фф. по Гарри Поттеру

— А вы необычный клиент, мистер Поттер, не так ли? Не волнуйтесь, где-то здесь у меня лежит то, что вам нужно... а кстати... действительно, почему бы и нет? Конечно, сочетание очень необычное — остролист и перо феникса, одиннадцать дюймов, очень гибкая прекрасная палочка.

Как только он взял протянутую палочку, его лицо как-то изменилось. Точнее по его лицу можно было сказать, что Гарри получал... удовольствие? Он поднял палочку над головой, со свистом опустил ее вниз, разрезая пыльный воздух, и из палочки вырвались красные и золотые искры, яркие, как фейерверк, и их отсветы заплясали на стенах.

— О, браво! Да, это действительно то, что надо, это просто прекрасно. Так, так, так... очень любопытно... чрезвычайно любопытно...

Олливандер уложил палочку обратно в коробку и начал упаковывать ее в коричневую бумагу, продолжая бормотать:

— Любопытно... очень любопытно...

— И что же вам кажется таким любопытным? — не выдержал, в конце концов, Поттер.

Старик уставился на Гарри внимательным взглядом, очевидно подбирая слова.

— Видите ли, мистер Поттер, я помню каждую палочку, которую продал. Все до единой! Внутри вашей палочки — перо феникса, я вам уже сказал. Так вот, обычно феникс отдает только одно перо из своего хвоста, но в вашем случае он отдал два. Поэтому мне представляется весьма любопытным, что эта палочка выбрала вас, потому что ее сестра, которой досталось второе перо того феникса... ее сестра оставила на вашем лбу этот шрам.

Теперь задумался уже Гарри. И с некоторой опаской спросил:

-И что же это за палочка?

— Да, тринадцать с половиной дюймов, тис. — Олливандер вздохнул. — Я вам этого ещё не говорил, так как ваше 'приветствие' несколько выбило меня из колеи, — нам оставалось только покаянно опустить головы. — Но, думаю, вы уже могли догадаться, что это палочка выбирает волшебника, а не наоборот. И, думаю, мы вправе ожидать от вас великих деяний. Ведь тот, кто оставил вам этот шрам, тоже совершил их немало, — да ужасных, но великих.

Гарри поежился, слишком уж последние слова напоминали какое-то странное пророчество.

— Ну что ж, сэр Гарри, после такого напутствия вам осталось самую малость до звания Великого — попробовать обогнать меня, — я нахально улыбнулся. И менторским тоном продолжил — Ах да ещё теперь вам категорически запрещается: хулиганить, ввязываться в не несущие перспектив драки, мстить, проявлять нетерпение, гнев, страх и т.д. ... Ибо привести это может к темной стороне силы.

— Да вы правы магистр Герберт, — нацепив серьезно-прискорбную мину, ответил мне он.

— Ах, если б это всё было в реальности... — тяжко вздохнула МакГонагалл. — Что ж мистер Уэллс теперь ваша очередь. Посмотрим, что интересного вы нам покажете...

Оливандер поманил меня пальцем, а МакГонагал подтащила Гарри поближе к себе. Дальше опять были замеры, но теперь уже измеряли меня. Блин, вы не представляете себе, насколько странные я испытывал ощущения, когда рулетка летает сама по себе, а её владелец стоит в двух метрах от вас и что-то бормочет.

— Ну что ж... давайте попробуем вот эту. Клен и перо феникса, которая не подошла вашему другу. — произнес Олливандер, когда 'настырная ленточка' прекратила делать из меня мумию. Но как только я взялся за палочку, то сразу понял почему, МакГонагалл не дала мне стоять близко к Поттеру при выборе палочек — дело в том что, из конца палочки рывками вырывалась струя пламени, опалив мне брови и челку. Однако просто так стоять было не интересно, я решил попробовать ей взмахнуть — знаю, что это абсолютно идиотская мысль, но мне было любопытно. Взмахнуть мне, однако не дали: Олливандер, всё же изловчился выхватить её у меня из руки.

— Мда... феникс вам определенно не подходит... — озадаченно пробормотал он.

