— Да-да, мэм, — откликнулся Марк, — чай допиваем и идем. — При этом он, пока не видел Йосеф, сделал рукой угрожающий жест — будто ловит кого-то и сжимает в кулаке. Аллен одним глотком выпил оставшееся содержимое своей чашки и сунул в рот пару маленьких печений. Дома печенья не предполагалось, в лучшем случае там его ждал плавленый сырок.

Йосеф, извиняясь за Сусанну или, может быть, за поздний час времени, бывший, несомненно, камнем на его совести и его личной виной, развел руками.

— Ничего, приходите завтра в ризницу — я дежурю после мессы. Попробуем начертить маршрут.

— У меня есть карта, — подал голос Аллен. — Она, правда, братова — но это не страшно... Я ее принесу. И, кстати, как у нас насчет срока?

— Завтра, завтра, — Мария кивнула на стенные часы. — Сэры, надеюсь, меня кто-нибудь проводит?

— Да, конечно, — отозвался Аллен, покосившись на Клару, и Марк приободрился.

— А меня не надо, тут близко. Да и настоятельница была бы недовольна. — Клара взяла с кресла свою сумочку, и Аллен с мстительным удовольствием отметил, что бывший солдат снова помрачнел.

Глава 4. 28 мая, вторник.

За завтраком Аллен был мрачен и смотрел в тарелку, дивно сверкавшую в утренних лучах, подобно волшебному блюду Христианина из Труа.

— Ну, братик, — спокойно спросил Роберт, подливая в свою овсянку еще молока, — ты не собираешься рассказать, наконец, что с тобой происходит?

— Все хорошо, — мучаясь от безвыходного стыда, отвечал тот. Он знал, что однажды этот момент наступит, и ждал этого — но и боялся одновременно. — Ничего не происходит, просто... я собираюсь в поход.

Роберт протянул через стол руку и погладил брата по плечу.

— Разве это причина для такой печали? — добродушно улыбнулся он. Аллен подавил сильное желание схватить эту сильную, теплую руку и прижаться к ней лицом. Иметь тайну от брата было для него очень мучительно, и теперь словно вскрывался некий болезненный нарыв.

— Понимаешь, Роберт... Я собираюсь в Поход Грааля.

— Нетрудно предположить. Я и предположил бы обязательно, если б не знал наверняка. На Стеклянных Островах в июне должно быть очень красиво.

Если бы Аллен ел мясо, он непременно подавился бы костью. Но, к счастью, завтрак братьев состоял из жидкой овсянки, и он всего-навсего закашлялся.

— Откуда ты знаешь?!

— От Эйка, — и Роберт услужливо похлопал поперхнувшегося брата по спине. — У нас с ним похожие проблемы: у меня брат сошел с ума, а у него — жена. Я даже знаю, что вы собираетесь идти в начале июня. Когда вы, кстати, рассчитываете вернуться?

— Через месяц где-то... — ошарашено отозвался Аллен. — И что... ты обо всем этом думаешь?

— Давай я тебе вечером отвечу, — Роберт размешал сахар в чае и одним длинным глотком выпил его, после чего встал из-за стола. — Братик, помой посуду, ладно? Мне надо срочно бежать. Кстати, удачи тебе сегодня на экзамене, а то по возвращении рыцаря Грааля будут ждать пересдачи вместо труб и литавр, а это как-то несолидно...

Вечером Роберт вернулся с работы, насвистывая, что у него являлось признаком хорошего настроения, и с порога сообщил:

— У меня отличная новость!

— Да? — без особого энтузиазма отозвался Аллен, писавший список вещей в дорогу. Он пропустил уже несколько орденских тренировок и на сегодняшнюю идти тоже не собирался, поэтому его мучила совесть вперемешку с сознанием собственного несовершенства. — И что за новость?

— Я отпросился в отпуск в июне. То есть я еду с вами на остров Авильон, если вы меня, конечно, возьмете.

Аллен так опешил, что сначала даже не нашел слов. Он вскочил из-за стола и так стоял посреди комнаты, пожирая брата сияющим взором.

