Я нахмурился. Что значит 'до сих пор'? А затем запоздало вспомнил, что на момент бегства девчонки с узаши занимались лекари, так как зверь едва не выгорел от чрезмерной эмпатической нагрузки, которую ему не с кем было разделить. Отрицательно качнул головой:

— Нет, с ним занимается Связующий, Лекарь Душ.

— Ты что с ним опять сотворил, ванькин сын? — Прищурив глаза, змеёй прошипела землянка.

Я чуть сморщился, выражая недовольство по поводу прозвучавшего оскорбления, но вслух предъявлять претензии не стал. За время, проведенное в обществе девчонки, мной неоднократно подмечалась несдержанность ее языка в мгновенья крайней эмоциональной напряженности. Увы, но попытки указать землянке на неприемлемость подобного поведения приводили лишь к насмешкам и подтруниваниям с ее стороны. Сейчас же мне абсолютно не хотелось провоцировать девчонку, непосредственность которой порой доводила меня до состояния неконтролируемого бешенства. Если раньше я был хозяином положения и мог заставить ее замолчать с помощью угроз, то теперь условия не позволяют мне заткнуть ее маленький ротик грубостью. Правда, я вполне могу отказаться от разговора в аналогичном тоне, но тогда и мне не выведать у нее ничего полезного. Стоит ли портить отношения с единственно возможным источником информации, или разумнее станет не замечать некоторых несовершенств такового?

Решительно усмирив недовольство, я заговорил:

— Часть моей вины, несомненно, присутствует. Тем не менее, и ты не безгрешна, женщина. Кадолу не дает покоя начатая инициация, которую ему не удалось завершить. Невозможность окончить образование новой связки неуклонно сводит его с ума. А что именно послужило тому причиной, моя невнимательность и отстраненность или же твоя эмпатическая глухота и неосмотрительное проявление заботы, — уже не играет роли.

Некоторое время землянка молчала, буравя меня задумчивым взглядом фиолетовых глаз. Не ведаю, что творилось в ее взлохмаченной головке. Мне не дано постичь образ мышления людей, а этой конкретной представительницы человеческой расы особенно. Но спустя пару минут тишины она все же ответила:

— Теперь то же самое, только в упрощенном варианте. Что ты имеешь в виду, Миарон?

Я глубоко вдохнул и медленно выпустил воздух через нос, стараясь вернуть покой в смятенную душу:

— Что ты знаешь об отношениях между двумя звеньями связки?

Девчонка пожала напряженными плечами:

— Достаточно, мне Гровшиш рассказал. Но какое это ко мне отношение имеет? Я же не шикар, да и связаны вы уже...или нет?

— Да, так и есть, — рассеянно отозвался я.

Воспитание не позволяет мне выведывать содержание той удивительной беседы, состоявшейся по велению Учителя. Кто я, чтобы судить о решениях джеджиеров? Но все же слышать истинное имя наставника из уст землянки, которая не представляет, какая великая честь была ей оказана и не стремится проявить даже малой крохи положенного почтения, до сих пор остается для меня дико. Стал бы Учитель называть свое имя, зная, что неразумная землянка станет швыряться им налево и направо? Или же все действительно проще, нежели я привык верить? Личные имена наставников не известны нам только потому, что мы попросту не отваживаемся спросить? 'Им нужно просто задать вопрос и получить ответ,' — произнес тогда мудрый джеджиер. Неужели Учитель прав, и в своем слепом почитании мы перестали замечать нелепость собственного поведения? Ведь это так просто, спросить и получить ответ. Но почему я только сейчас начал понимать это? Почему для того, чтобы осознать очевидное, понадобилось вмешательство бесцеремонной девчонки? Неужели мы и впрямь настолько закостенели в установленных собою рамках?

