Кстати, забавная история была с названиями этих эсминцев. В начале, при закладке все названия начинались на букву 'Б' — 'Бойкий', 'Безупречный', 'Бесшумный', а сентябре 1940 года им всем придумали новые названия, начинающиеся на букву 'С' — 'Смышленый', 'Сообразительный', 'Совершенный', 'Свободный'... Зачем спросите? А кто, кроме Якорного Бабая, понимает извивы адмиральских мыслей?...

Так, дальше. Снаряды. 130 мм, это не мелочь, но начиненные 'морской смесью', вместо обычного тротила, они еще лучше будут. 'Морская смесь', взрывчатка А-ХI-II, в полтора раза мощнее тротила, разработка ленинградского морского инженера Ледина. Надо запомнить и если получится, нет, надо обязательно помочь ему ускорить работы по этой взрывчатке, технологии ее производства и снаряжения боеприпасов ...

Так или иначе, но надо сокращать срок постройки моего долгостроя на два года... Или, в самом крайнем случае, сократить срок постройки хотя бы так, чтобы пройти заводские ходовые испытания не позже июля 1940. Затем до конца осени сорокового выдрессировать и сплавать экипаж, научить комендоров стрелять так, чтобы цели, особенно воздушные, поражались первым же выстрелом. Хочешь или не хочешь, а две-три заправки топливом и пару боекомплектов придется израсходовать...Потому что на все эти традиционные долгие детские игры с пристрелками-вилками-недолетами-перелетами люфтваффе времени уже никому не оставило. 'Штукасы' Ю-87 уже летают.... Увы... Зимой сорокового-сорок первого спокойно провести ревизию и ремонт механизмов, возможно перестволить артиллерию. Если все это сделаю, тогда к началу неизбежной войны мой корабль будет не 'хромой уткой', и если не тузом в рукаве, то уж точно валетом. Причем вполне себе козырным валетом. И мы совершенно точно не нарвемся на свою мину на мерной миле и не сдохнем от нее бессмысленно. А уж приказ гражданина адмирала Иванова-Октябрьского о минных постановках в своих водах, если он последует, а он безусловно последует, человек-то тот же, думает так же по старому балтийскому шаблону 1914 года, буду саботировать любой ценой. Даже под трибунал пойду, но из-за этого, гм..., как бы его политкорректно назвать, брать на свою душу грех смерти наших людей, эвакуированных из Одессы, пассажиров пароходов 'Ленин' и 'Крым' и экипажей и солдат с других пароходов не хочу. А вы сможете жить спокойно, угробив полторы тысячи соотечественников? Мины со своего эсминца мне в любом случае надо будет возле Констанцы или Мангалии ставить. Даже если приказ будет ставить их под Одессой и Севастополем, или Мариуполем со Скадовском...

Безусловно, судьба одного корабля, пусть даже и не самого маленького, такого как эсминец, в этой войне — это мелочь. Песчинка в Сахаре. Капля воды в Атлантике. Советский РККФ, особенно его Черноморский Флот, в этой войне играл абсолютно вспомогательную, абсолютно вторичную роль. Все главные события происходили на суше, в начале в Белоруссии, потом дальше на Восток, но в любом случае за тысячи миль от морских берегов. Но даже если просто 280 пацанов из экипажа останутся живы, а не погибнут, подорвавшись на своих же минах? Их жизни что, лишние? Нет, жизни наших людей лишними не бывают. Жизни — это не мелочь. И тем более ни одна наша жизнь не лишняя. Лишних жизней соотечественников не бывает. Эту простую истину надо вбивать в головы любителям красивых фраз 'Бабы еще нарожают' или 'У короля много'.Так что уже только ради этого стоит драться.

И не надо мне говорить про оборону Одессы и Севастополя. Если бы не накосячили с самого начала на суше, за тыщщу миль от нас, сначала в Белоруссии, затем с мостами через Буг и Днепр, то даже Одесса осталась бы тыловым городом, а Севастополь — вообще далекой глухой норой для тыловых крыс. Типа Сан-Диего или Норфолка в Штатах. Собственно таким Севастополь с Одессой и были во время ПМВ, такими они и должны оставаться и дальше.

