Большая и грязная любовь

— А вот сейчас врёт, — пробормотала Мегера. Добавила с усмешкой: — Умная девочка.

— Умные девочки на такие встречи не приезжают, — отрезал "рэпепр". — Но раз уж ты пришла...

Мужчина растянул губы в широкой такой улыбке, продемонстрировал очень внушительные, очень зловещие клыки.

— Убью, — сказал Глеб ровно. И это прозвучало куда страшней самого грозного рыка.

Вот только "рэпер" пугаться не спешил.

— Я всего лишь хотел сказать, что раз Крис пришла, то может быть она и рассудит? Свежий взгляд так сказать... Человеческий.

Надеюсь, не слишком громко выдохнула, а? Я ж, глядя на всё это, уже сомневаться начала, что к племени homo-sapiens отношусь. Просто на смену биологического вида я точно не подписывалась. Вот на большую грязную любовь — это ладно, это можно, а на обращение меня в какую-нибудь упырицу — нет, нет и ещё раз нет.

Кстати, а инкуб, это кто?

— Айшер, не говори ерунды, — вмешался мужчина в сером костюме. В нём, кстати, всё сильнее угадывался самый главный. Нет, ничего особенного тот не делал, просто жесты, манера держаться и, как это ни смешно, энергетика. — Ничего она не рассудит. Впрочем, взгляд человека и впрямь может быть интересен... — И уже мне: — А про узлы ты что-нибудь знаешь?

Фух...

— Нет, Арсений Игнатьевич. — Ого! Я его имя вспомнила?! Или запомнила? Глеб, кажется, произносил. — Не тот допуск.

— Айшер, расскажи, — скомандовал Арсений.

И "рэпер" принялся просвещать...

— Ты, должно быть, слышала, что наши народы разделены не только биологически, но и... хм... магически. И, вероятно, догадываешься, что дело тут не в отсутствии способностей к магии у твоего вида. Это разделение иного, высшего порядка.

Представь, что нас не существует, что есть только вы, люди. Вы связаны друг с другом, и вашим миром. Этакие восемь миллиардов точек, соединённые нитями эмоций и обстоятельств. Это похоже на ковёр с хаотичным узором. Огромный, просто гигантский ковёр. По большому счёту, каждый человек является узелком. Каждый из вас, так или иначе, связан с остальными, и хотя бы чуть-чуть, но влияет на то, что творится вокруг. Но есть особенные люди, чьё влияние поистине огромно. Именно их мы называем узлами.

Узел это не тот, кто имеет больше всего связей, и даже не тот, кому суждено открыть лекарство от рака. С точки зрения логики, узел вообще иррационален. Им может оказаться дворник, менеджер среднего звена, старушка-кошатница... да кто угодно. И влияние узла иррационально — важность такого человека проявляется только в момент гибели или... вмешательства в судьбу.

— Про судьбу вообще не поняла, — выдохнула я.

— Знаю, что не поняла, — отозвался Айшер холодно. — Но ведь я ещё не закончил... Ты помнишь, о чём я просил вначале?

Да, я помнила:

— Представить, что вас не существует.

— Вот именно. Нас не существует! Если нас не существует, то всё это человеческое макраме находится в естественном состоянии. Вы сами рождаетесь, сами умираете, сами выигрываете в лотерею. В естественном состоянии ничего сверхъестественного не происходит, события развиваются по заданному сценарию, в полном соответствии с судьбой.

Фух! Опять судьба?

— Судьба — это вектор, направление движения. И это та сила, которая меняет узор ковра. Благодаря ей одни ниточки обрываются и растворяются, другие возникают или соединяются. Благодаря ей исчезают и появляются узелки, от которых эти нити тянутся. Это происходит каждую секунду, это естественно. А теперь вспомни, что есть мы!

— И? — нетерпеливо протянула я.

Айшер наклонился и прошипел:

— Мы внешний фактор, детка. Внешний, посторонний, неуправляемый.

Нет, не понимаю...

— Человек не в силах изменить свою судьбу, поменять судьбу другого — тем более. Нет, вы, конечно, можете верить, надеяться, пытаться... и даже находить подтверждения, что вам удалось. Но правда заключается в том, что это невозможно. Вы привязаны друг к другу, к вещам, к земле и небу. Вы как мухи в паутине, и вы бессильны. А мы вне этой системы, и нам никакая паутина не мешает.

— Вы можете менять судьбы людей, — догадалась я.

"Рэпер" кивнул.

— Да. Мы можем убить того, кому суждена долгая жизнь. Можем подарить богатство тому, кому чья судьба — бедность. Можем одарить любовью того, кто должен был сдохнуть от одиночества. Мы судьба номер два.

Я не могла не вздрогнуть. Не посмотреть на Глеба тоже не могла.

— Правильно мыслишь, детка, — усмехнулся Айшер. — Твоя связь с этим инкубом — изменённая судьба. Не будь его, ты бы жила как предначертано. Работала в какой-нибудь заплесневелой конторе, носила джинсы и бабушкины трусы, и спала с каким-нибудь прыщавым придурком.

— Нет, — встряла Мегера.

А я опять вздрогнула. А ещё мне очень холодно стало, и страшно.

— Что нет? — ухмыльнулся Айшер.

— Крис тридцать, — пояснила брюнетка. — Для людей это довольно приличный возраст. Думаю, не будь Глеба, она бы нянчила пару детишек, варила борщи, а в перерывах вкалывала как проклятая... в той самой заплесневелой конторе.

Тишина была недолгой, но чертовски обидной. Я никак не думала, что мой зеленоглазый совратитель смолчит, тем не менее... тем не менее заступился за меня другой. Арсений!

— Ты лучше подумай о том, что бы было с тобой, если бы Крис не появилась. И ты, Айшер, голову включи, прежде чем скалиться.

Я выпала. Да, просто выпала. На фоне всего, что я услышала, да ещё при столь неприятной реакции Глеба... Нет, лучше я о Данилове думать буду!

— Так что с узлами? — сказала жестче, чем хотелось. И обращалась уже не к Айшеру, а к Арсению.

— Да огребаем мы за них, — улыбнулся тот. — За обычных людей не огребаем, потому что когда исчезает, как изволил выразиться Айшер, узелок, ваша ковровая дорожка быстренько затягивает рану и всё. А когда погибает узел, получается разрыв, и в пространство выплёскивается очень большой заряд энергии. Люди получают какую-нибудь глобальную катастрофу, а мы... — Арсений Игнатьевич тяжело вздохнул, — в общем, выживают не все.

— А если не убивать?

— Всё равно разрыв. Встреча с кем-либо из нас — уже изменение судьбы. Даже покупка... — Арсений чуть заметно ухмыльнулся, — карандашей, на узор вашего коврика влияет. У магазина не должно быть этой выручки, у государства не должно быть тех налогов, которые с этой покупки заплатят, и так далее. А возможно, один из купленных вами карандашиков должен был стать причиной судьбоносного поцелуя, вот только достался он не той девочке, а тебе, Крис. Понимаешь?

— Примерно.

— Так вот, вмешательство в судьбу, это смещение узора. Если сместить узел, то тоже очень плохо будет. Это всё равно, что жизненно важный орган передвинуть. С такими как ты может происходить что угодно, мироздание переживёт, а узлы трогать нельзя.

Обиду я проглотила.

— И как вы определяете, кто узел, а кто нет?

— Да в том-то и проблема, что определить сложно. А некоторые... любители этим пользуются. Видишь ли, Крис, узлов очень мало. Вероятность напороться на узел — мизерна. Но за последние три года это третье дело, где человека подлежащего уничтожению объявляют узлом.

— У нас есть доказательства, — встрял тот, кого я мысленно окрестила "визиткой".

— Ну да... — протянул Арсений, и снова ко мне повернулся. — Первым доказательством того, что узел смещён, является глобальное изменение реальности.

— То есть?

— То есть выходишь ты из дома и понимаешь, что мир вокруг тебя изменился. С тобой начинают здороваться те, кого ты знать не знала. Вместо секретарши Лены встречаешь в своём офисе какую-то Олю. Или вдруг обнаруживаешь, что у тебя сын, а не дочь.

Чёрт, какая знакомая ситуация.

— Но только вы, люди, подобные изменения не видите, потому что вы... Айшер, как ты там выразился?

— Мухи в паутине, — подсказал "рэпер".

— Да, именно. А мы, Крис, вне вашей системы, мы эти изменения видим и очень отчётливо.

— И в этот раз изменения есть! — снова встрял "визитка".

Сидящие за столом дружно вздохнули, а я осмелилась спросить:

— Что за изменения?

— Все случаи я описал в отчёте, но пример приведу. Один из моих подчинённых на днях разбил ноутбук, ему потребовалось извлечь и оживить хард, чтобы инфу скопировать. Парень обратился в ближайшую к дому контору, "Шерри-кат" называется. И ему там девушка очень понравилась, оператор. А он оборотень молодой, романтичный, так что когда пошел забирать свой металлолом, букетик прихватил. Вот только никакой девушки в конторе не нашлось, а сотрудники заявили — не было тут таких, никогда.

Кажется, я сейчас узнаю, что такое настоящий обморок.

— Может... просто ошибка? — пробормотала я.

— Чтобы оборотень насчёт бабы ошибся? — искренне возмутился собеседник.

— Значит обман, — это уже не я, "рэпер". — Скрыли девочку и всё. Люди они ведь тоже не дураки, опасность порой лучше нас чувствуют.

— Если бы ты прочёл отчёт, — зашипел "визитка", — ты бы знал, что мы этот офис через час обыскали. Всё проверили, от туалета до внутренней документации. Единственную девушку, которая там когда-либо работала, зовут Мария Сигизмундовна и ей шестьдесят три года. А от той, на которую Шас запал, ни следа!

— Неужели и запах исчез? — хмуро вопросил "бомж".

— Говорю же — ни-че-го!

Мама, мне плохо. Нет, в самом деле плохо. Это же он про мою контору рассказывает. Это к нам такой плечистый дёрганый парень с разбитым ноутом приходил. И Мария Сигизмундовна... Мамочки!

— Крис? — позвал кто-то. — Крис, что с тобой?

Что со мной? Сказала же, плохо. Очень...

— Крис!!!

Очнулась я в огромной кровати, под лёгким атласным одеялом. Далеко не сразу сообразила, что эта тускло-освещённая спальня мне знакома...

— Ну наконец-то, — прошептали рядом.

Я повернула голову и... в общем, зеленоглазого брюнета тоже не сразу опознала.

— Что случилось? — собственный голос прозвучал незнакомо, хрипло.

— В обморок ты свалилась, — сказал предельно серьёзный Глеб.

— Почему?

— Не знаю. Думал, ты объяснишь.

— Я?

Шеф молчал довольно долго — то ли думал, то ли слова подбирал.

— Крис, я действительно не понимаю причину твоего обморока. Я хочу услышать... если не объяснения, то хотя бы версию.

— А водички дашь?

— Прости, — Глеб заметно растерялся, — я как-то не подумал. Сейчас.

Шеф скатился с кровати — сам он поверх одеяла лежал, и даже одет был, в отличие от меня — и поспешил к двери. Я же свернулась калачиком и задумалась, а действительно, почему? И тут же поняла — этот обморок зрел давно.

Слишком серьёзные перемены в жизни, и слишком резкие. Пожалуй, я должна была свалиться гораздо раньше, ещё при первом посещении... нового рабочего кабинета. Информация, которой поделились на заседании, просто добила. Вот только озвучить такую версию Глебу я не могу. Или..?

— Держи, розочка моя, — прошептало начальство. Очень незаметно подкралось, совсем как... впрочем, ладно.

Я привстала, поднесла к губам стакан с минералкой. Потом снова на подушки откинулась и сказала:

— Слишком много информации.

— То есть? — изогнув бровь, вопросил он.

— То есть... я догадывалась, что всё не просто так, что вы имеете куда большее влияние, но чтоб настолько! А ещё узлы эти... Кстати, про Данилова мне так и не рассказали, что там? Как так получи...

Договорить мне не дали. Глеб приложил палец к губам, но выглядел при этом таким серьёзным, таким хмурым.

— Крис, не лги.

Ровно после этих слов, очнулась интуиция. Вернее очнулась и завопила, что мы палимся! Вот только в чём именно, не сообщила...

— С чего ты взял, что я лгу? — спокойствие, только спокойствие! А дрожащих коленок под одеялом не видно!

Зеленоглазый детектор лжи молчал довольно долго, сказал прищурившись:

— С того, что всё озвученное на заседании, ты знала.

Я?! Знала?! Но ведь эта информация не моего допуска! М-да, а палево, похоже, серьёзное.

— Тебя задело что-то конкретное, — продолжал давить шеф. — И мне кажется, это был рассказ о неком оборотне, и некой ремонтной конторе...

Приличные слова кончились, остался мат. Отборный такой, ядрёный. Ведь единственным, кто мог поделиться со мной столь закрытой информацией, является шеф! И просвещал мою скромную особу, разумеется, тайно! А потом повёз на заседание, где... Ух! Да если бы они поняли, что я в курсе, мне бы голову открутили! Вон как выспрашивали! И даже... Стоп. Мегера что? Мне подыгрывала?

Нет, я решительно ничего не понимаю.

— Да знала, но не осознавала. Видишь ли, одно дело слышать подобное от любимого, и совсем другое...

Глеб застыл, взгляд стал острее бритвы. Говорить, когда на тебя смотрят вот так, до безумия сложно — не удивительно, что слова колом в горле встали.

— Любимого? — тихо переспросил он. — Крис, ты сейчас серьёзно?

Интуиция на этот вопрос среагировала странно. Как будто скукожилась и руками прикрылась. Кажется... кажется сейчас что-то будет.

В глазах Глеба появились до боли знакомые алые всполохи, губы дрогнули в улыбке. И столько в этой улыбке искренности было, столь счастья.

— Кри-ис... — хитро протянул он. — Кри-ис, скажи, что мне не послышалось.

— Послышалось! — горячо заверила я и нырнула под одеяло.

Мама! Это что же получается? У нас эта, как её, большая и грязная, а мы... о чувствах никогда не говорили? Быть такого не может!

Под одеялом было темно и классно, но ровно до того момента, как Глеб придвинулся вплотную и, положив руку на попу, попросил:

— Кри-ис... а скажи ещё раз, а?

— Ни за что!

— Кри-ис... — за попу уже не держались, её поглаживали.

Тело, вопреки остаточной дурноте, начало пламенеть, а потом меня словно колодезной водой окатило. Я отбросила одеяло, села. Что именно в этот миг на моём лице отразилось — не знаю, но Глеб замер и нахмурился.

— Почему ты промолчал, когда Мегера меня оскорбляла?

На мой вопрос зеленоглазый ответил не сразу...

— Потому что.

Там, в кругу странных личностей не пойми каких рас, было обидно. А здесь, в спальне моего нового дома, стало больно.

Ещё пазл сошелся. Глеб привёз на заседание, где меня вполне могли придушить, за то, что знаю лишнее. Он сделал это не потому что хотел подставить и избавиться, просто Глеб с тамошним датчиком правды договорился, с Мегерой. Брюнет убеждён, что Мегера оказала ему важную услугу, прикрыла мою ложь. Ну а тем, кому задолжал, не хамят. Именно поэтому он не среагировал на выпад.

Вот только я не лгала, когда говорила что о коврах и узлах ничегошеньки не знаю, Мегера никаких услуг не оказывала. Зато теперь она в курсе, как Глеб заблуждается на мой счёт. Она может выдать меня начальству и вот тогда... тогда мне точно крышка.

Чёрт! Как всё-таки неприятно быть самозванкой!

— Значит, вот что тебя так сильно расстроило... — прошептал Глеб.

Я вздрогнула и во все глаза уставилась на того, кого Арсений назвал высшим инкубом.

— Крис, я... извини.

— Извини? Ты думаешь, обморок спровоцирован твоим молча...

Он снова приложил палец к моим губам, сказал едва слышно: