Dc - Мистер Уайт

...

В сравнении, было достаточно легко выйти на мистера Заса.

* * *

Жилой дом 29/5. Окраина Готэм-сити. 22:19.

— Ааа! Отпусти! Отпусти меня! Ты не помешаешь мне!— его зрачки были сужены до маленькой точки, инъецированные склеры широко раскрытых глаз выделялись на искаженном гримасой ярости лице. Этой ночью, встретив Мартинесс, мистер Зас пережил настоящий шок, поэтому его патология явственно всплыла наружу.— Зомби мои! Мои!

Теодор стоял прямо над ним, лежащим спиной вверх на полу в гостинице, наклонившись и впечатывая его голову одной рукой в деревянную поверхность, сжимая пальцы на его шее, парализуя и лишая подвижности тело. Эта техника не была безболезненной, но в этот раз он даже не старался выполнить ее аккуратно.

Прямо на ковре чуть дальше от них лежало тело человека, мужчины с тридцатью восемью колотыми ранами, нанесенными в брюшную и грудную область и криво вспоротым горлом. Его кровь залила собой почти всю площадь комнаты.

А еще дальше возле дивана на полу сжалась красноволосая женщина, прижимая к себе девочку одиннадцати-двенадцати лет, закрывая ей лицо своей грудью.

— Мама,— ребенок в состоянии аффекта растерянно продолжал звать свою мать.— Мама.

— Не-ет!— Зас смотрел прямо на них.— Не-ет!

Его крики были слишком пронзительными, и на это отреагировали.

В прихожей раздался грохот, последовавший за громким треском. Входную деревянную дверь выбили мощным ударом и в гостиную, быстро миновав небольшой коридор, ворвались три человека.

— Джи-Си-Пи-Ди! Никому не двигаться!— высокий рыжий мужчина с широкими усами стоял впереди всех, наводя на них ствол шестизарядного пистолета. Правый его бок прикрывала Монтойя, а слева стоял Харви. В коридоре послышался шум — топот вбегающих следом оперативников основного состава.

— Не-е-ет!!! Вы не помешаете мне! Зомби — мои, чтобы освобождать!— все еще не отводя взгляда от пары женских фигур, завопил Зас.

— Добрый вечер, детектив Гордон,— Теодор так же не стал отводить взгляда от невменяемого психа, продолжая крепко пережимать ему болевые точки на шее. Только, обозначая приветствие, коснулся свободной рукой козырька своей кепки.— Детектив Буллок, детектив Монтойя. Вы знакомы с мистером Засом?

— Не-е-ет!

— Рене,— коротко отдал приказ Джим Гордон, крепко держа на прицеле прижатого к паркету психа, который, несмотря на истошные крики, странно не пытался вырываться.

Девушка, оттянув край своего плаща, засунула пистолет в поясную кобуру и вынула наручники.

* * *

Разумеется, я сообщил отделу расследований, где искать человека, совершившего преступление предшествующей ночью. Мне было абсолютно безразлично, что успех припишут полиции. Я не гоняюсь ни за славой, ни за вниманием.

Тем не менее, задержать его мне было необходимо самостоятельно — не было гарантии, что при столкновении с полицией мистер Зас не убьет заложников, если он вообще был знаком с применением такого понятия.

Я не хочу сказать, что привык видеть трупы. Это было весьма неприятным зрелищем.

И честно говоря, в какой-то момент у меня возникла мысль сжать его шею чуть выше, а можно не сжимая, просто чуть глубже впить пальцы, а потом дернуть вниз, или же применить одну из секретных техник мастера Кириги, не оставляющую внешних следов.

Возникла и пропала.

Я не убийца. По крайней мере, не собираюсь становиться убийцей, из-за этого психически нездорового человека.

Помню, в один из редких моментов спокойствия, когда мы разделяли трапезу, сидя напротив друг друга рядом с жаровней, Леди Шива говорила мне, что любой может умереть, но Право Смерти заслуживают немногие.

Что ж, ее слова всегда имели для меня большое значение.

