— Хорошо, ну, а что вы скажете о верхней палате парламента, дядя? — спросил Джон, смеясь.
— Верхняя палата? Ее назначение — служить примером для нижней палаты. "Вот чего можно достичь, если верно служить королю", — как бы говорит верхняя палата нижней. Должности, звания, богатство, власть, — все дано джентльменам из верхней палаты. С высоты своего положения они лениво и снисходительно наблюдают за суетой джентльменов из нижней палаты, как сытый кот наблюдает со своей лежанки за возней мышей на полу.
— Я вижу, вы прекрасно разбираетесь в механизме парламента, — саркастически заметил Джон, — отчего бы вам, дядя, самому не попробовать себя в политической деятельности?
— В молодости я был слишком ленив, чтобы это сделать, а теперь я стал слишком стар, чтобы заняться этим. Моя жизнь прекрасна: я завтракаю в компании с его величеством, имею место при дворе, у меня есть, пусть и небольшой, но стабильный доход, — чего еще желать в моем возрасте? Но лет тридцать назад мне предлагали выдвинуть мою кандидатуру в нижнюю палату парламента с гарантией того, что я обязательно буду избран. Да, я вращался в парламентских кругах, да и поныне имею в них приятелей. Откуда, вы думаете, у меня появилась гостевая ложа? Мои друзья так почитают короля, что ловят каждое его слово, а поскольку я завтракаю с его величеством, то и рассказываю им о настроении государя, и о некоторых его изречениях. Эти люди умеют быть благодарными, поверьте, молодой человек! — сэр Френсис потрепал племянника по плечу.
— Вы лично знаете парламентариев? — удивился тот.
— Конечно. Со многими я знаком, о других наслышан. Могу утверждать, что они относятся к особенному, можно сказать, избранному роду человечества. Я знаю среди них, по меньшей мере, десяток убийц, около пятидесяти бандитов, почти сотню крупных воров и шесть растлителей малолетних, не считая мелких жуликов, аферистов, шулеров и содомитов. Исключительные качества натуры этих джентльменов позволили им достичь успеха на поприще политики. Не кривитесь, сэр племянник, вы молоды и не понимаете очевидной истины, — для того чтобы добиться чего-нибудь в нашем мире, надо отбросить некоторые обременительные условности.
Джон дернул головой, но ничего не ответил дяде.
В зале становилось душно; галерея для гостей была заполнена народом так плотно, что люди стояли на ней, прижавшись друг к другу. Палата заседаний, занимавшая весь нижний ярус зала, была освещена множеством нещадно коптивших масляных ламп, отчего над верхней галерей висел густой едкий туман, усиливающий духоту здесь. Расположившиеся в отдельных ложах счастливцы, обмахиваясь платками и шляпами, недовольно оглядывались на простую публику и морщились от гула и гомона толпы.
Парламентарии уже собрались. Представители верхней палаты, явившиеся на совместное заседание с нижней, чинно сидели на первых скамьях, не обращая никакого внимания на публику, лишь изредка на лицах почтенных сенаторов проскальзывало выражение некоторой брезгливости. Кресло короля пустовало; по слухам, его величество не собирался сегодня приезжать в парламент, дабы не оказывать своим присутствием давление на парламентариев при принятии ими важного решения.
Ожидание становилось утомительным; пора было открывать собрание, но почему-то задерживался председатель парламента.
— Что-то случилось, наверное, что-то случилось, — говорил Джон, ерзая на стуле, — странно, что председателя все еще нет.
— Как это — нет? — сказал сэр Френсис, снисходительно улыбаясь. — Он давно приехал.
— Приехал? Но где же он?
— Пьет грог у себя в комнате. В такую сырую и холодную погоду одно удовольствие выпить стаканчик горячего грога, — мечтательно вздохнул сэр Френсис.
— Но, милорд, он же председатель парламента! Его ждут, сегодня должно быть принято важнейшее решение. Нет, это невозможно; что вы говорите, дядюшка! — возмутился Джон.