— Жаль... мне понравилось, где я ещё бесплатно с огнеметом поиграю? — с сожалением спросил я.

— В Хогвартсе мистер Уэллс, на четвертом курсе вы будете проходить подобное заклинание... И бога ради, не делайте больше так! Дождитесь, пока мистер Олливандер не скажет вам действовать, — раздражено произнесла профессор.

— Ну, или можете после пятого курса попытаться идти ко мне в ученики, вот тогда и наиграетесь палочками, которые сами сделаете, — с хитрой улыбкой произнес старик. — Вот попробуйте теперь эту — яблоня и сердечная жила дракона достаточно хлесткая...

Дальше опять потянулась 'примерка', иногда что-то взрывалось, иногда не происходило ничего, а иногда мне даже не давали подержать палочку и отбирали, стоило мне её коснуться.

— Определенно сегодня интересный день, — выдал Олливандер через двадцать пять минут и продолжил беспощадно заставлять меня махать палками. Через ещё десять минут рука уже достаточно сильно устала, и, наконец, взяв очередную палочку, я почувствовал что-то странное. Нет, не тепло, а скорее напротив — что-то схожее с прохладным ветром в жару. Из кончика палочки тоже выходил прохладный воздух, спокойным, ровным потоком.

— Весьма... — Олливандер пожевал губами — странный выбор. Пихта и перо снежной неясыти. Четырнадцать дюймов, не очень твердая, не очень гибкая....

— Почему странный? — мне лично она нравилась.

— 'Пихта может видеть на большие расстояния до дальнего горизонта и за его пределами'. Именно такое значение имеет это дерево. Снежная неясыть же — это магическая хищная птица, проживающая в северных широтах, выглядит она как сова с белым опереньем, которое слегка блестит на солнце — почти как снег, из-за чего порой напоминает снежную фигуру. А вот символизирует неясыть, чаще всего, материнскую любовь — вплоть до самопожертвования, — он опять ненадолго замолчал. — Понимаете, я бы не удивился, достанься палочка с таким пером мистеру Поттеру, но вот вы...

Я отвел взгляд...

— Вам очень нужно это знать?

— Если вы не хотите говорить, то не надо...

— Тогда я с вашего позволения, промолчу. Это не самые приятные мои воспоминания. — ответил я. Я бы наверное смог поговорить об этом с Гарри, или с Бетти, но Олливандер и МакГонагал были мне по сути свершено чужими людьми, и раскрыть перед ними душу я ещё был не готов. Ведь даже сейчас по прошествии четырех лет, мне всё ещё тяжело вспоминать, о том, как меня (Герберта), мама повалила на сиденье машины, а через несколько мгновений мы оба оказались проткнуты насквозь...

Заплатив за палочки, мы отправились в кафе, где МакГонагал должна была рассказать Гарри о его родителях.

Глава 9.

Гарри Поттер.

Гарри сидел в беседке, расположенной на заднем дворике дома Уэллсов, и смотрел на звезды. Дабы не раздражать родственников своей теперь ещё большей 'ненормальностью', Герберт предложил пожить ему в их с сестрой доме. После некоторого количества разговоров и раздумий, Гарри согласился — всё равно он частенько оставался у Уэллсов на ночь или на несколько дней, когда Дурсли куда-нибудь уезжали. Тетя Петуния, поначалу, попыталась распустить слухи о Герберте, его сестре и их умерших родителях. Однако, как высказался по этому поводу Герберт: 'Ей тонко намекнули, что так делать не стоит. Очень тонкий такой намек был, толщиной примерно с пожарный шланг'.

Вообще мальчик был очень рад тому, что познакомился с Гербертом. Ведь хотя Гарри и знал, что это плохо и эгоистично так думать, но именно благодаря действиям Уэллсов, его жизнь в доме Дурслей стала более терпимой. Его не заставляли делать всё самого, только просили помогать в чем-то. Так же его переселили из чулана в маленькую комнату, которая до этого постепенно превращалась в склад игрушек Дадли. Отношение родственников к нему не улучшилось ни на йоту, на него старались просто не обращать внимания, но даже это было лучше, чем извечные вопли дяди Вернона. По крайне мере теперь лучше потому, что у него появилась пусть и не семья, но что-то очень близкое к ней. Гарри никогда и никому в жизни не признается, как ему было (да и до сих пор) приятно, когда его тискает Линда Маферс — подруга сестры Герберта, хотя поначалу он немножко беспокоился за сохранность своих ребер...

