Жила-была девочка Маша(Осколки былого)

Маша зачерпнула пригоршню очищенной воды и энергично плеснула в лицо, разгоняя навалившуюся апатию. Почмокав мокрыми губами, девушка сочла жидкость годной к употреблению.

— Так, теперь дровишки.

Выбравшись из недр укрытия, Мария с удивлением отметила, что ночная мгла полностью оккупировала затихший лес. Благо топлива здесь было навалом. Быстро насобирав охапку сухих веток под ногами, девушка вернулась в землянку, плотно притворив за собой низкую дверь. Растопить печь не составило труда, сухие дрова занялись мгновенно. От тепла, разбежавшегося вокруг печи, да от уютного потрескивания огня в очаге и на душе стало особенно приятно.

Перелив обеззараженную воду в тонкостенный котел и водрузив сей на печную плиту, Маша занялась перевязочным материалом. Чудо-пилюля стимулятора потихоньку ослабляла влияние на организм. Силы покидали перетруженные мышцы, уступая место чудовищной усталости. Раскопав упаковку стерильного бинта в темноте кладовой, Мария воодушевленно приступила к самому важному делу.

Не было смысла кипятить и без того обеззараженную воду. Сняв подогретый котел с печи, девушка перенесла его к постели раненого. Срезав пропитанные кровью повязки, Мария повторно оглядела шикара. Навылет простреленное плечо, глубокая царапина от локтя до запястья, рваная рана в брюшной полости, и чуть не задетая пулей бедренная артерия. Если не помрет, то жить будет! Тщательно промыв все повреждения, при этом очень стараясь не намочить постель, Маша густо засыпала раны антисептиком и прикрыла тугими стерильными повязками. Все еще надеясь на хваленую шикарскую регенерацию, она не стала накладывать швов. Отерев остатками воды основные грязные разводы с лица и туловища своего пациента, Мария впервые обратила внимание на его внешность. А ведь было на что посмотреть.

По человеческим меркам все шикары без исключения считались поразительно красивыми. Даже те, что на самом деле таковыми и не являлись, выглядели гораздо лучше подавляющего большинства человеческих мужчин. Возможно виной тому был образ жизни, ведь в шикарах с младенчества тренировали воинов. Подтянутые, поджарые, высокие, мускулистые атлеты — женщины и на лица их почти не глядели, все больше фигурами и пластикой любовались! Мария не разделяла общественного мнения на счет иномирянской красоты, на то у нее были личные мотивы. Шикары буквально сводили с ума все женское население Земли. Чего стоили одни их хрустально-серые глаза и выбеленные лунные волосы, которые они, будто подозревая о влиянии на женские сердца, растили строго до поясницы. Высокие скулы, аристократические носы с легкой горбинкой, мужественные подбородки — типичное описание среднестатистического принца.

Однако шикар, доставшийся Маше, являл собою некоторое исключение от общего стереотипа. Не менее двух метров ростом, широк в плечах. Но его льняная грива доходила всего только до лопаток. Странно, Мария была уверенна, что длина волос — это непреложная дань их культуре и обычаям. За десять лет она ни разу не встречала шикара с шевелюрой длиннее или короче поясничного отдела.

Недостаток волос не единственный изъян в облике ее пациента. Загорелое до шоколадного оттенка тело шикара, а вернее плетеную гору стальных мышц без грамма жира, обтянутых тонкой эластичной кожей, сплошь и рядом испещряли мелкие загадочные шрамы. И это притом, что благодаря способности иномирян к регенерации у них не оставалось следов и от самых глубоких ран! А тут картина маслом под названием 'боевая слава матерого воина'. Даже грубые, жесткие черты лица шикара не избежали участи быть отмеченными: кривой белый рубец разделил пополам левую бровь, спустился к переносице и переполз на правую щеку до самого подбородка. Многие сочли бы это ужасным, вот только Маша видела и пострашнее, достаточно просто представить себе собственную спину. Но среди своих безупречных соплеменников воин-шикар все же смотрелся белой вороной.