— Почему бы человеку не выпить грога, если ему хочется выпить, и у него есть такая возможность? — проникновенно спросил сэр Френсис. — Председатель вообще любит выпить, а выпивая сейчас, он, во-первых, получает удовольствие, — что является самым главным в жизни; во-вторых, подкрепляет свои душевные и физические силы, готовясь к речи, которую он должен произнести; в-третьих, показывает собственную значимость, ибо без него не может состояться обсуждение первостепенной государственной проблемы; в-четвертых, создает необходимую в сегодняшнем заседании драматическую обстановку. Только подумайте, сколько пользы заключает в себе всего один стакан грога.
— Невозможно, нет, невозможно! Уверен, что вы ошибаетесь, дядя, — сказал Джон.
— А вам хотелось бы, конечно, чтобы тут была некая тайна и высший смысл? Молодой человек, поверьте мне, жизнь — необыкновенно простая штука. Все ее загадочные явления имеют наипростейшие объяснения, поэтому, чтобы не умереть от скуки, мы придумываем себе тайны.
— Нет, я не согласен с вами, сэр! Мне кажется, вы упрощенно смотрите на мир, — возразил Джон.
— Не соглашайтесь, дорогой племянник, не соглашайтесь! Пока вы сохраняете веру в чудеса, вам веселее будет жить... Но глядите, вот он, председатель! Какая красная у него физиономия, — видимо, от ветра и от холода на улице. Что же, вы дождались исторического события, сэр Джон, — заседание начинается.
Секретарь парламента ударил в гонг, и зал затих, приготовившись выслушать речь председателя. Гостей, однако, постигла большая неприятность: его слова отчего-то разносились только по нижнему ярусу парламента, почти не достигая галереи. Публика заволновалась; люди сначала напряженно вслушивались, а потом стали переглядываться и шептаться:
— Черт возьми, ничего не слышно!
— Что он сказал? А?
— Не понимаю, что он говорит?
— Откуда я знаю, что он говорит? Ничего не слышно!
Джон, пытаясь разобрать речь председателя, наполовину свесился из своей ложи.
— Сэр Джон, если вы хотите, чтобы ваше имя попало в историю, то вы выбрали исключительно правильный момент. Если вы теперь свалитесь вниз и разобьетесь, то в протоколах парламента это непременно будет отмечено. Таким образом, о вас долго будут вспоминать: "А, это тот молодой человек, который разбился во время исторического заседания парламента!" Или: "Это историческое заседание парламента примечательно еще и тем, что во время него разбился сэр Джон!" Пожалуйста, если хотите получить посмертную славу, можете высунуться из ложи еще немного, — и готово! Мне, правда, придется вытерпеть слезы и упреки вашей матери, но не думайте об этом, — я справлюсь, — флегматично произнес сэр Френсис.
— Но не слышно же ничего, дядя! — отчаянно воскликнул Джон.
— Экая беда! Но я вас утешу: я могу пересказать вам, о чем говорит наш уважаемый председатель, и о чем станут говорить наши честнейшие и мудрейшие парламентарии.
Джон сел на стул и взглянул на сэра Френсиса, пытаясь определить, шутит тот, или говорит серьезно:
— Вам известно содержание их речей?
— Я знаю, что они должны сказать, и знаю их характеры, поэтому знаю и то, как они это скажут.
— Ну, — разочарованно протянул Джон, — ваш рассказ будет весьма приблизительным.
— Зато я поведаю вам о некоторых мотивах выступлений наших ораторов, о коих сами эти джентльмены никогда вам не поведают. Вы ведь любите скрытые мотивы, сэр племянник. Впрочем, я не настаиваю; от духоты меня клонит ко сну, и я с удовольствием вздремну до конца заседания, если вы не имеете желания меня слушать, — сэр Френсис удобнее устроился на своем кресле и закрыл глаза.
— Извините, дядя, я не хотел вас обидеть. Дядя! Не засыпайте, прошу вас! Скажите, о чем говорит председатель?
Сэр Френсис лениво потянулся, распрямился и посмотрел вниз.
— В данную минуту он благодарит его величество за высокую честь, предоставленную парламенту в решении главного государственного вопроса, — сообщил сэр Френсис. — О, даже слезы потекли по щекам нашего уважаемого председателя, — мастер, настоящий мастер! За это его и ценит наш государь и прощает ему небольшие вольности в отношении каких-то там общинных земель... Парламентарии в восторге от королевской милости. Многие вскакивают со своих скамей и что-то выкрикивают, видите? Понятное дело, — они требуют составить особый благодарственный вердикт в адрес его величества. Председатель полностью разделяет их чувства. А теперь, обратите внимание, как изменилось выражение его лица: печаль и скорбь сменили благодарственную гримасу; почтительность, однако, сохранилась. Предстоит рассказ о разладе в королевской семье из-за неспособности ее величества родить наследника мужского пола. Уверен, что голос председателя дрожит, когда он говорит об этом. Ни слова осуждения в адрес королевы, упаси боже, лишь сожаление о том, что Господь не дал ей сына. Члены парламента внимают председателю с тоской, головы их опущены, и тяжелые вздохи услышали бы мы, если бы были там, внизу.
Сэр Френсис, сделав паузу, покосился на публику на галерее: люди в ложах и на стоячих местах, наблюдая за почти беззвучной для них сценой парламентского заседания, были заняты собственными разговорами по поводу происходящего. Тем не менее, сэр Френсис пододвинулся ближе к племяннику и понизил голос:
— Убежден, что среди наших парламентариев нет ни одного человека, который не желал бы избавиться от ее величества. Королева не умеет расположить к себе людей, к тому же, всем прекрасно известно об отношении к ней государя. Развод будет утвержден единогласно, но надо соблюсти правила игры. Вот председатель заканчивает свою речь, — и вот она, ключевая фраза: "Тяжелая государственная необходимость вынуждает короля смиренно просить святейший престол о расторжении брака с ее величеством". Могу ручаться, что я передал вам слова председателя близко к тексту, а сказано это им, хоть и с горечью, но и с сознанием своей правоты, твердо и сурово. Молодец, какой он молодец! Исполнил роль без сучка, без задоринки, — мастер, мастер, мастер!.. Боюсь, что дальнейшее будет неинтересно. Парламентарии на разные лады станут повторять пассажи речи председателя, ни на шаг не отступая от заданного им тона. Труднее всего придется сенаторам, — представляю, каких усилий им будет стоить борьба со сном.
Сэр Френсис откинулся на спинку кресла и перевел дух.
— Можно было бы спокойно ехать домой, да народу здесь чересчур много. Наш уход будет замечен, — прибавил он с сожалением.
— Уехать? Когда судьбоносное решение еще не принято? Да вы что, милорд, издеваетесь надо мной? — поразился Джон.
— А вы разве сомневаетесь, что решение будет принято? Неужели я вас не убедил? — сэр Френсис удивленно поднял брови при этом вопросе племянника. — В следующий раз, когда будет меньше народа, я отведу вас в кулуары парламента перед началом какого-нибудь очередного заседания, и вы увидите, как парламентарии общаются между собой и как они договариваются со своими клиентами, то есть я хотел сказать, с людьми, с которыми они связаны. Там решаются все вопросы, там идет настоящий торг, там совершаются сделки. А здесь лишь зрелище, предназначенное для публики. Все решения уже приняты, можете не сомневаться, сэр!
— Да, но как же? Если мы приехали, то... как же? — пролепетал Джон.
— Успокойтесь, сэр племянник! Мы дождемся конца заседания. Я совершу сей подвиг для вас. Но мои предположения уже начинают сбываться. Смотрите, слово берет достопочтенный сэр Арчибальд. Это ставленник небезызвестного сэра Джеймса, члена Королевского Совета. Сэр Арчибальд превзошел египетских жрецов и этрусских царей в искусстве магии: деньги делает просто из воздуха — еще три года назад был беден, а ныне владеет огромным состоянием. Если у вас в кармане завалялась монета-другая, держите их крепче, а не то в один миг они окажутся в руках сэра Арчибальда! Не улыбайтесь, молодой человек, ваше счастье, что вы не испытали на себе силу его магии. Этого джентльмена не привлекли к ответственности за колдовство лишь потому, что он охотно ссужает короля, когда его величество ощущает нехватку наличных средств. Сэр Арчибальд имеет все шансы стать сенатором, если его не казнят до тех пор. Если позволите, дорогой племянник, я не буду пересказывать вам речь этого славного человека, так как в ней не прозвучит решительно ничего нового по сравнению с речью председателя... Итак, сэр Арчибальд высказался, и сэр Джеймс может быть им доволен. Ну-с, кто следующий?.. Что?! Невероятно! Сэр Гуго, мой старый друг сэр Гуго берет слово! Невероятно.
