Продолжение 15

— Ну, а для этого нужно будет создавать, к примеру, Военный арбитраж, куда войдут честные и грамотные офицеры. Именно честные, а не преданные кому-либо... Но вернемся к парламентариям. Принцип тот же: если его деятельность наносит вред стране, он — преступник. Или по некомпетентности, или по злому умыслу. Что на суровость приговора не повлияет... Ну, хорошо, еще один пример. Представьте себе некий механический прибор, состоящий из шестеренок, болтиков, шайбочек и прочих мелких деталей. Он работает, пока все они исправны и выполняют свои функции. Но, если какая-то деталь ломается, прибор не действует. Следовательно, детальку изымают и ставят на ее место новую... А старую — или ремонтируют, если это возможно, или выбрасывают за ненужностью...

С Майером беседа была гораздо короче и скучнее. Кто о чем, блин, а вшивый — о бане... Единственное, что гордый тевтон соизволил сообщить русскому варвару, так это то, что наш поединок не отменяется, а переносится на неопределенное время. Пришлось заверить беднягу, что, мол, — да, any time, any place, всегда к Вашим услугам. Была бы вместо фуражки шляпа, как у д*Артаньяна, расшаркался бы в реверансах... Ну, и хрен с ними, будем заниматься текущими делами. Конец августа, надо Лесечку в гимназию пристроить, а то у наших медиков, взявших над ней плотное шефство, что-то туго это получается, везде вежливо посылают подальше. И проконтролировать, как втянется в учебу новый поток фронтовиков. Приехал там один индивидуум, — чуть на пятую точку не сел, когда фамилию услышал!..

*

— Ну и загонял ты меня сегодня, Сидор Артемьевич! — Лихого вида вояка с щегольскими "кавалерийскими" усами, добродушно улыбаясь, обращается к сидящему рядом в курилке худощавому унтеру. — Совсем никакого почтения к старшому по чину. Где это видано, штоб цельный фельдфебель и Георгиевский кавалер, как мальчонка какой, по деревьям в чужом саду за яблоками лазил? И нашто ето нам, така учёба?

— Так тебя ж, Василий Иванович одразу предупредили, шо здесь вы все курсанты и должны делать то шо инструктора накажут. Вот к примеру, начнет тебя какой ефрейтор на кулачках учить биться, так ему шо, на погоны твои глядеть и во фрунт становиться? А крестов и у меня достанет не меньше твоего. Ты краще помиркуй: когда по лесу ходишь, много поверху глядишь? Вот то-то и оно, шо нет. И гансы тако же под ноги больше смотрят. Бредут себе, к примеру, парочкой в патруле, а тут на одного с дерева кто-сь прыгает, а второго — кочка, иль кустик какой уже на травке разложил. От и нету патруля-то. И быстро, и тихо. Мы в роте давно так делаем...

— Эт-та хто ж такое придумал?

— Кто придумал — не ведаю, а в обучение наш Командир ввёл. Как и всё остатнее. Хлопцы казали, шо у Командира не только солдаты обучались, а и господа офицеры, да и не один десяток науку проходили.

— Это батальонный ваш, што ль? Какой-то он... С прибабахами. Моё фамилие услыхал, так аж в лице переменился. А потом имя, да еще и с отчеством слёту угадал. А еще и спрашивает так с усмешкой, мол, а ты, фельдфебель, хорошо плаваешь? К чему бы?..

— А хто ж его ведает, Василь Иваныч? Хотя, как ты говоришь, прибабахов у него хватает... Ты-то хоть сам сюда вызвался ехать, а я... Знаешь, как сюды попал? Нет, то послухай мэнэ. Служил себе в своем родном 186-м Асландузском, к нам как-то раз дохтуры какие-то приехали, один из них мне пилюльку дал, мол, кашлять не будешь. Я и заснул, а проснулся уже в поезде. Хотел было бучу поднять, а мне прапорщик сопровождающий приказ за подписью аж командующего армией под нос тычет, мол, переведен ты, ефрейтор, в другое место... А Командир, когда ему представился, тогда еще смеялся, мол, Ковпак есть, осталось еще Чапаева, Жукова, Малиновского и ешо кого-то там найтить. Вот тебя он уже нашел.

— Да откель ему про меня знать? Я ж не персона какая важная, простой плотник... И зачем я ему сдался?

— Не знаю, то его дела странные. Тут, в батальоне, всё поначалу необычным казалось, а щас — ничего, уже пообвык.

— И што тут такого странного?

— Да много чего... То, што сюда попал, ешо ничего не значит. Вот, присягу Государю все давали, вроде и равны должны быть, а здесь покуда Обряд не прошел, будешь чужим. Гнобить, само собой, никто не будет, но и близко к себе не подпустят, будут за дитё малое считать, хоть и грудь вся в крестах и сам ты из себя весь герой.

— Да што за Обряд такой?..

— А должон кажный сходить через нейтралку и ганса в окопе одним ножом кончить и евонную винтовку забрать. Она-то его личным оружием опосля становится. Оно понятно, не один идешь, хлопцы рядом. Но горло режешь сам, и, если сплохуешь, могут и не успеть помочь. Ежели смог, ты — уже свой, за тебя весь батальон горой станет, любого порвут. Тока и сам будь любезен чуть шо, то ж самое сделать. И офицеры нам, — как братья старшие. Поначалу в диковинку было, шо никто из благородий на солдата не орет, рук не распускает. Потом тока докумекал, тут война другая, и офицер с простым солдатом должны друг друга с полувзгляда понимать, иначе — труба.

— И што, их благородия тоже Обряд проходили?

— А то як же ж! Вона, ротный наш, Сергей Дмитрич, пока не обучился всему наравне с солдатами, тока дневальными, считай, и командовал. А уж потом казаки его на ту сторону сводили. И другие — также... А вообще, у нас больше половины офицеров из нижних чинов вышли, сами лямку тянули. От хоть того же Котяру возьми. То бишь, прапорщика Ермошина. Полтора годика назад простым солдатом был. Глянулся чем-то Командиру, тот его к себе и взял. За етое время до зауряд-прапорщика дослужился. А недавно-сь экзамены в гимназии сдал, и — на тебе офицерские погоны.

— А пошто его Котярой зовут?

— Хлопцы казали, были они с Командиром как-то там... Ну, понимаешь, о чем я. И получилось, что патруль германский што-то заподозрил там, где они залегли, а шум поднимать нельзя было. Вот Федор тогда и выдал. Котом как заверещал и булыгой в кусты запустил. Ну, гансы и подумали, шо кошки там шуры-муры крутят. От с тех пор у него позывной "Кот".

— И нашто вам етии... как его... позывные, имен мало?

— На задании, когда вражина рядом, друг друга так называем — тихо и коротко. Я вот Сидом стал по имени своему, Боря Сомов — Бором, Мишка Пилютин — Усом, казаки с Первого Состава ну, те, шо с Командиром с самого начала начинали, так те вообще — Рэмба, Шварц, Зингер, Гор, Змей, Гунн.

— А с их благородиями тако же? Вроде, как не по уставу обращеньице-то.

— Так это на задании. Вот Остапец — Батя, это у него еще, когда он сотней погранцов командовал, прапорщик Горовой — Хим... Хто там ешо?.. Поручик Стефанов, он сейчас со своими под Питером, — Ян, таму, шо свою роту "янычарами" зовет...

— А у Командира вашенного какой позывной?

— Гур. Это от фамилии евонной. А так — Командиром и зовем... Хотя, есть у него ешо один позывной, но это — так... Ребята его промеж собой Бешеным зовут.

— Чего так?

— ... Сам не видал, но в казарме гутарили... Как-то разведка возверталась с языком, да гансы заметили, тревогу подняли. Один казак остался отход прикрывать. А Командир их на нашей стороне ждал. Как узнал про это, говорит, мол, мы своих ни живых, ни мертвых не оставляем. Свистнул нескольких человек, взяли у местных окопников лопатки и — обратно к германцам. Отбили того казака, он контуженный оказался, и обратно приползли... Так ребята говорили, Командир, когда в окоп спрыгнул, с ног до головы в кровище был весь заляпанный. Лохматка, сапоги, руки, лицо... а глаза такие — смотреть страшно... Вот потому и стал Бешеным. За своих хоть перед германцем, хоть перед кем не отступится.