— И где же тебя так угораздило..?

Глава 5. Мария

Мое тело обмякло, мышцы превратились в дряблое желе. Но я не могла позволить себе отключиться прямо сейчас. У меня оставалась еще одна, не менее важная задача — достучаться до сознания шикара, дать ему стимул бороться за свою жизнь. Дважды выронив из ослабших, дрожащих рук верткий флакончик нашатыря, мне все же удалось его открыть. Сперва нюхнула сама — полегчало... Затем сунула под нос бледному иномирянину. Шикар слабо зашевелился и попытался отстраниться.

— Эй! Эй, воин! Смотри на меня! — Я легонько тряхнула его за плечи. — Открой глаза!

Веки мужчины приподнялись, моргнули и окончательно распахнулись. Мутный взгляд невидяще ткнулся в потолок.

— Эй, я тут, прямо по курсу!

Светло-серые глаза сфокусировались на моем лице и замерли:

— Убей меня, — еле слышно выдохнул воин.

Я раздраженно поморщилась:

— Молчи и слушай. Внимательно. Ты не пленник мне, а я не твой тюремщик. Это, — я сделала неопределенный жест, обведя рукой нехитрый интерьер лежки, — военное убежище, где мы с тобой оказались по некоему неприятному стечению обстоятельств. Здесь нас только двое: ты да я да мы с тобой. Земным сопротивленцам ничего о тебе не известно. А я, в силу все тех же обстоятельств, не собираюсь о тебе заявлять. Так что, прошу, оставь свои замашки самоубийцы и позволь ранам затянуться! Глупо умирать лишь потому, что рядом с тобой оказался вражеский дезертир! Имей в виду, что в противном случае я заштопаю твои раны нитками, как проделала бы с любым своим товарищем-человеком! Мне пришлось столько поработать, чтобы сохранить твою жизнь до настоящей поры, и я вовсе не желаю, чтобы мои старания оказались напрасными!

От слабости в глазах у меня плыло, а ветхая землянка вертелась вокруг подобно карусели в детском парке моей юности. Я прижала прохладную ладонь к пылающему лбу и несколько раз глубоко вдохнула. Напрягая последние силы, я поднялась на ноги и отступила к соседней койке:

— Я все сказала. А сейчас разрешите откланяться. Что-то дурно мне...

Пол покачнулся на океанских волнах, чуть не сбив меня с ватных ног. Как я доволокла гудящие мощи до постели, остается только удивляться. Энергии не осталось даже на то, чтобы снять ботинки. Потому я ничком повалилась на койку в полной боевой экипировке: солнцезащитной куртке, грубых поношенных брюках с пристегнутой на бедре кобурой, и в грязных, пропитанных вечерней лесной росой берцах. Не потрудившись убедиться в успешном приземлении, уснула еще в падении...

* * *

Сквозь липкий сон в мое сознание ворвались странные, шуршащие звуки. Отработанная за десятилетие чуткость не подвела даже сейчас, в бессильном дурмане после приема таблетки стимулятора. Глаза открывать категорически не хотелось, да я и не торопилась. Умереть во сне было гораздо более для меня желанно, нежели терпеть болезненный откат препарата.

Звуки повторились. Несмотря на сонливость, вялость и головную боль, я все же обеспокоилась. Если судить по самочувствию, минуло около получаса с того момента, как я погрузилась в вожделенное забытье. Но внутренние часы, скорее всего, сбились с правильного хода, не выдержав моих издевательств над организмом. Нос, уткнувшийся в стык между двумя нетесанными бревнами койки, затек до полной бесчувственности. Силясь прийти в себя, я некоторое время бездумно таращилась перед собой в затхлую, подгнившую от многолетней запущенности и сырости древесину. Состояние моего нестояния оказалось настолько плачевным, что память не сразу сообщила мне о том, кто я такая, где нахожусь и что все это означает. И когда на меня свалилось внезапное озарение, я пожалела, что вообще очнулась.

Горестно застонав, я повернула на бок голову, расслабив задубевшую шею. Шум, нарушивший мой выштудированый сон, доносился с соседней кровати. Я не могла видеть, что происходит с раненым шикаром, так как его царское ложе располагалось дальше вдоль стены, да и керосин в стоявшей на столе лампе выгорел подчистую. Потому мне осталось только строить предположения, чем вызвана повышенная активность пришельца: шелест одеял и невнятная тихая ругань сквозь сжатые зубы немного утешили мое эгоистичное я. Это так здорово, когда ты мучаешься в компании! В одиночку намного обиднее.

-Эй, воин... — собственный голос показался мне чужим, так хрипло и слабо он прозвучал в кромешной тьме убежища. — Ты что там делаешь?

Звуки с постели шикара немедленно стихли.

— Сбежать, что ли, надумал?

Ноль реакции. А что ему стоило отозваться?! Сказал бы: 'нет-нет, как можно?!'. В настоящий отрезок времени меня бы это удовлетворило и позволило с чистой совестью уснуть обратно. Но пришелец-то у меня гордый! Станет он с врагом разговоры разговаривать!

— Тьфу на тебя! Вставать придется...

Медленно, сантиметр за сантиметром, я сползла с шершавой возвышенности койки и уселась попой на продуваемую сквозняком поверхность пола. Каждая клеточка гудящего тельца отзывалась тянущей болью в перетруженных, отравленных чудо-таблеткой мышцах. А грудь так и вовсе горела адским пламенем. Поковырявшись в недрах памяти, раскопала отрывочную информацию о натертой бечевкой ранке. Тогда, под действием пилюли, она показалась мне незначительной царапинкой, а сейчас ныла, словно залитая серной кислотой.

— Села...а больно то как... — прокомментировала я. — Еще рывочек, и может даже встану...

Я немного посидела, морально подготавливая себя к предстоящему подвигу. Развернув корпус на сто восемьдесят градусов, оперлась о покинутую койку и, тяжело пыхтя, выпрямилась во весь свой ста пятидесяти сантиметровый рост. Да, я не внушаю врагам ужаса своей худощавой и низкорослой фигуркой. Вздумай я в рукопашную напасть на двухметрового шикара, у меня будет лишь один шанс его победить — уморить хохотом. Ну и ладно, я уже упоминала однажды, что мой талант заключается не в физическом превосходстве, а в тактическом даровании. Моя задача — строить далеко идущие планы и порой украдкой пострелять из-за густого куста. Ходить в рукопашную дело больших, сильных и смелых мужчин. Как и таскать по пересеченной местности откормленных не в меру раненых.

— Ууу... — с безграничной жалостью к себе любимой протянула я, выпрямляя сведенную судорогой спину. — Все мои страдания из-за того, что один молчаливый шикар слишком много ест! Ай!

Я запнулась о покосившийся стол и зашипела. Вчера (или все-таки сегодня?) в удаленном от стола углу я пристроила вожделенную канистру с топливом для чадящей керосиновой лампы. Найти на ощупь крошечный фонарик не представлялось возможным, я категорически не помнила, куда сунула его перед сном. Через несколько осторожных шагов с вытянутыми вперед руками, я наткнулась на стену. Уже неплохо. Слепо нашарив угол, выругалась, угодив растопыренными пальцами в липкую паутину. Нет, паутина меня не пугала, а вот ее непосредственный хозяин с детских лет повергал в дрожь.

— Канистра...где ты? Ага, вот! Ааа!!! Он ползет! Ползет!!!

На какое-то время мы с рассудком разминулись. Я увлеклась хаотичными прыжками на месте с попеременными вскриками и хлопками по всем доступным частям тела. Дело в том, что паук в той памятной паутине вовсе не дремал. Не знаю, что он себе напридумывал, может, решил, что такой огромной мухи как я ему на всю жизнь хватит? Может, мстил за поломанный дом? Или же просто с перепугу заскочил ко мне на руку. Шутка ли: ночь, темнота, тишина — и тут к вам в новенькую паутинку лезет дезертир с пистолетом! Как бедняга вообще от разрыва сердца не скончался? Но когда я почувствовала суетливое прикосновение его восьми мохнатых лапок к своей обнаженной шее, разум мой (если таковой когда-либо присутствовал) ухнул в пучину паники. Война войной, но и некоторые женские фобии мне не чужды.

Проделав все соответствующие поводу процедуры, а именно: всласть поматерившись, поскакав, стянув куртку и взлохматив волосы, я обнаружила, что в помещении вовсе не так темно, как было всего мгновение назад. Сердце все еще бешено стучало в груди, но мозг уже анализировал природу слабого зеленоватого мерцания у меня над головой. Узрев источник, я окончательно избавилась от истерики, сменив ее на парализованное, благоговейное оцепенение. В центре комнаты, под низким потолком, висела крошечная светящаяся сфера, источавшая грязно-болотистое свечение. Я слышала, что шикары так умеют, но ни разу мне не приходилось своими глазами видеть осветительный огонек. Страшно, но очень классно!

— Так ты маг?!

Ноги подкосились сами собой, благо рядом услужливо нарисовалась шаткая табуретка. Кое-как переварив сей неприятный факт, я трясущимися руками наладила керосинку. В то самое мгновение, когда вспыхнул фитилек древнего как сам мир осветительного прибора, зеленая сфера растаяла в воздухе. Я потрясла всклокоченными в разгар битвы с пауком волосами и, обхватив голову руками, уставилась на бледную фигуру шикара. На его лице и обнаженном торсе играли блики пламени, создавая причудливое ощущение театрализованного представления теней.

— Ну, знаешь! — Изрекла я обвинительно. — О таких вещах обычно сразу предупреждают. В следующий раз вместо 'убей меня, убей меня' тверди 'я маг, я маг'. Действеннее получится. Найдется больше желающих отправить тебя на тот свет.

Устремив взгляд немигающих глаз в бревенчатый потолок, пришелец молчал. Напряженные мышцы лица выдавали весь спектр его неприязни. Не желает говорить со мной, не желает замечать моего присутствия, словно меня и нет здесь. Словно не я из кожи вон лезу, пытаясь сохранить ему жизнь. Мне то что? Я и не ждала благодарности. Сомневаюсь, что кто-то из шикарского племени вообще знает, что это такое. Но все равно обидно. И ведь понимаю, что пришелец-маг не завяжет милую беседу с земной сопротивленкой, но хоть бы слово произнес! Можно даже ругательное, только непременно вслух! Неприятно это — чувствовать себя предметом мебелировки... Но жить можно. Уймись, Маша! Будто никогда с шикарами не сталкивалась! Но все-таки любопытно, что же он хотел провернуть, шебурша и ругаясь под своим одеялом?

За бурлящими внутри черепной коробки мыслительными процессами я и не заметила, как сильно мне нужно по малой нужде. Лишь только представив себе это, я сразу услышала настойчивую мольбу организма: ' Хозяйка! Имей совесть! Давно пора воспользоваться кустиками! Из последней мощи терплю!'. Я уже собралась последовать зову природы, как вдруг меня осенило. Шикар-то хоть и не человек, но нужду справляет так же! Наверняка он старался подняться на ноги и отправиться на поиски уборной, а самочувствие не позволило ему этого выполнить. Гордыня военного мага никогда не даст ему просить о помощи человека, к тому же женщину.

Со свистящим стоном я встала с насиженного места. В кладовой мне довелось видеть несколько емкостей, годных сослужить роль больничного судна. Вот этот закопченный котелок придется как нельзя кстати. Приблизившись к постели нахмуренного шикара, который упорно не обращал на меня своего дррагоценного внимания, я потеснила край одеяла и примостилась рядом с пришельцем. Он содрогнулся от омерзения и поторопился отстраниться к стене. Сделав вид, что не заметила гримасы отвращения, отразившегося на его искалеченном лице, вкрадчиво произнесла: