— Ничего лишнего. Черепашкой обратила и в болото выпустила. Заплатишь виру, я его обратно расколдую — и забирай добра молодца. И больше его одного не отпускай, а то ведь в следующий раз ему и не такая добрая, как я, попасться может...

— Виру? Какую...

— Обыкновенную! — хмыкнула чародейка. — Он ко мне пришел, ругался ругательски, племяшку мою конем топтал и чуть не до смерти копьем тыкал... Обида это и поношение! А за это вира положена.

— Ругался, топтал и копьем тыкал — но не убил? Вот если бы он её всеж-таки достал, до смерти убил али покалечил, тогда да. А на ней ни ран, ни шрамов...

— Воевода, ты меня не путай. Если бы он кого здесь "достал", как ты выразился, мы бы сейчас с тобой не разговаривали. Потому что предмета разговора не было бы.

— Не по закону требуешь, чародейка!

— А он ко мне пришел по закону? А орденские судилища с пытками и обязательным аутодафе впоследствии — ЭТО по закону? Крестоносные отряды, шарящие от Старграда до самых Пяти Гор в поисках всего, хоть сколько-нибудь отличного от их собственной серости, и волочащие на костер любого, проявившего хоть каплю инакомыслия? Так что не говори мне про закон, Никон Одинец, воевода воздушного наряда Большого Полка!

На лице витязя не дрогнула ни одна жилочка, но мне почему-то показалось, что он получил удар по... мужскому самолюбию, скажем так.

— Верни мне племянника, ведьма. Верни, иначе...

— Иначе что, воевода? — голос Анастасии Вороний Грай приобрел температуру жидкого азота и опасную шелестящую ласковость. Так шелестит кинжал, выскальзывающий из ножен. Судя по тому, какое каменное лицо сделал Никон, он тоже понял, что выбрал не слишком подходящий тон для беседы. Но свернуть с дороги не пожелал.

— Иначе пожалеешь. Сильно пожалеешь.

— Мне уже очень жаль. Потому что теперь я понимаю, как мальчик попал в скулле. И кто его туда отправил. Ну как, он оправдал твои ожидания... маршал? — тон, которым было подчеркнуто звание, говорил больше, чем пять минут самой грязной ругани. Судя по тому, как перекосило воеводу, удар опять пришелся по больному месту — но на сей раз он справился с собой лучше.

— Давай не будем, ладно? Не место, да и не время. Сколько ты хочешь?

— Три гривны золотом.

— Господь и все святые, это же полтораста "медведей"!

— Просить меньше было бы недостойно рода князя Стерха, — пожав плечами, ответила волшебница. И ухмыльнулась: — Или ты думал, я не знаю, кому твою сестру отдали?

Торговля продолжалась недолго, и в конце концов они сошлись на ста двадцати "медведях". И едва воевода миновал вторые ворота, как я почувствовала, как нечто, похожее на железной твердости пальцы, оснащенные немалой длинны когтями, начинает выкручивать мое левое ухо.

Василиса Микулишна сочла мою шутку крайне, просто КРАЙНЕ неуместной — и весьма доходчиво мне это разъяснила. В ситуации с захватом заложника, обеспокоенным до полной невменяемости родственником — чтобы угрожать магичке такого уровня, нужно быть ДЕЙСТВИТЕЛЬНО сумасшедшим! — и отрядом в три десятка опытных головорезов не хватает только чокнутой соплячки с извращенным чувством юмора.

ЗАБОТЫ ПАТРИОТОВ

— Что царевна наша, принцесса ненаглядная, по обычаям заморским воспитанная, в скулле орденскую с малолетства отданная, больше пристрастия к своему полу проявляет, чем парнями интересуется, это ты знать должна, коли хоть иногда с болот нос высовываешь. Знаешь ведь?

— Зна-аю, — душераздирающе зевнула ведьма. — Про то все знают. Слухи, сплетни... На чужой роток платок не накинешь. А скоморохи посмелее про то уже и на площадях поют и даже, охальники такие, в тиятре теней показывают...

— А вот почему её из скулле ордена Святого Осьминога выперли — знаешь?

— А её разве выперли?

— А то! Орден Святого Осьминога — это вам не тут! В пятерке самых могучих орденов Святых Земель. И скулле ихняя — одна из лучших! Потому-то Мирко кровиночку свою ненаглядную туда и определил. Однако же вскоре обнаружилось, что принцесса Ярослава магические способности имеет! — воевода наставительно воздел перст. — А у Святого Осьминога с этим всегда жестко было, там испокон веку принцип выше всего ставили. Через свою принципиальность и от крыс чернильных из Курии постоянно неприятности имеют... Однако ж спалить ведьму проклятую на площади у осьминожек духу всеж-таки не хватило, несмотря на всю принципиальность — потому как тут бы им никакие агенты влияния не помогли. Мирослав, хоть он и на Закат смотрел, как в церкви на икону, но не до такой же степени! Так что орденцам это обошлось бы дороже, чем оно того стоило. В те времена мы ещё были — о-го-го! — от могучего удара кулаком стол чуть было не развалился на части. — Нас вся Заграница боялась!

— За это надо выпить.

— Надо. Наливай. Значит, за Славию и Всеслава-Волка!

— За Славию! А вот насчет Всеслава — это ты зря.

— За Волка-то? Обязательно надо! Потому как он всей нашей армии оплот и сила был. При нем ни одно королевство заморское, хоть Бриллианс, хоть Джевеза, в нашу сторону косо смотреть боялось! Вот ты хоть одного другого можешь назвать, которому удалось целых два — ДВА!!! — для убедительности боярин помахал перед осоловелыми глазами ведьмы двумя пальцами. — эльфийских царства под орех разделать?!! То-то же! Недаром его Победоносным назвали.

— Толку-то с тех эльфов, — покривилась ведьма. — Так что его только лизоблюды "Победоносным" звали. Ну, ещё в указах там, в хрониках... А для народа он так Волком и остался. Да и сам-то ты его как зовешь, а? То-то же. Потому — беспощаден был покойник к чужинцам, но и своих не миловал. Страна при нем только и делала, что воевала. Двадцать шесть лет непрерывных войн, походы на все четыре стороны света... А в перерывах, чтоб не скучать, он подданных... умиротворял. Всех, кто налоги его жуткие платить не желал, да постоянно людей в войско давать!

— Будешь спорить, что только ему благодаря регентство да все, почитай, мирославово царствование мы угрозы ни от дрэки, ни с Заката не видали и не слышали?

— Не буду. Тут и спорить не об чем. Да и Степь с Великим Лесом он умиротворил лет на десять — пока те, кто до тележной чеки в его времена не дорос, в возраст не вошли. Только вот Славии его походы такой крови стоили, таких денег... А-ай, ладно! Ты, Никон Савич, про принцессу вроде начинал?

— Про неё, солнышко наше ясное, чтоб ей... Короче, осьминоги её по-тихому выперли и всех по-честному предупредили, дескать, девица — ведьма, причем, похоже, из сильнейших, так что ежели кому принципы дороги... Но тут коса на камень нашла, потому как деньги за обучение раз, и поводок на Славию два. Грызня началась — хоть святых вон неси, ордена за царевну дрались, как нищие с паперти за "медведя". Во-от. Так она и попала в скулле ордена Золотых Пчёл. Вот там-то она всей этой похабели и набралась. Эти ... орденские, чтоб им...

Определение, доставшееся орденцам от распалившегося воеводы, способно было не то что подпалить бумагу, на которой его рискнули бы напечатать, но и расплавить типографский шрифт! Кстати... вот интересно, книгопечатание здесь изобрели? Покуда меня травяными настоями да нагрузками от тоски по дому лечили, от мыслей о родном мире отвлекали, идея о книгопечатании мне в голову как-то не приходила. А ведь должна была! Семейный бизьнес как-никак...

Тем временем Никон Савич перешел от красочного описания физиологии, происхождения и моральных качеств рыцарей Золотых Пчёл к не менее захватывающему перечню извращений, породивших таких моральных и физических уродов, каковы были родовитые князья да могучие бояре из тех, что заправляли в боярской думе. А потом он нашел несколько громоздких, но хлестких, как удар крапивой, определений для поддерживающих эти клики своим полновесным золотом старградских торговых гильдий.

Пробыв в этом мире достаточно долго, чтобы усвоить кое-какие реалии, и помня кое-что из истории своего мира — а также из литературы, которая, как ни крути, тоже зеркало жизни — я уже могла сделать кое-какие выводы, вполне совпадающие по фазе с мнением воеводы.

Предпоследним славским государем был Всеслав Волк, или же Всеслав Победоносный, погибший при отражении рекордного, пожалуй, за целый век набега дрэки — объединившиеся кланы Драконьих островов привели к стенам Полночьска более двух сотен кораблей, девять с лишним тысяч первоклассной тяжелой пехоты! Он оставил несовершеннолетнего царевича Мирослава — за которого государством управляла его мать, княжна Велемира. В её жилах текла кровь государей павшего Мир-царства, но сама она была уже до мозга костей сливонкой. В результате сын, видевший своего отца исключительно редко, а мать и окружавших её нобилей сливонских, орденских да старградских исключительно часто, вырос, осознавая себя не славским царем-батюшкой, а владыкой Лесного королевства.

Что, как всем ясно, большая разница.

Мирослав III стал известен своему народу под прозвищем "Красный" — то есть "Красивый". Это было действительно практически единственной его характеристикой, доступной постороннему взгляду — будучи натурой созерцательной и склонной к меланхолии, государь увлекался живописью и тонкой механикой (поэтому некоторые — очень, очень немногие — называли его Король-Часовщик), коллекционировал картины, книги по технике и философии и цвергский фарфор и исключительно редко показывался своим подданным. Ничего плохого о нем сказать было нельзя — но и ничего хорошего тоже. Одним словом, царь Мирослав был из тех, кого обещали извергнуть из уст. Страной за него управляла сначала мать, потом жена — принцесса Светлояра из Яр-царства — а после её смерти заправилы Боярской Думы.

Мирослав Красный имел от первого брака одну дочь, царевну Ярославу, которой недавно сравнялось семнадцать лет. Вторым браком — девять лет назад — царь женился на принцессе Аннабель, дочери Карла-Августа, Сына Туронны, герцога Тар-Фаллиона. Мачеха, как это водится, тут же отправила девочку подальше, рассчитывая, что её собственный брак быстро даст закономерные плоды. Однако в расчет вкралась ошибка, и Ярослава оставалась единственной прямой наследницей трона Слав-царства — до тех самых пор, пока пол-года назад один из тончайших механизмов, которые так любил Король-Часовщик, не оказался механизмом с Большим Сюрпризом. Яд на иголке оказался мгновенного действия, царь даже охнуть не успел.

Конечно, во дворце тут же вскипела мутной пеной драка за власть — но у царевны, воспитанной в орденской скулле и явно не имеющей никаких связей ни с одной из сил на родине, вдруг появилась очень мощная поддержка. Старград, город, выросший на торговле с Закатными странами. Боярство, давным-давно стремящееся превратится в самовластных и ни от кого на всем белом свете не зависящих баронов, графов и герцогов Заката — по примеру той же Сливонии, ещё двести лет назад бывшей Мир-царством. Им, а также бесчисленному племени приказных чернильных крыс, тому, что у нас именуют чиновничеством, было выгодно иметь на троне правительницу слабую и неуравновешенную. Слабый правитель равняется слабому государству. А слабое государство — первейший залог крепкой власти князей, бояр да детей боярских, уже чувствующих себя сливонским гыцарством. Оно же выгодно и торгашам, что богатеют не с производства, а с привоза заграничной дряни в земли славские и вывоза на закат всего, что только можно, а также и многого, что нельзя. А уж как оно выгодно дьякам да подьячим — тут и слов нет. И указ выгодный за денежку подписать, и казну расхитить, и подношение за назначение на хлебную должность принять... Да чего там — все и так всё знают: чиновники, которые не берут и не воруют, встречаются только в сказках — да и то только в тех, что для самых маленьких.

Это — присказка, не сказка. Сказка будет впереди. Боярин закончил ораторию, посвященную стае окруживших трон упырей, пьющих кровь народную, словно водицу, особо проникновенным загибом, выпил, крякнул, закусил огурчиком — и продолжил дозволенные речи.

Среди властолюбцев есть разные. Кто ищет власти для того, чтобы мошну золотом набить, кто — чтобы упиться зелена вина да всех девок перещупать, кто — для пользы государственной... Да, такие тоже бывают, и не так редко, как кому-то кажется! Ну, конечно, большинство из последних относятся к породе "фанатиков звероглазых" и не побояться уложить на алтарь во имя своих принципов любое количество народу... Но бывают и исключения. Впрочем, не о них речь. А есть и те, кто власть привык потреблять без гарнира из золота, девок и прочих необязательных пряностей — неразбавленной. Именно такие и сложили популярную поговорку о том, что лучше быть первым в своей деревне, чем вторым в Империи. И набольший воевода Слав-царства боярин Феофил Белогорский по прозвищу Квашня оказался как раз таким — и окружение он себе подбирал по вкусу, из льстецов да лизоблюдов, да ещё из тех, кто любой приказ исполняет "от и до", без раздумий и разговоров. Однако же среди воевод были и те, кому такие порядки не нравились — и многие из них были по древности родов и заслугам предков МНОГО выше худородного Квашни, боярство которого насчитывало всего лишь шесть поколений с того момента, как туроннский рыцарь Этьен Мон-Бланк с двумя десятками воинов, спасаясь от кровной мести какого-то из королей Бриллианса, единственного сына которого оный Мон-Бланк имел неосторожность убить в мостовом поединке, прибыл ко двору государя Венцеслава I, дабы предложить тому свою службу. По сравнению с тридцатью тремя коленами предков боярина Пустырника или двадцатью восьмью поколениями князя Птаха...

Но Квашня нашел-таки выход — не без помощи "прозакатных" группировок в Думе и старградских гильдий, разумеется. Он начал реформировать армию Славской державы — дабы та во всем соответствовала требованиям времени. И реформы пошли с блеском, да ещё с каким — все вокруг только рты поразевали!

Боярин по прозвищу Одинец был вовсе не главкомом ВВС — в его подчинении находились только воздушные силы, применяемые непосредственно на поле боя. В эту группу входили десантные подразделения, обеспечивающие их действия десантно-штурмовые ковролеты и разведывательные и ударные части малого радиуса дальности. Главкомом ВВС являлся "набольший гром-небесный воевода", который командовал подразделениями, отвечающими за захват господства в воздухе, ударными воздушными частями среднего и большого радиуса действия... Кусок немалый — но хотелось больше. И воевода Намрег Ни-Рёг по прозвищу Гиря повел кампанию за то, чтобы "все, что летает", принадлежало исключительно его командованию. И тут очень удачно подвернулась катастрофа новой модели ковра-самолета, рассчитанного на перевозку сорока пяти человек десанта или аналогичного по весу количества груза. В самый ответственный момент ковер попросту развалился в воздухе! Боярская Дума тут же назначила следственную комиссию под начальством, естественно, главкома ВВС, Квашня с Гирей подсуетились... И одним прекрасным летним утром Никон Савич узнал, что его должность упразднена вместе со всей структурой, во главе которой она находилась, и отныне воздушно-десантные части состоят в подчинении набольшего дружинного воеводы, а вся воздушная техника и животные должны быть переданы под командование набольшего гром-небесного воеводы. То, что старградским торговым гильдиям эта перемена обещает крутой барыш, это и к гадалке не ходи. Поскольку теперь-то уж точно метлы, ковры и племенные образцы Горынычей, гиппогрифов, грифонов и прочей летучей живности будут закупаться не в Славии, а где-нито на Закате. Где подешевле — а стал-быть и повыгоднее. Как гильдиям, что купят подешевле, а продадут подороже, так и всем, кто с этих поставок свой откат получит. Естественно.