— Нет, Роберт, правда? А... почему? Слушай, ты же не... Не веришь в Грааль!.. Или... как?

— Конечно, я верю в Грааль, — отозвался Роберт, скидывая ботинки и подходя к нему. — Только я, в отличие от тебя, считаю, что искать его надо здесь, — он коснулся рукой левой стороны груди, и сердца Аллена от этого его жеста коснулась полузабытая непонятная боль. — Просто я знаю, как долгий путь меняет людей, да и на Островах есть очень красивые места, где мне давно хотелось побывать.

Он внезапно обнял Аллена и прижал его голову к своей широкой груди. Чуть изменившийся его голос прозвучал совсем тихо:

— Тогда, под деревом, год назад... ты помнишь, я сказал некую вещь. Словом, мне кажется, что все это — часть одного обещания. — И, оттолкнув брата от себя, взъерошил его волосы: — К тому же, по-моему, вы все сошли с ума, включая этого вашего священника; должен же среди вас быть хоть один разумный человек — хотя бы для того, чтобы за тобой присматривать... А то ты в порыве вдохновения свалишься в пропасть и свернешь себе шею — что я потом твоей матушке скажу?! Она меня живьем съест!

— Съест, — чуть слышно согласился Аллен, отворачивая от Роберта пылающее лицо. Дело в том, что он был необычайно, даже как-то противоестественно счастлив. Без брата что-нибудь важное делать он еще худо-бедно, но мог, но вот брату вопреки — это уже слишком...

— Давай соберемся как-нибудь на днях у нас, — как ни в чем не бывало предложил Роберт, направляясь на кухню. — Обсудим вместе маршрут, я, может, посоветую что-нибудь ценное — я ходил в ту сторону лет пять назад... Кроме того, поговорим о продуктах в дорогу. Да, придется переходить границу, на это потребуются деньги... — На кухне что-то зазвенело, видимо, Роберт искал еду, необходимую после рабочего дня. — О, да ты сварил макароны! Прекрасно! Они остыли, конечно, но это поправимо... На твою долю их разогревать?

Аллен, не отвечая, стоял посреди комнаты, и лицо у него горело от щемящей любви к брату, почему-то смешанной с чувствами благодарности и беды.

1 июня, суббота

Вчера поздно вечером неожиданно пришла Мария. Позвонила из автомата, попросила ее встретить. Аллен сбегал на остановку, некоторое время ждал там, вглядываясь в темноту и недоумевая, что случилось; потом на каком-то чуть ли не последнем трамвае приехала Мария с огромным рюкзаком на плечах и, не глядя Аллену в глаза, попросила разрешения у них переночевать. Аллен, кое-как узнавший характер маленькой дамы за последние несколько недель, не стал ее ни о чем расспрашивать, просто взял у нее рюкзак. Дома Роберт уже заканчивал великий поединок со своими и Алленскими вещами, называемый "сбором в поход"; только купленная в складчину еда — пакеты крупы, консервные банки, хлеб — громоздилась посреди ковра будто бы специально, чтобы об нее спотыкались. При виде Марии рыцарь так удивился, что выронил из рук тщательно зачехленный топор, готовый к упаковке — к счастью, не себе на ногу, а всего-навсего в груду "провианта".

— Мария! Ты откуда взялась? Вы что, с мужем поссорились?

Ответа не последовало; едва скинув у порога кроссовки, Мария прошла в ванную и щелкнула изнутри задвижкой, и через минуту оттуда донесся шум льющейся воды. Роберт пожал плечами, слегка нахмурившись, и без лишних слов принялся перестилать для Марии свою постель. Эту ночь они с братом провели вдвоем на диванчике, и то была одна из причин того, что Аллен совершенно не выспался. Роберт всю ночь ворочался и стягивал на себя Алленское одеяло; создавалось впечатление, что оный рыцарь обладает физическим свойством воды — принимать форму любого сосуда. Стоило только младшему брату освободить хоть на минуту добавочный сантиметр их общего пространства, там тут же вырастала какая-нибудь Робертовская часть тела. Кто бы мог подумать, что у одного человека может быть столько рук и ног! Аллен, стараясь как можно бесшумнее отвоевать свои владения, впервые в жизни сочувствовал Ларе — если они-таки поженятся, спать спокойно ей явно не придется... Кроме того, он не мог уснуть от волнения. Какие-то странные образы наплывами посещали его сознание — картинки из "Преданий", прадедушка Альберт Персиваль в гробу, в алой одежде с тремя полосами, с расплывшимся красным пятном напротив сердца... Отец Йосеф на мессе, с золотым потиром в руках... "Се — агнец Божий, берущий на себя грехи мира. Блаженны званые на вечерю Агнца", — говорил Йосеф, поднимая из чаши белую облатку, и с облатки капала кровь... Потом Аллен почему-то дрался на поединке с кем-то средним между Марком и Эйхартом Юлием, а рыцари ордена, среди которых стояла Клара в своей черно-белой послушнической одежде, молча смотрели, столпившись вокруг... "Давай, сэр Алан!" — крикнул кто-то из них, и Аллен в ужасе обернулся, узнавая и не узнавая этот голос, и меч противника неосязаемо, но верно вошел ему в сердце... Дернувшись, Аллен проснулся и увидел, что, во-первых, уже начинает светать, а во-вторых, Роберт опять содрал с него одеяло. Наконец под утро он заснул по-настоящему, и не снилось ему, вопреки всем ожиданиям, ничего.

Пробуждение принесло Аллену сплошное расстройство. Проснулся он от того, что солнце светило ему в лицо, и хотел повернуться к стене и продолжить спать, но на этом его застукал Роберт, который только что закончил утренние отжимания на полу и поднимался, тяжело дыша и откидывая с лица мокрые свежевымытые волосы. С кухни донесся звон посуды — это вставшая раньше всех Мария готовила завтрак на троих.

— Вставай, несчастный! — Роберт потянул за край одеяла. — Поход проспишь!

Аллен замычал и уцепился за одеяло со своего края.

— Нннет... Я ннне выспался... Ты всю ночь меня терроризировал и пытался выпихать с кровати. Я понимаю, почему твоя Лара за тебя замуж не идет...

Борьба за одеяло моментально окончилась в пользу Роберта. С его мокрых волос в постель падали холодные капли.

— Ну-ка, быстро отправляйся умываться! Сейчас все начнут приходить; вон, кто-то уже топает по лестнице! Интересно, кому ты будешь больше рад — священнику или Кларе?

Аллена как ветром сдуло в ванную.

Первым изо всех явился Марк, с ног до головы одетый в военный камуфляж с группой крови на рукаве и похожий на наемника-оккупанта, особенно — зверским выражением лица.

— Гость в дом — радость в дом, — возвестил он с порога, скидывая и прислоняя к стене свой гороподобный рюкзак. — Я вас, кстати, не разбудил? И второй пункт повестки дня: есть ли у вас какой-нибудь завтрак для бедного скитальца-богомольца, который так спешил на свидание... о-о, с вами, благородная леди, — это он увидел выходящую с кухни Марию со сковородкой в руке, — что не успел перехватить даже хлебной корочки...

— У нас есть омлет — вот что значит женская рука в доме! Иди сюда, богомолец, и помни, что суесловие сокращает нам отпущенный жизненный срок.

— Нам и нашим близким, — уточнила Мария, и на лице ее ясно отразилось отчаяние при мысли, что теперь ей от Марка целый месяц будет некуда деться.

Зазвонил телефон. Мария почему-то дернулась и закусила губу. Аллен, внутренне сжавшись, взял трубку — и почувствовал горячий беспричинный прилив радости: это была Клара. По ее голосу можно было решить, что у нее сгорел дом или что началась мировая война.

— Халло... Я не помешала? Слушай, Аллен, тут такая проблема — у меня нет рюкзака, и в магазин я вчера не успела... Может, у вас найдется запасной?..

— Ну конечно, — небрежно сказал Аллен, втайне ликуя оттого, что в прошлом году ему подарили новый рюкзак. — Что-нибудь найдется, приходи скорее.

— И еще... скажи, пожалуйста, что нужно брать с собой? Теплую одежду, посуду, полотенце — правильно? У меня нет... спального мешка, но я возьму одеяло — это подойдет?

— Нет, конечно, — пораженно отозвался Аллен, никогда еще не видевший человека старше себя, не имеющего спального мешка. — У нас есть Робертовский старый спальник, он, правда, тоненький, но в нем могу спать я, а тебе отдам свой... Ну, как это — что брать? Ну, что обычно берут в поход, из расчета на месяц... Особенно холодно быть не должно, а котлы уже взял Марк, так что запасайся посудой только на себя...

Клара помолчала в трубку и извиняющимся тоном объяснила:

— Понимаешь, я никогда раньше не ходила в поход... не ночевала в лесу.

Аллен просто опешил и не нашел что сказать, кроме только "Ничего себе... Как же так получилось?"

— Да вот... так уж получилось. Я потом расскажу. Еще... мне, к сожалению, нельзя носить вещи.

В первый миг Аллену пришла нелепая мысль, что ей по уставу нельзя носить никакой одежды, кроме послушнического балахона, в котором она в первый же день — чума побери — погибнет в лесу под рюкзаком; но Клара в следующий миг пояснила:

— То есть, я имею в виду, тяжести больше пяти килограмм.

— Пустяки, — героически заявил Аллен, у которого гора с плеч свалилась, — мы все за тебя донесем, ты только до нас доберись, наконец.

— Ладно, тогда я скоро выхожу, — и повеселевшая Клара положила трубку.

Вскоре явился Йосеф. Походная одежда его состояла из мешковатой штормовки, явно у кого-то одолженной, из-под которой выглядывал воротник-стоечка, столь характерный для "мирской" одежды священников. Черные вполне приличные джинсы и новенькие горные ботинки — "бульдозеры" довершали ансамбль.

Мужчины начали распределять по рюкзакам продукты, а после Роберт приподнимал поклажу каждого из них, следя, чтобы все было по справедливости. Дойдя до рюкзака Йосефа, Роберт ухватился за лямки — и... едва смог оторвать рюкзак от пола.

— Ого! Йосеф, да что у тебя там такое? Кирпичи?

Йосеф улыбнулся. Удивительно, как этот человек, такой величественный в церкви, где даже сами его движения казались отточенными, как у воина, в домашней обстановке производил полудетское и какое-то недотепистое впечатление! Он даже двигался слегка неловко, периодически задевая и роняя разные вещи. Хотя под словом "ребенок" в его случае вовсе не скрывался enfant terrible, как это подчас бывало с Алленом — скорее слишком наивный, открытый и в то же время ненавязчивый подросток, который безо всякой боязни разговаривает со страшенным разбойником, и не предполагая, что его жизни может хоть что-нибудь угрожать. И этого милого, нескладного парня я когда-то боялся до судорог, внезапно подумал Аллен и чуть не рассмеялся.

— Зачем нам кирпичи? Там просто всякие части облачения, если в дороге вдруг понадобится служить мессу. Ризы, они довольно большие, да алтарные покровы, потир и чаша для гостий... Служебные книги, опять же, бревиарий, миссал... Ну, и Библия, но она совсем маленькая и ничего не весит. А остальное, кажется, просто личные вещи. Ничего особенно тяжелого.

Роберт вздохнул и с безаппеляционным выражением лица стал рассовывать Йосефову долю продуктов по рюкзакам остальных.

Наконец явилась Клара, всех немало поразив своим видом, хотя от нее и ожидали чего-то подобного. Никто из друзей ее не видел в иной одежде, кроме как в послушнической черно-белой, с покрытой головой; теперь же она предстала перед граалеискателями в синих джинсах и клетчатой рубашке, с волосами, закрученными в толстый пучок на затылке. Согласившись выпить чаю, в ожидании она присела на диван и принялась что-то менять в своей прическе, вынув из нее шпильки — и Аллен восхитился красотой ее черных блестящих волос, которые, как оказалось, падали ниже пояса, завиваясь кольцами на концах.