— А с виду — вежливый такой, веселый, улыбается всё время. Я было подумал, што и вояка он не очень штобы.

— Ага, ты наших поспрошай, они тебе много чего интересного расскажут. У него личный счет тока — под две сотни гансов. А веселый — так дочка у него недавно родилась, вот и улыбается.

— Это когда по чарке на ужин дали?

— Ты, Василь Иваныч, об этом и сейчас потише, и опосля никому не рассказывай. У нас в батальоне, считай, сухой закон, но вот по особым случаям... Ну, там, Георгия кто получит, аль медаль. И, опять же, дитенка обмыть надобно было с господами офицерами, никак без этого. А штоб нам обидно не было, он Батю и попросил угощеньице всем устроить. Ну, как бы мы сами тихонько надыбали, а командиры, вроде, и не заметили. Опять же с провиантом, сам же бачив, кормят от пуза. И побачь, харчуются и солдаты, и офицеры из одного же котла. Эта тож Командир постановил.

— ... Хороший-то он у вас хороший... До поры, до времени. Вот, например, прикажут ему генералы, и выведет он в случае чего ваш батальон демонстрацию, аль забастовку усмирять. Как в девятьсот пятом было... Што тогда делать будешь, Сидор Артемич, в простой люд стрелять, аль штык супротив своего Командира повернешь, а?

— Послужишь, Василь Иваныч, у нас поболе, поймешь, што он не тока не поведет нас супротив простых людей, а ешо и другим не даст того сделать... Вот ты у себя в полку слыхал о гуровцах?

— Дык хто ж не слыхал-то? И про дочку царскую знаем, и про Нарочь, и про Барановичи... Да ты меня с толку-то не сбивай. Он, што, приказ не выполнит? Да за ето ж его...

— Не-а! Штоб ты знал, Командир помимо прочего ешо и офицером по особым поручениям у Регента служит. По каким таким особым, — понимаешь? И, миркую я, шо Великий князь Михаил Александрович к нему прислушивается... Вот и прикинь, коль такая катавасия начнется, выйдет наш Командир перед солдатами, коих выведут стрелять в народ и скажет, мол, вот он я, капитан Гуров, хотите в своих стрелять, начните с меня. А то и по-другому можно... Как думаешь, трудно нам будет в чужой полк пролезть, караулы возле ружкомнат поставить, всех на плац согнать и офицеров в отдельной комнате запереть? Вона, рядом с нами донцы квартируют, бачив? Как сюда перевелись, они с нами прям через губу разговаривали. Оно понятно, — казаки, не то, што мужики в шинелях, пусть и гуровские. Как-то человек десять пошутить хотели, ночью пытались наших дневальных скрасть... Потом ротного чуть ли на коленях не умоляли обратно по всей форме отпустить, а не в одних подштанниках. А через недельку наши к ним в гости сходили, тож самое сделали, да на всех дверях записочки повесили со словом "Бомба"...

— Ну, может, оно и так. В окопах мужики щас о многом талдычат, да и в стране, вишь, што деется...

— Ага, талдычат, да всяких брехунов-агитаторов слушают... Ты сам-то, случаем, не из партейных будешь, а, Василь Иваныч? — Ковпак насмешливо глядит на собеседника. — Да не боись, не побегу жандармам жалиться.

— Да и не боюсь я ничего!.. Я — за то, штоб по справедливости для всех, особливо для простых людей. А так, — было у нас много болтунов всяких, есеры там, анархисты всякие. Последние, вроде, толковую мыслю предлагают. Надо государство поуничтожить, народ сам в общины соберется, а там и оне промеж собой договариваться будут. Вот захотел портки новые, пошел к портным, оне их и пошили. А ты им взамен там табуретку какую, иль стол сделал.

— Общины, говоришь? Дык те ж крестьяне давно так живут, и, шо, щастливы? С хлеба на воду перебиваются. А то и до лебеды доходят.