Сегодняшний день был... странным. Мальчик никак не мог определить: рад он или же, напротив, находится в печали. С одной стороны рассказы миссис Макгонагалл о его родителях были радостным событием, но с другой вызывали жуткую тоску от того, что он их никогда уже не увидит. Его мама, по словам женщины, была просто великолепной волшебницей и очень доброй по отношению к людям. Так же, насколько понял Гарри, Лили Поттер была врачом, каким конкретно он правда не понял. А вот при воспоминаниях о его отце она несколько раз сурово поджимала губы, говоря что, не смотря на весь свой талант в освоении магии, Джеймс Поттер был довольно хулиганистым ребенком, и что Гарри не будет вести себя столь же безрассудно. Но через некоторое время женщина снова улыбалась уже несколько печальной улыбкой и рассказывала о том, что вырос отец Гарри в весьма достойного человека.

Постепенно рассказ дошел до своей кульминации — Хэллоуин 1981 года. Именно в этот день к ним вломился в дом некий злодей по имени Волдеморт. Что тогда случилось никто точно не знает, но все сходятся во мнении, что Лили и Джеймс Поттеры погибли сражаясь с Волдемортом. И по идее ничего не обычного в это не было бы, если бы не одно 'но'. Этим самым 'но' и был Гарри. Самая распространенная гласит, что Волдеморт попытался убить Гарри, но проклятье по каким-то причинам отразилось в него самого, оставив на лбу мальчика только шрам в виде молнии... А Тот-кого-нельзя-называть он же Лорд Волдеморт исчез.

— Не спится? — раздался рядом знакомый голос.

— Ага. Просто вся эта история кажется какой-то странной, а вот в чем пока не понял... Вот и сижу, пытаюсь понять, что именно тут не так, а в голову лезут иногда совершенно другие мысли, — ответил Гарри.

— Хмм... Ну, давай тогда вместе подумаем, — усмехнулся Уэллс. Поттер хорошо знал эту усмешку, чаще всего она означала, что решение лежит на поверхности, но по каким-то причинам Гарри её не видел. — Итак, давай подумаем о том, кто такой этот Волдеморт.

— Ммм... ну темный маг, — неуверенно сказал Гарри. Герберт на это заявление только тяжело вздохнул.

— Убери магию из уравнения. Иными словами представим, что никакой магии нет, а Волдеморт простой мафиози и не умеет взмахом руки рушить стены...

Гарри задумался. Сначала он даже не понял, о чем говорит его друг, ведь МакГонагалл описывала Волдеморта именно как сильного и искусного мага, так как же убрать саму суть его силы? А потом он вспомнил слова МакГонагалл: 'Тот-кого-нельзя-называть собрал вокруг себя очень много 'единомышленников'. Про цели этого Волдеморта он так и не спросил (всё-таки ему больше были интересны родители, а не неизвестные злодеи), но главное в том, что у этого 'неназываемого' были союзники, или, скорее всего, подчиненные...

— Он был лидером, — наконец сказал Гарри.

— В точку. Теперь давай подумаем, а часто ли какие-то шишки преступного мира самостоятельно идут кого-нибудь убивать?

— Ну, я не знаю... наверное, редко. Но, может мама с отцом, были настолько сильными магами?

— Я не буду спорить, может, так и было. Вот только количество в таких случаях может ломать качество и какими бы сильными и талантливыми они не были, пятнадцать или двадцать человек вполне смогли бы.... — он замолчал не договорив. — Прости, давай сменим тему.

— Да нет. Всё нормально, — нормально Гарри себя абсолютно не чувствовал. — Кстати, а можно спросить?

— М?