— Я не Связующий, не могу назвать причин. Однако случилось так, что Кадол начал формирование новой связи, при этом не отказываясь от существующей. Такого еще не было. Моральные терзания, разрешить которые он не в силах, с каждым днем все ближе подводят его к безумию. Узаши не может отправится на твои поиски, ведь для этого ему требуется покинуть меня. Но и нахождение рядом со мной, не ведая, где и что с тобой, причиняет ему не меньше страданий. Он ежечасно отправляет зов, но разум твой надежно защищен рунами, глух к его крику. Зверь мечется среди двух огней, не имея достаточно воли отказаться от одного в пользу другого. Теперь тебе понятно?

Девочка молча кивнула, не сводя с меня растерянного взгляда, а ее руки беспрестанно теребили пуговицу мятой рубашки. Я видел, как в ее остановившемся взоре мелькали отголоски мечущихся в голове мыслей. Она искала выход и не находила его. Подавил рвущийся с губ мрачный смешок: в течение этих долгих месяцев я сполна осознал всю тщетность поисков решения, что устроило бы каждого из нас. Однажды попытался дать узаши свободу, отпустить, подарить согласие на расторжение связки. Увы, мои действия, сколь не казались мне оправданными и верными, Кадол расценил иначе. Зверь решил, что он вынудил меня. Что я устал от сложностей, которые привнесли в нашу жизнь его терзания и самобичевание. Что не желаю видеть рядом с собой в связке бракованное звено, от которого больше вреда, нежели помощи. И хуже всего, что частично он был прав и отлично чувствовал свою правоту. Чувствовал мои невысказанные желания, что я упорно старался не выпускать из потаенных закоулков разума. Прятал, втаптывал на самое дно, прекрасно отдавая отчет, что для звена собственной связки они очевидны, равно как содержание страниц много раз перечитанной книги...

Да, я переживал за целостность личности, здоровье и благополучие узаши. Но постоянно угнетенное состояние его души, что нам волей-неволей приходилось делить поровну, нередко мешали продуктивной работе и, что в несколько раз неприятнее, порой вынуждали срывать раздражение на подчиненных. Конечно, я мог отгородиться от наплыва нежеланных эмоций, обречь зверя в одиночестве переживать свалившиеся на него невзгоды, перекрыть канал для оттока негатива. Но воспоминания о том разе, когда моя отчужденность едва не стоила Кадолу жизни, не давали пойти на крайние меры. Приходилось терпеть. Стискивать зубы и ждать, пока в душе узаши улягутся особо острые приступы подступающего безумства. В эти моменты я не мог думать о работе, только зажмуриваться, сжимать пальцами пульсирующие от боли виски, и глухо порыкивать, давя внутри навязчивое желание покончить со всем раз и навсегда. Причиненные мне мучения приводили зверя в настоящее исступление, троекратно усиленное собственной беспомощностью и неспособностью это прекратить.

— Что мне делать, шикар? -Тихо спросила девчонка, сжав побелевшими пальцами несчастную пуговицу. — Вернуться с тобой? Нейтрализовать защитные руны? Как ты себе это представляешь? Спрячешь меня в чулан? Пересадишь кожу на спине? Воскресишь Миарона, что заговаривал мою защиту? А знакомым будешь представлять меня как комнатную собачку экспериментальной породы? Скажи, как я могу помочь, и я помогу.

На сей раз настала моя очередь понуро молчать. Мне легко обвинять землянку в том, что своими действиями она спровоцировала узаши на беспрецедентную инициацию. Конечно, ведь это гораздо проще, нежели целиком и полностью признать вину за собой. Отоль, как же глупо все это! Как мерзко от гнетущего ощущения бессмысленности, ненадобности этого разговора!

Внезапно блестящие глаза девчонки чуть расширились:

— Ох ты ж..! А не меня ли ты искал в мертвом лесу? Мне, конечно, лестно внимание Императорского Миарона, но блин! Не могла ведь я в тебе так ошибиться?! В одиночку, без защиты, по мертвому лесу...нет! Миарон, скажи, что я ошибаюсь!

— Ты ошибаешься, — сухо уронил я. — Мое нахождение там просто случайность.

