1940hr

Товарищи только рты разинули:

— Но как же износ гусениц? Далеко ли он уедет...

— Далеко. Проблему износа решает применение износостойких сплавов с применением осмия и прочих редких металлов, качественное легирование и закалка. Семь тысяч на одной паре спокойно прокатятся. В условиях нашего бездорожья гусеничные тягачи — самое то для артиллерии, тракторов, бездорожья, да и просто народного хозяйства. Там, где вся остальная техника в грязи тонет. Аэродромные тягачи снабжены исключительно резинометаллическими гусеницами, специально для условий аэродрома...

Берси вывел все три машины — Крайслер, грузовик и тягач.

Товарищи уже и не знали, как меня благодарить. Я остановил их:

— Не спешите, товарищ ведищев, вот разработаете своё на базе этой техники — вот тогда и будете ходить королём. А сейчас... сейчас я прошу меня простить. У меня дела.

* * *

Так о чём мои мысли были из-за визита людей из НАМИ? О, очень простые, я подумал о том, что нужно изредка премировать своих людей автомобилями. И сделать это было проще, чем казалось — Берси подвёл к проходной УЦ тридцать машин. Это были новенькие копии крайслера "Империал", по нынешним меркам машина... это как мерседес S-класса в двадцать первом веке. Хотя нет, скорее даже как майбах — мало кто видел эту роскошь, ещё меньше тех, кто мог её видеть вблизи и потрогать. Редкие звери. Поэтому когда после занятий толпа студентов высыпала из института, их встречали тридцать машин, установленных в рядочек. Я взял в руки мегафон и сообщил вышедшим:

— Товарищи студенты! Ваше обучение продолжится до лета следующего года. Но вижу, подстегнуть вас нужно уже сейчас. Я промолчу про то, что вкладываюсь в вас не просто так, а с надеждой, что уже со школьной скамьи будет понятно, кто из вас сможет пойти вверх.

Студенты высыпали всё больше и больше, я продолжил, подождав:

— Поэтому я решил подарить тридцати лучшим ученикам этого года автомобили Крайслер Империал. Выпущены весной этого года на американском рынке, самые современные и роскошные автомобили на сегодняшний день. Такого даже у верхушки партии нет. Помимо теории нужно будет сдать практику на отлично, только тогда вы сможете претендовать на получение машины! Призы будут отданы в новый год лучшим ученикам.

Шум, гам, а я разворачиваюсь и иду обратно к своей разъездной тачанке...

* * *

*

Гордость. Пожалуй, я испытал гордость за хорошо сделанное дело, когда после приземления в аэропорту Ленинграда мой самолёт встал в ряд с многими другими Илюшами моего завода. Сразу три десятка илюш стояли тут на стоянке, рулили, готовились ко взлёту... в эфире постоянно кто-то что-то говорил. Самолёты были оборудованы мощной по этим временам радиостанцией и хорошо работали на линиях флота. Я вышел из самолёта. Погода была... типичная осень. Двадцатое октября, прохладно, но солнечно. На аэродроме граждане грузились в илюшу. Было их немного, но они были. У трапа стоял молодой бортмеханик и он же следил за пассажирами. Они зашли, бортмеханик убрал трап, который тут же увезли два мускулистых, жилистых мужика в рабочей одежде. Я же стоял чуть поодаль и наблюдал за процессом. На посадку пошёл антошка. Сел, подрулил к нам и открыл аппарель, из него выехал автомобиль. Мой личный, персональный ЗИМ. Машина с чуть увеличенным клиренсом и полным приводом. Асфальт тут был только в городе.

Я поскорее забрался в лимузин и из его окна уже наблюдал за тем, как взревели двигатели илюшки, как он пошёл на руление и полосу...