* * *

Жилой комплекс 'Белое сердце'. Готэм-сити. 23:02

Это было самое лучшее рождество за всю ее жизнь.

Но она никогда и никому в этом не признается. Особенно, самой себе.

Капли пота стекали по белоснежной коже, обильно спадая на красный ковер, окрашивая его в темный цвет. Ее лицо было напряжено, губы поджаты, короткие волосы полностью взмокли. Рельефные мускулы напряжены до предела, третий час поддерживая ее сильную, стройную фигуру в вертикальном положении.

Холли сдалась и упала на пятнадцатой минуте, потратив еще двадцать, чтобы прийти в себя и отдышаться. И теперь сидела в большом кресле, одной рукой почесывая за ушком Марию, а второй поедая из большой упаковки диетическое печенье. Перед девочкой что-то привычно бубнил большой телевизор, на которой ни одна из них не обращала абсолютно никакого внимания.

Почувствовав, как в ушах начинает ударными волнами гудеть приливающая к голове кровь, Селина медленно согнула свои локти, приподнимая голову, и широкой дугой опустила прямую спину и сомкнутые вместе ноги, плавно переходя из вертикальной стойки на руках в горизонтальную стойку.

Эта жуткая, горячая боль в мышцах, это предельное напряжение конечностей, поясницы, пресса, эта невероятная усталость — букет чувств, что она обычно ощущала после своих тренировок. Девушка никогда бы не подумала, что будет настолько скучать по ним. И просто детская радость, которую она испытала, прочувствовав в полной мере эти ощущения вновь была непередаваема. Возможность понять ускользающую ценность такой обыденной вещи.

Мышцы ее тела выли от боли под многочасовым давлением, дыхание заметно участилось — она довольно сильно потеряла форму за полтора месяца своей передышки. Но зато она могла дышать. Свободно дышать, а не захлебываться кровью в приступах кашля.

Небольшой дискомфорт в сравнении с тем, что ей пришлось испытать за эти самые 'полтора месяца передышки' был просто ничем.

Селина сделала глубокий выдох и в очередной раз прислушалась к своим ощущениям. Почувствовала свое тело.

Сердце бьется в груди.

Ритмично.

Тум-дум. Тум-дум. Тум-дум. Тум-дум. Тум-дум.

... Ритмично.

...

Какое...

Какое же счастье.

На губах невольно возникла небольшая улыбка, которую она никак не смогла сдержать.

Невозможно осознать всю значимость этого простого ритма, пока не лишишься его ритмичности. Пока эти плавные, последовательные удары не начнут набатом резать изнутри грудную клетку. Пока они не собьются в неправильные волны и не...

Зыбкое чувство всплыло внезапно и пробилось наружу из глубин ее разума. Тошнотворный, острый страх затмил собой все испытываемые ей чувства. И так дрожащие руки задрожали сильнее. Девушка зажмурила глаза и с силой мотнула головой.

'Соберись!'

Селина повернула голову, посмотрев на ушедшую в себя соседку по комнате. Слава богу, Холли ничего не заметила.

'Все уже в прошлом'

Да-а, все уже в прошлом.

Хорошая фраза.

Это были слова, которые произнес ей Теодор в тот декабрьский день, когда она проснулась ранним утром и не почувствовала ставшей уже привычной боли.

В тот день Холли плакала до обеда. Для ее возраста ей уже так много пришлось пережить, что Селине, взрослой девушке, стало невероятно стыдно за свои выкрутасы во время... своей болезни. Но девочка не держала это против нее, даже сквозь слезы она сказала, что понимает.

Сказала, что хочет перестать быть слабачкой, жить за чьей-то счет или быть на чьей-либо ответственности.

Сказала, что хочет быть такой же сильной, как она.

Ох, если бы она только знала.

Она ведь сильнее, чем думает о себе.

Поэтому-то Селина и вытащила ее из той передряги в Западном конце.

Но все это в прошлом.

М-м, хорошая фраза.

Теодор. Маленький мальчик, Теодор.

Уже совсем не маленький. Но все такой же, родной... единственный в ее жизни родной человек.

Этот праздник прошел, как рождественская сказка, в которую она никогда в своей жизни не верила, потому что никогда ничего не получала на рождество.

Но в этот раз...

* * *

Несколько дней назад.

На рождественские праздники весь город был окутан плотной белой пеленой. И гигантская, украшенная светящимися огнями ель на площади рядом с жилым комплексом Белое Сердце, была словно изображением из зимней сказки, или открытки: 'Счастливого Рождества!'

На площади с замерзшими фонтанами, которые ловко превратили в импровизированные катки, было полно людей. Семьи с весело смеющимися детьми, которых водили за ручки или катали на плечах, пожилые люди, и влюбленные пары, парни и девушки.

Теодор не вполне понимал, к какой категории отнести их компанию из трех человек.

Три дня спустя после той ночи, когда он администрировал Селине лекарство, девушка уже не могла сидеть дома, не смотря на все их с Холли попытки ее удержать, пока оно не возымеет полный эффект. Но продолжительное действие уже сказывалось на ее теле, снимая все негативные последствия исправлением ошибке в гене, при экспрессии которого создавался белок миотонин-протеинкиназа. Кроме того, активное вещество влияло не только на естественную регенерацию тканей, но и на стабильные популяции клеток, в данном случае кардиомиоцитов, которые уже подверглись перерождению при болезни. Простыми словами, лекарство влияло не просто на болезнь, ее причину и симптомы, а на организм в целом, программируя ДНК на возврат в 'исходное' состояние.

Селине уже на следующее утро было гораздо лучше. А спустя день она пыталась начать тренироваться.

Но все же, она едва ли вернула треть привычной физической формы, поэтому он поддерживал ее, укутанную в теплую куртку и шапку с шарфом, когда они в первый раз выходили на улицу. Как раз в праздничный день.

Холли была настолько рада, что ударилась в детство, и носилась повсюду. Они находили ее маленькую фигуру везде, куда бы ни посмотрели.

Селина смеялась. Ее искренняя радость была для Теодора сродни необъятному сокровищу.

Целый день и до самой глубокой ночи они провели вместе. Катаясь на льду, гуляя, смеясь, поедая зефирки, шоколадных мишек, слепив трехметрового снеговика, которого к середине процесса лепки два раза роняли, но все же завершив его с помощью подключившихся к процессу нескольких семей с детьми. Пообедали в украшенном к празднику любимом кафе, вспоминая все, что только возможно было вспомнить, побывали в кинотеатре на марафоне рождественских фильмов для всей семьи. Скатывались с импровизированных горок, участвовали в самых разнообразных уличных конкурсах. Даже спели в хоре рождественский гимн, который Холли безбожно запортачила, громко чихнув под самый конечный аккорд. Несколько раундов играли в снежки. Потом убегали от святого отца, нечаянно разбив витражное окно.

Веселились, радовались и наслаждались обществом друг друга. В какой-то момент, Холли даже перестала вспоминать, что он ей не нравится.

Закончив шествие праздничным салютом на многолюдной площади, который запускали почти по всему городу, вернулись в свои родные апартаменты, которые неожиданно показались невероятно уютными и домашними.

Приготовили домашнего шоколада и, укрывшись пледами, разместились в гостиной комнате рядом с электронным камином в многочисленной кошачьей кампании.

Светловолосая девочка, сегодня повеселившись за все время вынужденного простоя, потратив много энергии, не допив до конца свой шоколад, уснула прямо так.

Теодор с Селиной еще долго сидели, тихо разговаривая на разные темы, о разных вещах, или просто наслаждаясь приятной, уютной тишиной.

Поэтому, когда спокойно сидящая, обнимающая кошку девушка вдруг тихо всхлипнула, это было совершенной неожиданностью.

Но это чувство нахлынуло на нее так же неожиданно. Девушка вдруг потянулась к нему. Возможно, даже неосознанно.

Они обнялись, крепко скрепив руки, прижимаясь друг к другу.

Голова Селина легла ему на грудь. Тонкие пальцы бережно провели по ее темным волосам.

Она беззвучно плакала, он утешал ее. Ей было больно, он помогал ей справиться с этой болью.

Девушка уснула прямо на его руках.

Теодор в ту ночь не спал.

* * *

Настоящее время. Тюрьма 'Блэкгейт'. 02:15

— А-а-а!— надрывался пристегнутый ремнями к каталке Зас.— А-а! Я должен их убить! Зомби! Я занят праведной работой! Почему вы мешаете?!

Эскортируемый несколькими охранниками заключенный только, что был освобожден из комнаты, где после принятия и до перевода в блоки заключенных проводился его психиатрическая оценка.

— Запись ноль-пять. Время — два пятнадцать. Пациент отказывается идти на контакт, находясь под видимым аффективным расстройством,— собрав все листы в папку и зажав ее под мышкой, произнесла во включенный диктофон выходящая из помещения высокая светловолосая девушка в белом халате.— На лицо типичная картина бреда навязчивых идей, мании величия. Классический психопат с обсессивно-компульсивным расстройством. Новые данные по мере контакта с пациентом. Конец записи.

Щелкнув кнопкой, доктор Харлин Квинзель глубоко и устало вздохнула, а затем, оглянувшись по сторонам и убедившись, что коридор пуст, сладко зевнула, потянувшись вверх, вытягивая спину и свободную руку.

Ночные дежурства просто ужасно утомляли.

Как бы сейчас попить хорошего, крепкого кофе...

— Здравствуйте, доктор Квинзель.

— Ик!— странно дернувшись, девушка резко опустила руки, нечаянно хлопнув себя диктофоном о живот.

— Работаете без устали?— усмехнулся Теодор Уайт, обходя ее со спины и появляясь в поле ее зрения.

— А, Теодор. Здравствуй. Да, сегодня мое дежурство.

'О, господи, о, господи! Он видел, видел, видел!'

— А-а... что ты делаешь здесь?— нашлась с вопросом Харлин.

— Хочу удостовериться, что моему новому знакомому предоставили все возможные удобства. Должно быть, вы только что с ним встретились.

— О, правда,— девушка нервным движением поправила, заплетая за ухо, светлый локон, выбившийся из прически.— Вот как. Ясно. Да-да. Эм, ну и погодка сегодня, не так ли?

— Действительно,— уже открыто улыбнулся ей подросток, заставив девушку едва ли не сгореть на месте от смущения.— Что ж, приятно было увидеться с вами доктор. Мне пора. До скорой встречи.

— Да, конечно,— улыбнулась Харлин и сделала ему вслед несколько механических движений рукой.— Пока!

Посмотрев, как удаляется по мере движения по коридору невысокая фигура, и, удостоверившись, что она скрылась за двойными дверями в дальнем конце, доктор Квинзель каким-то странным образом просела, накрыв голову папкой с файлами.

'Господи! Ну, почему-у?!'

Глава 4. Будние дни.

Март. 23:16. Готэмская пристань.

— Уайт,— детектив Фласс сплюнул на растрескавшийся камень пережеванную жвачку. Достав початую пачку из наружного кармана куртки, вытащил новую, закинул в рот, зажевал, пытаясь избавиться от неприятного привкуса, который сопровождало произнесение вслух этой ненавистной уже фамилии.— Чертов Уайт.

Кто бы знал год назад, что этот странный пацан, которого втихаря подняли на смех, станет причиной такой жуткой головной боли их участка.

Широкоплечий мужчина оторвал взгляд от открытых настежь дверей десятка грузовых фургонов, внутреннее пространство которых было сплошь забито вскрытыми ящиками с 'белым товаром', и перевел его на толпу репортеров, стоящих в отдалении за желтой линией. Вспышки фотокамер, красные огоньки и подвесные микрофоны были хорошо видны даже отсюда, несмотря на то, что он стоял почти на самом краю площадки дальше переходящей в сплошной пирс.