— Ага, — ядовито хмыкнула землянка. — Приступ лунатизма. Пошел ночью водички попить и на те! В мертвом лесу проснулся! Эх ты, Миарон, умеешь же настроение изгадить... Чего хоть не сбежал? Не наколдовал светящуюся дырку да не ушел? Почему не наколдуешь сейчас? Ты же маг!

Уже набрав в грудь воздуха для ответа, я осекся. Со стороны коридора, оттуда, куда не дотягивался мой взгляд, послышались тихие шаги, а вслед за ними неразборчивый разговор и скрежет отворяемого запора. Не мешкая, я отступил в тень, тогда как девчонка споро поднялась на ноги.

— К нам гости, — озвучила она очевидное и торопливой скороговоркой добавила: — Для завтрака еще рано, так что это наверняка по чью-то душу. Надеюсь, по твою. Не делай глупостей, шикар. Даже если ты нейтрализуешь охрану у двери, наружу тебя не выпустят. Да ты и сам не сообразишь, куда идти. Как я понимаю, с магией у тебя не все гладко. Не дергайся сам и не подставляй меня.

Приглушенные шаги мягко прошелестели по каменному полу и замерли напротив. Вопреки ожиданиям, пришелец уделил мне лишь мимолетный косой взгляд, настороженный и полный неприязни, а затем обернулся к напряженной девчонке. По спине тут же пробежала волна неприятной дрожи. Это будет не просто: одно дело вынести дозу положенных измывательств вкупе с унизительными насмешками на своей шкуре, но совершенно иное видеть, как то же самое проделают с ней. Смотреть, не имея возможности помочь, облегчить боль, утешить. Отоль, за что ты так с нами? Быть может, я заслужил твою немилость, на моей совести много поступков, о которых не хочется вспоминать. Продиктованные долгом и волей Раффа Императора, совершенные во имя блага нации и будущего зеленого мира. Есть и те, что касаются исключительно меня, моих представлений о возмездии и справедливости. Но за что ты испытываешь ее?

До боли сжав кулаки, я приготовился к самому страшному испытанию в своей долгой жизни. За всем тем мне вновь пришлось удивиться.

— Машенька? — Чуть слышно шепнул стоящий спиной ко мне мужчина, и столько нежности и потаенной грусти было вложено в это короткое слово. В душе моей кольнуло острой иглой и неприятно заныло. Нахмурившись, я попытался проанализировать незнакомое чувство. Откуда оно взялось? Почему мне вдруг стало неприятно слышать неподдельную заботу к девочке в голосе постороннего мужчины?

Мария потрясенно застыла:

— Антон? Ты что здесь делаешь?!

Глава 7

— Антон? Ты что здесь делаешь?! — Изумленно выдохнула землянка и подалась ближе к решетке.

Мужчина мягко рассмеялся:

— Я до последнего не верил, что это действительно ты, Маша!

Девочка не ответила, лишь подозрительно хлюпнула носом и суетливо утерла рукавом повлажневшую щеку.

— Ну-ну, перестань... Перестань, слышишь? Все будет хорошо. — Мужчина неловко погладил ее сомкнутые на решетке пальцы. — Мы вытащим тебя отсюда, веришь?

— Конечно верю, дурачок! — Сквозь слезы рассмеялась землянка. — Решил, что я отчаялась вконец? Я просто очень рада тебя видеть, Антоша! Живым, здоровым, все таким же красавцем как раньше...

— Что ж мне сделается? — Смущенно усмехнулся юноша.

Да, теперь я определился с ощущениями. Передо мной стоял все же юноша, а не заматеревший мужчина в годах. О том недвусмысленно намекала его нервозность и дрожащий, словно от старательно сдерживаемых чувств голос. Похоже, юноша испытывал к хитрой девчонке отнюдь не дружескую нежность, и она прекрасно о том знала. По крайней мере, не отстранилась от несмелого касания, а, напротив, с готовностью прильнула щекой к подставленной ладони. Где-то глубоко мелькнула крамольная мысль, что я хочу сейчас быть на месте этого робкого юноши. Утешить расчувствовавшуюся девочку, успокоить, погладить по растрепавшимся волосам. Именно так, как часто представлял себе в самых смелых мечтаниях, лежа без сна в темной, пустой комнате...