— Почему невероятно, дядя? Кто такой сэр Гуго? — улыбнулся Джон.
— Как, вы не знаете сэра Гуго? Да он нянчил вас, когда вы были еще ребенком! Неужели вы не помните его? Мой старый друг сэр Гуго, вы должны его помнить.
Джон пожал плечами.
— Эх, молодежь! Не знать одного из самых выдающихся людей нашего королевства, — укоризненно сказал сэр Френсис.
— Чем он знаменит?
— Как же! Старейший член парламента, несколько раз менявший своих политических союзников, переживший всех своих покровителей, умнейший человек — сэр Гуго! Если бы он был адмиралом, его прозвали бы "Непотопляемый". А какая твердость характера, — за всю жизнь ни разу не изменил своим принципам, то есть всегда был верен себе и никогда не предавал собственные интересы... Он не любит выступать, предпочитает оставаться в тени, зачем же он сегодня взял слово? Вот теперь я могу лишь пожалеть вместе с вами, сэр племянник, о том, что ничего не слышно. Впрочем, я так хорошо его знаю, что постараюсь понять, о чем он станет говорить. Помолчите, Джон, ради бога, помолчите несколько минут, — я буду всматриваться и вслушиваться.
Сэр Френсис перегнулся через барьер ложи и застыл в напряженном внимании.
— Ба, вот оно что! Ай да сэр Гуго! — воскликнул он, принимая прежнее положение на кресле. — Вот она — старая школа политики! Нынче уж нет таких людей, — нет, сэр, даже не ищите!
Сэр Френсис вздохнул.
— Но расскажите же мне, дядя, о чем говорил сэр Гуго? Ну, дядя, ну, мне же интересно! — взмолился Джон.
— Охотно расскажу. Учитесь, молодой человек, как надо вести политику, — назидательно произнес сэр Френсис. — Мой старый друг Гуго, полностью согласившись с тем, что говорили председатель и сэр Арчибальд, попросил парламент не забыть о дочери королевы и его величества — о принцессе Марии. Сэр Гуго напомнил уважаемым парламентариям, что она является наследницей престола до тех пор, пока у короля не родится сын, поэтому необходимо, чтобы принцесса Мария не покинула страну и получила содержание, подобающее ее званию.
— Принцесса Мария? Но причем здесь принцесса Мария, милорд? — не понял Джон. — И в чем вы видите особую мудрость вашего друга, упомянувшего о ней?
— Эх, молодо-зелено! — вздохнул сэр Френсис. — Вы не умеете широко мыслить и далеко смотреть... Упомянув о принцессе Марии, сэр Гуго одним выстрелом убил четырех зайцев. Считайте, сэр: первое — король ненавидит королеву, но привязан к дочери. "Королева уедет, но Мария останется с отцом", — фактически сказал сэр Гуго и заслужил тем самым милость короля. Второе — император, батюшка ее величества, могущественнейший государь, будет рад узнать, что его внучка объявлена наследницей престола, не так ли? Понимаете, о чем я вам толкую? Третье — принцесса Мария станет получать приличную сумму из казны. Для этого нужно будет ввести дополнительные налоги, а кто ведает сбором налогов, я вас спрашиваю? Сэр Джеймс — вот кто! Я думаю, вам не надо объяснять, каким влиянием он пользуется при королевском дворе? И разве сэр Джеймс не будет благодарен сэру Гуго за то, что влияние это еще больше увеличится, да и сбор дополнительных налогов, откровенно говоря, — прибыльное дельце... Четвертое — предположим, только предположим, что у его величества так никогда и не родится наследник мужского пола. Тогда в будущем нашей королевой станет Мария. Вряд ли она забудет тех, кто преследовал ее мать, но сэр Гуго уж точно не пострадает от королевы Марии, — ведь именно он, единственный, позаботился о принцессе Марии сегодня.
