсолютно нехарактерных для девятого. Глаза светлые и волосы тоже, харизматичный. Во время нашего общения, я более всего смотрела на подбородок мужчины и в глаза время от времени, отчаянно стараясь не краснеть. Потому что оказаться застигнутой на неприличных воспоминаниях о голом торсе и волосатых ногах профессора, мне хотелось меньше всего.

И что теперь ответить сестрам? Описывать Лесски в подробностях желания нет, особенно после вчерашнего 'любования'. И дабы обезопасить себя от его замечания, впредь и не подумаю рассматривать правообладателя ни вблизи, ни на расстоянии. А сейчас, чтобы сестрам ответить, я решила обойтись малой кровью. Если не ошибаюсь, в кабинете профессора висит его портрет, а в одном из шкафов пылился без дела запечатлитель.

Быстро позавтракав, я вернулась в угодья девятого и, освободив аппарат из чехла, прицелилась, наведя его на картину. Легкое нажатие на кнопку, и новомодное изобретение издало раздражающе звонкое: 'Счоп!', а затем меня ослепила вспышка. Минуту я терла глаза и шипела от боли, стараясь не ругаться на изобретателей этого чуда. Теперь понятно, что мой предрассветный сон был вещим, и одеяло в нем означало — чехол, которым я забыла накрыться. Мои размышления прервал странный тихий треск. Вскинув голову, удивленно застыла, портрет из-за вспышки медленно покрылся кракелюром.

— О, Всевышний!

-Тук-тук! — постучались в двери кабинета, — разрешите войти?

Мне хватило мгновения на то, чтобы выудить стеклянный слайд отображения и, закрыв аппарат в чехле, положить его на место.

— Входите.

Дверь мягко распахнулась и в кабинет шагнули горничные, вампирши. Кожа с серым оттенком, клыкастые улыбки, красные глаза, острые подбородки и заостренные к верху ушки, казалось единственное, что отличает двух светловолосых кровопийц от обычных девушек. Но мое заблуждение развеялось, как только они слаженно двинулись ко мне. Преодоление шести разделяющих нас метров произошло мгновенно.

— Смотри-ка, что за фрукт! — воскликнули они в один голос, замерев буквально в шаге от меня.

— Доброе утро, — прошептала я, стараясь не паниковать. Но под изучающими взглядами двух хищниц держать себя в руках было нелегко. Я сделала шаг назад.

— Доброе! — они этот шаг тоже преодолели.

— Вы-вы горничные, я права? — а голос дрожит и дыхание от страха срывается.

Отступила за кресло, а они к нему прилипли с двух сторон:

— Да!

— Я Лилид, — представилась первая, самая полненькая из них.

— А я Дивир, — сказала вторая. — Мы из клана Зрячих.

— Ирэна Адаллиер, профессорская служка.

О вампирах мне известно совсем чуть-чуть и то лишь из страшных историй. Вот и получается, что раса чрезвычайно агрессивна и кровожадна, живет в закрытых королевствах на краю нашего мира и вечно голодает из-за недостатка человеческой крови. Вот и меня фруктом назвали, наверное, съесть хотят.

— Г-го-о-о-лодны? — спросила я, сглотнув.

Они переглянулись и звонко рассмеялись, вмиг потеряв весь свой хищный вид.

— Ну, насмешила! Голодны...? — перекривили они мой испуганный голос, отчего я сама рассмеялась. — Да, завтракали уже! — улыбнулись вампирши. — Вот за работу взялись. — Они продемонстрировали швабру, веник и щетки с тряпками, что держали в своих руках.

— А ты, наверное, со вчерашнего дня голодаешь, раз так интересуешься?

— Я? — как-то сразу и дышать легче стало, и улыбаться, почувствовала себя почти как с сестрами. — Я вчера завтракала с Гансом, а затем он показал, что и где на кухне находится.

Девушки одновременно улыбаться перестали.

— Его Величество дворецкий снизошел до служки? Хм... — Лилид пытливо прищурилась, тут же перейдя на брезгливый официоз: — Ирэна, вы, случаем, не больны?