Юноша шевельнул рукой, стирая влагу с фарфоровой щеки. Тем самым жестом, какой никогда не разрешу себе я. Так, как никогда не позволит мне поступить долг, здравый смысл и понимание, что земная девочка в жизни не примет подобного жеста от 'иномирянского сухаря'. Она совершенно права: мои соплеменники не одобрят подобных отношений, да что там! Даже я испытываю стыд и неприятие, когда эти грязные, несвойственные настоящему воину-шикару мысли посещают меня. Это неправильно, неестественно. Настоящий воин никогда не позволит женщине править его душой, сердцем, поступками. Не впустит в себя слабость. Но если уж и доведется ему оступиться, о промахе его никогда и никто не узнает. Не заподозрит, что отныне в черствой душе уже не так пусто. Ни словом, ни жестом, ни взглядом он не выдаст ту крошечную теплую тайну, что поселилась внутри. Не уронит лица, не опорочит имени своего Императора.

А два человека стояли молча, тесно прильнув друг к другу, насколько позволяла металлическая преграда между ними. Они ни капли не стеснялись своих чувств, плещущихся в звенящей тишине, накатывающих волнами, отражающихся от стен. Я был здесь лишним, нежеланным свидетелем, каковому посчастливилось наблюдать сцену единения двух родственных сердец, не предназначенную для чужих глаз. И пусть в груди стало тесно, пусть уже не одна, а десяток иголок впивались в то потаенное местечко, где жил самый сокровенный мой секрет, что грел и питал меня силой, я не имею ни малейшего права мешать. Не должен смотреть и осквернять своим взором нечто, невольно открывшееся мне. Ведь я не могу предложить ничего взамен этой странной девочке со сказочными глазами, чью судьбу исковеркала война.

Как не сложно признавать, но ее слова больно резанули по саднящей ране. Не знаю, что двигает мною и что послужило толчком к росту противоестественной симпатии, но я хотел бы укрыть ее от невзгод, забрать туда, где никто больше не причинит девчонке вреда, не заставит струиться по лицу горькие слезы. Вот только где оно, это место? На Отольде? Там мне не скрыть ее метки, не оградить от пренебрежения, насмешек и ненависти соплеменников. Запереть за крепкими дверьми своего дома? Запретить выходить на улицу? Сомневаюсь, что это решение придется по вкусу свободолюбивой землянке. Как она сказала? Собачка экспериментальной породы? Именно так девчонка и будет чувствовать себя взаперти, сидя в одиночестве, пребывая в постоянной тревоге, что рано или поздно обман раскроется. А ведь он раскроется... Сложно утаить Миароновы руны и метку класса смертника в мире, где каждый шикар имеет полномочия требовать предъявления таковых у встречного человека. Я не смогу уберечь ее от всех случайностей, то не в моей власти. Обман раскроется и тогда мне придется смотреть, как алая кровь моей маленькой теплой тайны испачкает песок 'кольца последнего вздоха'. И я никак не смогу этого изменить, а если вдруг посмею вмешаться, то стану следующим в очереди.

Закон строг. На кратковременные связи с земными женщинами воинов низших рангов глядят сквозь пальцы. Иначе нельзя -игнорирование первейших их физических потребностей приведет к недовольству, сомнениям и бунтам. Как не сильна в воинах преданность Раффу Императору, однако нужды собственного тела для многих из них все одно остаются на первом месте. За всем тем прочная связь между шикаром и человеческой женщиной под строжайшим запретом, дабы избежать нежелательного для общества кровосмешения. Наказание для переступившего закон едино. Будь ты Ратом, Окошем или Миароном, за несоблюдение прямого указа Императора тебе грозит смерть.