Красиво, что ни говори. Мой ИЛ-18 выглядел франтом среди просто красивых. И совсем уж в сторонке жались сирые и убогие — старый авиапарк ГВФ, в основном это были вариации на тему "Сталь", причём уже старые, и даже несколько Ли-2. Наши же... Илюши имели примерно такую же дальность, но качество было несравнимо лучше. Я вспоминаю случай трёхнедельной давности, когда в наркомате устроили натуральную истерику по поводу того, что в нашем самолёте провода полностью упакованы в ПВХ и подписаны для удобства — такого в советском союзе не было никогда, даже в последние дни союза. Проще выпустить провод и отчитаться, чем ещё маркировать его. Тут же... нет, у нас как в операционной. Но жопорукие механики ГВФ могли угробить что угодно — уже несколько самолётов сели с отказавшими двигателями и гидравликой — пришлось наорать на тех сраных крестьян, что обслуживали технику. Никак не возьмут в толк, что это не дубовые моторы двадцатых, тут нужна чистота, точное следование инструкции. Неукоснительное.

В общем, проблемы были. В первую очередь потому, что не в коня корм, советские механики не могли нормально обслуживать настолько сложную технику. Про нарушения в области применения расходников, масла, я вообще промолчу. Дошло до того, что наш дизель пытались смазывать местным маслом. Заглох навсегда, механика за вредительство в лагеря. И правильно, это хорошо, что летел с почтой, а если бы людей вёз? Самолёт разбился, пилот жив остался, только травмы. Лет на пять приземлили его...

В общем, вроде посмотришь — кровавый тиран Сталин держит народ в страхе. А посмотришь на эти крестьянские рожи, которые могут технику убить просто по незнанию и срать хотели на инструкции и правила — так и тянется рука к нагану, расстрэлять одного, чтобы сотня других поняла, что за такое бывает.

Колхозничанье с техникой как правило проходит по статье "вредительство". Гребут не всех, но широким фронтом, чтобы не расслаблялись. И только тогда механики начинают читать инструкции — не из прилежности, а из страха быть расстреляными или что намного более вероятно — получить лет пять лагерей. Это такой курорт для тех, кто не смог работать на более-менее сложной работе и захотел халтурить.

В Ленинграде у меня были неотложные дела. Товарищ Сталин, понимая, что избежать трагедии блокады не удастся, захотел сделать хоть что-то превентивно. Попытки воевать с финнами оказались неудачными — те предпочли лечь под Гитлера и ножки раздвинуть, чем обменять часть территории, близкую к Ленинграду. Ситуация была хуже некуда. Больше всего огребли не финны, а неудачливые красные командиры. Огромная машина советского союза получила втык и была вынуждена откатить на исходные позиции, а Гитлер в который раз убедился, что эти русские — колхозники, а не солдаты.

В Ленинграде жило много видных людей, учёных, всех их заблаговременно под разными предлогами вывозили из города, в основном — на новое место работы. Заниматься нам приходилось всем. Конкретно сейчас вождь народов позвонил мне по телефону и изложил свой хитрый грузинский план по поводу того, как можно улучшить ситуацию в Ленинграде при попытке блокады. Можно заранее создать крупные запасы продовольствия и снабжать жителей мы сможем, сбрасывая с самолётов продовольствие. Естественно, запасами занимался Лаврентий Павлович, а вот самолёты... самолётами уже я. И сейчас мой лимузин подъехал к ленинградскому горкому партии, где меня уже встречали товарищи. Берия выглядел очень презентабельно, странный грузин. Круглолицый, лицо немолодое, уже побитый жизнью мужчина без своего пенсне. Рядом с ним стояли местные товарищи. Берию я лично не знал, хотя знал, что он у Сталина на хорошем счету. Наблюдение Берси не подтвердило каких-либо конспиралогических теорий по его поводу. Товарищ Берия доверия заслуживал. А вот его приближённые — не особо, это касалось не всех, но многих. Мой лимузин остановился как раз напротив входа. Товарищ Берия протянул руку и представился:

— Берия, Лаврентий Павлович.