'Линия обороны нашего побережья проходит по берегу противника'.

Эту аксиому надо всегда помнить.

В Харьков я вскоре съездил. Причем дважды. Первый раз в конце июня тридцать восьмого. Меня выписали из госпиталя, а военно-медицинскую комиссию, которая решит мое, и не только мое, будущее, соберут уже в июле. Так что я пока на больничном и иду смотреть свое жилье. Как мне объяснили, после прибытия в Николаеве командование предоставило мне койку в комнате для комсостава в казарме для экипажей строящихся кораблей напротив завода. Знакомое место — в этих казармах к 225-летию Николаева открыли 'Краеведческий музей'. Комнатка маленькая, но зато в ней есть все минимально необходимое для жизни. А в старорежимном письменном столе, я бы сказал излишне огромном для такой маленькой комнаты, я нашел свои документы и небольшую пачку денег. Разобравшись с жильем, я не особо долго раздумывая отправился на вокзал. Пешком, по Адмиральской, затем по Советской. Мдааа... я погорячился. Долго ходить мне пока тяжело, нога уж очень разболелась. Так что на перекрестке Советской и Плехановской я сел в трамвай, в 'тройку' кстати, и доехал до остановки, ближайшей к вокзалу. Расписание поездов почти не изменилось. В Харьков можно приехать двумя поездами. 'Херсон — Харьков', отправляется в 23:50, без десяти полночь, и прибывает в Харьков к 14 часам завтра, или 'Николаев-Москва', который отправляется в 11 часов утра и прибывает в Харьков среди ночи. Московский поезд сегодня уже ушел. Недолго думая, я купил билет на сегодняшний вечер. Тем же путем — трамваем до Плехановской, а далее пешком, вернулся к себе в казарму, вот только вышел не на Советской, а дальше, на Первой Слободской. Почти все оставшееся до поезда время потратил на запись событий, которые произойдут со второй половины 1938 и до конца 1940 года. Решил, что о событиях 1941 года поговорю позже, и только когда сбудется записанное.

На вокзал приехал заранее, чтобы поужинать в ресторане. Вот и все, ужин закончен, очень даже неплохой ужин, кстати. Теперь пора на поезд.

И вот я уже в Харькове. Метро в Харькове построят только после войны, но на привокзальной площади крутится несколько такси — вот оно наглядное преимущество большого города, к тому же бывшей столицы.

Начал я свое турне по городу с Харьковского авиационного института. Увы, Архипа Люльку мне застать не удалось — занятия в институте уже кончились, сессия сдана, и он командовал студентами на практике на харьковском авиазаводе. Но канцелярия института приняла под расписку мой пакет с эскизами и описаниями проектов ГТД и клятвенно обещала передать его лично в руки товарищу Люльке, как только он появится в институте. Так что одно большое и важное дело можно считать сделанным...

А еще через полчаса я уже был возле большого дома на набережной. В просторном и уютном дворе этого большого дома обнаружилась детская площадка, заполненная малышней самого разного возраста и несколько лавочек, на которых сидят молодые мамы. Рядом с некоторыми мамами стоят коляски. А вон та красивая брюнетка с коляской очень похожа на мою бабушку. Наверное, это бабушка и есть. Тогда в коляске должна быть моя мама, ей ведь сейчас только 11 месяцев отроду...

Устраиваюсь на пустующей лавочке, запасаюсь терпением и жду. Жду долго. Вечереет, народ начинает потихоньку возвращаться домой со службы и с работы. Среди входящих во двор были и военные, в том числе и летчики, но пока не было никого похожего. О! А вот кажется и дед. Высокий, худой, смуглый и загоревший. Точно, он. Встаю и иду на встречу. Подхожу ближе и козыряю вполне по уставу:

— Здравие желаю товарищ старший лейтенант!

— Здравие желаю... — он отвечает, но затрудняется определить мое звание. Оно и понятно — петлиц на воротнике в морской форме нет, знаки отличия в нарукавных нашивках и в них разбираются далеко не все.

— Старший лейтенант Сергей Федоров, командир эсминца 'Бесстрашный'! — подсказываю, — А вы Михаил Скрыловецкий?

— Да, — он несколько опешил, но быстро исправился и ответил по уставному, — Так точно!

— Простите, за бестактный вопрос... Вашу жену зовут Евгения Петровна, у вас две дочери, старшую зовут Галина, а младшую Ася, она родилась 10 августа 1937 года?

— Да... Все так, но откуда вы все это знаете? Я вас в первый раз вижу... Хотя... — дед недоумевает и пристально смотрит на мою загорелую физиономию и на то, как я опираюсь на трость, — Вас случайно не в Испании ранили?

— Не совсем. Да, я недавно из госпиталя, но поскольку я моряк, то, как вы понимаете, я никак не мог быть ни под Тэруэлем, ни под Гвадалахарой.... А вот отом, откуда я многое о вас знаю, я и хотел бы с вами поговорить. Если конечно вы позволите украсть у вас пару часов вашего времени.

Дед задумался, потом решительно продолжил:

— Идемте ко мне домой.

Отличная трехкомнатная квартира, однако, обставлена она, конечно, более чем скромно, но просторы роскошные. Даже завидно немного. Мы расположились возле стола в гостиной, и я начал свой рассказ.

— Итак, я для начала приношу свои извинения за потраченное на меня время и те проблемы, которые я могу вам причинить. История, которую я вам расскажу, может показаться вам либо фантастикой в стиле Герберта Уэльса или Александра Беляева или бредом сумасшедшего. И так, если коротко, в двух словах, то я ваш внук, сын вашей младшей дочери Аси, я появлюсь на свет через двадцать четыре года.

— Что??? — дед офонарел.

— Дело было так. В начале апреля меня назначили командиром эсминца 'Бесстрашный'. Корабль этот еще строится на заводе в Николаеве, так что моя служба сейчас состоит в контроле за постройкой корабля. Что я и делал, пока 20 апреля на заводе не произошло ЧП. У подъемногокрана, несшего поддон с деталями на стапель, лопнул трос, и меня хорошо приложило одной из упавших с крана железяк. Больше недели я пролежал в госпитале без сознания. За это время моя душа успела покинуть мое тело, побывать в будущем, прожить немаленькую жизнь в теле вашего внука и потом вернуться обратно в наше время и в мою бренную плоть. Это вкратце...

— Хорошая сказочка.

— Увы, это не сказка. Хотите, я расскажу еще некоторые подробности о вас, о сестре вашей жены Александре и ее муже Петре Миронюке, командире погранзаставы, на которой вы служили срочную в 1930, об их сыне Владимире? О вашей службе? Но самое главное я хотел поговорить не о том, что уже было, а о том, что еще только будет. Для моей души это наше будущее уже прошлое, все, что еще только произойдет, мне уже известно, ведь все это было написано в книгах и учебниках истории, которые я читал в школе спустя четверть века, уже в шестидесятые-семидесятые годы и позже. Вот здесь, — я достал из кармана кителя конверт, — я записал все основные события, которые произойдут до конца 1940 года...

— Я не понимаю, зачем вы все это мне рассказываете? — дед меня перебил. Он мне не верит. Я бы тоже вот так сразу никому бы не поверил, если бы ко мне кто-то заявился с такой историей.

— Просто потому, что я хочу вам помочь, помочь просто по-родственному. Вы же все-таки некоторым образом мой дед. Так вот, я оставлю вам этот конверт. В нем есть много информации, которая может вам пригодится на службе. А еще больше я могу рассказать... Можете делать с этим что хотите, может сжечь, выбросить или отнести в НКВД. Можете так же его сохранить, а через год проверить и убедится в том, что я не вру. Я сейчас уйду, и не буду вас больше беспокоить до начала 1941 года. А когда вы убедитесь, в том, что все идет так, как я написал, мы сможем поговорить подробнее. У меня есть только один вопрос — вы случайно не знаете, в какой квартире живет инженер Кошкин?

— Кошкины? Это которые недавно из Ленинграда переехали? Его Михаилом зовут, и он на паровозном заводе работает?— перебила меня бабушка, вошедшая в гостиную с малышкой на руках.

— Да. Это они, — я кивнул.

— Кошкины в третьем подъезде на втором этаже живут, квартира сразу возле лестницы справа. Я с его женой и дочкой во дворе на детской площадке познакомилась...

— Большое спасибо, Евгения Петровна, за подсказку, а сейчас разрешите откланяться, — я встал и направился к двери, — Да, кстати, ваша сестра Александра, она по прежнему живет в Одессе на улице Артема, 13?

— Да, это их квартира. Обычноона с мужем на заставе живет. Но сейчас должна быть там, она писала недавно, что у Петра отпуск и они поедут на весь июль на море, в Одессу...

— Еще раз большое спасибо.

— Миша, ты чего сиднем сидишь? Проводи гостя!

Еще через пять минут я уже стучался в дверь квартиры Кошкина.Открыл мне сам хозяин квартиры:

— Добрый вечер, товарищ, гмм... старший лейтенант. Вы к кому?

— К вам, Михаил Ильич. Есть насущная необходимость поделиться военным опытом.

— Со мной? — Кошкин немного удивился.

— Да, с вами, если позволите войти, я вам все объясню. Тема слишком важная чтобы обсуждать ее на лестнице...

— Хорошо, заходите.

— Военным опытом, хммм.. А, вы наверное из Испании? — спросил Михаил Ильич, когда мы расположились в его кабинете.

— В данный момент я из госпиталя, где пролежал два месяца после тяжелого ранения, — я решил не рассказывать Кошкину о себе все, но и не врать слишком уж много, — То, что я должен рассказать, мы какое-то время обсуждали с моим соседом по палате, танкистом. К сожалению, его не смогли спасти...

— А как его звали? — Кошкин меня перебил.

— Настоящего имени его я не знаю. Его называли Серхио, как меня. Так вот, вы ведь сейчас работаете над новым танком?

Кошкин машинально кивнул в ответ.

— Значит, я пришел по правильному адресу. — И я рассказал все, что знал о вражеских противотанковых средствах, о том какие танки есть сейчас и как будут эволюционировать танки будущего врага в ближайшие годы. О конструкции Т-34, нарисовал несколько эскизов, рассказал о всех его модернизациях , так же о том, что надо было бы сделать, все что обсуждалось на форумах, но что так и не было сделано: о рациональном наклоне броневых плит, о конструкции башни, о командирской башенке , об улучшенной трансмиссии, о закалке шестерен с помощью ТВЧ, о топливных баках в корме, а не в надгусеничных полках, о расположении башни на миделе, о воздушных фильтрах, о торсионной подвеске, о поперечном расположение двигателя, о сплошном лобовом листе, о люке мехвода вверху, о кумулятивных снарядах, о погоне башни диметром в два метра, так чтобы без переделок можно было бы ставить башню со 100мм орудием, просто сняв старую, о том что Грабин уже работает над мощными танковыми пушками. О том, что столкнувшись на поле боя с нашими танками, противник через год примерно ответит своим тяжелым танком со 100 мм броней и 88 мм пушкой, и многом, многом, другом связанном с танками.

— Откуда вы все это знаете? Вы же моряк, а не танкист? — Кошкин внимательно рассматривал мои эскизы, в которых смешались и Т-34, и ИС, и послевоенные танки, — Я думал о чем-то подобном, но далеко не обо всем, что вы сказали. Некоторые вещи я себе даже и представить не мог. Это гениально.

— Спасибо за комплимент, я не гений, просто я общался с опытным танкистом, это он все придумал. А в командовании кораблем и танком есть кое-что общее. Я еще хочу добавить очень многое, но уже не о танках.