— Нет-нет! Я действительно завтракала с ним. И Ганс прекрасно сервировал столик в гостиной...

— Еще скажите, что на десерт он подал мороженое! — фыркнула Дивир, перебив меня на полуслове.

— Или улыбался! — добавила вторая, принимаясь за уборку.

— Но...

Договорить мне не дали, заявили они, остервенело:

— Если подобное хоть когда-нибудь и произойдет, на землю опустится мрак!

И я решила промолчать. Ушла наверх.

Чердак встретил меня изобилием пыли, паутины, завалами книг, а еще здесь было холодно, темно, сыро и пахло отнюдь не морозом. Взглянув на все это, я поняла поговорку: глаза боятся, а руки делают. Не знаю, когда очнутся руки, но глаза испугались настолько, что я сама не заметила, как вернулась в свою комнату.

Ясно одно, надо составить план работы с учетом жалких крох моей энергии, потому что человеческих сил мне вряд ли хватит. Итак, в первый день удалить пыль и паутину, во второй — вскрыть сундуки с фолиантами и часть спустить на первый этаж, в третий — начать разбор. Холл подойдет для сортировки макулатуры на 'надо', 'не надо', 'пусть еще пылится', он большой, теплый и светлый. Из него так же можно будет понаблюдать за жизнью в доме, и одновременно попадаться на глаза немногочисленных служащих. Последний пункт чрезвычайно важен; если я умру на книжных завалах в чердачном этаже, они не скоро заметят, а вот в холле другое дело.

Вздохнув, оделась теплее и решительно поднялась наверх. В этот день мне удалось выдуть пыль из всех щелей, спустить вниз книги из четырех стеллажей и одного сундука, поссориться с гориничными и даже кое-что разобрать. Составляя перечень предметов нужных для сортировки, я нахваливала себя за энергичность, напористость и... и, кажется, уснула, с улыбкой подгребая книги под себя.

Проснулась на рассвете из-за повторившегося сна со 'счопом' и вспышкой. 'Да что ж такое!' возмутилась тень и убежала наверх. В тот раз, с трудом разгибая спину, я пообещала себе, что более спать внизу не останусь. Обещание было твердым и стойким, но в следующие три ночи я по-прежнему усыпала на книгах в холле, а просыпалась, как ни странно, в своей комнате поверх одеял. Сон со 'счопом' уже не тревожил, сменившись отсутствием каких-либо воспоминаний о том, как я переместилась в свои покои.

Спускаюсь в кухню, а там... Оборотница в полуобороте тушу теленка голыми руками разделывает! С потомками ночи я за всю свою жизнь встретилась дважды, и если в первый раз волк с ревом напал, то этот брезгливо скривился, потянув воздух носом:

— Ты кто такая?!

— И-и-ирэна Адаллиер, — я вжалась в стену, мечтая с нею слиться, прошептала еле слышно, — профессорская служка.

— То, что профессорская я и без тебя чую, — в ее лапе хрустнули кости позвонков. — Пропахла вся!

— Ч-чем? — быть может домом или пылью, я же все время занимаюсь книгами.

Она не ответила, продолжив сквозь зубы обличать в каком-то неугодном деле:

— И не стыдно в одной койке с мужчиной и без росписи?!

От страха меня хватило лишь на возмущенное заикание:

— Я! Да я..., я...

— Ты! — прорычала она сердито, и мое чувство самосохранения отступило перед праведным гневом.

— Да как вы смеете обвинять меня в чем-либо подобном? Да вы знаете кто я...?!

— Знаю, вы шлю...

Я не успела услышать, кого она собирается выслать, как вдруг злобную волчью пасть закрыло рукой... Ганса. Он опять бесшумно подобрался, да так что его не заметили ни я, ни она. Как ни странно кусать дворецкого оборотница и не подумала, притихла и даже полуоборот свой скинула, став человеком.

— Кхм, матушка Агафья, вы опять спешите с выводами, — заявил огневик, убирая руку от лица приятной с виду, невысокой и полноватой женщины лет шестидесяти, в чепчике с кружевами, цветастом домашнем платье и белом переднике.