— Иванов, — я улыбнулся и пожал протянутую руку, — ну что, товарищи, пойдёмте туда, где можно говорить.

Вокруг нас кипела жизнь. Люди шли по своим делам, люди были заняты своими проблемами. Берия кивнул и мы двинулись в здание. Там же расположились в большом, красивом по местным меркам кабинете. Достал откуда-то папку и пенсне, водрузил пенсне на нос. При этом все остальные нас покинули. Товарищ Берия спросил:

— Сталин доводил до вас свои планы по поводу Ленинграда?

— Было дело, — я сел напротив, — моя часть касается военно-транспортного самолёта большой вместимости и авиадесантирования грузов.

— Отлично. Я надеюсь, — он поднял на меня взгляд, — эти самолёты у нас будут?

— Будут, — пожимаю плечами, — по количеству только пока всё туманно. Когда введём все стапели, транспортными самолётами могу вас если не завалить, то насытить точно.

— Да... товарищ Сталин считает, что немцы не возьмут Ленинград, вместо этого взяв его в осаду. Захват заводов будет невозможен — сами взорвём, оставив им пепелище вместо города. Тогда они применят тактику осады...

— Скорее всего, — кивнул я, — имею мнение, что авиадесантирование продовольствия и прочих припасов должно применяться намного шире. Это открывает прекрасные возможности по снабжению войск. Мы можем выбросить по двадцать тонн груза с машины.

— Не говорите Гоп, товарищ Иванов, — усмехнулся Берия, — пока не выбросили. Вернёмся к непосредственной проблеме. Если вы не против.

— Да, конечно.

— Помимо Ленинграда мы испытываем ряд трудностей по многим направлениям. Которые мы никак не успеваем нагнать по техническим соображениям. Я прошу вас поделиться своей тяжёлой техникой и людьми для реализации ряда проектов...

— Без проблем. Одолжу вам моих стахановцев и тракторы.

— Судя по тому, что мы видели, это трактор размером с дом...

— А, вы про Т-1000? Бульдозер. Двести тысяч лошадок, четырнадцать тяговых электродвигателей, триста пятьдесят тонн веса.

— И грузовики тоже. С экскаваторами. Сколько они керосина то жрут?

— Ноль. Реактор холодного синтеза, — отмахнулся, — главное ведь не это. Если уж мы заговорили про глобальные проекты, то извольте рассмотреть, — я достал из портфеля книжку и протянул Берии, — в целях презентабельности делаю книги.

Берия взял книгу и открыл. Почитал, полистал. Белые плотные глянцевые страницы и красивые, сочные картинки. И посмотреть было на что. Он посмотрел всё, пробежавшись глазами по заголовкам — я ему не мешал.

Закрыл, закрыл глаза и задумался.

— Масштабно.

— Мы только так и работаем, — развёл я руками, — в наше время до екатеринбуга идёт линия маглева. Маглев я вам обещать не могу — ещё не ваш уровень технологий... но за неимением гербовой...

— Хорошо, мы обсудим это с товарищами. Но в чём причина?

— Грядёт война. В СССР проблема — плохо развитые территории. Незаселённые территории. Самым логичным мне кажется устроить массовое переселение из зоны боевых действий и будущей оккупации вглубь страны основного крестьянского населения. Чтобы противник не имел возможности эксплуатировать и убивать советских крестьян.

— Это нереализуемо. По крайней мере, пока что. Крестьянство — крайне косное общество, они плохо относятся к советской власти и подобное вызовет бунт.

— А ещё крестьяне крайне привязаны к земле. Давайте говорить прямо, советское правительство они воспринимают как нового хозяина. Который обещал им свободу и землю, а в результате отобрал и то и другое, окончательно. Поэтому и бунтуют. Поэтому злы. Они бы и рады работать в колхозах, да только если помимо этого своё хозяйство было. Двадцать лет пропаганды не изменят тысячелетних, въевшихся в основу культуры и генома, догм и традиций. Скорее это внешняя среда, никак на внутреннюю не влияющая. Поэтому разрядить эту обстановку военно-принудительными методами нельзя, можно только попытаться подавить. Закончите как Батый с Наполеоном — русского мужика не переломить такими мелочами, как репрессии.

— Однако же они легко повиновались религии, — сверкнул своим пенсне Берия, — товарищ Сталин предупреждал, что с вами сложно...

— Отнюдь. Я наиболее честен и прост, как чугунный лом. Потому что мне хитрость не нужна, я и так Всё могу.

— Да ладно? — Берия усмехнулся, — так уж и всё?

— Почти всё.

— Воду в вино превратить тоже?

— Могу.

Ну и правильно. Не буду объяснять тонкости молекулярной манипуляции, оставлю только само чудо, взяв графин, потряс его и водица превратилась в вино. Отменное грузинское вино. Налил Берии стаканчик, сам взял:

— Длинный грузинский тост с вас, я национальностью не вышел.

* * *

Если не вдаваться в подробности, то в книжке были описания проекта, по которому большую часть населения западных областей СССР следует эвакуировать с началом войны в недельный срок ближе к уралу и в прочие малозаселённые регионы России. Уже там мы сможем развернуться и жить...

Не последним в этом плане была идея постройка грузовой железной дороги — первой трёхполосной, две полосы в одну сторону, одна в другую. Смысл трёхполоски тут пока ещё не поняли, но я разъяснял его в тексте — во время войны как правило дороги работали в одну сторону активнее, чем в другую. Правая полоса от нас, то есть от Москвы на Ёбург, левая — из Ёбурга в Москву, а третья — блуждающая, которая могла работать в любую сторону, фактически давая возможность удвоить транспортную мощность без изменения режима работы дороги. При этом пустые и полупустые вагоны шли обратно по одной полосе, гружёные — по двум другим. И наконец, это давало возможность перевозить негабаритные грузы, потому что у двухполосной дороги допустимые габариты в три раза больше. Сцепить два поезда вместе жёстко никто не мешает. Это позволяло перебрасывать железной дорогой уже технику, авиацию, турбины, небольшие подводные лодки, прочие негабариты...

Остро встал вопрос противовоздушной обороны. Лаврентий Павлович выдал мне документ, по которому следовало, что в СССР наметилось заметное отставание от ведущих мировых держав в артиллерии ПВО ближнего и дальнего радиуса. Поэтому войну наша ПВО выдержать не могла — немцы могли бомбить наши города. С этим нужно было что-то сделать, так дальше нельзя. Сейчас на вооружении состояли малокалиберные артиллерийские орудия, едва ли способные эффективно приземлять немецкие самолёты и в особенности — бомбардировщики.

Собственно, мои предложения сводились к постройке железной дороги, а вот зенитками они сами занимаются, я тут не при чём!

* * *

Если уж развлекаться на второй мировой войне, то по-полной. Серьёзно, развлекаться нужно уметь, и одно из развлечений — занозу в попец Гитлера вогнать. А именно — построить крепость. Это я нашёл смешным, на что даже испросил разрешение у Сталина, и мы приступили к строительству наземного и подземного уровня крепости. Строить собирались зимой, но сразу из сверхпрочных материалов. Крепости тут ещё состояли в ведении РККА и фактически, находились в боевой готовности, хотя уже уходили в прошлое. Причины просты, конечно же, превосходство средств разрушения над средствами защиты. Я же решил построить крепость под Вязьмой, крупную такую. Квадратную, километр на километр, высота стен — тридцать-сорок метров из фортификационного бетона пятиметровой толщины. Да со всеми добавками и усилениями, принятыми в нашем двадцать первом веке — взломать такую крепость не получится. Гитлер и многие другие получат ложный сигнал об эффективности этого вида и будут тратить дохрена денег на строительство крепостей.