— А ты не скучаешь по...? Ну, ты понял, до этого момента Гарри искренне считал, что они похожи и всё отличие между ними в наличии сестры у Герберта. И только сегодня понял, что в отличии от него самого, его друг своих родителей прекрасно помнил, как и их смерть. Поттер поежился, представив как бы ему было на месте Уэллса.

— Скучаю конечно, — вздохнул Герберт. — Но, не смотря на это, я не собираюсь, всю жизнь жить в прошлом. Сожалея об их потере, я стараюсь быть таким, чтобы они могли мной в любом случае гордиться... Ну, как-то так. А ты сам-то как?

— Я... — Гарри замялся, подбирая слова. — Я тоже. Не смотря на то, что их совершенно не помню...

Оба замолчали и уставились на звездное небо. Мысли в голове Гарри как-то неожиданно успокоились, на душе, конечно, было грустно, но это пройдет. По крайне мере он на это очень надеялся.

— Пойдем в дом, а то если Бетти нас сейчас увидит — нам будет очень-очень плохо...

— Пошли.

Кинг-Кросс. 1 сентября 1991 года.

— Эй, мальчик, ты тут один? Где твои родители? — офицер склонился над одиннадцатилетним мальчишкой.

— Э, нет сэр. Родители сейчас около поезда, а я побежал купить газировки в дорогу... — после небольшой заминки ответил мальчик.

— Хмм... вот как? Хорошо, пойдем, я тебя провожу, — на лице ребенка обозначилось выражение, соответствующее страху и одновременно раздражению.

— Не стоит, сэр. Тут недалеко...

— Всё равно. Тебя то я уже несколько раз видел, а вот тех, с кем ты пришел, нет,— отрезал полицейский. Мальчик только вздохнул и поплелся к девятой платформе. Впрочем, едва они сделали несколько шагов, как раздался звон разбитого стекла. — А ты точно с родителями, а не с какими-нибудь дружками? — полицейский, прищурившись, поглядел на мальчика.

— Ну, разумеется я с родителями! Куда мы, по-вашему, шли? — раздраженно ответил тот.

— Ладно, тогда стой здесь, и не смей никуда уходить!

— Сэр, есть сэр! — шутливо козырнул мальчишка, вытягиваясь в струнку. Несколько раз по пути к разбитому окну, полицейский оглядывался, но мальчик исправно стоял на месте. В конце концов, успокоившись и убедившись, что он никуда не собирается скрываться, он успокоился.

Герберт, убедившись, что вокруг разбитого им окна, собралось достаточное количество людей, подхватил пакет и, мысленно извинившись перед работниками вокзала, скрылся в стене, разделяющую платформы девять и десять. Платформа девять и три четверти была полностью в сизом дыму даже, не смотря на то, что поезд 'признаков жизни' не подавал совершенно. Мальчик, разумеется, понятия не имел какой дым шел от первых поездов и паровозов, но был почему-то твердо уверен, что дым должен пахнуть сжигаемым топливом, которого он по какой-то причине не чувствовал совершенно.

Начало сегодняшнего дня выдалось довольно суматошным, в основном, из-за Элизабет — сестры Герберта. Сначала она намеревалась впихнуть в чемодан, своего младшего брата, почти весь шкаф с вещами, и это несмотря на то, что чемодан был готов ещё два дня назад. Потом ей отчего-то пришло в голову, что ребятам в дорогу нужно еды, причем очень много еды. Уже будучи на вокзале, она всё пыталась пройти через барьер, но пройти его смогла только взявшись за руки с Гербертом. И как финальный аккорд, 'вспомнила' что опаздывает в институт, хотя уходить всё равно не спешила. Сам же младший Уэллс, тихонько 'кипел', но сдерживался — так как прекрасно понимал, чем выражено такое поведение сестры. Элизабет ушла минут двадцать назад опять же с помощью Герберта, заодно он зашел и в газетный киоск, чтобы было не скучно в дороге

— Чего-то ты долго... — проговорил мальчик, сидящий на тележке с чемоданом. На том же чемодане сверху лежала стопка журналов с кроссвордами.