— Ето потому, што над ними куча всякой шушеры стоит. Чиновники там, помещики, буржуи, полиция... А не будет их — по другому народ заживет.

— Да не заживет, Василь Иваныч. Вот гутарили мы как-то с Командиром, он нам и разложил всё по полочкам. Вот, какой-то мужик ему сказал, шо мог бы больше хлеба там, да и всего другого нарастить, да община не дает. Кожный год наделы по-новому раздают, и нет у мужика того интереса за землицей ухаживать, мол, всё одно, уйдет она к соседу, а тот даж спасиба не скажет, ешо и посмеется.

— И он с вами про такое разговоры разговаривает?

— Сейчас-то Командир в отъезде, иногда на пару дней заедет, и — всё. А раньше частенько по вечерам с ним за жисть говорили. Он нам свою идею и обсказал. Надо, мол, торговлю хлебом у купцов-дармоедов забрать в государственную власть, штоб цены не взвинчивали, крестьянам дать землю, но и штоб оне оговоренный хлебушек сдавали, а не на самогон переводили. Рабочим на заводах — условия человеческие, учить их специяльностям, штоб не было "подай, принеси, пошел отсюдова", больнички опять же при кажной фабрике штоб были...

— Да хто ж на такое согласится? Это ж для заводчика чистое разорение.

— А хто его спрашивать-то будет? Хочешь быть заводчиком — делай, что сказано, тогда тебе и почёт с уважением, и заказы всякие от государства. Не хочешь, — вот те штрафы за то, што работники у тебя живут хреново. А будешь с другими недовольными супротив власти умышлять, — заводики в казну, а самих — на каторгу. В Сибирь там, иль ешо куда. Лес валить, дороги строить... Да и щас люди среди посредь них есть. Тут до нас часто академик приезжает, ну генерал, только штатский. И от него нам польза великая выходит: консервы там новые, сладости, как он там их... витаминами кличет. Палатки опять же ...

— Ну да, так царь и согласится. Он-то первый против народу...

— Да не против он народу, просто те ж богатеи через министров ему толкуют, што, мол, от водки, да от нечего делать русские мужики бунтуют. Вона его сицилисты "сусликом царкосельским" обзывали, а он сам оружие новое да огнеметы проверял, там его и поранило жутко як.

— А Командир ваш, значицца, ему правду расскажет, и всё хорошо будет, так?

— Так я ж тебе сказал, Василий Иваныч, и про него, и про Регента. Думаешь, просто так всё у них?.. Ладно, пошли-ка в казарму, скоро поверка уже. Потом договорим...

*

Половина сентября пролетела как-то незаметно, хоть и в рутинных заботах, в основном, по подготовке к поступлению в Академию. Больше всего времени уходило на артиллерию и фортификацию, не хотелось ударить в грязь лицом перед конкурентами. Помимо этого умудрился сдать экстерном экзамены в Офицерской Стрелковой школе. По совету всезнающего Келлера и принципу "запас карман не тянет".

Когда принес рапорт генералу Филатову, он в ответ только поухмылялся в бороду и заявил, что после того, что я со своими архаровцами здесь напоказывал, экзамен будет, скорее всего, пустой формальностью. А заодно сообщил, что с неделю тому назад общался с генерал-майором Потаповым, до недавнего времени занимавшимся организацией и обучением черногорской армии, а теперь являвшимся начальником эвакуационного отделения Главного управления Генштаба, и в разговоре упомянул, какие уникумы у него сейчас квартируют. Тот очень заинтересовался данным вопросом и попросил мои координаты. Так что в ближайшее время, оказывается, надо ожидать приглашения в гости.

Которое не замедлило вскорости последовать. Через неделю, вечером, когда по недавно приобретенной привычке собирался прогуляться по улицам, чтобы немного развеяться после штудирования учебников, в дверь деликатно постучали. За ней оказался незнакомый штабс-капитан. Худощавый, подтянутый, на груди — Владимир Љ4 с мечами, на погонах артиллерийские эмблемы, во взгляде еле заметное предвкушение интриги...

— Здравствуйте, господин капитан. Разрешите войти?..